Инициация

ИНТ. СЦЕНА ТЕАТРА – ВЕЧЕР. ЛОВЕТТ Я солгала, но для твоего же блага! Ты не смог бы быть с ней счастлив, так как со мной! ТОДД Иди сюда «любовь моя», ты же этого хотела! Тодд хватает Ловетт за руки и начинает кружить в вальсе. ЛОВЕТТ (счастливая) Наконец-то мы с тобой одни в этой тьме. Я больше ничего не боюсь. ТОДД Кружит Ловетт вокруг своей оси и привлекает обратно к себе. И даже смерти? ЛОВЕТТ Приму как дар твое мастерство мне на прощанье. ТОДД Так получай же! (взмахивает лезвием и Ловетт обмякает в его руках).

Костя резко проводит затупленным лезвием в двадцати сантиметрах от шеи Влада, пока тот синхронно отгибает голову и максимально расслабляется. — Стоп! — Командует режиссер, после чего утыкается в сценарий, пытаясь выискать подсказку. Костя пользуется моментом: — Ох, Владос, ну и намудрили мы тут. – Плотников порывается потрепать партнера по светлой макушке, но вовремя себя одергивает: слишком много близкого контакта на сегодня. Блондин разочарованно выдыхает: — По-моему шляпа какая-то. И на мне это платье как на корове седло. — Да не, платье зачет. А вот с танцем надо как-то… поизящнее… — Так, пацаны. – окликнул их Рустам, — С масками еще прогон сделаем, но пока пробуем так. Парням отыгрывая эту сцену, тяжело было мысленно вернуться в изначальную концепцию из-за отсутствия постобработки (Ловетт планировалось сделать искаженный высокий голос) и масок к костюмам. Все сцены на тему мюзикла показывали предварительные думы Горшка об предстоящем лицедейском опыте, и поэтому всех персонажей он исполняет с Князем, так как больше никого не знает из театральной среды. Однако сейчас и именно с третьим персонажем – Ловетт получалась какая-то клоунада с переодеванием в женское. Да и выходило слишком скандально с точки зрения авторской позиции на отношения двух друзей. Съемочная группа отстала от графика, уже не первая смена проходила с текущим обеденным перерывом вместо полноценного, но Рустам, обладатель недюжинной творческой выдержки, не привык отказываться от новаторских методов если тому хотелось. Уже не раз он гибко принимал свежие решения когда понимал, что очередная сцена прописанная и вдоль и поперек объезженная на подготовительном периоде «не работает». Вот и сейчас он, обсудив детали со сценаристом, решил внести правки в танец Тодда и Ловетт. Благо, договор, заключенный с Кинопоиском позволял ему эти вольности. Сценарист же высказал свой скепсис и признался, что изначальную сцену писал как бы «в стол», не рассчитывая особо что при нынешней политике ее можно будет транслировать. Был объявлен наконец-то нормальный перерыв, все радостно умотали в сторону подъехавшей машины с едой, а режиссером было решено обсудить возникшие недочеты. — Владюш, пойди сюда. — Мужчина встал с насиженного раскладного кресла, любимую кепку с надписью «машина» он оставил сторожить место. Влад внутренне сжался, как будто сейчас его начнут отчитывать, хотя он и сам был готов себя ругать. Костя часто учил его тому, что не в коем случае нельзя загонять себя в уныние, даже если действительно лажаешь. Но он-то как матёрый театральщик в режиме реального времени действительно не может позволить дать себе слабину. В то время как Влад после команды «стоп, снято!» мог наныть себе еще один актерский дубль. Или как сейчас: получить люлей за дело (люлей громко сказано, за все время съемок Рустам ни разу не повысил на него голос), но Влад, будучи весьма чувствительным человеком отмечал даже едва заметные колебания в душе режиссера. — Пошли в гримерку, обмозгуем это дело. Парень неуверенно кивнул Косте, тот молча напряг брови и сжал кулаки, посылая сигнал мол, держись, все будет заебок, и проследовал с другими на выход. Коноплёв проследовал за мощной фигурой режиссера, подмечая что спину начинает облизывать мерзкими мурашками. Себе он казался животным на заклание. Гримерка представляла из себя довольно просторное помещение с ярко-освещенными столами по периметру и тусклой лампочкой общего освещения, передвижные вешалки заполняли пространство по центру, а у стены манил обещаением отдыха небольшой диванчик. Рустам снова повернулся к нему спиной и провернул ключ на двери. Влад повёл бровью, что-то тут неладное. Хризолитовые глаза перехватили это замешательство: — Я предупреждал вас всех: никакого алкоголя на площадке… - не успел он договорить как Влада словно обожгло воспоминание недельной давности как он заявился на смену чуть подвыпившим и бесстыдно уснул прямо на декорации в наркопритоне, вот же бес, прошло столько времени, а он теперь решил отыграться. Или нет… —...и поэтому не хочу чтобы группа увидела как мы принимаем на грудь. Дурной пример как никак. Коноплёв выдохнул с облегчением и отразил его улыбку. Как по мановению волшебной палочки в техническом помещении явно не предназначенном для хранения горячительного, вдруг нарисовались два хайбола и бутылка приличного виски. Влад даже не успел углядеть откуда это все добро изъял мужчина. — На, выпей — Рустам добродушно протянул заполненный бокал. Парень, приличия ради, решил пойти на попятную, да и фанила все еще история с позорным засыпанием: — Это зачем еще? Я ж путаться буду… — Пей-пей, лучше станет. Стакан пришлось перехватить пальцами, облаченными все еще в черную перчатку. — Ну, за нас! — Коротко чокнулся брюнет обошел его по дуге. Влад бросил на него взгляд, пользуясь тем, что Рустам на него не смотрит. Этот мужчина… с самого первого дня их знакомства Влад усилием воли заставил себя сходу говорить на ты. Не выстраивать иерархические дистанции, а прикинуться дурачком и обращаться по имени, и…это, что странно, сработало. Рустам даже бровью не повел и угостил его пивом. Костик, оказывается, очень этому удивился. Ожидания как всегда разошлись с реальностью. Ведь режиссер воспринимался им скорее господом богом. А малыш-Влад позволял себе нарочитое панибратство. Что же касается восприятия Влада, тот ожидал за иракской внешностью, «колдун!» как он тогда подумал, увидеть сложную загадочную личность, на деле оказавшейся довольно понятной, что поначалу даже озадачило и заставило выискивать в его поведении подвохи. Он вызывает доверие. К нему хочется подойти. К нему хочется прикоснуться. Но это непростительная наглость и уж точно более чем просто панибратство. Зачем ему касаться? — просто он снова боится и оттого иррационально ищет защиты. А боится на этот раз не запить и не приехать, не заболеть внезапно и даже не нагрубить Косте, а боится потерять доверие этого человека которого он действительно уважает. Он оборачивается и делает шаг к гримерному столику, делая вид, что его что-то заинтересовало на его поверхности. — Ну что ты притих? Пей, и я начну говорить. — Спиной актер почувствовал толику лукавства исходящую от режиссера. Он поднес ко рту стеклянный стакан, где на дне покачивался янтарный напиток с привкусом шоколадки и задумчиво втянул воздух, не сразу замечая как на талию легла теплая широкая ладонь. — Помнишь, что я говорил вам с Костей еще на читке? — Влад не успел замаскировать замешательство, выдыхая судорожно тому в челюсть. Затем заставляет себя посмотреть в зеленые глаза напротив и выдать ответ серьезным тоном: — Ты сказал что у нас... броманс. — Именно. Не цепляйся за bro, главное тут romance. Не забывай об этом. Влад перекатывал и то и другое слово у себя в голове, пытаясь понять какое это отношение, имеет к его неготовности к другой, по сути, роли. Чувствует, чувствует что манипуляцией попахивает, и мог бы разобрать что там в английском каждое слово значит, вот только вступать в словесную схватку нет ни сил, ни желания. Брюнет кратко усмехнулся над застывшей позой Влада все еще нюхающего, но не решающего пить чистоган и помогает ему, поддев пальцами донышко стакана. Владик запрокидывает слегка голову, втягивая внутрь себя виски и слегка морщится, когда понимает что слишком горько. Все-таки в привычных для себя посиделках он любил разбавлять крепкий алкоголь. Толком не сумев распробовать, потому как коварный змей опрокинул стакан почти что залпом, его довольно быстро повело. Нахмуренный лоб разгладился и исходящий от него вайб вычислительной машины постепенно улетучился. Выдохнул, повел плечами, кажется полегчало. Ничего он не будет доказывать, по крайней мере в грубой форме, и его язык тотчас развязался: - Так что там насчёт броманса я не пойму, все вроде предельно ясно. - заговорил плотно на одной ноте, — Они... любили друг-друга... Вот и мучались всю жизнь. Точнее нет, не мучались конечно. Но! Михаил, я считаю, нервы Андрею знатно поизвёл... — ...Что по твоему значит "любили"? — Платонически, конечно! А что касается нас с Костей, ну... Вернее не нас, а наших ролей, так вот у них тоже, близкие отношения, но без секса. Мосафир все еще стоял поодаль и внимательно изучал каждый мускул на лице актера, так как будто являлся заправским физиогномистом. Коноплёв в свою очередь смотрел куда-то в пол, словно обронил там нить своих мыслей. Режиссер цокнул языком и ввернул мысль, которая на мгновение накалила обстановку: — А что, если броманс это просто обоснование? Когда маньяк детям животы вспарывает, у него всегда есть это... —... Обо-снование? — Влад вытаращил глаза в умильном испуге, пронзенный уколом этой непоколебимой серьёзности в голосе Рустама, что в сочетании с его внешностью умножало зловещий эффект. Парню при этом показалось что он уже куда-то движется, стоя, однако, на месте. Дополнительно свою лепту вносила и многочасовая усталость. Кажется жертву готовить дальше не придется. Мосафир воспользовался этим моментом и подхватил Влада за плечи, попятился вместе с ним стулу, уселся сам и парня усадил к себе на коленки боком. Влад ощутил это как скатывание с горки, сперва обрадовался такому благодушию, а потом смекнул что происходит что-то странное и ненормальное. —Р-Рустам? – Неуверенно начал он, озираясь по сторонам, моргая медленнее обычного. Мир как будто сбавил пару единиц скорости. Надежнее сидеть на теплом и мягком. Не хочется никуда больше убегать и прятаться. — Все в порядке, не волнуйся. – Сказал Мосафир. Что ж, почти убедил. Ненормальности ситуации это не убавляет. Особенно явное наличие стульев вокруг. У кого-то в сумке, оставленной на гримерном столе, зазвонил телефон. Влад вздрогнул, но не повернул голову, вместо этого он уставился в грудь Рустама, в чёрную ткань футболки, не решаясь поднять взгляда. Мужчина огладил его предплечье. — Сегодня ты Ловетт. — Влад даже не заметил какая при этом светлая улыбка растекалась по лицу режиссера. Он весь сжался как маленький пугливый ребёнок которого посадили на колени к Санта-Клаусу и вынудили простить подарок на Рождество. —…а значит женщина. Парень закусил губу от многозначительной интонации на последнем слове и уставился округлившимися глазами на режиссера. - Какой должна быть женщина? – Оставаясь на той же ноте проговорил Рустам, продолжая поглаживать голую часть руки и проскальзывая пальцами по чёрной кожаной перчатке костюма, — она должна быть мягкой, податливой… как гибкая лоза, прогнуться, но не сломаться. Понимаешь о чем я говорю? Влад зачастил кивками. Так вот что ему не нравиться! — Когда…. Костя хватает тебя, ты весь напрягаешься. Это на плейбеке видно, как будто через секунду разогнешься и втащишь ему по физиономии. Не надо так. Влад на этих словах аккуратно привстает, каркас, который поддет у него под основную юбку платья больно упирался все это время в бедро. Рустам, видимо, то же самое стойко терпел. Он бы наверное даже и ушел, пересев на стул, но мужчина плавно привлек его за запястье снова к себе и притянул. Коноплёв воспринял это как разрешение снова сесть и на этот раз оседлал его колени. Тем более что тема разговора явно со стороны Рустама требовала какой-то иллюстрации. Влад с каждой минутой все больше расслаблялся относительно происходящего. Ему казалось это уже игрой, написанным сценарием в котором он – легкомысленная распутная девочка. Теперь его не смущало, что пару мгновений назад он не мог сыграть Ловетт, когда партнер запрокинул его затылком к полу, а в другой момент стиснул на поддержке так сильно, что аж кости хрустнули, а ведь мальчик он не маленький. У Плотникова дай бог один из пяти раз получалось хотя бы на секунду подхватить его с прыжка в поддержку и прокрутить вокруг своей оси не уронив от натуги. Все-таки будучи примерно в одинаковых весовых категориях центростремительная сила была практически недостижима. — Платье можешь задрать. — Успел сказать Мосафир, когда актер перекинул правую ногу за левое бедро мужчины. Кринолин прошелестел и накрыл ноги обоих, внизу торчали туфли на каблуке, выданные Владу костюмером и модные кроссовки Рустама. — Какие у тебя были отношения с матерью? — Вдруг ни с того ни с сего спросил мужчина. — В каком смысле? — Напряжение вернулось на захмелевшее личико. И почему он заставляет в этом копаться? Уйма работы и новое окружение мешало вспомнить ту прошлую, покинутую им жизнь малоизвестного городка. Да и с матерью он давно не виделся. – Нормальные вроде… — Она тебя пугала? — Почти что утвердительно спросил Рустам, зеленые глаза цвета хризолита сверкнули холодным блеском. – Как «мертвая женщина» на сороковой смене, помнишь? Тогда ты тоже странно себя вел. — Не… — выдохнул Влад почти что с облегчением, — Ниёле она ж… да она просто в гриме. — Анима будет продолжать испытывать тебя. Она не оставит тебя в покое. Ты отрицаешь свою женскую составляющую и оттого сжимаешься. Что такого нарядиться в платье? Неужели ты успел забыть практики из института?.. Влад хотел было сказать, что вовсе не шарит в этом юнгианстве, но очень уж хочется получить готовый ответ на назревающий вопрос: и что с этим делать, даже если это так? Режиссер мельком глянул на часы. Времени осталось не так много, а «поворотный пункт» еще не пройден. Он положил руку на бедро парню и повел ее вверх, внимательно оценивая настроение, что отражалось во взгляде. Усталые влажные глаза потемнели так, что выглядели в этом освещении тёмно-карими, Влад не сдержался и приоткрыл накрашенные губы сперва вдыхая через рот, а потом легонько облизывая их. Макияж был слегка неряшливым изначально, но на гладко выбритом лице смотрелся еще более развратно: наложенные черные тени пятнами и смазанная алая помада наводили на четкие ассоциации его с уличной проституткой. Все бы ничего, но все это время он безотрывно и расфокусировано пялился в зеленые глаза режиссера. Тот даже словил какую-то эйфорию. Словно он один запечатлел величайший миг искусства, который существует только для него одного. Но муза она на то и муза, что принято ею восхищаться и употреблять во благо творения, а не терзать в объятиях по своей прихоти. Тем более, если рассуждать здраво, это был типичный эффект Кулешова: Влад общался на деле сам с собой, а Рустам принял эту соблазнительную томность на свой счет. Тем не менее, все еще не отрывая взгляда, и украдкой пользуясь случаем, что актер как бы в забытьи, Рустам поддел жесткую ткань и запустил руку под юбку. Влад почувствовал как его член накрыли тёплые пальцы и кожу от кожи разделяла только ткань привычных ему боксеров. Костюмерам так и не удалось убедить его нацепить все необходимые шмотки. Им он даже как-то вполне грубо сказал, что это пидорство ему ни к чему. А зря, ведь Костик, отираясь в той же гримерке уже готовил смартфон для компрометирующих фоточек, желая запечатлеть Владика в женских трусах с подвязками. Морок рассеялся ушедшей с очей пленкой, и парень судорожно накрыл рустамову руку своей поверх ткани платья, но он не в силах был дать прямой отказ. Что-то его сдерживало. Как будто за это его чуть ли не выгонят с проекта в самый разгар съемок. Подспудно он надеялся на то, что глаза испуганного котенка сообщат сами за себя, но режиссер не привык сворачивать с намеченного маршрута. Мужчина перехватил немое «сообщение» и добродушно уверил: — Да что я там не видел! Могу не смотреть. — И действительно все его действия далее проходили под тканью платья. Он намерен пересечь черту. Наверное, только Владу казалось что это какая-то черта. Ведь «нету в жопе чести, да и совести тоже», как сказала ему одна подруга из универа, любившая почитывать гейские рассказы. Наверное, в какой-то степени ему это было даже интересно. Только вопрос, как потом работать с этим человеком и смотреть тому в глаза? Впереди еще много смен. Спасал только тот факт, что инициатива не его собственная. Мужчина запустил вторую руку, огладив попутно бедро, проходясь по чёрным чулкам и стянул ткань трусов так чтобы добраться до члена. Его приятно удивило, что все-таки то ли его речи и приставания не прошли даром, то ли влияние алкоголя, но ствол был в заинтересованном состоянии, оставалось только удержать эту упругость своими прикосновениями. Облизав ладонь, так, как будто делает это каждый день кому-то, но не себе, Рустам принялся за дело. Когда сильная теплая рука дотронулась до члена, парень напрягся ягодицами как будто его оса ужалила, теперь до всего организма дошло: то что происходит между ним и режем — не шутки. Наплывающий жар невозможно игнорировать: Рустам твердым кольцом водит по обнаженной плоти, заставляя закусить губу. Стоит признаться, что в "своих наработках" Влад не получал такой степени сжатия. Да и вообще все было не то наедине с самим собой. Парень не поднимает глаза. Стесняется и пытается отсечь самого себя от этого процесса. Как будто тут не он, а его какой-то аватар в котором ему не посчастливилось оказаться на данным момент. Этому аватару можно: выгибать шею, прикрывать влажные глаза, жалобно похныкивать и дышать, почти что срываясь на стон. Ему – можно, Владу Коноплёву – нельзя. Все-таки, хорошо что он в костюме, в образе, за ним можно спрятаться, а еще списать все на измененное состояние сознания. Тогда что же мешало ему ранее? Об этом сейчас не приходится думать. "Аватар" тянется к Рустаму чтобы поцеловать, но тот ловко приподнимает его с себя и плавно разворачивает спиной к себе, как будто так и нужно, и снова усаживает на колени. И открывает для себя уязвимую в своей обнаженности спину, широкие плечи не прикрытые свисающими волосами парика. Мужчина целует ему оголенные лопатки. Влад от этого вздрагивает и поводит плечами, ожидая продолжения. Но его не следует. Рустам скуп и его действия выверены и нарочито механизированы. Владу начинает закладывать уши, если б его не держали, то упал бы. Дыхание окончательно становится поверхностным, но он все еще достаточно тих. Рустам наклоняется и кусает его за мочку уха, скорее даже вцепляется как хищное животное и загадочно шепчет: — Пойми, ты должен не хрустеть, а прогинаться. Знаешь почему тебе проще? Потому что тебе не нужно ничего решать. Отпускает его член и резко сдергивает вниз корсет на пару сантиметров, оголяя соски парня, начиная их одновременно массировать. Влад тем временем поднимает мешающие ткани юбки и сам пытается довести начатое до конца, предварительно избавившись от перчаток, многократно проводит по стволу, где уже смешалась чужая слюна и его предэякулят. Неплохо, но все равно не то. У Рустама получалось лучше. — Подожди, малой. — Вдруг опомнился мужчина и задирает ему юбку чуть ли не до самого подбородка. Вот сейчас изгавнякать костюм было бы последним делом. После чего вспоминает про член и запускает руку, Влад охотно передает ему первенство и тот продолжает хлюпать выделившийся смазкой неспешными и размеренными движениями от основания к головке. Влад очень хочет чтобы тот потрогал и его яйца, и не придумывает ничего лучше как развести ноги в стороны как бы приглашая. Рустам намек понял и помассировал их в сильной горсти левой, пока правая сбавила темп. Влад от такой медитативности начал ёрзать на месте, хотелось получить долгожданную разрядку и покончить с этой сомнительной затеей. Хоть ему и очень хорошо, сохраняется еще память о том, что это безобразие происходит посреди рабочего дня. — Быстрее… надо, — с непередаваемой сексуальной хрипотцой парень позволил просьбу. Рустам отпустил яйца и сжал его бедро одной рукой, а другой ускорил темп на члене как мастурбатор. Со стороны сложно было понять, нравился ему вообще весь этот процесс или нет. Но стоило отдать должное, вкладывался он на сто процентов. Коноплёв подскочил на коленях, ощутив это властное прикосновение на левой ноге и запрокинул голову назад. В далеком зеркале напротив можно было разглядеть улыбку азарта и растекающуюся по физиономии блажь. Ему хочется толкаться и он толкается в сильную руку так умело ласкающую его плоть, стыд окончательно отходит на второй план. Стул под обоими начинает поскрипывать, теперь уже в обе руки – Влада и Рустама набирается еще большая скорость и мощная струя окрапляет пол. Блондин наконец раскрывает рот и протяжно по-мальчишечьи стонет, а после под закрытыми веками созерцает разноцветные всполохи, проживая в этом замирании заряды оргазма. Без спроса облокачивается на тело Рустама, пока тот заботливо оглаживает оголенный торс и поддерживает другой рукой ткани юбки. Так "хорошо" от алкоголя умножилось на "хорошо" от разрядки, и у парня напрочь отключается страх, слетают внутренние тормоза. Он разворачивается резко, так что Рустам не успел ничего заподозрить и мажет губами наугад, пытаясь поймать чужие уста. Тот как ни хотел избежать поцелуев внутри себя ликует от результатов своей «дрессуры». Потом Влад смелеет еще больше, вскакивает с чужих коленей, хватает Рустама за плечи и тащит того на диван, сверкая в полутьме хищной улыбкой. Развязанный корсет топорщится как вет-воротник вокруг талии, а остатки спермы наверняка изнутри измазали ткань которой так дорожили еще пару минут назад. Рустам перехватывает его запястье и прижимает к поверхности дивана. Что задумал этот неугомонный мальчишка? — Давай мы теперь по-серьезному? – Он жарко выдыхает в губы и сверкает озорными глазками. – Я же целка. Реж изумился тому, что тренинг настолько впечатлил парня, что он кажется забыл о своей половой принадлежности. Или, как им и планировалось, пробил брешь в своей стене самоконтроля. Вкатываясь в образ «простого русского парня», ему пришлось уверить: — Нет, Владик, не будем. Ты не готов. И не в этом смысл. Он не удержался чтобы не огладить упругие бедра и недвусмысленно задеть промежность и то самое местечко где хочет почувствовать полноту его подопечный. — Сохрани себя для другого… Влад услышал в этом назидании довольно непрозрачный намек и стушевался. Кажется, игра затянулась. Нужно было как-то откатывать все назад. Одним размашистым жестом Коноплёв провел по губам в попытке стереть помаду на деле только больше ее размазав, поморщил нос и хитро улыбнулся так как только он умеет, с лукавым прищуром и улыбкой догоняющей нос, проморгался, нахмурил брови как будто по серьезке и изрек: — Как думаешь, нам удастся сохранить в финальной части то что отсняли за сегодня? Рустам снисходительно улыбнулся, и если б не красная помада, которой одарил актер внезапным поцелуем, то можно было подумать что все как прежде: — Так как онлайн-кинотеатр, то может прокатить. Была бы ТВ-версия, то точно порезали бы. — Мужчина освободил парня от веса своего тела, — Нам бы это в шутку юмора обернуть, правда когда это спасало от обвинения в лгбт-пропаганде… Влад протер себя и пол предложенными ему салфетками, поправил все слои юбки, удостоверившись, что конча нигде не осталась, и подойдя к зеркалу увидел в отражении жестко оттраханного парня с шальным взглядом пышущим счастьем. Вернувшись к привычной критичности, пришел к выводу что надо это дело исправить. Актер принялся прихлопывать себя по щекам, морщить рожи — былая серьезность и грустинка вернулись через некоторое время. А режиссер, казалось, снова стал прежним — суровым дядькой увлеченным кинематографом — не забыв протереть кстати находящийся тут миццеляркой губы. Подопечный поймал его случайный взгляд в зеркале и решил не упускать возможность для вопроса: — Слушай, Рустам… а почему ты решил что я… ну это, соглашусь? Мосафир весело нахмурился, удержав также взгляд на зеркальном двойнике актера, вид его выдавал что он как будто услышал самую невероятную глупость. Влад недовольно развернулся к нему лицом, сложил руки на груди, непонимающе моргая. Режиссер наконец признался: — Я все смотрел на тебя и думал, когда же ты наконец перестанешь делать вид что ты натурал?