Грязная душа

— Ты большой молодец, Гарри, что наконец согласился поделиться воспоминаниями. Видишь, как быстро всё решилось благодаря им, — Дамблдор мягко улыбается, и его очки-половинки поблёскивают в свете канделябров. — Тебе осталось лишь дать показания в суде против Дурсля, и на этом всё закончится.       Гарри кивает, нервно теребя рукав наглаженной рубашки. Драко обещал подойти позже и встретить его у зала Суда, а потому они с Дамблдором идут по министерскому коридору вдвоём.       Мимо проходящие люди постоянно оглядываются и смотрят ему вслед, отчего Гарри чувствует себя крайне неуютно. Он уверен, что они все его осуждают, что перешёптываются насчёт изнасилования; обзывают его грязным.       От тревоги сердце бьётся быстрее обычного, а пальцы дрожат. По горлу поднимается тошнота, и Гарри прижимает ладонь ко рту, понимая, что его сейчас вырвет. — Простите, сэр, сэр, профессор! Мне надо в туалет. Прямо…прямо сейчас, — он боится не выдержать и заплакать прямо здесь, перед Дамблдором и всеми сотрудниками Министерства, но, на удивление, директор отпускает его без лишних слов, кивая в сторону туалетной комнаты.       Гарри бежит по коридору так быстро, как только может. Влетев в туалет, он бросается в первую попавшуюся кабинку и падает на колени, склоняясь над унитазом. Склизкая жижа медленно ползёт по горлу, заставляя слёзы ручьём стекать по щекам.       Он слаб. Слишком слаб для того, чтобы рассказать всем правду. Надо было промолчать. Надо было придумать путь отхода.       Гарри кашляет, склоняясь ниже, и молит Мерлина, чтобы сегодняшний день поскорее закончился. Осталось всего пара минут, и он сможет сжать руку Драко.       Драко его защитит; всегда защищает.       В висках стучат молоточки, кислый привкус во рту вызывает всё новые приступы, а живот болезненно сжимается от голода и рвоты вместе взятых. Гарри опускается щекой на ободок унитаза и немного выдыхает.       Он боится, ужасно боится вновь взглянуть в водянисто-голубые глаза дяди Вернона и увидеть в них… — Неужели в вашем чокнутом мирке есть нормальные туалеты! Надеюсь, ты, ненормальный извращенец, за мной сюда не пойдёшь! — хриплый, чуть возбуждённый голос звучит у самой двери, и Гарри застывает, как статуя.       Прошёл почти год, но воспоминания свежи, будто это было вчера. Уже понятно, кто сейчас открывает дверь и входит внутрь туалетной комнаты, кряхтя и что-то бормоча себе под нос.       Каждый шаг, каждый вздох слишком знакомы.       Гарри молчит, ощущая, как резко пересыхает в горле и, как холодеют пальцы. Он не может двигаться и лишь смотрит на белую плитку стены, надеясь, сам не знает, на что. Живот скручивает от жуткой боли, и Гарри прикрывает глаза, моля Мерлина, чтобы ему послышалось.       Шаг, второй…       Кажется, дядя Вернон заходит в туалет целую вечность.       Он замечает его сразу, прямо с порога. Кряхтение сменяется довольным кряканьем, а воздух резко выходит через широкие ноздри. — Мой малыш, — шепчут толстые губы, и капельки чужой слюны приземляются Гарри на шею. — А я-то уже и не мечтал тебя встретить. Мой прелестный мальчик.       Потная ладонь опускается на плечо, заставляя Гарри вздрогнуть. Дядя Вернон долго возится со своим ремнём, и наконец пряжка звонко падает на пол. Он чуть подталкивает Гарри вперёд, заставляя вновь унизительно выгнуться, и рывком скидывает с него штаны. — Я так мечтал о тебе, мой красавчик. О твоей текущей дырочке и сладком теле. Ты же знаешь, что был плохим мальчиком, верно? Не присылал мне фотографии, пожаловался на меня своим глупым дружкам. Когда же ты поймёшь, кисонька, что ты лишь мой? Что бы не случилось, только я могу наслаждаться твоим телом!       Гарри молчит, сотрясаясь от рыданий. Он знает, что аврор стоит прямо за дверью, совсем рядом, но вместо крика изо рта вырывается лишь сипение. Пуговицы разрываются от того, как сильно дядя Вернон дёргает его рубашку, и разлетаются по всему туалету. — Малыш, я так по тебе скучал, — хриплый шёпот обжигает ухо, заползает под кожу, и Гарри склоняется над унитазом, упираясь трясущимися ладонями в бачок и выворачивая желудок.       Он чувствует резкую боль в том месте, которое только-только зажило, и слёзы заливают лицо, мешая обзору.       Дядя Вернон продолжает шептать разные мерзости, скользя мокрой ладонью по его оголённой спине и щупая ягодицы. Он намеренно расставляет ноги Гарри шире, желая заставить его страдать, как можно сильнее.       По коже бегут мурашки, капли пота скатываются по лбу и вискам и смешиваются со слезами, стекая с подбородка. Дышать почти нечем, и с каждым толчком, остатки воздуха выбиваются из лёгких.       Расфокусированным взглядом Гарри смотрит на белую плитку и видит, как на ней появляются мелкие трещины. Толчки становятся интенсивнее, и дядя Вернон стонет ему прямо в ухо, оставляя на шее свои склизкие слюни.       От ануса боль поднимается к пояснице и окончательно замирает где-то в груди, разрывая сердце на тысячи лоскутов. Почему опять никто не пришёл? Почему?..

*****

      Гарри проснулся весь в слезах, в ужасе вглядываясь в темноту спальни. Ему понадобилось минут пять, чтобы окончательно удостовериться в том, что он лежит на их с Драко кровати в Хогвартсе.       Это сон. Всего лишь сон.       Ноги сами погнали его в туалет, и Гарри склонился над раковиной в рвотном позыве, словно во сне ему это прелести не хватило. Дрожащими пальцами он прикрыл дверь, заливаясь нервными слезами.       Дядя Вернон и его прикосновения оказались слишком реалистичными. Ни один из его последних кошмаров не был настолько правдоподобным, как этот.       Министерство, воспоминания и тот злосчастный туалет.       Гарри мельком взглянул на себя в зеркало, с ужасом замечая бледное как мел лицо и впавшие глаза. Ему казалось, что стоит хотя бы на секунду прикрыть веки, как за спиной вновь возникнет дядя Вернон. — Это нечестно, это нечестно, — включив обжигающе ледяную воду, Гарри начал умываться, не переставая плакать.       Истерика была слишком сильна, и он уже не мог остановиться. Всё тело его тряслось, а пижама насквозь промокла.       Было очевидно, что справиться со своей грязью он не сможет.       Гарри всхлипнул, шмыгая носом и устало прислоняясь лбом к стеклу. Он пытался, но этот кошмар перекрыл все сессии и всё время работы, словно их и не было. Что бы Гарри не делал, дядя Вернон продолжал находиться рядом, безмолвно ломая ему жизнь.       От ужаса и собственной слабости хотелось кричать.       И вдруг в измученном сознании всплыла фраза, которую мистер Трогмортон сказал ему в одну из самых первых встреч:

Ты не сможешь бегать всю жизнь, Гарри, ты должен быть сильнее своего страха. Никогда нельзя давать ему победить.

      Глупость. Гарри знал, что проигрывает Дурслю, ломающему его изнутри, но отчего-то слова крепко вбились в сознание, не желая исчезать.

Ты должен быть сильнее своего страха.

      Быть сильнее дяди Вернона было жутко непросто. Даже скорее невозможно. Но истерика пошла на убыль, стоило Гарри подумать о Драко, да и обо всех Малфоях в целом. Ради него они готовы были на очень многое, заботились о нём, не спали по ночам и бесконечно поддерживали. Отплатить им проигрышем было бы неправильно.       Быть сильнее страха. Гарри всхлипнул и посмотрел на себя в зеркало, приглаживая взлохмаченные волосы. Последний рывок и благодаря ему дядя Вернон навсегда скроется за решёткой Азкабана или магловской тюрьмы.       Грудь тяжело вздымалась, пальцы продолжали дрожать, впиваясь в раковину, но Гарри почувствовал себя немного лучше, даже после столь жуткого сна.       Если он не может победить страх ради себя, то он сделает это ради Драко.