Anyone Who Knows What Love Is

И я скажу: — Утешь меня, утешь, Мне кто-то в сердце забивает гвозди! М. Цветаева

Оккоцу

      Оккоцу не нужен был повод, чтобы предаться унынию. Жизнь у парня была непростая, а сам он по своей натуре был человеком, легко впадающим в депрессию. Даже в обычные дни Юта был немного печальным, но иногда его состояние выходило из-под контроля и в такие дни ничего не могло скрасить его ужасающее настроение. Впрочем, он и не просил. Для парня это было чем-то вроде якоря, что пристегивал его, а ещё черной тенью для сияющего счастья, что часто снисходило к нему, если задуматься. Он был сильным, у него хорошие друзья и лучшая в мире девушка.       В непростые дни Оккоцу приходил домой пораньше и ждал прихода близкого человека, чтобы сгрести своими огромными руками родное тельце, завалиться на диване и лежать долго-долго, разговаривая ни о чем особом. Иногда эти разговоры перетекали во что-то серьёзное, а иногда заканчивались спором о том, кем бы они переродились в Наруто. Сходятся на том, что Годжо точно бы стал Какаши-сенсеем.       Иногда он рассказывает ей о том, что думает и не нуждается ни в чем, кроме того, чтобы его выслушали. Пожалуй, иной бы принял молчание в такой ситуации за безразличие, но его девушка сидит напротив, сжав подушку и слушает, слушает, слушает.       — А что тут скажешь? — она пожимает плечами на его вопрос о том, почему она ничего не говорит ему в ответ. — Я не пойму твою боль, но была бы рада забрать хоть часть, даже если ты этого и не хочешь. Так что тут скажешь? Думаю, ты и сам знаешь, что нужно просто продолжать жить дальше и делать то, чего хочешь именно ты.       Юта не верит психологам, в конце концов, как рассказать им о проклятиях и не попасть в спецучреждение с мягкими стенами? Он и так разгуливает по Токио с катаной. Поэтому его прибежище — его дом и его семья (состоящая не только из них двоих, но и из десятка-другого близких к нему магов), этого вполне хватает. Он читает мудрые книги и роется в себе, как в коробке с подарками, только вместо подарков там болезненные воспоминания и неприятные темы. Он однажды спрашивает Годжо-сенсея нет ли у них кого-то вроде психолога? На что тот долго смотрит на Юту и спрашивает, чем психолог поможет в их-то ситуации?       — Счастливые люди не выберут эту работу. Здоровые тоже. Станешь нормальным — перестанешь изгонять. Нанамин пробовал, и он бы даже смог, но вся эта профессия и есть форменное безумие. Нормальных тут нет. Перестань быть магом и твоя жизнь наладится, — Годжо-сенсей заканчивает заполнять какие-то документы. Он и Гето-сан теперь дико важные люди, а потому и работы у них, кажется, будто даже больше, чем было. — А, один мой близкий человек говорит, что нам нужен психиатр, а не психолог.       Оккоцу сидит на набережной и смотрит на закатное солнце.       — Может поженимся и ребенка заведем? — он задает вопрос и слышит, как закашливается его девушка, которая что-то ела.       — Может для начала хотя бы кота заведем? Или собаку? — она шокирована. — Что на тебя нашло?       Он и сам не знает, что на него нашло. Юта просто долго смотрит на девушку и опускает голову на её плечо. Она вздыхает, убирает еду, встает и протягивает ему руку, предлагая подняться. А потом тащит их домой, попутно что-то набирая в телефоне. Оккоцу просто смотрит в багровеющие небеса и неспешно плетется позади, держась за руку. Она оставляет его у подъезда и выходит через 20 минут с двумя небольшими рюкзаками, а потом быстро тащит в метро.       — Куда мы? — Юта меланхолично висит на поручне.       — В Ичиномию.       — Куда?       — Тебе не всё ли равно?       Ему и правда всё равно, поэтому на вокзале он послушно садится в поезд и пьёт кофе, наскоро перелитый из кофейника и насмерть залитый молоком и сливками. А потом они едут куда-то в ночи на такси, останавливаясь в маленьком отеле у моря. Богом забытое место, в самом деле, если бы не сёрфинг. Сейчас низкий сезон и номера свободны, поэтому ей было легко найти место для ночлега. Все выходные они проводят на пляжах, прибрежных кафе и наблюдают за чужой жизнью, за другим ритмом, смотрят на птиц, сёрфингистов и бейсболистов, снующих туда-сюда.       Юта лежит на каком-то странном матрасе гостиничного номера и даже не знает, что они здесь делают, но ему нравится. Пожалуй, теперь его и правда ничего не мучает. Оккоцу прижимается губами к виску и мирно засыпает.

Итадори

      Есть люди, которые не склонны к унынию и это качество оказывается основой их характера. Юджи как раз из таких. Вокруг него вертелась вселенная, потому что, пожалуй, только он мог бы вынести то, что выпало на его долю и не сломаться. У парня не было особой философии, не было железной воли, как многие думали, не было даже каких-то предубеждений, не было ультимативной силы. Словом ничего, что недоступно другим. Просто он был солнышком, что светит всем. У тебя проблемы? Иди к Итадори! У тебя плохое настроение? Подойди к Итадори. Хочешь совета? И снова — к Итадори.       Но иногда к нему действительно подступало. И тогда он прятался от всего мира. Он знал, что вокруг множество людей, что готовы поддержать его и знал, что таким образом он расстраивает самого важного человека для себя. Но ничего не мог с этим поделать. Просто ему нужно было время, чтобы побыть наедине с собой. Забраться в горы, пойти на кладбище, поиграть с бродячей собакой, зайти в старый дедушкин дом и листать какие-то вырезки из журналов. Он просто скитался где-то в поисках места, где мог быть абсолютно один и никто бы его не потревожил. Где никому бы не было больно от его крика и подкатывающих слёз. Где он мог скорбеть. Один. Наедине со своими воспоминаниями.       У Юджи мудрая девушка, поэтому, когда тот в очередной раз приходит с видом побитого щенка, намереваясь завести разговор о своем отъезде, она собирает небольшую сумку и выходит к нему. Итадори смотрит почти со страхом.       — У тебя 3 дня. Я побуду у подруги, — она чмокает его в губы и похлопывает по плечу. — Не скучай.       Юджи почти готов пойти и догнать её, но у него нет сил, а ещё он немного рад остаться в своем доме, а не искать временных прибежишь. Он смотрит старые альбомы, какие-то фильмы, ест еду из холодильника, разоряя совместные запасы, много плачет и просто валяется на полу. Даже не заказывает доставку, когда заканчивается еда. Итадори отдаётся страданиям так же, как всему, что делает. Три дня проходят незаметно, но парню намного легче, поэтому, когда в замке проворачивается ключ, он сидит, сложив ступню к ступне и раскачивается влево-вправо, как детская игрушка и радостно реагирует на вернувшуюся девушку. Он обнимает её, что-то увлеченно рассказывает и предлагает поужинать не дома.       — Юджи, ты ведь знаешь, что всегда можешь поговорить со мной? Я знаю, что ты не любишь этого, но я хочу убедиться в том, что ты действительно знаешь о том, что я всегда готова тебя поддержать всем, чем смогу, — девушка расчесывает волосы перед сном, сидя в их спальне. Он подползает к ней, чтобы обнять со спины.       — Я знаю. Конечно знаю, просто мне иногда это нужно. Иногда я думаю, что становлюсь похожим на деда.       — В этом нет ничего плохого, просто… если я буду тебе нужна, т…       — Ты всегда мне нужна. Без исключений, но ты всегда говорила мне, что нужно проживать эмоции. И эти я хочу проживать один.       — Хорошо. Если так, то хорошо.       Итадори откладывает расческу, забирая ту у девушки из рук, отодвигает волосы и припадает губами к шее. Прижимается несколько раз носом, вдыхая её аромат и затягивает девушку на кровать, забираясь под подол ночной рубашки. Он и правда всё быстро забывает, развеевает горе по ветру и живёт дальше.

Нанами

      Нанами умеет держать себя в руках. На самом деле его не беспокоят кошмары, потому что он не привык сосредотачиваться на чем-то, что не было частью его жизни. Даже если это была его смерть. Он вообще не рефлексирует на эту тему, ему только немного неловко, что он заставил Юджи увидеть эту его сторону: сторону человека, что сдаётся. Кенто не уважал тех, кто предавал себя, потому что знал не понаслышке, как легко можно себя потерять. Сейчас он делает то, что должно и смиряется со всем, что готовит ему судьба. К тому же, как он сам думает, жаловаться ему не приходится. Но все же иногда с ним случаются моменты сильной щемящей тоски, когда становится тяжело на душе, будто придавали траулером к морскому дну.       Раньше в такие дни он был чуть вспыльчивее, чем обычно, много занимался и высказывал Годжо за ребячество, если тот попадался. Сейчас у него нет прежнего запала, а тяжелые чувства не вызывают агрессии. Скорее безысходность. Принимать случившееся — не значит ничего не чувствовать, принять чей-то уход, несправедливость жизни и боль — не значит лишиться эмоций и воспоминаний. Обычно в такие дни Нанами устало плетется в бар, чтобы пропустить пару стаканчиков, а потом возвращается домой. Да, теперь у него есть место, куда он и правда хочет возвращаться.       Семь к трём смотрит на свой дом и видит свет в окне, что немного топит его грусть, он оплачивает поездку и отпускает такси. Он жмёт на звонок у ворот, чтобы предупредить свою девушку, что он приехал и уходит вглубь маленького сада, усаживаясь в кресло на веранде прямо в пальто. Ночь играет тысячами огоньков города и колышущимися деревьями, а из дома едва доносится какая-то музыка. Мужчина выдыхает и устало прикрывает глаза, слушая звуки вокруг. Он слышит звук шагов, открывающуюся дверь, шарканье тапочек по дереву веранды.       — Я дома, — Нанами приветствует вошедшую, не открывая глаз.       — Добро пожаловать. Тяжелый день? — он чувствует, как она опускается к нему на колени и прижимается горячими губами к уголку губ и немного улыбается, так как знает до мелочей то, с каким выражением она это делает. — Набрать тебе ванну?       — На оба вопроса — да. Я сейчас приду, не сиди на ветру, — Кенто немного подталкивает девушку, чтобы та пошла в дом.       Ванная действительно расслабляет. Мужчина оглядывается по сторонам, замечая горящие ароматические свечи (это мило, что она думает, что они помогают), сложенные на полке цветные полотенца, какие-то нелепые статуэтки и кучу разных тюбиков неизвестного состава. В голове немного пусто.       Когда он выходит из ванной, то замечает полную тишину и чуть приглушенный свет везде, кроме его любимого кресла. Даже книгу с ноутбуком принесла. Нанами усаживается в кресло, вытягивая ноги и просто сидит. Он размышляет о чем-то своём, а потом все же берет в руки недочитанного Лорку и возвращается к сумасшествию «дома Бернарды Альбы».       Установленный режим тянет мужчину в сон, и он откладывает роман, уходя в спальню. Его пассия опять (снова) задерживается, и он переодевается в спальные штаны, а потом заглядывает в маленький кабинет, примыкающий к спальне, и моргает выключателем, намекая, что пора спать.       — Ещё чуть-чуть, милый, — она что-то добивает по клавишам, делая пометки в блокноте.       — Спать, — сегодня Кенто не хочет спорить, но настроен решительно. Он гасит свет и прижимается лбом к дверному проёму. Девушка сохраняет документ и плетется к парню, показывая ему язык. Нанами улыбается и садится на кровати, наблюдая за тем, как девушка заходит в ванную, быстро умывает лицо, крутится в поисках кремов, что-то брызгает, мажет и меняет его футболку, в которой она обычно ходит дома на милые пижамные шорты и маечку. Рутина всё же успокаивает.       Женская фигура наваливается на него, пытаясь свалить, но он принимает это за объятия и хватает её в ответ.       — Ляг, сделаю тебе массаж.       Кенто вновь улыбается тому, что неправильно понял чужие намерения, но укладывается на живот, складывая руки под подбородком. Она что-то выдавливает ему на спину, а потом размазывает. На самом деле требуется недюжинная сила (которой у девушки нет), чтобы размять тело Нанами, но он ничего не говорит, наслаждаясь моментом. Это скорее приятно, чем полезно, сначала он вообще не понимал, что она пытается сделать, но в какой-то момент их жизни очень привык. Теперь у него много всего, что кажется совсем не имеет смысла, но делают его жизнь комфортнее и уютнее. Он даже готов признать, что во всем этом есть какой-то толк.

Фушигуро мл.

      Многие первогодки думали, что у Мегуми-сана вообще не было хорошего настроения. На самом деле он просто унаследовал выражение лица своего отца, хотя он доподлинно не знал этого, ведь его мать и отец были довольно похожи. Но в самых дальних уголках сознания жило воспоминание о тёплой улыбке его мамы. Такой у Тоджи Дзенина никогда не было. А может и была, кто его знает?       Настроение Фушигуро на самом деле было довольно ровным, он редко веселился, редко впадал в истерики, редко грустил. Просто после всего с ним случившегося он внезапно принял для себя решение не жить прошлым. Для прошлого в его жизни были специальные даты, в которые он ходил на кладбище и совершал придуманные далёкими предками всех японцев обряды. Во все годовщины, которых было немало, его обуревала смесь таких эмоций, что для деревянного Мегуми они становились смертоносной лавиной. Его умение отделять зёрна от плевел давало свои плоды в обычной жизни, но в кризисные моменты, когда покой и благоустроенность приносили терзания — это сыграло против него.       Глубина, с которой Фушигуро смотрит на мир поглощает. Как поглощают его отчаяние, чувство вины и страх. Иногда он чувствует, как теряет надо всем контроль и чем больше он об этом думает, тем сильнее увязает. В конце концов сложная гамма чувств путает его настолько, что он больше не в силах справится с внутренним пожирающим чувством тревоги и отчаяния.       — Мегуми, все хорошо? — его девушка сидит напротив, а сам парень замер, уставившись в пророщенные ростки пшеницы в остром соусе и держит палочки на весу. — Ты в порядке?       — Да. Да, наверное, — он продолжает есть и думать-думать-думать.       Вечер проходит в полной тишине, но многословность вообще не та черта, что принадлежит брюнету. Он упорно отжимается, поглощенный мыслями, что ходят друг за другом по кругу, путаясь между собой и утаскивая его в прошлое. Как следовало бы поступить? Что можно было сделать?       — Мегуми, ты опять «сходишь с ума»? — его девушка сидит на бортике в ванной.       — Это называется рефлексией, — он улыбается ей и немного сконфуженно придвигает к себе ноги, отмечая, что вода уже совсем остыла, а кожа совсем размокла. — Тебе нужна ванная? Прости, что так долго. Уже выхожу.       — Ты сидишь здесь 3,5 часа. Это не рефлексия, а безумие, — она старательно заправляет полотенце в полотенцесушитель и оставляет дверь ванной открытой.       В конечном итоге все выливается в многочасовую беседу, где Фушигуро просто вываливает мысль за мыслью, а его несчастная пытается пробраться сквозь эту кашу, чтобы хоть как-то её структурировать. Однако в процессе ему становится легче и все становится незначительным. Мегуми просто смотрит на неё, не отрываясь и думает, что в чем-то ему всё же повезло. А остальное он переживёт.

Инумаки

      Девушка Тоге иногда задумывается над тем, каково это — не произнести ни одного лишнего слова в жизни? Каково это проживать жизнь в молчании? Невозможности сказать что-то. Мысль пугает и ужасно расстраивает, преимущественно из-за сидящего на другом краю постели Инумаки.

Моя способность — просто отстой

      — С чего это? Ты ведь людей спасаешь, — девушка осторожничает, потому что знает, что сегодня был очень тяжелый день. Они были на похоронах. И хоть все там держались достойно, новые смерти сильно отражаются на душах тех, кто остается. Кажется, умерла одна из старушек в архиве. И даже не от проклятия, а от болезни. Женщина с добрым сердцем, что знала всех и каждого.

С того, что даже не могу сказать это тебе вслух

      Девушка поворачивается к Тоге и обнимает, прижимаясь к теплому боку.       — Тебе тяжело? — смотрит пристально.

Сегодня все говорили о том, каким человеком была Хирано-сан. Мы все приходили к ней в больницу и там каждый напоследок сказал ей парочку слов

У неё не было семьи, но она всегда очень умилялась, когда кто-то из техникума приходил к ней. Я тоже приходил, но не смог сказать ничего

За всю жизнь я не смог сказать ей ни слова благодарности…

Я не могу поблагодарить сенсея, не могу попрощаться с теми, кто был мне дорог

Не могу извиниться и поддержать не могу

      — Охх, Тоге, это не те чувства, что можно передать словами. Может и есть вещи, которые люди хотят услышать, но, в сущности, важно только то, насколько ты искренен. И все знают, что ты хочешь им сказать и без слов.

За всю жизнь я даже ни разу не смогу сказать, что люблю тебя

      — Я тоже тебя люблю, — глаза девушки наполняются слезами против её воли. — Хоть это тяжело и несправедливо по отношению к тебе, но все же это твой дар. Подумай о том, скольких ты спас. А что насчет слов, то я правда уверена, что Хирано-сан знала о том, что ты чувствуешь. На самом деле эта твоя способность заставляет людей и без слов знать, что ты хочешь сказать, потому что они становятся внимательнее. И хоть для тебя это ничего не меняет, потому что слова действительно могут многое выразить, но для окружающих важно просто то, что ты есть.       Инумаки сползает, чтобы обняться крепче. Он раздумывает над сказанным и задумчиво перебирает чужие волосы. Ему, пожалуй, не легче, но у него хотя бы есть что-то утешительное. Он плачет, прижимая темную макушку к груди и боль скатывается вместе с невысказанными словами с каждой слезой. Спустя несколько часов обоим все же удаётся заснуть. И хотя печаль не проходит быстро, Тоге чувствует, что ему легче.