Мачеха

Вострая на язык девушка, которая не лезет за словом в карман — это проблема любого пожилого человека, что уже имеет полное представление о жизни и прошел ее с гордо поднятой головой. Молодость цветет и пахнет, отравляя своим едким запахом и мысли, и чувства, заставляя мучиться аллергией ностальгии. Аркадия Варламовна искренне возмущается, когда тетушка Ксении, Алиса Витальевна, отвечает на бесконечные звонки от многочисленных прекрасных незнакомцев. Так не делается, в ее время было все иначе. Бегает эта Ксеня по свиданкам, неизвестно как вообще успевая учиться. Во всяком случае Аркадия Варламовна видит только эту часть ее характера и она ей не импонирует вовсе. Смотря на молодость, любой старик будет вспоминать самого себя. Так вот. Юная Аркаша была самой скромностью. — Торгуете телом, значит? — усмехается она после упоминания «Кружка Художественной Атлетики». Мелькает озорство во взгляде старательной аспирантки, которое не задевает ни одной струны в душе Аркадии, вызывая лишь раздражение. Гляделки у них долгие, при которых Алиса Витальевна качает головой и отходит в сторону. Ну не бывает, чтобы две ее соседки не сцепились языками о какой-нибудь чуши, не было еще ни разу, чтобы не стали: одна пытаться призвать к порядку, а другая отшутиться, не воспринимая ни одного слова всерьез. Демонстративно Ксеня берет в руки телефон в следующий момент и, состроив кокетливый взгляд, тянет сладко, так, что хочется зажмуриться. — Звякнуть ему что ли… на старости лет? — после этого задерживает она взгляд на старухе напротив, а потом, резко поменяв мнение, озорничает: — Да ну, пусть живет себе спокойно. — Бекки Шарп*, — срывается с губ Аркадии Варламовны, после чего она демонстративно хлопает дверью перед лицом соседки, недовольно хмурясь. Не нравится ей, когда на одно ее слово — в ответ десять. Одна у нее радость — с минуты на минуту должен заглянуть к ней Степан, пловец, спортсмен, потому человек во многих отношениях замечательный. Пример того, к чему стоило бы стремится каждому. Во всяком случае ослепленная симпатией к нему, не замечает Аркадия Варламовна очевидной туповатости этого кавалера. Ксюша же смеется, вот ей-то как раз нравится задевать спокойный, никем не нарушаемый ритм жизни Аркадии Варламовны, внося в него смуту. Уже через несколько минут звенит дверной звонок, бросается, как самая близко стоящая к двери, Ксеня открывать ее. Не сдерживает улыбки — на пороге великолепный увалень. Спрашивает Аркадию. Нет-нет да примешивается к ощущениям Ксени не только смех, но некоторая обида. Не знает почему… — А вы что ее дочь? — интересуется увалень, переступая порог. — Нет, мой дорогой, я ее мачеха, — зная наверняка, что это собьет столь прекрасную фигуру с толку. — Да что вы меня путаете? Как мачеха? — раскрывает тот глаза шире. Ксеня смекает, что это просто невероятный экземпляр, с которым определенно будет весело. Воодушевленный взгляд Аркадии Варламовны вызывает у нее не то тоску, не то смех. Вот где, как говорится, бес в ребро… Может Ксеня определиться со своими чувствами, да не хочется. Аркадия Варламовна — грозная и вредная старуха, но еще и при этом старуха, без которой мир точно был бы не тем. Быстрая задумка, как лопнувшая струна, проскальзывает в ее сознании. Не без удовольствия она берет адрес этого Степана, а потом ведет беседу с Аркадией Варламовной, которая слегка на взводе; усмехается Ксеня, когда требуют Варламовну к телефону. Решает вновь она ее огорошить. Что поделать, если хорошее настроение уже никак не собьешь, как температуру на градуснике. — А не хлопнуть ли нам по рюмашке? — откровенно веселится Ксения. В глазах Аркадии Варламовны потухает огонь ревности, уступая место искреннему интересу. Предложение, надо сказать, слишком уж нетипичное, хочется и оскорбиться, сказав, что приличные дамы такое друг другу не предлагают. И до чего же хороша эта Ксеня с другой стороны, энергичная, юная, красивая. Такой Аркадии никогда не суждено было стать. То ли дух женской солидарности прорывается в ней, то ли какие-то странные родительские чувства. Отодвигает Аркадия на второй план эти переживания, так как не узнает себя в них. Но, всмотревшись внимательно в лицо этой юной нахалки, Велюрова усмехается в ответ: — Заметьте, не я это предложила, — после чего кратко добавляет: — Идемте. Первые два тоста, конечно же, за дружбу. На втором — за любовь и мир во всем мире. А на третий потихонечку вырываются из Варламовны воспоминания юности, всматривается она вновь в молодое лицо и практически бредит. Даже позволяет себе в какой-то миг положить руку на плечо своей случайной собутыльницы. Заслушивается Ксеня, но шутит теперь гораздо меньше. «И все же замечательный человек передо мной. Нельзя таких обижать. Язык не поднимется», — спокойно размышляет она уже в некотором подпитии. Ей хорошо. И хочется, чтобы их странная компания не расходилась еще долгие часы. В принципе, так и происходит. До чего же удивлена тетушка, когда пьяно целуются две подружки, прощаясь и отходя ко сну. После этого душевного разговора что-то расхотелось Ксюше идти на танцы с этим картинным дурачком. Но сделать это надо, понимает она. Сделать прежде всего для того, чтобы отвадить Аркадию Варламовну от молодого, привлекательного, но бестолкового тела. Зачем? «А черт его знает», — стараясь не выдать смущения, думает Ксеня, а потом знакомо для себя ухмыляется: — «Да и надо же как-то мне заботиться о падчерице». На следующий день Велюрова старательно делает вид, что ничего не было. Но Ксеня, замечая, как украдкой та поглядывает на нее задумчиво, обещает себе, что еще ей об этом примирении поколений не раз напомнит.