Горько-сладкий

      — Как же это долго!       Момо не нравится накладывать макияж. Приходится долго сидеть неподвижно, смирно, безмолвно, чтобы не мешать визажисту, но без этого жизнь айдола просто не обходится. Если Юки всегда переносил эту пытку с титаническим спокойствием, даже когда кисточка щекочет подбородок, уши и веки, то сам Момо привыкал к этому долго и мучительно, сначала морщась во время каждой такой процедуры, а после пары лет — просто возмущаясь и иногда вертясь в кресле.       — Момо-сан, не дергайте головой и не открывайте глаза. Придётся начать все сначала, если кисть соскользнет.       Визажист очень строгая, всегда ворчит, как старушка, хотя ей всего-то чуть больше двадцати лет. Момо помнил её ещё практиканткой, пришедшей в Агентство Оказаки, едва закончив колледж. Бывшая одноклассница менеджера Оказаки, ее приняли по рекомендации как помощницу визажиста, а после быстро повысили как одну из армии визажистов Re: Vale. С тех пор эта девочка повзрослела, стала наглее, научилась спорить. За пять лет работы она работала с многими группами айдолов — и парней, и девушек — и все равно неизменно оставалась в составе стаффа Re: Vale, работая то с Юки, то с Момо, иногда, во время выпусков новых синглов и альбомов, имея возможность поспать лишь пару часов, заедая усталость чем-то приторно-сладким.       — Потерпи немного, Момо. — Юки, с которым работать уже закончили, мягко снисходительно улыбался. Легко ему говорить, ведь Юки гораздо более терпеливый…       — Я почти закончила. — Последний щекочущий взмах кистью, последний штрих, и пытка подходит к концу с тихим щелчком закрывающейся пудреницы. Момо наконец может вздохнуть с облегчением: даже с одеждой они так долго не возятся, как с макияжем. Даже за пять лет существования группы от этого безумно устаешь, пусть и знаешь, что всё ради того, чтобы выглядеть идеально на экране.       — Чтобы сократить время, ложитесь спать вовремя, — Визажист, собирая кисти, раздражённо вздохнула: — столько труда чтобы замазать мешки под глазами.       — Я зачитался… — Голос чуть тише: она постоянно его отчитывает, если он недосыпает, нудная. — Почему ты не ругаешь Юки, когда он мало спит?       — Потому что у Юки-сана всегда есть причины. — Девушка наконец села, вытягивая ноги: если айдолы сидят во время косметических процедур, то стаффу приходится стоять и ходить вокруг. — И он никогда не возмущается, когда его долго гримируют.       — Ага… — глубокий вздох: раз все приготовления завершены, пора выйти на съёмочную площадку. Сегодня очередные съёмки шоу, и в объективе камеры Re: Vale должны сиять, как всегда до этого — стафф уже позаботился о всех технических деталях, остальное же зависит от них самих.       — Спасибо, Сэна. — Момо подарил своему визажисту самую лучезарную из улыбок, а она отмахнулась, сладко зевая: стафф никак не мог отоспаться после напряжённой подготовки к годовщине. Даже во время съёмки подремать Сэне все равно не удастся — придется поправлять макияж, припудривать вспотевший от жары в студии лоб беспокойному айдолу. У стаффа всегда много работы, и Сэна, даже до смерти уставшая, выполняла свои обязанности в лучшем виде.       Иногда Момо становилось её даже жаль. Но эта душная вредина ни за что не позволит даже погладить себя по голове в благодарность за труд, а ведь хочется же. Разумеется, весь стафф, не только Сэна, работает напряжённо, не покладая рук, обеспечивая идеальное, как работа часов, функционирование айдол-группы, словно шестерёнки большого механизма, которых не видно под золоченым корпусом. Но с этой отстраненной и немного холодной девушкой, которая не улыбалась в ответ на улыбку Момо, а лишь снисходительно кивала и вздыхала глубоко, будто раздражённо, хотелось поладить. Она ведь хорошая — Момо знал это, наблюдая уже не первый год за её работой.       «Зрители спрашивают: какой способ вы бы выбрали, чтобы порадовать девушку?»       Подобные вопросы к айдолам — достаточно частое явление на ток-шоу, но сегодня для Момо он звучал, словно издевательство: если бы он знал ответ, то и голову бы не ломал. Пусть в этот раз первым на вопрос отвечает Юки — Момо сориентируется по ходу дела, им ведь не привыкать заканчивать мысли друг за другом.       — Возможно, стоит уделить внимание тому, что ей нравится?       —Точно, точно! — Момо об этом не думал, но теперь эта мысль казалась настолько очевидной, даже странно было, что первым это произнес Юки. — Например, подарить что-то связанное с её хобби, или съездить вместе туда, куда она давно хотела.       Или угостить её чем-то, что ей нравится — эту идею Момо приберег для себя.       Помнится, Сэна всегда ела что-то сладкое, когда уставала или недосыпала. Значит, ей нравятся десерты? В свой выходной Сунохара выбрал время и наведался в агентство и занёс угощения для сотрудников: менеджера, учителей танцев и вокала, стилистов и визажистов. Сэну найти удалось не сразу: среди макушек благодарящих, улыбающихся в ответ на улыбку Момо людей, знакомого черного с высветленными до желтизны прядями высокого хвоста не было.       Нашлась Сэна в комнате отдыха, полулёжа на диване и сладко посапывая: совсем утомилась. Даже очки сняла — положила рядом, на диван, как бы не раздавила.       Сэна чаще носила линзы, чем очки, хотя, признаться, очки ей тоже очень шли: в очках она внезапно начинала выглядеть на свой возраст, тогда как обычно низенькая ростом девушка с кукольным личиком походила на девочку лет пятнадцати. Момо нравилось смотреть на Сэну в очках, без очков — тоже. У него было много времени для того, чтобы детально рассмотреть её внешность — при нанесении макияжа ничего не остаётся, кроме как сидеть, глядя визажисту в лицо.       — Не буди её, — раз Ринто сказал, Момо не стал ее трогать: пусть спит. На журнальный столик рядом с диваном Сунохара положил маленький бумажный пакетик. Внутри — меренга, сладкое, сначала хрустящее и легко ломающееся, затем тающее во рту лакомство. Вкусно. Ей, наверное, понравится.       Ресницы Сэны мелко задрожали, веки разомкнулись. Ну, формально же её разбудил не Момо, значит, все нормально?       — Выспалась? — На губах все та же яркая и теплая, как весеннее солнышко, улыбка. Сунохара присел на диван рядом с сонной девушкой, сам не зная, чего ждёт. Наверное, результата своих стараний?       — У вас ведь выходной? — Голос Сэны спросонья слегка хрипловатый, но, наверное, именно поэтому кажущийся менее безразличным, чем обычно.       — Это акт доброй воли. Привез вам вкусняшку.       Пакет с меренгами оказался открыт, края закатаны, демонстрируя разноцветные сладкие бутоны. А Сэна почему-то вдруг взяла и рассмеялась:       — Спасибо, Момо-сан, но я не люблю сладкое.       — Как так? — Удивительно, она ведь часто ела сладости когда уставала, неужели Момо ошибся? Ему ведь казалось, что здесь допустить ошибку никак не получится.       — Сладким и печёным быстрее наедаешься, — объясняла Сэна, отсмеявшись, но всё ещё улыбаясь, впервые за пять лет, радостно. — Когда работы много, на полноценный обед времени нет.       — Вот как… Тогда что тебе нравится?       — К примеру, черный кофе.       Они впервые за пять лет говорили долго. Момо всегда казалось, что Сэна не любит разговаривать, но на деле им, кажется, просто говорить было не о чем?       Она пила горький черный эспрессо, заедая приторно-сладкой меренгой, облизывала губы, слизывая крошки и сахарную пудру, Момо же посмеивался и подшучивал в своей обычной манере над душной визажистом, которая иногда, оказывается, умеет улыбаться слаще карамели.       Юки, наверное, не поверит, когда Момо ему об этом расскажет: наверняка решит, что он все это выдумал, но ведь сейчас они взаправду общаются с холодной Сэной как давние друзья.       Оказывается, она улыбается удивительно красиво. Будто в чёрный кофе вдруг добавили сахар и сливки, смягчая горечь приятной сладостью.       Вскоре все вновь вернётся на круги своя, и всегда жёсткая Сэна, мягкими движениями растушевывая тени на веках айдола, опять будет ругаться:       — Момо-сан, ну не дергайтесь.       А Момо, сохраняя в памяти ту, сладкую, улыбку, будет горько вздыхать:       — Ну почему это настолько долго!