Дай бой морали!

      Комната Гвоздя — коллаж, а стены — сплошь вырезки из журналов и газет, объединённые размашистыми штрихами краски. Сиротливо забился в угол матрас, аккуратно заправленный зелёным шерстяным одеялом с рисунком огромной бежевой рыбы. Ближе к окну — акустическая гитара в броне из наклеек: «Punk’s and Skins unite», «Пацаны против хуйни» с перечёркнутой свастикой в окружении прочих рисунков и лозунгов.        Высокий стеллаж, прислонившийся к окну, завален тем, что обычно ожидаешь увидеть у такого, как Гвоздь: цепи, баллоны, ножи, молоток, пара пусковых устройств и разномастные патроны к ним, пара свёртков одежды невнятного тёмного цвета и стопка классической анархической литературы. Сам Гвоздь, так и не сомкнув глаз, лежал на дощатом полу посреди небольшого помещения, а Бридж тем временем сидел на подоконнике и был надёжно загипнотизирован экраном телефона. Последний час парни потратили на обзвон всех своих собратьев, пригодных для уличных войн. Начали они сразу после того, как воодушевлённый Гвоздь, открывший в себе второе дыхание, убедил Цинка, что теперь не уснёт, пока не «уложит спать» нокаутом пару тупых нацистов. Закончив с массовым информированием и набросав примерный план действий, решили разойтись по своим делам и собраться к наступлению темноты.       Цинк прошёл по коридору мимо двух других спален. Дверь в комнату Саржи была распахнута. Внутри — пусто. Он почувствовал, как сердце, чертыхнувшись, трижды стукнулось о рёбра. «Уроды!» — послышалось из кухни, перебиваемое истеричным смехом. «Какое там искусство, им лишь бы полюбоваться собственными самодовольными рожами!» — ругалась Илона, явно переигрывая. «И дорого у тебя стоит совершить такой акт нарциссизма?» — послышалось едва уловимо сказанное прерывистым мягким голосом. Цинк, придя в себя, метнулся по длинной извилистой кишке коридора и завис в дверях. В кухне было трое: Илона, крепко сжимая обеими руками большую кружку чая, с энтузиазмом развлекала рассказами Саржу и Кирилла. «Никакого вечного им не надо, лишь бы повесить эту бумажку в пластмассовую рамку из сетевухи на видное место и хвастаться гостям, какие они особенные и возвышенные — видите ли, вот он, их портрэт!» — издевательски продолжала Илона. Кирилл разместился в углу, а Саржа сидела рядом с ним, придеживая парня за колено. Ци сел на корточки рядом с ним:       — И нормально тебе так? — прошептал он ему, пытаясь не перебить Илону.       — Ну…       — А ремень что, для дурачков? — ворчал он в сторону Саржи, приподнимая Кирилла за подмышки, чтобы вернуть из полулежачего состояния в человеческое и фиксируя его бёдра стропой.       — Ой, а я думала, что и так нормально, разве нет?       — Да нихуя! — прошипел он в ответ.       Саржа смущённо промолчала. Цинк, сгорбившись, прикурил от языков пламени, щёлкнув ручкой газовой плиты.       ***       В безжизненную душную квартиру Цинк и Кирилл возвращались дворами, чтобы не приходилось перекрикивать вечерний поток машин.       — А если бы ты упал? Она иногда вообще не думает…       — Я сам не сказал ей, как нужно.       — У тебя ведь и так спина болела, неужели она не могла додуматься, она ведь видела, что есть ремни. Ты сколько так провёл, втыкаясь затылком в край спинки?       — Слушай, не нужно.       — Ну в смысле?       — Всё равно, куда и чем я втыкался. Мы так много говорили о разном, девчонки пели. Мне правда было хорошо с ними. За такое я бы с радостью пострадал ещё разок.       — Значит всё-таки распробовал вкус жизни? — он энергично потрепал Кирилла за кудри, — Я всё понимаю, но блять, мог бы тогда просто сказать им, раз они сами не додумались до такой гениальной вещи.       — Чувак, ты бы видел, как Сара меня пересаживала. Хотя ты бы, наверное, не выдержал.       — Ой, бля…       — В общем, не хотелось ей усложнять задачу. Не расшиблись, и хорошо. Она молодец.       — Ты слишком заботишься о других.       — Ну… а другие слишком заботятся обо мне.       Цинк покачал головой. Темнело, понемногу начинался дождь, больше походивший на мокрый ветер. Цинк натянул на Кирилла капюшон.       — Напишешь мне после вашей вылазки, когда будешь дома?       — Честно говоря, у меня совсем нет сил возвращаться домой.       — В этом я с тобой солидарен, — спокойно сказал Кирилл, но, ещё немного подумав, добавил: — Тебя ведь дома избили, верно?       — Чего? — возмутился Ци, — Ну… не избили и не меня, но да, по касательной слегка задело. Ты откуда узнал?       Кирилл медленно пожал плечами:       — Просто так подумалось, что раз ты не захотел мне говорить, то эта история наверное не из лёгких. А что может быть хуже, чем быть уязвимым в собственном доме?       — Иногда мне кажется, что дома у меня нет, — с сожалением заключил Ци.       — А мне — что у меня только дом и есть. В смысле, раньше так казалось.       Они практически синхронно нервно хмыкнули.       — С одной стороны, такому, как у тебя, домашнему очагу строгого режима правда не позавидуешь, но, если честно, что-то похожее на комфорт я ощущаю только в двух местах: у тебя и иногда — у ребят. Но у них тоже не без нюансов, коммуной жить непросто, а тусить там в гостях — это ещё сложнее.        — Если бы я мог устроить свою жизнь сам, я бы постарался свить подобное гнёздышко.       — Как у них? Ну это скорее целое ёбаное гнездище для птеродактилей и других специфических тварей. Я со всей любовью говорю, честно. Просто тебе ещё повезло: у Саржи самая приличная комната, да и сегодня там как-то пустовато было.       — Мне кажется, что это здорово, иметь возможность жить с людьми, которые тебе близки.       — Возможно. Но бывает трудно остаться близкими после такого совместного проживания. Спроси у девочек в следующий раз, они тебе поведают не одну такую историю.       — И я бы обязательно позвал тебя с собой. Даже если бы в той другой реальности мне не нужна была бы никакая помощь. Мне кажется, мы бы справились.       Сколько бы они ни петляли по улочкам, оттягивая возвращение, разлуку и тревожное ожидание, время всё так же неслось вперёд, и парням пришлось ему поддаться.       Цинк сновал туда-сюда по дому, часто напряженно поглядывая на часы, и, на этот раз заранее, заметал следы их тайного путешествия. Кирилл выглядел поникшим и по большей части молчал. Только когда Цинк стал поспешно собираться на выход, он вдруг не выдержал:       — Скажи, что они тебя не убьют.       — Чего? — смущённо и нервно рассмеялся Ци, удивлённый неожиданной просьбой.       — Ты ведь вернёшься и будешь в порядке? А может я обрекаю тебя на что-то ужасное этой своей идиотской идеей с адресами? — Кириллу не хватало воздуха и слова звучали половинчато. Договорив, он замер, пристально глядя на опешившего Цинка.       Он в уже полузашнурованных берцах, оставляя крупинки грязи, подошёл к кровати и, наклонившись, положил голову Кириллу на плечо:       — Я не буду тебе врать, что не могу получить пулю в лоб или нож под ребро. Но я буду делать всё, что в моих силах, чтобы всё прошло успешно. Они правда жестоко убили многих, и это стоит брыть в расчёт.       — Да, я, если честно, успел начитаться вчера — перебил Кирилл, сверля стеклянными глазами потолок.       — Вот блин, не лучшее время для такого... В общем, я думаю, что мне ещё рано к тем нашим храбрым ребятам. Может, пару дней назад я бы отмахнулся и заверил тебя, что судьба радикала — смерть в борьбе за равенство и свободу. Но блять. Если честно, я понял, что вовсе не против при этой свободе пожить, — он встал, нелепо улыбнулся и вскользь провёл пальцем по еле-заметно влажному веку, — Я правда вернусь к тебе, и всё будет хорошо, обязательно. Но если вдруг окажусь пиздаболом… просто спасибо тебе за всё. И уж точно не нужно себя винить.       Цинк на мгновение замялся, пытаясь уйти, и продолжил смотреть на Кирилла, который сверлил его умоляющим взглядом. Между рёбер будто разлили кипяток и, постаравшись хотя бы на секунду потерять связь с мозгом, он опустился на корточки и неловко ткнулся кончиком носа и сухими губами в горячую щёку. В черепе Цинка шумело, а пульс больше походил на раскаты грома. Он оставил на раскрасневшемся лице Кирилла еле ощутимый, но пробирающий до спинного мозга, поцелуй. И тут же поднялся.       — Теперь мне точно пора, — пролепетал он, не глядя на товарища, и поспешил уйти.       Дело шло к ночи, и Цинку уже мерещился запах пороха и привкус крови, но все мысли текли совсем в другое русло. Теперь он не просто хотел мести и правосудия. Он мечтал добыть в схватке возможность пожить ещё немного, чтобы вернуться туда, откуда было так тяжело уходить.       И казалось ему, что теперь он смел, как никогда раньше.