Тропой войны

Ближе к ночи приехал Кобб с сыновьями — с поля боя они увезли шестерых; тех, кого еще можно было спасти. Доктор Вилья велел разместить индейцев в недостроенном здании банка на главной улице, где их присутствие меньше всего будет заметно горожанам. Однако к тому времени по городку уже стали расползаться слухи и сплетни, коверкавшие произошедшую вечером историю. Люди не боялись выражать свое недовольство тем, что их сделали против воли укрывателями индейцев. Да еще каких — напавших на военный конвой! Доверие к Маккензи сильно пошатнулось. Как им теперь можно было положиться на него, втянувшего их спокойные пуританские края в опасную, дерзкую игру с властями? Заслуги былых времен в мгновение померкли перед надвигающейся грозой. Они все знали, что скоро придут военные, но могли лишь молиться, чтобы блюститель порядка проявил благоразумие и урезонил своих взбалмошных товарищей. Одно было ясно — каким бы незыблемым ни казалось ранее оказанному ему доверие, теперь Маккензи не контролировал ситуацию. Он знал, чем кончится эта история, и винил себя за то, что, не обдумав как следует, подхватил раненого индейца и увез его в город. Проявив милосердие, он переступил хлипкую грань, за которой безобидная помощь переходит в выбор стороны. Ночью ему совсем не спалось. Даже когда удавалось на несколько минут провалиться в сон, перед глазами возникала страшная картина: мчащиеся в Тумстон военные, развалины на месте домов, пустые выражения измазанных сажей и кровью лиц. Когда Лу, помощник, вернувшись с разведки, ввалился в офис шерифа, он сразу вскочил с кровати, будто и не спал. Вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух, сквозняком обдавший его из открытой двери, он сказал: — Начинай. — Они что-то затевают, — запыхавшись, сообщил Лу, прыткий, но костлявый паренек. Его моложавое, почти подростковое лицо, даже в столь напряженный момент сияло юношеской задорностью. — Затевают? — Я засел у небольшой скалы в миле от форта и наблюдал в бинокль. У них там… переполох настоящий, сэр. Куда-то торопятся, собираются. Я лично видел, как из ворот выехали два десятка военных. Но сразу они не отчалили — вышел главный и стал что-то говорить. Вот тогда я и дал стрекача. Маккензи не мог поверить своим ушам. Неужели полковник так быстро прознал о том, что в городе индейцы? — Сколько им нужно времени, чтобы добраться до города, если учитывать, что они только выехали? — спросил он сам себя. С матраса в дальнем углу раздалось слишком уж бодрое и гробовое: — Минут сорок. Недовольно пробормотав себе под нос парочку отборных ругательств, Мэтис поднялся и надвинул на голову шляпу. Двое мужчин внимательно следили за ним, и, когда он почти покинул офис, Маккензи выпалил: — И куда мы намылились? Мэтис снял пальто с крючка у двери и, накинув на себя, спросил: — Вы мне поможете или нет? — Конечно! — Глаза Лу засветились любопытством. — С чем? — Нужно перенести сына вождя и того, второго, сюда до того, как военные войдут в город. Они будут искать именно их. — Ты, должно быть, шутишь, — истерически засмеялся Уэнделл. — Сюда? Мы должны вывезти их к чертям из города, да побыстрее! Маршал с трудом сдерживался, чтобы не высказать ему пару ласковых слов, но переборол растущее желание и спросил: — И что потом? — Увезем их в резервацию или спрячем где-нибудь. — Не выйдет. Даже если возьмем троих, быстро ехать не сможем — нагонят на полпути, а кто-то из местных обязательно подскажет направление, куда мы ускакали. — А если не нагонят? Он громко выдохнул носом. Взгляд Лу метался между спорящими. — Тогда мы приведем военных прямо в резервацию. Ты этого хочешь? Уэнделл замолк, но потом все же сказал: — Лучше туда, чем пусть они осадят город. Я знаю, что сдаться сейчас — слишком по-детски, но еще большей ошибкой было бы продолжить твою опасную авантюру. Пора сворачиваться, все зашло слишком далеко, мистер Эдгартон. Я не могу допустить, чтобы кто-то пострадал. — Уже пострадали, — прошипел маршал. — И если мы им не поможем, то их всех перережут как скот. Нет никакого пути назад, Маккензи, тебе уже не выйти сухим из воды, будто ты тут ни при чем. Тебя видели там, видели, как ты ничего не предпринял, когда индейцы убивали солдат. Знаешь, что они сделают с тобой? Тебя вздернут, и никто не будет разбираться, какими намерениями ты руководствовался. Так что иди до конца и не будь тряпкой. Чего, во имя Господа, стоят слова о том, что ты изменился, если сдаешься так просто? Раньше ты был преступником, но хотя бы доводил дело до конца. Шериф, тяжело покачав головой, вышел за Мэтисом, а следом за ними спешил Лу. — Ты не оставил мне выбора, — отчаянно бросил он в спину маршалу. Его голос задрожал от волнения. Была не была. — Но я согласен. Оставим их здесь и посмотрим, что будет дальше. Маршал обернулся и кивнул в знак благодарности. — Я очень сильно пожалею об этом, — пробормотал шериф. — Наверно, я полный идиот. — Даже не сомневайся в этом, — ответил Мэтис. В его безжизненных, тусклых глазах мелькнуло нечто, напомнившее блеск улыбки. Далекий раскат грома прервал их разговор. Серебристо-голубой диск луны тут же скрылся за густыми грозовыми тучами, гонимыми ветром на запад, к Тумстону. Вокруг потемнело, словно вот-вот собиравшийся нагрянуть рассвет решил повременить, поглядеть, что будет. — Послушай, — уже на крыльце клиники остановил его шериф. — Я должен предупредить тебя. — Можешь попробовать. — Если дело дойдет до стрельбы, на мою помощь не рассчитывай, ясно? До сих пор я не совершил ничего, что могло бы повлечь за собой ненужные смерти. Не заставляй брать грех на душу. — Не дойдет. — Мэтис, потупив глаза, слегка сжал его плечо. — Во мне еще достаточно рассудка, чтобы не бросать вызов целому полку. — Не то чтобы я поверил, но теперь у меня есть твое слово. — Можете рассчитывать на меня, маршал, — встрял Лу, искренне усмехнувшись, — и на мои стволы. — Я сказал, — урезонил его маршал, — что не собираюсь устраивать здесь бойню. Но… в случае чего, надеюсь, стрелять ты умеешь, сынок. С Ручным Ветром и другим индейцем, имени которого никто из них не знал, управились быстро, устроив их на кожаных одеялах в офисе шерифа. Полковник наверняка жаждет заполучить именно сына вождя, и, по правде говоря, Мэтис не знал, удастся ли ему избежать поражения в предстоящей схватке. Веры военным не было — ни Вестхаймеру, ни его прихвостням. Устроившись поудобнее на крыльце, Мэтис и Уэнделл раскурили по сигарете. Лу следил за дорогой в город с крыши. — Скажи мне честно, маршал, — вдруг заговорил Маккензи. — Зачем оно все тебе? Мэтис непонятливо хмыкнул. — Зачем ты приехал сюда? Кроме, конечно, глубокого сочувствия к местным, так и читаемого на твоей преисполненной роже, — с иронией подметил шериф, намекая на мрачное выражение, не сходящее с лица маршала. — Должно ведь быть что-то еще? — Не думаю, что это твое дело, — нетвердо ответил тот. — Я рискую своей шкурой, помогая тебе, так что оно мое. Иначе совсем нечестно получается. Мэтис сделал глубокую затяжку. — Хрен с тобой. У меня была жена, Лили. — Надо же. А я и не знал. — А почем тебе было знать? Она была замечательной. Не из робкого десятка — постоять за себя всегда умела, но и не бесчувственная. — То есть, не как ты? — Как бы сказать, она была… — Индианкой? — осторожно предположил Уэнделл. Мэтис удивился. — Как ты догадался? — То, что ты подслеповат, вовсе не значит, что все остальные тоже нихера не видят. — Пошел ты, — отмахнулся он и нехотя продолжил: — Долгая история. Все закрутилось еще… еще когда я работал помощником в здешних краях. Недалеко отсюда был небольшой шахтерский городок. Понятия не имею, что с ним стало, но в последний раз, когда я туда приезжал, застал лишь пустые дома. Шахта, поди, обрушилась. Но в те времена дела у города шли хорошо, и он мог позволить себе содержать шерифа. Мужиком он был суровым, с проходимцами не церемонился, но ему недоставало хорошего стрелка и следопыта, а я мог заменить обоих. Мы около года охотились в тамошних лесах на банду бывших конфедератов и клановцев, нападавших на цветных. Армии здесь не было, а в округе — как назло! — эти скоты тревожили только нас, так что людей не доставало. Зачастую приходилось работать вдвоем. Надеялись, что, когда найдем, сможем перестрелять их откуда-нибудь с высоты. Логово мы так и не нашли, но зато перебили всех ублюдков до последнего. Зимой, в одну из ночей они атаковали индейцев — те направлялись к горам, чтобы похоронить там старейшину. Благо, мы как раз рыскали неподалеку — напали на след индейцев, подумав, что это те, кого мы ищем. А потом услышали стрельбу. — Он остановился на несколько секунд и оглядел небо. Ветер тихо подвывал, и туча медленно, но необратимо двигалась прямо на них. — Они не ожидали нас, и мы перестреляли их как уток. Самих только чудом не задело. Среди тех индейцев, кто выжил, была… молодая девушка. Ее лицо залило кровью — пуля прошла по касательной, задев лоб, но не более того. Как сейчас помню этот испуганный взгляд. Ее родителей убили, а кроме них родственников не было. Индейцы решили ехать дальше, но… ее нам пришлось забрать в город. Она бы не осилила дорогу в горы. Уэнделл еще долго молчал, прежде чем сказать: — Не думал, что такого черствого сухаря может тронуть какая-то девчонка. Мэтис унял подступавшую к горлу тошноту. Копошение в прошлом всегда было для него болезненной и неблагодарной работой, но раз уж начал рассказывать, то следует и закончить. — Она мне понравилась, — еле слышно проговорил он. — И у нас… закрутилось. Сперва мы старались все скрывать, но слухи быстро расползались. Никто не одобрил наше решение, даже Громкий Лис. Он тогда был что-то вроде одного из старейшин. Но мы ведь с шерифом спасли его от смерти, не так ли? Ему пришлось переступить через свое недоверие к белым и отдать мне ее. Было одно условие, конечно. Маршал замолчал и Маккензи спросил: — Какое? — Пройти ритуал посвящения. Не самый опасный, но довольно утомительный. У меня получилось. — Мэтис увел взгляд в сторону и тихо выдохнул. — Теперь ты понимаешь? Я обязан им, а в первую очередь — Лису, уговорившему всех остальных отпустить Лили со мной. И когда мы ушли, я начал жить. Ни до, ни после нее я не жил. Только тогда я в полной мере понимал, зачем просыпаться по утрам. Зачем продолжать жить дальше. Так что я должен им помочь, даже если умру. А с тобой или без тебя — это не столь важно. Маккензи почесал щетинистый подбородок. Рассказ маршала посеял у него в душе что-то, что он сам пока не был в состоянии осознать. — Как она умерла? — Ее убили. И сына тоже. Я не смог им помочь. Лицо шерифа исказилось в ошеломленной гримасе. — Какой сукин сын на такое способен? — Это моя вина. Я поверил кое-кому на слово. — Он долго молчал, прежде чем добавить: — И больше такой оплошности не совершу. Почему же ты помогаешь индейцам? Маккензи смахнул с усталых глаз выступившие от ветра слезы. Прохлада изгнала остатки сонливости из мужчин. — Какой смысл носить значок, если ты занят только тем, что сажаешь в клетку полуночных пьяниц? Сам видишь, прошлое… оно меня не отпускает. Идет за мной по пятам, и твое появление здесь — яркое тому доказательство. Поди знай, сколько отмерено мне времени прожить в этом забытом Богом местечке. Я должен успеть сделать что-то хорошее для этих людей, маршал. Пока есть время. — Думаешь, сможешь попасть в рай? — Нет, — честно признался он. — Дорога мне заказана прямо к кипящему котлу, и никакие… — Шериф! — донесся с крыши встревоженный крик. Лу, перегнувшись через каменное насаждение, сквозь темноту всматривался в дорогу к городу. — Оставайся там, сынок! Мужчины кивнули друг другу и, неторопливо поднявшись со стульев, вынесенных на крыльцо, вошли внутрь. Ручной Ветер, лежавший на одеяле из овечьих кож, с подсунутой под голову подушкой, бредил во сне. Его рана была крепко перемотана. — Посмотрим, чего им надо, — сказал Мэтис и, застегнув оружейный пояс, проверил револьверы. Уловив на себе испытующий взгляд, он добавил: — Я же сказал, что до этого не дойдет. Обещаю. Маккензи, до сих пор сильно колебавшийся, выругался и зашипел: — Ладно! Говорить буду я. Что-нибудь придумаю, а ты сиди и головы не высовывай. — Уверен? Вместо ответа шериф пнул дверь и, полный решимости, вышел навстречу всадникам, скакавшим навстречу ему по главной улице. Он сразу подметил главного — капитана, уже повстречавшегося ему несколько раз, в том числе тогда, в форте. Вечно сомневающийся взгляд затравленного полковником служаки словно кричал, что пошатнуть его уверенность — задача не из сложных. Однако когда за тобой следует целая армия, слова утрачивают свою магическую силу. Капитан остановил лошадь в пятнадцати футах от крыльца и приподнял шляпу с заколотыми с одной стороны полями. Гром взревел пуще прежнего, и люди, разбуженные топотом десятков копыт, осторожно высунули растрепанные головы из окон. Прежде им вряд ли доводилось наблюдать такой переполох в городе, и каждый неизменно хотел узнать, что случилось. — Зачем вы приехали сюда, капитан? — воскликнул Маккензи, держа руки по бокам. Помятое пальто-пыльник не скрывало приколотой к рубашке звезды. — Для вас — капитан Коллинз. Мы знаем, что вы учинили, шериф, — с претензией в голосе сообщил капитан, тоже решив разыграть карту бесстрашия. — И не остановимся, пока не разыщем каждого из краснокожих подонков, которых вы тут попрятали. А начнем мы с вашего офиса. Капитан почти перекинул ногу, намереваясь спешиться, когда Маккензи, откинув край пальто, сжал в руке револьвер, не вытаскивая из кобуры. Солдаты насторожились, не зная, стоит ли им реагировать на действия шерифа. — Еще одно движение в мою сторону, капитан, и вам не поздоровится. Маккензи показалось, что на полном лице офицера дрогнул мускул, но затем по нему расползлась улыбка человека, который знал, что победа его стороне сулит при любом раскладе. — Боюсь, вы не в том положении, чтобы диктовать мне указы. — Не в том? Возможно! — истерично расхохотался шериф. — Возможно. Но что касается стрелка на крыше и еще двоих внутри — вот из-за кого вам стоит беспокоиться. Бронзовый значок, приколотый к шляпе Лу, блеснул на восходящем солнце, когда тот привстал из-за каменного заграждения на крыше, держа на изготовку держа в руках карабин. В окне офиса промелькнуло движение. — Итак, — вскрикнул шериф, заставив капитана нервно поиграть желваками. — Сдается, шансы наши уравнялись? — Как бы ни так, Маккензи. Ваше положение все так же безнадежно. Прекращайте строить из себя героев и выдайте индейцев, иначе мы вызовем подкрепление и покажем этому захолустью, что значит — иметь дело с американской армией. Стоит ли оно того? Уэнделл было подумал, что это блеф, но надменный полковник, взявшийся за истребление коренных народов ради грязных денег, вполне мог пойти на чудовищные преступления и против сограждан. Он вздохнул и, признав поражение, покачал головой. — Что вы будете с ними делать, если мы выдадим их? — Это только наша забота, — уклончиво ответил капитан. — Мы не будем заходить внутрь и переворачивать ваше барахло с ног на голову, если отдадите нам то, что прячете. Разве это не жест доверия? — Тогда ответьте на мой вопрос, и доверие будет взаимным. Капитан нахмурился, и, сплюнув на землю, не выдержал: — Хватит разговоров! Даю вам всем последний шанс выпутаться из этой мутной передряги! Иначе все вы — трупы. Маккензи сдернул с шеи серый платок и, откашлявшись, попятился в сторону двери. — Мне нужно посоветоваться. — Даю пять минут. И лучше вам совещаться без фокусов, потому что мы никуда не уйдем и готовы стрелять. Внутри он с удивлением обнаружил, что Ручной Ветер, совсем недавно бывший при смерти, стоял на ногах, пусть и давалось ему это с трудом. По изнеможенному лицу ручьями стекал пот. — Лучше скажи это сам, — выдохнул Мэтис, поддерживавший парня за руку. Рядышком у стены сидел его друг, Вэйра, тот самый, которого спас Маккензи. — Скажи что? — осведомился Маккензи. — У нас проблемы. — Я пойду с ними, — дрожащим от усилия голосом заговорил сын вождя. — Узнав, кто я такой, они не станут трогать остальных. Мэтис неуверенно покачал головой. Его одолевали сомнения. Он прислонил индейца к стене и отвел шерифа в сторону. — Разве мы можем просто отдать парня на растерзание? Ради чего тогда мы его спасли? Черт их дери. Какие у нас варианты? — Буду честен — никаких, — твердо ответил шериф. — Думаешь… думаешь, не справимся с ними? Сколько их там — двадцать? — принялся убеждать, казалось, сам себя Мэтис. — Парни-то зеленые, тепличные цветки. — Мэтис. — За нами преимущество, мы в… — Мэтис. — Да что? — Неужто ты так стремишься угодить в ад? Они ведь тебе не разбойники с большой дороги и не клановцы. Это живые люди. И даже если мы можем их перебить, это не значит, что мы должны так поступать. Мы что-то придумаем. Мэтис понимающе закачал головой. Давно ему не приходилось ощущать себя загнанным в угол. Тем более странным было это чувство от того, что его врагом оказалось государство, служению которому он отдал всю свою взрослую жизнь. — Не думал когда-то услышать подобные слова от тебя. Впрочем, ты прав. — Мозг напряженно обдумывал варианты, и вскоре Мэтис сосредоточенно выдал: — Хорошо. Ручной Ветер, пусть и чувствовал себя отвратительно, пытался не упустить ни одной детали, пока маршал объяснял ему свой план. — …и тогда-то ему придется согласиться, как ни крути. Как быстро ваши люди умеют собираться в дорогу? — Часа за четыре. — Четыре так четыре. Ну, твои мысли? — Хорошо, — простонал индеец. — Я согласен. Вэйра, молча вслушивавшийся в разговор, рывком попробовал подняться, но потерпел неудачу. — Ты не можешь так поступить! — испуганно воскликнул он. Рана его была куда менее опасной, чем у Ручного Ветра, но серьезно затрудняла передвижение. — Ты хоть представляешь, что они с тобой сделают? Сын вождя попытался его успокоить: — Это не главное. Ты же слышал, что он сказал! Со мной все будет в порядке, просто доверься. Ты мне веришь? Вэйра пробурчал что-то на шошонском прежде, чем оставил тщетные попытки подняться. По тому, с каким недоверием он поглядывал на белых, было ясно, что их намерения его вовсе не впечатлили. — Мальчики, — оборвал их Мэтис и пнул дверь ногой. — Пора. Индейцы обменялись измученными кивками на прощание, и мужчины выволокли Ветра на крыльцо. Капитан подозрительно сощурился. — И все? А остальные? Уэнделл напустил на себя озадаченный вид и обратился к Мэтису: — Может быть, он думает, что мы смыли их водой в ванную? — Тот, однако, иронию не оценил. — Неужели вы не признаете этого человека? — Нет. — И тот скромный факт, что является он сыном вождя, Громкого Лиса, все так же ничего вам не говорит? Мэтис хмуро изучал от ног до головы каждого из солдат, но чем они были вооружены разглядеть не мог. Он даже потянулся за очками, спрятанными в нагрудном кармане, но вовремя себя остановил. Капитан спешился и на этот раз не побоялся подойти к офису шерифа, чтобы получше рассмотреть поднесенного ему пленника. Когда до него дошло, что индеец — самый настоящий сын Громкого Лиса, ранее сопровождавший своего отца на переговорах с полковником, лицо вояки озарила улыбка.

***

Испуганный городишко начал приходить в себя к девяти утра, когда первые смельчаки высыпали на улицу, чтобы в порыве тревожного любопытства поглядеть на троицу все так же сидевших на крыльце офиса шерифа мужчин. Обсуждение, ведущееся на пониженных тонах, протекало спокойно, но никто из сновавших по главной улице городка людей не верил в их безмятежность. Краем глаза Маккензи замечал, с какой злобой и неподдельной обидой они глядели на него. Совесть давила, подшептывала, что еще есть время остановиться, но шериф твердо — насколько твердым в своих убеждениях он еще мог быть — решил не поворачивать назад. Туча, двигавшаяся на них, постепенно рассеялась, а ветер, сменивший направление, погнал ее остатки прочь от города. Мэтис без особого энтузиазма воспринял это как знак — отсрочку. — А с чего бы им не согласиться? — спросил он. — С того, что им уже всыпали по первое число, к примеру. — Спорно. Это они всыпали. Маккензи ухмыльнулся. — А ты оптимист, маршал. — Не пори чушь. Я был там, в лагере, и видел, с каким запалом они готовились к битве. А ведь она даже не была им навязана, они сами ее спровоцировали, устроив засаду на военный конвой. Однако теперь их взаправду прижали к стенке. Они сделают все, чтобы освободить Ручного Ветра из плена. Поверь, я знаю, о чем говорю. — У меня вызывает большие сомнения одна только догадка, что полковник пойдет на переговоры, подложи мы ему еще одну свинью таких… поразительных размеров. — А что ему останется делать? Мы втянули его в игру, на блюдечке преподнеся ценного заложника. Если он хоть немного умен, то понимает, что за этим последует наш ход. И то, что разнюхал твой помощник, выглядит самой аппетитной целью. Даже если этот остолоп, кабинетный воитель малость смыслит в военном искусстве, даже если он поймет, куда мы ударим, сделать он с этим ничего не сможет. В свете нынешней ситуации любому дураку на его месте хватило бы ума держать свое войско при себе. Так он и поступит, бьюсь об заклад. Займет оборону, выжидая, пока мы совершим глупость. А мы ее не совершим. Лу с проницательностью горячего юнца выслушал обе стороны и, когда они умолкли, выдал свой вердикт: — Что еще тут можно обговаривать? Решено — будем драться. Губы Мэтиса дернулись в невеселой улыбке, и он похлопал парня по тощей спине. — Нет, парень, станет с нас драк. В этот раз поступим по-умному. Шериф резко поднялся и кивнул в сторону выезда из города. Одинокий всадник, оставляя за собой облака пыли, несся в город. Чем был он ближе, тем более четкие очертания в глазах маршала приобретала расплывчатая фигура. — Господи, помоги, — пробурчал он. — Знает ли он? — прикусив нижнюю губу, вопросил Маккензи. — Знает. Кто-то увидел, как Ветра везут из города, и примчался в резервацию с новостями. Иначе вождь бы и вовсе не заявился сюда. Испуганные очередным вторжением в город, да еще и индейца, рассекающего на коне, прохожие в спешке разбежались. Тревожность, копившаяся в местных со вчерашнего вечера, наконец нашла выход наружу: несколько мужчин с излишней резкостью выкрикивали ругательства в сторону вождя, пока их женщины, боясь попасть под горячую руку, безропотно разбегались по домам. — Мистер Эдгартон! Шериф! — натужно крикнул вождь, изо всех сил натягивая поводья. Лошадь затормозила, пройдя несколько метров по инерции. — Где мой сын? Куда они дели моего сына?

***

— Я вас не понимаю, — с поникшим видом произнес вождь, опустив плечи. — Как это поможет освободить моего сына? Как это поможет… хоть чему-то? — Вы должны довериться мне, я не прошу о большем, — ответил Мэтис. — Прóсите. Мэтис вопросительно уставился на вождя. — Вы сами не знаете, о чем просите. Какой бы удачной ни была война, сколько бы славы она нам ни принесла, для народа — это всегда страшное бедствие. Каждый погибший юноша — огромная потеря для всех нас, для нашего… — как вы говорите? — сплоченного сообщества. Мы не бездушные воины, мистер Эдгартон. Мы любим мир. А вы предлагаете… мне страшно подумать, какими жертвами может обернуться ваша затея. — Никто не пострадает, если провернуть все как надо. Я ручаюсь, что ваши вернутся домой живыми. И тогда ситуация для нас станет куда выгоднее, чем сейчас. Если же вы решитесь поехать в форт — не думайте, что сможете покинуть его живым. Это ловушка, а Вестхаймер только и ждет, что вы в нее попадетесь. Игра нечестная, вождь, очень грязная, и ваш благородный стиль ее не изменит. Вождь долго колебался, но в конце концов испустил смиренный вздох. — Сколько людей вам потребуется? — Двадцать-тридцать. Чем больше, тем лучше, конечно. Конвой слабо защищен — они выехали еще до начала заварушки и, небось, даже не подозревают, что у нас тут творится. Эффект неожиданности, знаете такое выражение? — Приходилось сталкиваться, — горько парировал вождь. — Если выедем ранним утром, сможем устроить засаду. По пути в эти края я заприметил одно местечко, небольшой участок дороги. Там можно организовать засаду. Вмешался Маккензи: — Я сначала тоже сомневался, но… кажется, это единственный оставшийся вариант. И он не так уж плох, если подумать об альтернативах. Вы же возвращайтесь в резервацию и займитесь отбором людей. — Но как же раненые? Их нужно вернуть в резервацию, пока военные не вернулись. Мэтис и Уэнделл переглянулись. — Трудно представить, чтобы доктор Вилья отдал им своих пациентов, — сказал Маккензи. — У него какие-то давние счеты с американской армией. Но идея толковая. Займитесь этим, если хотите. Однако некоторым лучше остаться тут. Они в таком состоянии, что не выдержат дороги. Вдумчивый кивок вождя ознаменовал конец их разговора.

***

Лейтенант смахнул пот со взмокшего лба, в тысячный раз за путешествие сверяясь с картой. Дерганая красная линия, словно наугад выискивая нужную дорогу, скакала то вниз, то вверх, и лейтенант не смог не нахмуриться при виде очередного поворота. Чем дальше они двигались на запад, тем меньше становилось самих дорог, а вместе с ними исчезала и уверенность молодого офицера, выпускника Вест-Пойнта. Тонны знаний — в том числе прослушанные лекции о навигации и картографии, — с потом и кровью добытые в академии, оказывались бесполезнее туристического справочника, когда лейтенант останавливал конвой на очередном распутье, неловко разглядывая нацарапанные на деревянном знаке слова. — Тумстон, — вчитывался он, теребя в руках карту. Утро выдалось прохладное и очень ветреное — едва получалось переговариваться с солдатами, восседавшими на козлах повозок, груженых припасами и оружием для форта. Неумолкаемое пение цикад прервать мог только лишь сильный порыв ветра, но и он лейтенанту успел порядочно надоесть. Впрочем, местные виды ему — городскому юнцу, — никогда не покидавшему каменных джунглей, представлялись раем — словно кто-то из небожителей ненароком забыл прикрыть дверцу наверх, в диковинный мир американского Запада. От ветра он поежился и снова взглянул на карту. Если они двигались правильно — в чем теперь спору не было, — Тумстон, чем бы он ни являлся, действительно должен был попасться им на пути. Настойчивые цикады заглушили и его облегченный вздох. Все было бы куда легче, если бы его помощник сейчас не лежал, умирая от неведомой лихорадки, в замыкающем фургоне. Тот знал толк в ориентировании по картам, но теперь от него и слова не добиться — так уж он был плох. Лейтенант все еще стоял посреди дороги, когда слева, в густых зарослях, послышался шорох; к ним пришлось привыкнуть еще давнее — природа здесь так и полнится мелким зверьем, обитающим под ногами у человека, вроде барсуков, змей, енотов. Однако в зарослях мелькнул вовсе не какой-нибудь енот — крупная фигура приближалась к нему, все больше напоминая человека. И вот тогда-то выпускник военной академии пожалел о чудовищном упадке своей бдительности. — Мистер?.. — заикаясь от удивления, пробормотал он, однако холодная сталь тут же рассекла кожу на виске. Удар оказался недостаточным для того, чтобы вырубить лейтенанта, однако с ног сбил, и только цепкая рука, обвившаяся вокруг шеи, удержала его от позорного падения. Мэтис выставил лейтенанта впереди себя как щит и оглянулся на вставший в тридцати футах от развилки конвой. Солдаты, ничего не заметив, переговаривались между собой, и тогда он, прокашлявшись, приступил: — Джентльмены! И тут взоры десятка человек обратились к нему — сначала непонимающие, будто почуяли на знакомом пейзаже неуловимое изменение, однако потом, когда до них дошло, некоторые даже ухватились за винтовки. — Не хочу долго тянуть резину и сразу поставлю вас в известность. — Крепко держа лейтенанта, он протяжно свистнул. Заросли по обе стороны дороги зашевелились, и оттуда, вооруженные в основном луками, появились несколько десятков индейцев. — Как вы видите, я тут не один, а с компанией. Есть ли среди вас кто-то выше остальных по званию? Паренек с козлов передней повозки представился сержантом. — Сержант, давайте обсудим с вами условия капитуляции. — Он медленно, прислонив дуло взведенного револьвера к пульсирующему виску лейтенанта, двигался в сторону конвоя. — Все останутся живы, если сейчас же сложат оружие. Я могу вам это гарантировать. Половину из вас нам придется пленить, половину распустить. Однако — я настаиваю — к пленникам не будет проявлено никакого… неуважения. Мы не собираемся вас пытать — нам не нужна никакая информация. Вы только какое-то время побудете с нами и разойдетесь на все четыре стороны. — Его безучастный взгляд ожесточился. — Однако есть и другой вариант. Вы хотели бы его выслушать или предпочтете первый? Сержант сглотнул слюну и растерянно поглядел на солдат. Их испуганные лица дали ему понять — драться никто не собирается. Затем он снова перевел взгляд на Мэтиса и кивнул. Напряженным голосом дал приказ побросать оружие на землю. Револьверы и винтовки полетели вниз, поднимая облачка пыли. Мэтис еще раз свистнул индейцам, и те, выбравшись из зарослей, принялись собирать оружие. — Лис! — крикнул он державшемуся в стороне вождю. — Прикажите им завязать солдатам руки. Громкий Лис отцовским тоном скомандовал своим людям. Сам же Мэтис сунул револьвер в кобуру, опустил лейтенанта на землю и перевязал тому руки и ноги прихваченной с собой веревкой. Когда дело было сделано, он подошел к вождю. — Я же говорил — как по маслу. Теперь мелочь: нужно пригнать повозки в резервацию, подальше от любопытных глаз, а потом, прихватив с собой лейтенанта, поедем к форту. Не волнуйтесь, Маккензи спец по части представлений, он хорошенько обработает полковника. Главное — не потерять слишком много времени. Вспотевшее лицо вождя задергалось в ужасе, когда он подумал о своем сыне. Мэтис, зная, как тяжко приходится безутешному отцу, положил руку индейцу на плечо. Им пора было возвращаться в Тумстон и прихватить с собой Маккензи. Тот из разумных соображений предпочел остаться в городе — здесь его присутствие было ни к чему — Я тоже переживаю, — с трудом признался Мэтис. — Но… откровенно говоря, вряд ли они его тронут. Если только забавы ради, но полковник, похоже, совсем не веселится. Еще немного, и вы снова будете вместе. Обещаю. А теперь нам пора выбираться отсюда обратно.

***

Миллио Торрес не нуждался в картах — и без них он знал, что идет по верной дороге. Во многих местах она словно заросла непроходимыми джунглями, однако так уж ли они непроходимы для человека, ведомого справедливым гневом? Ищущий ответов и мести, он проскитался еще неделю или две прежде, чем отыскал долгожданный указательный знак с едва различимыми буквами. Его заточенная в форме наконечника стрелы сторона словно приглашала путников на узкую дорожку, рассекавшую долину, окутанную высокой травой. Мириады стрекочущих насекомых притаились в ней. — Неужто добрались? — весело вздохнул болтливый американец, истосковавшийся по цивилизации. — Нам бы всем сейчас не помешало остановиться на пару деньков в какой-нибудь гостинице и устроить славный кутеж. Что думаете, босс? Хотя нет, вот идея получше: остановимся в каком-нибудь домике вдали от людских глаз и уже там повеселимся. За нами ведь не идут законники, нет? — Подкину тебе идею получше: заткнуться нахер, — утомленно проговорил Торрес, пробираясь на лошади средь зарослей высокой травы. — Если и идут, то давно уже потеряли след, вы правы, босс. Не о чем нам беспокоиться. От злости Миллио только на пар из ноздрей не исходил. В ином случае неумолкающий гринго давно бы уже нашел себе пристанище где-нибудь в придорожной канаве, однако мексиканец понимал, что огневая поддержка может понадобиться в любой момент, а обращался с оружием этот парень, если заверения старого Макса еще чего-то стоили, как настоящий дьявол. — Погодите, — подал голос второй американец. — Вы видите? Вглядевшись в даль, Миллио заприметил движущиеся к ним точки и протянул руку. — Бинокль. Американец кинул ему бинокль. Миллио протер линзы, прильнул к ним и чертыхнулся. — Босс? — спросил болтун. — Военные. Четверо. — Он серьезно посмотрел на своих спутников и продолжил: — Мы пройдем мимо них. Будьте готовы вмешаться, если начнется заварушка, но зарубите на носу: пока не увидите, что я собираюсь достать пушку — чтоб ни шороху. Это ясно? — Ясно, — пожал плечами первый американец. — Но вы уж постарайтесь держать себя в руках. А то мы так до вашего Тумстона и не доберемся, если всех встречающихся на пути законников валить будем. Миллио надвинул сомбреро — так, чтобы разглядеть его лицо стало непростой задачей — и двинулся дальше. Расстояние между его группой и военными стремительно сокращалось, и, когда осталось несколько десятков футов, солдаты в нерешительности переглянулись. — Стой! Кто идет? Мексиканец, как ни в чем не бывало, двинулся дальше, свернув в заросли травы, чтобы обойти их, но четверка ловко перегородила ему путь. Восседавший на коне впереди пухлощекий офицер цокнул и сжал рукой револьвер в кобуре. — Я повторю свой вопрос, мистер, — громче заявил он. — Ты кто такой? И эти типы? Миллио с досадой на лице цокнул и, смахнув сомбреро назад, поднял голову. Оно повисло у него на спине. — Здесь запрещено ездить, лейтенант? — Звания Торрес определять, в отличие от Маккензи, не умел никогда — он не делал разницы между теми, в кого стрелял, и потому наугад определил его армейский чин. — Капитан, — поправил его тот и презрительно сморщился. — Отвечай на чертов вопрос. Что ты здесь делаешь? На ковбоев вы, ушлепки, мало смахиваете. Нехотя, Миллио спешился. Капитан не стал следовать его примеру. Мексиканец немного потоптался на земле и благозвучно рассмеялся. — Я ищу человека. Он не местный, но живет здесь уже довольно долго. — Придется тебе с поисками повременить, амиго, — ответил капитан. — Все дороги в Тумстон скоро будут перекрыты. Разворачивайся и катись отсюда к черту, пока цел. Вот тебе мой совет. — Твой совет? — напустив на себя непонимающую улыбку, переспросил Миллио. — Мой, — теряя терпение, процедил капитан. — Компрэнде инглиш, амиго? — Дай-ка я угадаю. — Миллио пропустил мимо ушей исковерканный испанский вояки и закурил сигарету. — Если я ему не последую, то наступят последствия? — Капитан, лыбясь, кивнул. — Так какой же это совет? Это ведь… как оно называется? Ультиматум. А я не люблю, когда меня ставят перед выбором. — Знаешь что? Говорить нам с тобой не о чем. А вот за решетку вас троих упечь — мне только в радость. Понаехало проходимцев вроде тебя, а нам теперь расхлебывать. — Стало быть, если дела так плохи, от одного лишнего проблем не особо прибавиться? — А ты смешной. Уезжайте отсюда, мое последнее предупреждение. Миллио на секунду повернулся к своим спутникам, но, теряя терпение, продолжил: — Да кто ты такой, чтобы помешать мне? У тебя есть хоть малейшее представление о том, скольких людей я убил, чтобы попасть в Тумстон? — Мексиканец расхохотался, но внезапно его лицо стало серьезным, а голос тише. — Ты в этой истории — только одна из бесчисленных, столь же мизерных преград. Ты мелкий зверек, перебегающий дорогу всаднику. Заяц. А теперь задумайся — может ли заяц заставить всадника свернуть с его пути? — Он медленно покачал головой. — Нет. Так что отойди, заяц. Мы едем дальше. — Ну все. Ты договорился. Капитан хотел было повернуться к солдатам, но не успел он этого сделать, как загрохотали выстрелы. Стрелял Миллио — выхваченные из кобур револьверы быстро пошли в дело. Солдаты попадали с лошадей, словно ржавые банки со стендов в тире. Четвертого из них метким попаданием в лоб прикончил немногословный американец. — Твою мать! — воскликнул болтун. Капитан растерянно огляделся вокруг, силясь понять, что произошло, когда Миллио подбежал к нему и, выбив его ногу из стремена, рванул толстяка за воротник на землю. Капитан грохнулся в траву, смягчившую падение. Миллио тем временем поднял курок на взвод и приземлил свой сапог капитану на горло. Не впервые за свое путешествие он оказывался в подобной ситуации, и каждый раз доминирование над власть имущими приносило ему неописуемое удовольствие. — А теперь настал мой черед задавать вопросы. Что происходит в Тумстоне? Зачем перекрывать дороги? — хмурясь, спросил он. Капитан вцепился в ногу Миллио, судорожно дыша. — Индейцы… и-и шериф… — Шериф? — Он встал на их сторону… его подговорил маршал… — Маршал? — спросил он, не выдавая и доли того, насколько был ошарашен ответом. Не могло ведь случиться такого совпадения, что… — Скоро там начнется война настоящая, м-мистер… уберите ногу, Господа ради! Миллио слегка наклонился к капитану, но ноги́ не убрал. — Как давно этот шериф здесь околачивается? — Год или два… не знаю, я здесь не так давно… — Что за глупость. Как грабитель банков смог стать шерифом? Он ждал, что капитан ответит, однако тот, тщетно пытаясь убрать сапог со своей шеи, счел вопрос риторическим. А тем временем именно эта неразрешимая загадка столько недель занимала мысли разбойника: почему Маккензи не вернулся к своей привычной жизни? Как мог этот лихач, всю жизнь бороздивший просторы Запада, осесть в глухом городишке на фронтире? Стать шерифом? Что за чушь! — Кончайте с ним и поехали, босс, — вырвал Миллио из мыслей болтливый американец. — Не хватает нам, чтобы кто-то пришел на выстрелы. Мексиканец убрал револьвер в кобуру и отступил на пару шагов. Капитан сел на землю, тяжело дыша. Сегодня этот болван останется в живых, решил Миллио. Если уж ему суждено повидать Маккензи, то сделать это нужно помпезно, с военными у себя на хвосте. Напомнить старому другу, что Миллио в форме, что он еще безумнее прошлого. Что плохого в такой идее? Спускаясь по долине вниз, к сосновым лесам, он мог думать только об этом. О том, как прежний Маккензи рассердился бы, но после, расправившись с погоней, благодушно рассмеялся очередной лихой затее горячего мексиканца, а потом они распили бы одну бутылку виски на двоих. Прокручивая в голове былые времена, Миллио совсем забыл о гневе, терзавшем его душу многие годы, а теперь приведшем его сюда, на фронтир.