Лис, курица и пёс.

Это был один из тёплых февральских дней, на каменных беседках однако была белая крошка снега. Впрочем основное торжество проходило в мэноре и совсем не обязательно было выходить на улицу. Чара склонился над рукой сестры, а подняв голову встретился с истинно блэковскими глазами, а не знакомым шоколадом. Глаза Андромеды полны теплоты и некоторого довольства. Сейчас все смотрели на них, на неё. И всё же совсем по глупо он надеялся увидеть хорошо знакомые карие глаза с почти нескрываемым неудовольствием. Повинуясь жесту хозяина торжества заиграла новая мелодия и уж теперь к танцам присоединились другие пары. Чара проводил Андромеду к её жениху и, прежде, чем Рудольфус успел что-либо сказать, исчез. Блэки не знают полумер, а потому гостей было достаточно и затеряться среди них было легко. Блэк наклоном головы и отточенной улыбкой благодарит за поздравления, отвечает ничего не значащими заученными фразами, целует воздух над ручками дам. Сегодня Чара Беллатрис Блэк пример для подражания, воплощение кротости и послушания. Впрочем как и всегда в этот день. Он никогда не мог отпраздновать свой собственный день рождения как хотел того сам. Даже на своё одиннадцатилетие. Чара хорошо помнит этот день. Сова с письмом прилетела в середине дня, когда вовсю шёл завершающий этап подготовки к вечернему торжеству. И ему казалось что он никогда более не чувствовал такого восторга, как когда вскрыл конверт из Хогвартса. Он его даже некоторое время хранил, правда в одну из вспышек злости сам его и спалил в камине, предварительно разорвав. И тогда же его представили Миэли Прюэт, тут же сказали, что между ними будет заключена помолвка и отправили открывать торжество первым танцем. Чара наконец добрался до выхода на улицу, в лицо ему ударил свежий и немного прохладный воздух. Он вдохнул его полной грудью и оглянулся назад. Громкая музыка, рябящие в глазах одежды и мелькавшие знакомые лица. Внимание на него никто не обращал и он выскользнул из душного помещения, закрыл за собой дверь, спустился по лестнице и почти скрылся в лабиринте из кустов роз. — Сбегаешь, Блэк? Чара выругался себе под нос, не особо заботясь о том, что его услышат. В конце концов эту медовую интонацию он узнает даже на грани смерти. — Блэки не бегут, — у него всё же выходит добавить в голос надменности и обернувшись встретит взгляд серых глаз. — Скоро мы будем родственниками, а ты этого и не знаешь? — Я просто не знал о чём ещё думать, — Люциус, а это был именно он, удобно перехватил свою трость. — Когда увидел, как ты крадёшься словно вор и так был этим увлечён, что даже не заметил меня. Чара прищурился и почти мгновенно понял, что Малфой скорей всего скрывался за углом, он не приглядывался вот и не заметил. Ужасная оплошность с его стороны. — Воруешь, Малфой? Чара честно попытался скопировать медовую интонацию, но получилось будто он цедит яд. Не то чтобы Блэк был этим расстроен, в последнее время мёд ему очень не нравиться. — Ложь и клевета. Малфои абсолютно честные бизнесмены. — И интриганы. — Как ты можешь думать о будущем муже твоей сестры подобным образом? — Я просто не знал, о чём ещё думать, — Блэк сложил руки на груди и ухмыльнулся. — Когда понял, что наследник Малфой выслеживает кого-то за углами, вместо того, чтобы развлекать мою младшую сестру. — Уверяю тебя, милая Нарцисса может развлечь себя сама, — Малфой величаво спустился по лестнице и остановился на последней ступеньки, вальяжно опираясь о каменные перила. — В отличае от тебя. Вернее не уверен, что твои развлечения будут безобидными. Чара скривился. Неужели было настолько очевидно, что он затеял? Впрочем вспоминая поведение сестёр и прочих родственников, что-то поняли, вернее почуяли, только Рудольфус и Люциус, лучшие друзья. И если Рудольфусу он с рук на руки передал Андромеда, от которой ему не скоро отделаться, то он ничего и не смог сделать. Впрочем вмешательство Люциуса означало лишь, что мордобоя прямо здесь и сейчас не предвидеться. Слишком трепетно Малфой следил за своим лицом и был достаточно разумен, чтобы не лезть в драку с Блэком. Лестрейндж этими обстоятельствами обременён не был, а потому по лицу дать мог, абсолютно по магловски. Более того нос Чаре он так однажды уже сломал. — Малфой, мои развлечения только мои, тебя в компанию не зову. Другое дело, что Люциус никогда не ждёт приглашений. Иногда Чаре казалось, что Малфой нарушает чужие личные границы чаще, чем даже Рабастан и Сириус. — Не пожалеешь? Сомнения в перемешку с укором Чара не оценил. Это было делом чести, а не развлечением. Той парочке с бессмысленным покровительством полукровки стоило думать прежде, чем наносить оскорбление Блэку. Тем более он уже показывал Миэли, что будет с её кавалерами. — Нет, — даже если это не так, Чара никогда в этом не признается. — Нарциссе уже точно надоел Паркинсон. Блэк махнул рукой на прощанье и скрылся наконец в лабиринте. У него есть не так много времени прежде, чем его хватятся. Но более совершенного алиби у него не получиться, не то чтобы оно было ему нужно. Чара аппарировал в свой дом, предоставленный в честь окончания им Хогвартса главой рода. С удовольствием растрепал заплетённые волосы и стянул их в простой хвост. Сменил так раздражающий его костюм, обул удобные сапоги и накинул мантию-невидимку. И вновь аппарировал. Миэли Прюэт была старше его на несколько месяцев, если быть точнее то на пять, чем очень гордилась и с высоты своего возраста смотрела на него вниз. У Миэли Прюэт были очаровательные рыжие кудри, в тот день заплетённые в наворочённую причёску по французски. Он точно знал, с такой причёской его мать недавно вернулась из Франции и всё щебетала о замечательном салоне куда не раз потом таскала его сестёр. Её личико было загорелым и всё в веснушках, карие глаза смотрели на него с почти ненавистью. Это было немного забавно, ведь пухленькая девочка не походила на угрозу. Чара тогда фыркнул презрительно, будто бы он хотел на ней жениться. В одиннадцать это не то о чём ты думаешь. Будь его воля он бы вообще не женился как дядя Альфард. Другое дело, что если быть как дядя Альфард, то за разгульный образ жизни могут выжечь с гобелена. К счастью или сожалению, но воля Чары была на коротком поводке у его тётки Вальбурги. Кусать её руку он здраво опасался. А потому безропотно принял, что женится на Миэли Прюэт. Чара почти схоронился за холмом. Его взгляду предстало убогое и разбитое здание. Рыженькая молоденькая девушка, вновь пополневшая после родов, снимала бельё. Очевидно, что контроль над магией всё ещё не восстановился. Предательница же крови. Миэли Прюэт была единственной на кого он смотрел, не считая сестёр, но сёстры это другое. Чара принял выбор её факультета, по правде ему гриффиндор Шляпа тоже предлагала, но он отказался от сей чести, благополучно уступив Сириусу стать первым гриффиндорским Блэком. Он дарил Миэли красивые цветы с курса так третьего. После официального приёма в честь помолвки. До этого же он не мешал ей жить. Он никогда ничего не говорил о выборе её друзей, никогда не говорил о грязнокровках. Да его отец и дяди в жизни не были настолько великодушны и добры! Лишь один раз его терпение кончилось. Но проглотить её шашни с грязнокровкой он просто не мог. Бедняга заживо гнил, начиная с рук, и так и попал в Мунго. Вот только и там ему ничем не помогли. Так и умер. Не то чтобы Блэку было жаль. Последующую пощёчину он тоже в молчании не перенёс и как ему показалось вполне толково объяснил возможные границы. Только чтобы на седьмом курсе услышать о её заключённом браке с Артуром Уизли. — Нет, не надо! Чара с равнодушием встречается с её карими глазами. Мокрыми и покрасневшими от слёз. Палочка привычно лежит в руке, проклятье легко настигло свою цель. Артур Уизли разлагался тут же на полу, попеременно корчась от боли. Должен был знать на что идёт. Он помнит возникшую тишину в Большом Зале. Помнит, что все казалось смотрели на него. Наверно так и было. Он знает, что Люциус потянулся за палочкой, а Рудольфус был готов на него кинуть я и удержать от глупостей силой. Он помнил раздражающие его голубые глаза Уизли. Голубые глаза сейчас были наполнены животным страхом. А тогда он прямо лучился самодовольствием и торжеством. Как же женился на чистокровной девице с хорошим приданым, которое ему разумеется не досталось. Компенсации могло хватить Ноттам или Руквудам, но не Блэкам. Оскорбление Блэка можно смыть только кровью. Тогда в Большом Зале Чара Блэка спокойно прожевал мясо, поводок в руках тётки натянулся. Если он кинется сейчас позоря род, то тётка его убьёт как бешеную псину. Ну или не убьёт, но больно точно будет. Минутное удовольствие того не стоит. Ему вспоминается как недавно грязнокровка устроил потасовку с полукровкой из-за такой же грязнокровки. Тогда он посмеялся со своими друзьями над ним. И вот он теперь на том же самом месте. Его невеста мало того что завела отношения, переспала с другим мужчиной, так ещё и забеременела. И чтоб уж удар был сокрушительным тут же бросилась к директору с мольбами о заключении брака, а тот об этом ещё во всеуслышанье объявил. Гриффиндорцы об этом знали или подозревали, Гидеон и Фабион промолчали, но точно знали. Он потом не преминул им сообщить, что смерть их старшей сестры на их совести. Они ведь промолчали, а он просто не мог доглядеть. Хорошо скрывались. Это был бы сокрушительный удар, если бы Чара любил Миэли. К счастью она ему лишь нравилась. Так это лишь удар по самолюбию, оскорбление, которое он никогда не забудет и не простит. Чара думал об этом, пока наконец не дожевал мясо, крутя при этом не по этикету вилку. Потом в полной тишине встал, взгляд, которым он одарил новоиспечённую чету Уизли, был полон обещания кровавой расправы, так и повисшей в воздухе. А после направился прочь, выместить кипящую ярость на чём-нибудь. — Я ведь тебя предупреждал, — Чара с лёгкостью преодолевает разделявшее его расстояние с Миэли, вернее с Молли Уизли. — Говорил, что будет с тем с кем тебе вздумается шашни крутить. Блэк садиться на корточки, впивается пальцами в подбородок, так что синяки останутся, и поднимает, заставляя смотреть на мужа. — Знаешь, Дамблдор вызвал меня однажды к себе в кабинет, через несколько дней после объявления о твоём браке и беременности. Заливал про любовь и то, что мне стоит тебя отпустить и не препятствовать твоему счастью. Со второго этажа, наверно из детской, раздался громкий плач. Чара знает, что сын Молли родился в ноябре. От её же хорошей подружки, с которой та наверно до этого дня списывалась. — И вы будете счастливы на том свете. Вместе. Насколько конечно могут быть счастливы лис и курица. Хищник и его жертва. Он ведь тебя и не любил, всё на приданое надеялся, а там может и братьев твоих бы извёл за наследство. Но любовь родителя к ребёнку любовью, а род всё равно важнее. Зелёный луч срывается с палочки. Авада Кедавра — милосердный удар, Чара всё понять не мог с чего это заклятие причислили к тёмным. В последний раз он провёл по рыжим кудрям, закрыл распахнутые карие глаза, переступил через тело Артура, тот ещё пусть мучается и направился к лестнице. Детский плач всё не умолкал. Ребёнок был…маленьким. Намного меньше, чем ожидал Чара. Впрочем своих сестёр он видел только годовалыми, как и Сириуса с Регулусом. Красное личико, рыжий пушок на голове и серо-зелёные глаза. Не голубые, не карие. И впечатляющие голосовые связки. Чара хотел, чтобы ребёнок замолчал, но его психику расшатало не настолько, чтобы он начал кидаться заклинаниями в ребёнка. Ребёнок был лёгким и можно сказать, что ничего не весил. На какой-то миг Блэк подумал, что его с Миэли ребёнок мог быть таким. Хотя это уже было не важно. Тело Молли остывает на первом этаже, от Артура останется сгнивший труп, а Чара больше не свяжется с женщинами. Блэк аппарирует несколько раз, чтобы запутать след и только потом вновь возвращается к себе домой. — Рики, присмотри за ребёнком. Домовушка с трепетом, не совсем понятным Блэку, принимает ношу, в её руках ребёнок почти сразу затихает. — Его никто не должен видеть. Я запрещаю кому-либо говорить о нём. Рики кланяться и исчезает с ребёнком. А Чара вновь обряжается в богатые одежды, чарами заплетает волосы, как-то на спор выучил. Торжество по случаю его дня рождения ещё не окончено. И пока точно об его отсутствии знает Люциус и Рудольфус. Разумеется первым с кем он сталкивается это Лестрейндж. Его грубо припирают к стенке, но Чара великодушно Рудольфуса прощает. Лицо цело и на том спасибо. — Я спешу. — Это куда же? Рудольфус меж делом упомянул однажды, что директор Дамблдор так и лучился довольством. А Люциус добавил, что это не спроста. Чара и сам это знал. И за своё унижение собирался оплатить наглому полукровке, даже если придётся побыть на стороне другого полукровки. — Сегодня здесь особенный гость, Руди. Не хочу заставлять его ждать. — Блэк, ты в край двинулся? Беспокойства Лестрейнджа греет душу, ведь та же тётка была в восторге от решения Чары. Между ней и якобы Тёмным Лордом что-то явно было, но поводок всё ещё был в её руках и она могла дёрнуть. — Блэки за оскорбления мстят. Как знать. Может быть я помешался на этом? Чара криво улыбается, отлипает от стены, приникает у груди друга, вслушиваясь в биение его сердца. Привычный в последнее время гнев становится тише. Рудольфус выше и шире его в плечах. Периодически Блэк даже страдал от женских черт в своей внешности и хрупкости телосложения. Правда его стенания никто не слушал. — Это так по детски, но я хочу, чтобы от Дамблдора ничего не осталось. Наследник Слизерина, тоже одна шутка, всем известно, что осталось от Гонтов. Но разве не прекрасное орудие для борьбы? Один я не справлюсь, род мне тут не поддержка, совсем зазнались, оставляют выскочку безнаказанным. — Ты мог бы попросить помощи… — На тебе и Люци род. Не твоё это дело, а моё. — Я женюсь на твоей сестре. — И ты о ней должен будешь позаботиться, — подняв голову Чара заглянул другу в глаза. — Ты женишься на Андромеде, а не на мне. Гость ждёт, а я всё ещё спешу. Не мешай, Руди, как друга прошу.