Грязная душа

      Занавеска трепыхается от ветра, и Гарри то и дело видит лицо тёти Петуньи, усердно готовящей обед. Она наклоняется к духовке, вытирает руки о передник и улыбается Дадли, смотрящему телевизор на полной громкости. — Тони Гвинн из Падрес Сан-Диего собирает шесть попаданий против Сан-Франциско Джайентс. Это четвёртая игра в этом сезоне, в которой Гвинн собирает как минимум пять попаданий, что соответствует рекорду Высшей лиги, принадлежащему Тай Коббу и Стэну Мюзиалу, — задорно произносит комментатор, и Дадли аплодирует, подскакивая на диване.       Тётя Петунья смеётся и внимательно слушает полный рассказ о матче, который Дадли только что посмотрел. Из телевизора доносятся отголоски хлопков и рёва болельщиков, через дорогу миссис Фигг даёт кошке чёткие указания, как приглядывать за домом, пока она дойдёт до магазина. Ветер колышет деревья.       Гарри стоит на коленях в клумбе, весь перепачканный землёй, и сжимает в дрожащих руках маленькую тяпку. Пион, который он пропалывает, пахнет приторно сладко. Его розовые лепестки уже начинают опадать, и вскоре останется лишь одинокий, суховатый стебель.       Гарри молчит. Он чувствует себя, как этот пион: почти полностью обнажённым и беззащитным.       Миссис Фигг шаркает по асфальту, Дадли громко вскрикивает, и тётя Петунья заливается смехом, совершенно забывая про курицу в духовке.       Тётя Петунья смеётся. Ветер колышет деревья. Мир продолжает существовать после того, что случилось четыре дня назад. Гарри существовать не может. Он сжимает в руках тяпку, наблюдая, как мягкий лепесток слетает с пиона и падает на землю, оставаясь в ней навсегда.       Во рту набирается вязкая горькая слюна, противно обволакивая язык, и Гарри с трудом сдерживается, чтобы не окропить пион своей рвотой. Ему плохо: хочется плакать, бежать и спрятаться.       Спрятаться от взгляда человека, который стоит на втором этаже. Чьё лицо, искажённое довольной ухмылкой, то и дело скрывает полупрозрачная занавеска.              Голубые глаза моргают, заволоченные пеленой похоти, и Гарри застывает, забывая дышать. Сердце бьётся, стучит со всей силы, пытаясь пробить рёбра и навсегда покинуть ненавистную грудную клетку.       Лоснящиеся губы растягиваются шире, и язык скользит по ним так медленно, словно время вокруг застыло.       Мир размазывается, сливаясь в сплошное пульсирующее пятно. Голос Дадли, смех тёти Петуньи, шум ветра, — звук убавляется, и Гарри слышит только, как слюна стекает по чужим губам с тошнотворным хлюпаньем.       Он сидит с идеально прямой спиной, не двигаясь и не смея оторвать взгляда от голубых смеющихся глаз. Горечь во рту выжигает слизистую и медленно течёт обратно в пищевод. Лёгкие слипаются меж с собой, больше не пропуская воздух.       Гарри открывает рот, как рыба, и задыхается, впиваясь ногтями в тяпку. Непреодолимое желание прикрыться сковывает всё тело, и хочется плакать.       Гарри молчит и мечтает исчезнуть.       Дядя Вернон улыбается и уходит. Гарри смотрит в открытое окно, следит за развевающейся занавеской и понимает, что скоро произойдёт.       Он не может противостоять происходящему. Он ждёт неизбежного.       Сердце бьётся мерно, пальцы ног отнимаются, а тошнота скользит обратно в рот, норовя пролиться сквозь крепко сжатые зубы.       Хоть на улице и достаточно жарко, Гарри кажется, что он стоит посреди ледников Антарктиды. Всё тело пронзает обжигающий холод, сжимая ледяными руками сердце. С пиона падает очередной лепесток, и Гарри хочется испариться; хочется навсегда раствориться в земле.       Он видит, как дядя Вернон заходит на кухню и что-то говорит тёте Петунье. Она улыбается и лохматит Дадли волосы, подталкивая его в коридор.       Тётя Петунья выглядит счастливой, но Гарри замечает, как она неосознанно прикрывает Дадли собой, как сжимает руки в кулаки, готовясь дать отпор. За расслабленной улыбкой стоят внутреннее напряжение и страх.       Гарри теперь хорошо распознаёт страх в других людях. Тридцать первое июля навсегда изменило не только его жизнь.       Спустя несколько минут тётя Петунья хлопает дверью машины, и внутри Гарри что-то разрушается. Мотор громыхает, перебивая шаги дяди Вернона по скрипучим ступеням крыльца.       Гарри продолжает сидеть в клумбе, будто надеясь слиться с цветами. По виску его скатывается капля пота, моча волосы и капая на плечо. Тяпка дрожит в бледных пальцах, сердце бьётся слишком громко и настойчиво, до боли разбиваясь о рёбра.       Дядя Вернон улыбается и останавливается, облокачиваясь на перила. Он вытирает пот со лба мясистой ладонью, шмыгает носом и свободной рукой касается промежности, словно напоминая о долге.       Гарри не двигается, надеясь, что земля под его ногами разверзнется. Очки покрываются сотней маленьких трещин. Дядя Вернон отражается во всех осколках.       Лучше бы стекло пронзило глаза.       Но ничего не происходит. Дядя Вернон снова трёт промежность и произносит негромко: — Пора обедать, малыш.       Гарри думает, что его стошнит, и прижимает грязную ладонь ко рту, ощущая вкус земли на языке. — Не заставляй меня применять силу, — дядя Вернон хмурится и кивает в сторону открытой двери.       Гарри неосознанно усмехается, ощущая, как горло разрывает истерика. Он встаёт, будто под Империо, отряхивает колени и медленно идёт к крыльцу. Какая-то часть сознания надеется, что тётя Петунья вернётся, но он знает, что она уехала надолго.       Ветер ласково гладит кожу. Миссис Фигг вернулась из магазина и хвалит кошку, заходя домой и бросая на Гарри улыбчивый взгляд. С трудом справившись со слезами, Гарри улыбается в ответ и вскидывает руку.       Он кричит и молит о помощи, но знает, что никто не услышит. Дядя Вернон кладёт влажную от пота ладонь на его плечо и хмыкает, рассматривая разбитые очки: — Новые придётся отработать, киса.       Гарри кивает, заходя на кухню. Его трясёт, с одежды падают маленькие комки грязи на сверкающий пол, а в горле стоят густые слёзы.       Дом отзывается тишиной, нарушаемой лишь частым сопением дяди Вернона, дышащим Гарри в спину. Ступени надсадно скрипят, и Гарри цепляется за перила, чтобы не упасть.

*****

      Гарри дрожащими руками включает воду, залезая в душ. Коленки подгибаются, по спине ползут капли пота. — Киса, быстрее, на подготовку у тебя десять минут, не затягивай, — хрипит дядя Вернон, замирая у двери. Одна рука у него в штанах, подрачивает на обнажённое тело племянника.       Гарри тихо плачет, раздвигая ягодицы и пытаясь промыть себя изнутри. Он плохо понимает, что от него хотят, ему стыдно, что дядя Вернон стоит и смотрит. Он напрасно пытается отгородиться, — глухие стоны Дурсля заполняют голову, усиливая тошноту. — Давай, малыш, делай клизмочку и пойдём. Не буду же я трахать своего мальчика грязным.       Гарри подавляет рвотный позыв, с ужасом смотря на дядю, но тот очевидно не шутит, кивая на шкаф.       Руки дрожат, сжимая непонятный шланг, грелку и прочие приспособления. Гарри испытывает страх, стыд и почти животный ужас, зная, что последует после неприятной процедуры.       Тёплая вода окатывает ноги, пока он встаёт в такую жутко знакомую позу, пока слышит, как наполняется грелка. — Да, золотко, да, малыш, — дядя Вернон стонет всё громче, разглядывая бледные ягодицы и подрагивающий живот племянника, замершего в ванне в откровенной позе.       Он почти кричит, а потом сотрясается в волнах оргазма, постукивая головой о косяк двери. Его рука почти разрывает брюки, двигаясь слишком быстро.       Гарри хочется заткнуть уши руками и сбежать. Он ничего не видит от слёз, льющихся сплошным солёным потоком. Дрожащими пальцами он нащупывает свой задний проход и засовывает туда наконечник шланга. Ему больно, и из груди вырываются давящие хрипы. — Давай, малыш, сейчас покажу, как правильно, — толстые, мокрые от спермы пальцы касаются его ягодиц, и Гарри надрывно всхлипывает, до крови прокусывая нижнюю губу.       Он видит лишь белую эмаль ванны, сливное отверстие, капли воды на бортике и свои собственные пальцы, сжатые в кулаки.       Всё только начинается…

*****

— Нет, я…я не хочу, — Гарри заплакал, закрывая лицо ладонями и вжимаясь в Драко. Его тошнило, слёзы смешивались с соплями, а виски взмокли от пота. — Я рядом, хороший мой, я рядом, — Драко нервно обнял его, оставляя горячие поцелуи на макушке и шепча что-то успокаивающее. — Хорошо, Гарри, пока достаточно. Спасибо за твои старания, я принесу воды, — мистер Трогмортон нахмурился и вышел, осторожно претворяя за собой дверь.