Дай бой морали!

      Цинк уже было собрался проклинать будильник и бьющие сквозь веки лучи солнца, но мысль о предстоящем собеседовании подействовала отрезвляюще и заставила подняться. Ждать горячую воду было бы для 20 минут на сборы слишком большой роскошью, поэтому он, собравшись духом, встал под ледяные струи воды, наспех смывая пот и остатки сна.       Еды сегодня не нашлось, зато появилось чуть больше времени на сборы. Цинк пошутил про себя, что собирается как на свидание, надевая всё лучшее сразу: самые приличные трусы, расшитые шорты, наименее пропахшие костром и пивом, весьма чистая футболка с лого одной из любимых местных ска-панк-групп — БСП, что значит «Быстрая смерть президентам». Более «презентабельной» альтернативы в одежде у Цинка давно не было. На мгновение он подумал, что должно быть иной внешний вид прибавил бы ему шансов получить эту работу, но настоящих колебаний не возникло, и он, чуть воодушевившись от внутренней уверенности, добавил на пояс клёпаный брезентовый ремень и цепь из баночных ключей, надел самую яркую из сделанных им жилеток — в чёрно-кровавых оттенках, с кислотно-жёлтыми леопардовыми вставками по бокам и самыми агрессивными слоганами и музыкальными лого, усыпанную длинными острыми шипами на груди и плечах. «Так-то лучше, и пусть думают, что им хочется», — произнёс он вслух с надеждой удвоить свою внутреннюю силу. Зашнуровал потрескавшиеся от времени и пройденных по бездорожью километров Мартина с зелёными шнурами и окинул взглядом своё отражение в зеркале — выглядело недурно, хотя, должно быть, и не внушало лишнего доверия. Он раскидал по карманам привычный набор: ключи, нож, пачка Родопи, спички и кошелёк без единой купюры. Адрес, который назвала женщина, располагался в знакомом ему предпортовом районе — не более благополучном, чем его собственный. Он нередко бывал там у одного из старших товарищей, помогавших ему и в самые пиздецовые, и в просто безрадостные моменты. Цинк включил в наушниках ШиУВ. После короткого интро голос вступил живым ритмичным речитативом:

В эти дни. Тяжело не остаться тупицей Проснуться в обед и перекреститься Скоропостижно напиться Оскалиться в рожу сержанту полиции Эмоции кончились, маски на лицах В паху кипячённый корябает шприц Не перед кем извиниться Домой бы, в Сибирь бы, трудиться А здесь только вскрыться В столице цемента и людоедов, На Обводном, на Фонтанке, на Мойке В Девяткино или на Марсовом поле Повсюду помойка, помойка, помойка На Петроградке, на Ваське, Крестовском Во всех коммуналках, в парадных, в настойках На Дыбенко и в Автово Повсюду помойка, помойка.

***

      В это время на Западе города в небольшой, но светлой и почти стерильно чистой квартирке, Алла Евгеньевна делала то же, что и абсолютно каждое утро — занималась своим единственным сыном. Казалось, что за многие годы она отработала все действия до большего автоматизма, чем ходьбу или чистку своих зубов. Она не глядя приподняла подголовник кровати, зажав кнопку на пульте, одновременно отсчитывая капли витаминов, бесшумно падающие в стакан воды. Она обхватила его подбородок ладонью и влила в рот содержимое стакана, отчего парень поперхнулся и закашлялся: «Ну что ты опять, глотай нормально», — снисходительно и слегка возмущённо буркнула мать и рывком скинула его ноги с кровати, тут же поднимая торс. Она обхватила его худое бледное тело вокруг груди и, собравшись с силами, пересадила его в коляску. Ловко поставила ноги на подножки, пристегнула и поправила все необходимые ремни и повезла сына в ванную. Кирилл старался справиться со жжением в горле и не подавать виду, что испытывает дискомфорт, в конце-концов мать и без того была на нервах, и ему больше обычного хотелось спрятаться от её внимания любыми способами. «Кто бы он ни был, пусть ему будет всё равно на меня, и этого будет достаточно» — звучало в голове единственное пожелание и робкая надежда побыть наедине с собой в отсутствие матери. Коляска резко затормозила, и он больно упёрся коленями в холодную раковину.       Дорога заняла около часа, и, забывшись в воспоминаниях, Цинк незаметно для себя оказался уже около нужного дома. Он остановился у подъезда панельной пятиэтажки и достал из пачки предпоследнюю сигарету, а закурив, принялся разглядывать алкашей, собравшихся перед алкомаркетом напртив. Конечно если людей, через одного еле сидящих или уверенно лежащих, можно полноправно считать собравшимися. Когда сигарета истлела до фильтра, Цинк задрал ногу и ювелирно притушил окурок о подошву мартинов и, не обнаружив в зоне видимости мусорки, убрал его в нагрудный карман.       Бесконечно оттягивать эту светскую беседу было нельзя, и он поднялся по лестнице на последний этаж, в квартиру 43 и, прислушавшись к тишине за дверью, постучал.       Дверь открыла невзрачная среднего роста женщина с ровной осанкой и уверенным взглядом. «Егор? Проходи-проходи, ну здравствуй, — её бровь чуть подалась вверх при виде цветастого Цинка в его боевой экипировке, — я Алла Евгеньевна, приятно с тобой познакомиться, Егор. Ты не стесняйся, проходи, будь как дома тут, тебе же тут много времени проводить с Кирюшей. Он справился со шнурками на высоких ботинках, кинул жилет на скамейку и Алла Евгеньевна тут же под руку утянула его за собой в кухню. Кирюш, познакомься с Егором — он будет присматривать за тобой, пока я работаю. В глазах обоих парней читалось удивление от увиденного. Пока Кирилл переживал культурный шок от кричащего образа Цинка, тот, в свою очередь, был поражён видом хрупкого и выразительного юноши, существующего в симбиозе с громоздким электрическим инвалидным креслом. — Ну поздоровайся, — выпалила мать. — П-р-ве-т, — выдавилось глухое и от неожиданности скомканное из горла Кирилла. — Кирюша так здоровается, — поспешила объяснить мать. — Спасибо за перевод, это мне и так понятно — в порыве разрядить обстановку и вместе с тем немного осадить женщину сказал Цинк. Парень в коляске невольно ухмыльнулся.       Следующие час-полтора Алла читала лекцию по уходу, которую Цинк, хоть и старался слушать, пропускал всю мимо ушей в раздумьях об этом парне. Ему бросилось в глаза поведение матери, свойственное для типичного обращения с первоклассником, а то и глубоким дошкольником. «Сколько этому мальчику лет? Может 14 или 16, меньше не дашь. А может он просто умственно отсталый? Слюна изо рта не капает, но взгляд такой отстранённый. Должно быть он и правда вечный ребёнок» — крутилось в его голове. Выложив все необходимые инструкции, мать сообщила, что спешит по делам, и напомнила свой номер телефона, прося звонить по любому вопросу. Входная дверь хлопнула и повернулся замок, и только тогда, стоя в коридоре чужой квартиры, Цинк задался весьма «своевременным» вопросом: а согласен ли он в самом деле заниматься порученной работой?       Немного помедлив он решился зайти в комнату, где женщина оставила сына. — Ты прости, что она такая напористая, — сразу же выдал парень в коляске, оставленной посреди комнаты, — просто волнуется очень, на самом деле делать потребуется самый минимум, — его голос звучал напряженно, а речь искажалась в ритме и некоторых звуках, но была достаточно понятной. — Всё в порядке, — подозрения об умственной неполноценности развеялись так же быстро, как и появились, но вопросов меньше не становилось. — У меня к тебе будет только одна просьба на ближайшее время. — Какая? — он замер, со страхом ожидая услышать что-нибудь интимное. — Я больше всего хочу вернуться в кровать и до вечера читать книгу. Поможешь? — Да, не вопрос! — выпалил Цинк, попутно осознавая, что прослушал абсолютно все инструкции, — только вот я нихрена не запомнил этот сложнейший алгоритм. Кирилл почувствовал, что ему приятна открытость и простота парня: — Я всё расскажу, уж в этом-то я разбираюсь. Главное не волнуйся, я не сломаюсь. То, что мертво, умереть не может. Цинк нервно хмыкнул и продолжил слушать юношу. — Смотри, всё не так сложно: для начала расщёлкни все ремни и за колени придвинь меня к краю кресла. Цинк не с первого раза, но справился с ремнём на бёдрах, груди и голенях и аккуратно, поддерживая за спину, притянул парня к себе. И, пока тот на секунду растерялся от непривычной бережности прикосновений и движений, он крепко прижал хрупкую фигуру к себе, подняв в воздух, и, придерживая голову, медленно опустил на кровать. — С-па-асио, — от волнения звуки становилось сложнее складывать в слова. Все действия по сути своей были обыденными, но он отчаянно пытался вспомнить, испытывал ли он когда-то подобное странное чувство. — Да ладно тебе, в этом ничего сложного нет. Но спасибо, что объяснил. Если честно, я во всём этом полный ноль. Пару секунд парни в ступоре смотрели друг на друга, и для них это время тянулось дольше и тревожнее обычного. — А… Какую книгу тебе подать? — сейчас Цинк был рад выловить из головы совершенно любую обыденную фразу, лишь бы выкарабкаться из этого неловкого молчания. — Вон ту единственную, на столе, — указал он рывком головы в сторону своего рабочего места, рядом с компьютером лежала электронная книга, — Открой в ней последнюю. В шкафу есть подставка, справишься?       «Вот же идиот, — подумал Цинк и попытался представить, как этот парень ловко листает странички бумажной книги, легко держа её перед собой. — Нашёл что спиздануть. Молодец». Он задержал взгляд на его ломаных напряженных руках: от одного вида неестественных изгибов будто бы начинало фантомно ныть собственное запястье. Устроить всё необходимое для чтения оказалось не трудно, по просьбе Кирилла он открыл «Процесс» Кафки и, чуть помедлив, направился к дверям комнаты. — Я подожду на кухне?.. — то ли предупредил, то ли спросил он, уходя. Кирилл не отреагировал, якобы полностью погрузившись в текст, чтобы не выдать своей растерянности.