Сборник непростой любви 4.0

      Ритуалы были обычным делом в их жизни.       Ничего слишком опасного или причиняющего кому-либо серьезный вред — темная магия всегда требует что-то очень ценное взамен своим дарам. Куда безопаснее работать со светлыми материями — энергиями стихий, силой природы, аурами людей, животных или существ.       Да, это никогда не приносило столько денег, сколько могли бы дать заказы более темной направленности, но и возвышенная ценность обычных бумажек — проблема скорее общества людей, чем нелюдей. В мире магии существуют куда более важные ресурсы, особенно для ведьм и магов, и зачастую их даже нельзя потрогать или увидеть.       Например, эмоции. Несложный ритуал, помогающий человеку найти потерянную вещь или облегчающий существу его «природные проблемы» вроде непереносимости солнечного света у вампиров, вызывает радостную улыбку на лицах обоих, а это, в свою очередь, дарит энергию и самому магу — не каждому, конечно, но особам с предрасположенностью определенно везет в этой сфере куда больше.       Хотя им не везет в других. Достаточно сложно окружить себя исключительно положительными эмоциями — ненависть, горе и разочарование все еще существуют в мире, и они оказывают не менее сильное влияние на восприимчивых. Каждый справляется с этим по-своему: кто-то просто принимает негативную энергию и уходит на время в молчаливую депрессию; кто-то пытается быстро избавиться от нее, выпуская обратно в мир в виде вспышек агрессии; а кто-то находит себе друга или партнера, который делится своими радостью и счастьем, заменяя ими весь негатив.       Многие согласятся, что последнее — самый благоприятный вариант. До тех пор, пока это работает. Пока солнце светит, а безвредные ритуалы помогают другим и вызывают на их лицах улыбку. Пока рядом кто-то настолько яркий, что никакая тьма не может преодолеть это. Что происходит потом?       Когда такой маг вдруг… теряет что-то настолько важное? Впитывающий чужие эмоции, неспособный сопротивляться своим собственным и лишенный главного источника его счастья? Все просто.       Он ломается.       А цена за темную магию перестает иметь значение по сравнению с тем, что она может подарить взамен.

***

             Мингю, закончивший обучение у своей наставницы, врывается во взрослую магическую жизнь с отличными рекомендациями и абсолютным непониманием, что ему делать дальше. А еще он хранит запасные носовые платочки почти в каждом кармане всей своей одежды и никогда не наносит макияж — даже на массовые магические вечеринки, где разукрашены буквально все. Это лучше, чем ходить с размазанной по всему лицу косметикой из-за того, что кого-то рядом бросила вторая половинка и это вызвало достаточно сильные эмоции, чтобы они энергетически задели и самого Мингю.       Нет, он не эмпат — те могут считывать чувства всего живого вокруг и даже некоторых уже не живых вещей — определенно не стоит предлагать им мясо животного, умершего не безболезненно. Мингю взаимодействует только с эмоциями людей и разумных существ, и он не переносит их на себя, не проживает сам испытанное кем-то другим, как делает это эмпат — просто впитывает в себя энергию чужой эмоции, если она достаточно сильна. Впрочем, это может быть даже его собственная эмоция — не важно, чья, главное, что энергия от нее подчиняет себе все естество Мингю и на некоторое время привязывает его к определенному настроению, поменять которое сам он совершенно не в силах.       Термин «энергетический вампир» тоже не подходит — Мингю не питается этой энергией и не испытывает в ней острой нужны. Он вполне мог бы жить и вдали от общества, если бы не был настолько социальным существом. Хотя это главный парадокс его жизни — тянуться к общению с другими, но избегать его из-за возможного влияния чужих эмоций.       Конечно, у Мингю есть друзья. Он родился и вырос в магическом сообществе, где подобные ему вовсе не редкость. Ведьмы, маги и существа в большинстве своем умеют вести себя с восприимчивыми собратьями, и это второй парадокс жизни Мингю — бояться власти энергий над ним, но расстраиваться, когда знакомые сдерживают свои проявления чувств ради него.       Мингю разрывается от противоречий его жизни, не знает, куда ему податься, чтобы наконец почувствовать свободу общения с другими без страха давления их эмоций, и слишком часто плачет.       Мингю, встретивший Сынгвана, работает в их совместной ритуальной лавке, носит с собой лишь один носовой платок и больше не боится делать макияж в тематические дни.              Это произошло совершенно случайно и не должно было перерасти во что-то большее — он просто столкнулся на улице с человеком, который пережил нечто действительно трагичное, и замер на месте, ошеломленный энергией горя, когда кто-то рядом вдруг окликнул его:       — Нет, только не это! Ты же мне всех клиентов распугаешь!       Энергия раздражения не была достаточно сильной, чтобы перебить уже охватившее Мингю настроение, но ее хватило, чтобы вернуть его в осознанное состояние.       — Ч-Что?.. — он обернулся, доставая дрожащими руками один из своих многочисленных платочков, и увидел нахмуренного парня в торговой палатке.       — Я не знаю, что у тебя случилось, но что бы это ни было — это все равно не повод остановиться прямо у моей палатки и залить своими слезами все вокруг! Позвони друзьям или семье, пусть тебя утешат — это явно поможет тебе больше! И мне.       Спешно — но безрезультатно — вытирая мокрое лицо, Мингю заметил на ткани палатки небольшую вышивку «Магическая лавка Бу». Это и некоторые ритуальные предметы на столике внутри помогли сделать вывод, что долгих объяснений его состояния не потребуется.       — П-Прости, это не… не мои эмоции, я-я… — всхлипывая, начал он, но был прерван чужим громким вздохом и закатыванием глаз.       Мингю сразу почувствовал, как к чужому раздражению внутри него добавилось и его собственное — ну в самом деле, он же не может контролировать это, неужели нельзя просто…       — Ох, ну кончено! Это же сразу меняет дело! — воскликнул парень, взмахнув руками и преувеличенно дружелюбно направившись в сторону Мингю, который по энергии в воздухе сразу понял — если и меняет, то в худшую сторону. — Они думают, что раз не контролируют себя, значит, и вовсе не виноваты в том, что портят жизнь всем окружающим, а мы должны просто принять это и пожалеть их!       Чужие слова словно спичкой зажгли воспылавшее вмиг недовольство, а чужие руки схватили и зачем-то потащили в сторону, быстро усаживая в одно из двух потрепанных кресел за ритуальным столом. Мингю даже возмутиться не успел, только рот открыл, как получил в ответ:       — И слышать ничего не желаю! У меня клиент, выскажешь все, когда я закончу!       И в самом деле уже спустя мгновение к палатке подошла милая старушка. Из чужого разговора Мингю понял, что она хотела купить успокаивающие травы от проблем со сном своему маленькому внуку. Сердитый маг неожиданно превратился в чуткого и доброжелательного продавца, который внимательно выслушал все пожелания к заказу и подробно описал свойства своего гербария, помогая выбрать самый подходящий вариант.       Растерянному Мингю потребовалось некоторое время, чтобы заметить — от горя или раздражения внутри него не осталось и следа. Мягкая энергия спокойствия и тепла заполнила все пространство палатки, а следом и его сердце.       Попрощавшись с клиенткой, маг повернулся к нему с неожиданной улыбкой на лице.       — Лучше?       Мингю лишь заторможенно кивнул.       — Одна из моих старших сестер тоже восприимчива, — как ни в чем не бывало продолжил хозяин «лавки». — Эх, это определенно вызывает у меня ностальгию — я давненько ее не навещал.       И только тогда Мингю вдруг осознал.       — Так ты… Все, что ты сказал…       — Да, я сказал все это лишь потому, что хотел разозлить тебя. Кажется, тебя сильно задело чужой грустной эмоцией, но, к сожалению, у меня не оказалось достаточно радостного настроения, чтобы перебить это. Зато раздражения хоть отбавляй — тяжелая неделя, понимаешь? И я знал, что миссис Пак определенно успокоит тебя своей энергией любви к внуку. Сестра всегда говорила, что со злостью легче справиться, чем с печалью.       — И ты оттащил меня оттуда, потому что…       — Отпечаток эмоции на какое-то время сохраняется в месте, где побывал ее источник, и тебя нужно было увести, чтобы избавить от дополнительного воздействия, — маг просто пожал плечами, словно он только что не спас Мингю от недели хандры за десять минут.       — Я… — вспыхнувшее внутри чувство благодарности оказалось так велико, что не нашлось слов, способных передать это. — Спасибо тебе, ты даже не представляешь как… как помог мне, я…       Мингю даже вскочил с кресла, словно это помогло бы ему выразиться лучше, но его быстро усадили обратно.       — Ты придаешь этому слишком много значения, парень, — лишь фыркнули в ответ, расслабляюще погладив по плечам. — Я рад помочь, да мне и не сложно. А ты лучше посиди пока, твой энергетический фон все еще нестабилен. Ты никуда не спешишь?       Даже если бы Мингю опаздывал на самое важное мероприятие в мире, он бы, не задумываясь, отменил это в тот же момент.       — Ну и отлично, сейчас я заварю тебе успокаивающий чай.       — Как… — Мингю неловко прочистил запершившее вдруг горло, — как тебя зовут?       — Сынгван. Бу Сынгван, если ты не понял это из названия несчастной потрепанной палатки, — саркастично прозвучало в ответ. — А ты?       — К-Ким Мингю.       — Очень приятно, Мингю. Что б ты знал, даже если сейчас все выглядит не очень-то и солидно — я собираюсь однажды превратить это место в самую настоящую ритуальную лавку. Все вокруг нуждаются в помощи в тот или иной момент, и я действительно верю, что родился магом именно для того, чтобы использовать свои способности во благо, — Сынгван быстро вернулся с чашкой ароматного чая. — К сожалению, их не хватит для каких-то действительно великих дел — по крайней мере у меня хватает духа признать это, в отличии от моей матери — но не очень сложные ритуалы я осилю, а значит, пока есть кто-то, кому это может помочь — я буду на своем месте. Что думаешь?       Мингю с благодарным кивком взял чашку в свои руки и, даже не успев сделать глоток, почувствовал, как что-то уже согревает его тело. Он быстро догадался, что это.       Искреннее восхищение человеком напротив.       — Я думаю, что это прекрасная цель.       И именно с этого все и началось.       Именно Сынгван показал ему, как даже на работе получать положительные эмоции — узнав, что Мингю так и не нашел свое призвание из-за страха столкновения с плохими энергиями, он сразу предложил работать вместе, ведь клиенты «Магической лавки Бу» почти всегда оставляют после себя лишь признательность и удовлетворение. Вдвоем они смогли накопить на небольшое уютное здание в два этажа, и Мингю впервые за всю жизнь расплакался из-за собственной светлой эмоции — эмоции счастья от вида новой вывески, где Сынгван, не сказав ему, вывел «Магическая лавка БуГю».       Именно Сынгван стал для него зеркалом от тех редких клиентов с плохим настроением и простых прохожих на улице — он оказался очень эмоциональным существом, без труда перебивающим чужой негатив своей положительной энергией. Радость, веселье, доброжелательность, нежность — Мингю привык впитывать все это, находясь рядом с ним. Даже раздражение перестало быть чем-то отталкивающим, ведь возмущающийся Сынгван похож на милого нахохлившегося воробья, и Мингю совершенно не против позлиться вместе с ним, если в поле его зрения будут мелькать эти очаровательно надутые губы. Конечно, никто не способен испытывать только счастье, и даже в этом комфортном месте Мингю несколько раз столкнулся с печалью и досадой, но Сынгван ни разу не спрятал от него свои эмоции, как делали это остальные его друзья. Они отгораживали Мингю от всего нерадостного, думая, что защищают его, но единственное, к чему это привело — он так и не смог почувствовать себя частью их жизни. Сынгван же открыто поделился всеми сторонами себя, позволив Мингю самому решать — уйти на время или остаться и погрустить вместе с ним. Он остался и в первый раз, и во все последовавшие. Страдать из-за эмоций любого незнакомца — это то, что Мингю действительно хотел бы перестать делать. Но плакать вместе с кем-то дорогим сердцу, чувствуя его боль на более глубоком энергетическом уровне и разделяя ее, чтобы подарить утешение — Сынгван, сам того не ведая, помог Мингю наконец понять, для чего вообще существует его восприимчивость.       Стоит ли удивляться тому, что именно в Сынгвана Мингю в итоге влюбляется до беспамятства?       Он долго ухаживает за ним и второй раз плачет от счастья, когда наконец получает ответное признание. Энергия любви надолго оседает в их лавке, пустующий второй этаж которой быстро обживается и превращается в их общий дом — место, где Мингю всегда ждет самый прекрасный маг на свете, способный одной лишь улыбкой освободить его от всего мрака собственных и чужих эмоций.       А потом Сынгван умирает.       Его затаскивают в темную подворотню в один холодный дождливый вечер из-за тех обычных бумажек, слишком переоцененных людьми, и оставляют там истекать кровью, пока Мингю готовит праздничный ужин в честь годовщины в их теплом уютном доме.       После этого мрак становится беспросветным.

***

      Мингю узнает обо всем довольно быстро, но недостаточно. Когда ошеломленная клиентка, живущая неподалеку и хорошо знающая в лицо обоих хозяев лавки, в ужасе стучится в запертую на ночь дверь, Сынгвану уже не способны помочь ни людская медицина, ни магия.       Мингю даже не сразу понимает, что произошло, растерянно слушая чужой совершенно сумбурный из-за паники поток слов и попутно думая о том, что ему, наверное, стоит пойти выключить духовку — тяжелая энергия глубокого сожаления быстрее, чем женщина вообще успела открыть рот, передала, что ужин, скорее всего, придется отложить.       — Мистер Ким!.. Там!.. Полиция и… Я с работы шла, понимаете… Иногда сокращаю по переулкам, а там… там огорожено вдруг и!.. Людей так много, а еще полицейские, и даже скорая, понимаете, я… решила посмотреть, что же… А там!.. Боже, так… так много крови!.. Мистер К-Ким, мне безумно… б-безумно жаль, я даже не… Понимаете…       — Так, давайте вы сделаете глубокий вдох и выдох и попробуете объяснить еще раз, не так быстро и без лишних подробностей, потому что пока я не понимаю вообще ничего, — встревоженно просит Мингю, уже чувствуя влияние чужой эмоции на себя и мысленно умоляя Сынгвана вернуться поскорее, чтобы обнять его и оказаться в привычном защитном коконе из утешения и любви.       Женщина замирает на мгновение, судорожно дыша, а после разрывает сердце Мингю коротким:       — Там ваш… Сынгван, он… мертв.       Время словно останавливается. А после начинает нестись с бешеной скоростью наперегонки с летящим пульсом Мингю.       Дорога до места не запоминается совершенно. Все как в тумане, он просто бежит и бежит куда-то в своей домашней одежде и тапочках, пока наконец не останавливает и не видит… красный.       Очень много красного, и все это на его милом Сынгване, бездвижно лежащем посреди мокрого асфальта.       Ноги подкашиваются, но Мингю совсем не чувствует боли, когда падает на колени. Кто-то спрашивает его о связи с погибшим и приносит свои соболезнования, объясняя, что все произошедшее — обычное ограбление, зашедшее слишком далеко. Мингю знает, что это не так — Сынгван и сам бы отдал все свои деньги, если бы у него просто попросили. Но у него не просили, его молча затащили в переулок и несколько раз пырнули ножом, прежде чем обыскать все карманы и оставить умирать в одиночестве.       Мингю прекрасно чувствует это даже среди толпы других людей — их эмоции просто не способны перебить нечто настолько сильное.       Ядовитый коктейль из страха, боли и обреченности.       Какими были последние мысли Сынгвана? Как долго он лежал здесь совершенно один, чувствуя, как вытекает его кровь и холодеет его тело? Думая о Мингю, который ждет его дома, и понимая, что тот не дождется.       Мингю вспоминает на мгновение об оставленном в духовке праздничном ужине, но лишь горько хмыкает — какая вообще разница, сгорит ли дом, в который Сынгван больше не вернется?       Но почему… именно он? Кто-то настолько добрый и светлый… никогда не использующий магию во вред и помогающий всем вокруг. Так почему же… Почему магия не защитила свое дитя?.. Светлая магия, сила жизни… Где, черт подери, она была, пока убивали ее главного последователя?!       Пока убивали… самое важное существо во всей жизни Мингю.       Он поднимается на ноги, хоть и не чувствует их вовсе, и медленно идет к телу, сталкиваясь с разными людьми по пути, но не обращая на это никакого внимания. Один из полицейских пытается остановить Мингю, говоря что-то о необходимости забрать его Сынгвана в морг, и дальше он даже не слушает, просто позволяя своей магии, уже окрашенной самой отрицательной из возможных энергией, выйти наружу и заставить всех вокруг убраться к чертовой матери.       Полиция, скорая, зеваки — все замирают на мгновение, а после растерянно уходят, не понимая, как и зачем оказались в этом месте.       Мингю быстро остается наедине со своим горем, тяжело опускаясь на впитавшую кровь землю и трясущимися руками приподнимая безжизненное тело, чтобы отчаянно прижать его к себе. Дождь уже закончился, но Мингю не нужны небеса, чтобы оплакать Сынгвана — он отлично справляется с этим и сам. Дождь в его душе не закончится уже никогда.       Мингю задыхается от слез и разрывающей изнутри боли, он буквально тонет в страданиях, поглотивших все это место и его самого.       Он кричит так долго и громко, что срывает голос, но даже тогда не может остановиться.       Проходит достаточно много времени, прежде чем Мингю наконец встает, бережно поднимая следом и чужое тело, с которым просто не способен расстаться. Они теперь оба в крови, но бушующая магия Мингю не позволяет никому обратить на них даже малейшее внимание. Ноги сами ведут его в нужную сторону, пока сознание слишком затуманено собственными и чужими эмоциями, чтобы анализировать происходящее.       Мингю знает лишь одно.       Он должен вернуть Сынгвана домой.       Привычная энергия любви в доме помогает ему прийти в себя, и Мингю вновь горько плачет над их общей кроватью, куда аккуратно укладывает Сынгвана, поместив его тело в стазис.       Запах гари и крови в этом уютном раньше месте так сильно ранит Мингю, что он, сам не понимая, зачем, избавляется от сгоревший еды и выкидывает испорченную одежду Сынгвана, с горькой нежностью и тоской смывая всю грязь с бледной кожи, которую так любил целовать, получая в ответ тихий смех или громкие стоны.       Мингю разваливается на куски скорбящего месива, способного лишь сидеть на полу у заботливо укрытого теплым одеялом тела любви всей его жизни и рыдать.       А после приходит всепоглощающая ярость.

***

      Сынгван всегда принижал свои способности и восхищался силой Мингю. Он не был справедлив к себе — уровень его магии с уверенностью можно было назвать средним — но и не знал в полной мере, на что вообще способен его верный коллега и партнер.       У Мингю никогда не было повода использовать свою магию для чего-то действительно сложного — он не стремился к великим свершениям и действительно любил работу в их ритуальной лавке.       Даже забавно, что в итоге его жизнь стала больше походить на историю становления какого-нибудь злодея.       Сынгван вряд ли одобрил бы его действия, но Сынгвана больше нет, а мрази, убившие его, все еще ходят по этой земле и думают, что останутся безнаказанными.       Мингю вешает объявление о закрытии лавки на неопределенное время и запирает главный вход.       Сборник темных ритуалов достать совсем не сложно, а призыв адских гончих требует не так много, как кажется поначалу — всего лишь кровь призывающего, человеческие кости, пролежавшие в земле не менее трех лунных циклов, и любую душу собачкам на угощение перед отправкой домой. Хотя на собак эти твари из ада похожи едва ли — Мингю точно был бы в ужасе, если бы вообще мог испытывать эту эмоцию в данный момент. Но нескончаемые горе и ярость позволяют ему спокойно следовать за гончими, пока те безлунной ночью ведут его по пустым улицам города.       Обычная съемная квартира не в самом лучшем районе, но главное — человеческом. За дверью, которая вовсе не преграда для мага — что уж говорить про гостей из царства мертвых — два простых человека.       Два простых человека, которые подумали, что раз Сынгван смог открыть свою собственную ритуальную лавку, то доход у него, должно быть, нешуточный — что неправда, ведь после достижения своей цели в виде небольшого здания Сынгван стал брать деньги только за материалы, а порой и вовсе проводил ритуалы бесплатно для действительно нуждающихся.       Два простых человека, которые слишком боялись, что маг запомнит их и найдет после, а потому решили просто убить его. Конечно, делать это без гарантии успеха они тоже опасались, поэтому обратились заранее в один скрытый подвал с темномагическими услугами, где им, даже не спрашивая, зачем, продали средство для временной блокировки магии — Сынгван и при всем желании не мог защитить или вылечить себя собственной силой, вынужденный биться за жизнь исключительно телом. Стоит ли удивляться тому, что яростный противник насилия оказался неумелым бойцом?       Два простых человека, которые при виде милых зверушек Мингю сразу упали на колени и взмолились о пощаде, сетуя на бедность и сложности заработка, что, конечно, не тронуло бы его и в состоянии, непривязанном к какой-либо эмоции — Сынгван начинал с обычной торговой палатки, черт возьми — а сейчас и вовсе было пропущено мимо ушей. Ему требовалось лишь описание их действий, чтобы окончательно решить, как именно они умрут, и они честно рассказали все, даже не подозревая, что каждым словом сдвигали чашу весов к самому неприятному варианту.       Впрочем, наверное, Мингю решил это уже давно. Он мог убить этих людей сам, мог призвать существо, которое безболезненно высосало бы их души, но нет, Мингю выбрал адских гончих, которые хорошо известны своей любовью разрывать добычу на части и пожирать заживо.       Никто в округе не слышит отчаянных криков боли, когда собачкам наконец указывают на их угощение. Мингю прекрасно чувствует энергию ужаса и агонии, поглощающую все помещение, но даже она недостаточно сильна, чтобы перебить его скорбь.       Он не беспокоится о заметании следов — от ничтожных представителей грязи человечества не остается вообще ничего.       Мингю немного задерживает гончих в связи с добавившимися переменными в смерти Сынгвана и по пути домой сжигает некий подвал вместе с его обитателем. Интересное наблюдение — горящая плоть нравится тварям из ада ничуть не меньше.              Трех душ вполне хватает, чтобы призванные создания без проблем вернулись туда, откуда пришли. Ритуал высасывает очень много сил из Мингю, и тот устало опускается на край кровати, тратя последние мгновения бодрствования на то, чтобы дотянуться до холодной ладони Сынгвана и взять ее в свою в отчаянной надежде, что сможет передать хоть немного собственного тепла.       Но спит Мингю совсем недолго. Он просыпается уже спустя пару часов, и, хотя его тело совершенно не ощущается, как отдохнувшее, разум заведен на полную и сходу диктует ему дальнейшие действия.       Мингю нужно многое подготовить.       Он спускается в ритуальный зал и вычищает его от прошлого призыва, оставляя, однако, на своем месте чашу для крови, которая раньше была обычной чашей для воды, к слову, да простит его Сынгван. Она пригодится ему снова вместе с действительно большим перечнем других приспособлений и ингредиентов… В содержании чудесного сборника ритуалов прямо за пунктом о призывах оказался настоящий подарок небес — или, скорее, места пониже, но это, очевидно, перестало волновать Мингю еще на этапе приобретения данного сборника.       Он тратит несколько дней на сбор всего необходимого, выделяя сну не более трех часов в перерывах, и в процессе успевает стереть память той самой клиентке, первой сообщившей ему страшную новость, когда она любезно приходит проведать его и делится своим благородным решением не говорить никому об увиденном до выхода официальных новостей, чтобы Мингю не беспокоили соболезнованиями раньше времени.       Ради одного из двух самых главных составляющих планируемого ритуала ему приходится попутно провести еще один призыв, но в этот раз — светлого существа. Мингю мог бы попытаться найти его в дикой природе самостоятельно, но время поджимает, а сборник оказывается полезен и в этом — едва ли существует что-то, на что неспособна темная магия, и принудительный призыв создания света, как выяснилось, точно не входит в этот маловероятный перечень.       Мингю чувствует, как что-то мягкое внутри него начинает необратимо твердеть, пока он собственными руками убивает обездвиженного единорога и вырывает ему рог, но даже тогда он не колеблется и мгновения, потому что Сынгван того стоит.       Сынгван стоит вообще всех возможных жертв, поэтому Мингю не тратит время на сомнения и когда похищает из больницы женщину, решившую сделать аборт. Вторая главная составляющая — кто-то, несущий в себе новую жизнь, и технически Мингю даже не тот, кто изначально решил эту жизнь загубить. Он просто делает то, что уже и так предначертано, попутно, правда, убивая и саму женщину, но это уже требование, которое никак не обойти. Хотя Мингю и попытался найти человека с наиболее отрицательными показателями личности, он знает, что кровь у всех одинаково красная — ее с его рук уже не смыть никогда.       Мингю уверен, что все совершенное им еще не раз вернется к нему в кошмарах, но он смиряется с этим, думая о том, какое сокровище будет держать в эти моменты в своих покрытых по локоть кровью руках.       Тело Сынгвана, бережно расположенное в центре ритуального круга с зашитыми ранами и расписанной кровью Мингю кожей, начинает накапливать в себе живительные силы, когда сам Мингю уже истрачивает едва ли не последние в себе. Ритуал завершается, и он перестает дышать в ожидании, когда сделает вдох его горе, счастье и любовь.       Окровавленный рог выпадает из руки Мингю, когда чужая грудь приходит в движение, и он бросается туда, спотыкаясь и падая, чтобы прижаться и наконец услышать долгожданный стук сердца, ради которого насильно перестали биться несколько чужих и еще перестанут в будущем.       Мингю плачет, чувствуя, как теплеет пока еще бледная кожа, и не сдерживает судорожного всхлипа, когда открываются его самые любимые в мире глаза. Сынгван слишком слаб, чтобы сказать что-то или пошевелиться, но он бросает растерянный взгляд на обстановку вокруг и обеспокоенно хмурится, когда замечает слезы на лице Мингю. Тот с улыбкой фыркает сквозь плачь — конечно же, Сынгван первым делом подумал о нем — и нежно целует чужой испачканный в его же крови лоб.       Мингю поднимает его на руки и относит в уже наполненную ванну. Он заботливо омывает все тело Сынгвана, отогревающееся в теплой воде, и оставляет мягкие поцелуи на каждом кусочке кожи. Сынгван пока не в силах долго бодрствовать и вскоре засыпает, убаюканный чужими действиями, и тогда Мингю укутывает его в полотенце и возвращает в постель.       Он быстро избавляется от всего лишнего в ритуальном зале и устало присоединяется к очаровательно сопящему Сынгвану, привычно обхватывая его ладонь своей и наконец-то не ощущая безнадежного холода.       На чужой коже… и в собственном сердце.       И Мингю сделает все, чтобы никогда больше не ощутить.

***

      Мингю просыпается действительно отдохнувшим впервые за долгое время и видит Сынгвана перед собой. Живого, дышащего Сынгвана, который мило морщится в сне и инстинктивно сжимает руку Мингю, не отпускающего его всю ночь.       Слезы вновь несдержанно катятся по щекам, а чужая ладонь оказывается прижата к искусанным в кровь губам.       Это будит Сынгвана, и тот сонно моргает, рассматривая Мингю, вопреки соленой влаге на лице улыбающегося ему со всей возможной любовью. Он мягко поворачивает свою ладонь и вытирает чужие слезы, нежно проводя по щеке. Мингю ластится к его руке, словно изголодавшийся по прикосновениям дворовый пес.       Сынгван пытается что-то сказать, но лишь закашливается от боли в горле, и Мингю сразу поднимается, чтобы подать ему заранее приготовленный стакан воды.       — Что ты сделал? — наконец звучит хриплый вопрос после пары спасительных глотков.       — Я вернул тебя, — просто отвечает Мингю.       — Я заметил, — Сынгван саркастично фыркает, и Мингю едва не плачет вновь от того, насколько успел соскучиться по этому. — Я помню, как пришел в себя в ритуальном зале. Что ты сделал, Мингю?       Он обхватывает руками лицо Сынгвана и мягко разглаживает его нахмуренные в беспокойстве брови, придвинувшись как можно ближе.       — Я… Я не мог отпустить тебя, Кван-и. Сначала я хотел просто умереть там вместе с тобой, но подумал, что могу уже никогда не увидеть тебя вновь, и это окончательно разбило мое и так уже рваное в клочья сердце, — сломлено признается Мингю. — Это так несправедливо, я ведь… Я только нашел тебя, у нас вся жизнь была впереди! Никто не заслуживает счастья больше, чем ты, любовь моя. Поэтому я решил вернуть тебя обратно, чего бы мне это не стоило.       Сынгван напряженно сглатывает и кладет свои ладони поверх чужих.       — И чего тебе это стоило?.. — тихо уточняет он, уже чувствуя, как на глаза наворачиваются собственные слезы.       Только темная магия может провернуть подобное, а она никогда не устанавливает разумную цену.       — Всего лишь половины моей жизни и некоторого количества крови, — Мингю успокаивающе улыбается. — Это ничто, Кван-и. Я мог бы отдать вообще все, чтобы ты вернулся на более долгий срок, но я прекрасно знаю, что ты не простил бы мне возвращение в мир, где меня уже нет.       — Конечно, не простил бы, — Сынгван расстроенно шмыгает носом. — Но и половина жизни…       — Маги живут достаточно долго — ты и сам прекрасно знаешь об этом. Но мне не нужно все это время без тебя, понимаешь? Даже половина жизни с тобой — это бесценный дар. Это стоит так много, а я заплатил всего лишь другой половиной жизни. И никому из нас не придется пережить другого, ведь я связал наши души, чтобы передать тебе свои года, и теперь мы просто умрем вместе, когда подойдет наш срок.       Мингю притягивает Сынгвана в свои объятия, и тот утыкается лицом ему в шею, цепляясь дрожащими от эмоций руками за спину. Мингю отчетливо чувствует каждую из них: сожаление, грусть, благодарность, любовь… Так много любви, позволяющей ему вновь дышать полной грудью.       — Ты такой дурак, — шепчет Сынгван, роняя слезы на плечо Мингю, пока тот прижимает его к себе, одной рукой обвив за талию, а другой зарывшись в мягкие пряди на голове. — Я так не хотел оставлять тебя.       — Я знаю, — мягко поддакивает Мингю, целуя его в макушку.       — Я чувствовал… как слабею. И знал, что это означает. Я пытался подняться, чтобы выйти на людную улицу и получить помощь, если… если что-то еще могло помочь мне. Я понимал, что шансы минимальны — крови было так много — но не хотел сдаваться, потому что… потому что ты ждал меня дома. Но я падал обратно каждый чертов раз, пока, наконец, ноги и руки совсем не перестали слушаться меня… — Сынгван тихо всхлипывает, и Мингю сильнее сжимает его в своих объятиях, жалея, что не может убить всех причастных еще несколько раз. — Я боролся, Мингю, так боролся, чтобы вернуться к тебе, но я… я не смог.       — Ты сделал даже больше, чем я вообще смел бы просить от тебя в этой ситуации, милый. Прости, что меня не было рядом.       — Нет, глупый, тебе не за что… — Сынгван отстраняется, несогласно хмурясь, но Мингю не дает ему отодвинуться слишком далеко и настойчиво перебивает, глядя прямо в заплаканные глаза:       — Я виноват, Кван-и. Я не защитил тебя и оставил совсем одного в этот страшный миг. Но я больше никому и никогда не позволю навредить тебе, слышишь? Поверь мне, я…       На этот раз перебивает уже сам Сынгван, обхватывая руками лицо Мингю:       — Я верю, — он не сомневается и мгновения. — Я люблю тебя.       Мингю знает. Он чувствует это буквально каждой частичкой своего естества. И он хотел бы, чтобы Сынгван тоже мог почувствовать. Не словами и не успокаивающей сказкой о цене в половину отведенных лет — этого действительно слишком мало, чтобы описать значимость Сынгвана в его жизни.       Подобный ритуал и в правду существует, но для его использования пришлось бы пожертвовать еще и их душами, что лишило бы Сынгвана возможности перерождения после смерти — будь там только душа Мингю, он бы, не раздумывая, согласился. Но душа Сынгвана слишком ценна, чтобы тратить ее на оплату, и поэтому Мингю оплатил чужими.       В проведенном ритуале он в самом деле связал их с Сынгваном с помощью единорожьего рога, вот только сделал Мингю это не для передачи своей жизненной энергии — тогда бы можно было использовать и покупной. Рог, обязательно вырванный руками самого Мингю, требовался для передачи Сынгвану чужой жизненной энергии. Беременная женщина внесла свой вклад дважды — ее собственная энергия оживила тело Сынгвана, а энергия новой жизни зарождающегося плода обманула его душу, как раз готовящуюся к перерождению, и заманила ту обратно в оживленное тело. Действие этого ритуала не ограничено по времени — в отличии от первого — Мингю нужно лишь убивать по человеку в год, протыкая жертву тем рогом, чтобы он передавал жизненные силы Сынгвану, а душу — в оплату.       Они проживут вместе свой максимум магического долголетия, пока Мингю не состарится настолько, что не сможет больше убивать, и тогда душа Сынгвана просто переродится, как и должна была сделать это изначально. Душа Мингю… вероятно, будет запятнана так сильно, что он отправится прямиком в ад. Может быть, она даже перевоплотится в демоническую — сборник ритуалов не дал никаких гарантий по этому поводу, но возможность подобного исхода описал. Мингю нравится утешать себя мыслями, что от всей светлой жизненной энергии, которую он собирается «скормить» Сынгвану, душа того вознесется до перевоплощения в ангельскую, и тогда они смогут продолжить существовать вместе в общем магическом пространстве мира.       Сынгван будет всем своим сострадательным сердцем ненавидеть его за собственную счастливую жизнь ценой множества смертей и уничтожения душ других людей, а Мингю потеряет счет своим тоскливым взглядам в сторону любимого существа, которого ему больше не будет позволено даже коснуться.       Но это потом.       Сейчас Сынгван притягивает чужое лицо к себе в хорошо знакомой им обоим отчаянной нужде, и Мингю не заставляет его ждать, чувственно целуя мягкие губы с привкусом соли из-за все еще скатывающихся вниз слез.       Кажется, после всего пережитого и еще предстоящего пережить чужие эмоции едва ли смогут задеть Мингю, как раньше, и это даже забавно — избегать их давления большую часть своей жизни, но действительно избавиться от влияния лишь путем прямого столкновения с самыми давящими их них.       Хотя это уже и не важно, ведь вряд ли в мире вообще существует что-то сильнее, чем пылающее в Мингю:       — И я люблю тебя, — пока он, отстранившись совсем немного, тяжело дышит и ловит такое же затрудненное дыхание Сынгвана своими губами.       Чужие в этот момент наконец-то растягиваются в любимую им улыбку, способную разогнать все тучи на горизонте, и Мингю обещает миру пойти на что угодно, лишь бы сохранить ее.       Или угрожает.       Ведь ритуалы всегда были обычным делом в их жизни, а у него теперь есть чудесный сборник для надежной защиты своего источника счастья.       Мингю не планирует больше ломаться.       Теперь он будет ломать.