Василиса Огнева и Теория относительности

30.04.2014 19:01 Поместье Огневых, Остала — Слушай, — голос учителя в её голове как всегда безэмоционален и пуст, — каждое их слово может быть важно. Если не знаешь, что сказать — молчи. Я скажу за тебя. Василиса поморщилась. Ей не нравилась перспектива отдавать свое тело, пусть даже и ненадолго, но Астрагор был прав — она была умной, да, но Елена Мортинова и Нортон Огнев не были обычными людьми. Они были политиками до мозга костей, а Василиса — всего лишь ученицей. Пока. И весьма необычной. Она сидела за столом напротив отца. Стол был отвратительно длинный. Огнев был отвратительно мрачный. Зато Елена, казалось, светилась изнутри — и это заставило Василису напрячься. — Итак, Василиса. Позволь мне начать с самого начала. — Начните с того, почему я вижу вас впервые за пятнадцать лет. — Василиса равнодушно придвинула к себе чашку с чаем. — Причине желательно быть существенной: международное преследование, не меньше. Или, возможно, это была такая изощренная попытка уклониться от уплаты алиментов? Но вы, отец, не похожи на человека, которого разорят такие траты. На несколько секунд повисло молчание. — Причины на данный момент не так важны. — Ещё чего. Сохраняя безразличное выражение лица, Василиса отпила дешёвый, не очень-то вкусный чай. Нортон попытался было что-то сказать, но в тот же момент она преувеличенно громко хлюпнула чаем, с удовольствием увидев, как скривились её собеседники. — Я практически построила свою жизнь без тебя. У меня есть перспективы. Мне светит учеба в самых престижных вузах мира, и, более того, я могу выбирать. Мне не нужны твои деньги. Не нужна твоя фамилия. И, я полагаю, ты это знаешь. А значит, раз ты ничего не можешь дать мне, то ты забрал меня потому, что это я нужна тебе. — Возможно. — Зачем? — Тебя не касается. Равнодушие на лице Огневой всего на мгновение сменилось полной растерянностью человека, который в обществе уважаемых ученых услышал произнесенное серьезным тоном заявление о плоской земле. Она ожидала от отца холода и безразличия. Ожидала увидеть хитрого политика, почти гения своего времени — но перед ней сидел уставший и ничего не понимающий в общении с подростками мужчина, который явно не знал, что делает. Воу. — Мне кажется, ты начал не с той ноты, — краем глаза она увидела на лице Елены усмешку, — это ты не получишь от меня ничего, если не объяснишь. — Значит заставлю. Видишь ли, дочь, ты скоро попадешь в мир, о котором не знаешь ничего. Все твои перспективы, — тут Огнев фыркнул, — ничего там не значат. Там только я смогу тебя защитить. Это тебе нужно. Нет. — Да, звучит логично, — вместо этого сказала Василиса, — полагаю, никто не будет интересоваться моим согласием насчет попадания в этот, как вы выражаетесь, мир? — Если ты здесь, то для всех них ты уже согласилась. Неправда, неправда, неправда. Они даже не знают. Василиса посмотрела в окно. Было лето, и красивое, ясное голубое небо отражалось в её глазах. — Что мне сказать ему? — мысленно спросила она у него. — Ничего, — ответило ей не небо, — дай ей сказать. — Я же знаю, что она скажет. — Да, — сказал голос в её голове. — Да, — сказала Елена и в её голосе не было ни капли радости и доброты, — ты ужасно невежлива, как я и ожидала. Твой отец, милочка, предлагает тебе очень хорошую сделку, а ты наглеешь. — Конечно. Сделка. По ней я оказываюсь замешана во что-то, что грозит мне опасностью и пока что не сулит никакой прибыли, а взамен получаю защиту. От кого? От врагов, которых я наживу благодаря вам? Если вы считаете это хорошей сделкой, — она посмотрела Елене в глаза, — то вы очень плохо считаете. — У тебя уже есть враги, фейра. Ну вот. Снова эта глупость. — Кто? Вы? Кто-то мог бы сказать, что Василиса выстрелила этой фразой вслепую. Отчасти это было правдой, но в эту мишень она попала бы даже с завязанными глазами. Василисе даже пистолет не надо было заряжать — пуля была заботливо вложена в него чужой рукой, а предохранитель был снят. Елена посмотрела на неё с гневом, и от улыбки не осталось ни следа. Тяжело продолжать улыбаться, когда во лбу дыра. Хотя иногда люди могут улыбаться в ситуациях и похуже. Василиса видела. Она улыбается. — Я согласна, — промурчала она под непонимающим взглядом отца, — сделать всё, что тебе надо. — Боюсь, теперь уже я не понял, зачем. — Позволь закончить. Взамен мне не нужна твоя защита — сунь её туда же, куда ты заботливо припрятал свой родительский долг. Взамен я хочу… Я не хочу чтобы ты участвовал в моей жизни. Все решения, связанные с моим будущим, но не с твоим планом, буду принимать я. И я хочу твоих денег, но только тех, которые ты должен мне за шестнадцать лет. Это, — она притворилась, что считает, — примерно три с половиной миллиона рублей. Если, конечно, ты считаешь в такой валюте. — И это всё, что тебе нужно? — Всё его лицо излучало недоверие. — Почти. Ещё одно условие: я буду знать, что я делаю, даже если мои действия должны выглядеть так, как будто я не знаю о твоих целях. Мне всё равно. — Ты знаешь. Ты знаешь, чего я от тебя хочу. Плохо. — В общих чертах. Трудно принять, что ещё один мир где-то там, в космосе, не глупая сказка. Но книг в библиотеке было достаточно. Знаю я ровно то, что ты позволяешь мне знать, не так ли? Большего я и не буду пытаться узнать. Они молчат. Часы тикают. В Змиулане Астрагор молча поднимает кубок, потому что только что выиграл. — Конечно, — сказал Огнев и в его взгляде читалось облегчение, — я согласен. «Он проиграл», подумала Василиса. Потому что решил, что она глупая, самоуверенная и наглая. Его тузом в рукаве была Василисина наивность. Василисино незнание. Василисина прямота и неумение торговаться. Проще говоря, его рукав был пуст. Она прикрыла глаза и протянула руку. — Сделка. Ужинали они молча.

***

01.05.2014 11:43 Змиулан, Карпатские горы Фэш любил такие дни. Дни, когда определенные цифры сходились, нужные уравнения решались, а ткань мироздания оказывалась сложена ровно так, как хотелось. Учитель такие дни тоже любил, но сегодня он вернулся в Змиулан уставший и недовольный. — Ничего не работает так, как я хочу, — уныло подтвердил он подозрения племянника, — но могло быть и хуже, не дергайся. Пока они спускаются в подземелья к Зеркалу, Фэш успевает задать ещё несколько вопросов. Больше всего его интересует Василиса: она ещё не успела отчитаться ему о своем разговоре с отцом. Ещё он спрашивает о золотом ключе, уточняет детали. Рассказывает о своих успехах в обычной человеческой учебе — ему уже пора писать мотивационные эссе для колледжей всего мира. — Поступай в Индию, — пробурчал всё ещё мрачный, но уже более живой Рунис, — НАСА нужны их спутники подешевле. — Ага, а ещё туда лететь несколько часов, и прямые зеркальные переходы хрен настроишь. Ты меня так просто не отошлешь. Астрагор только грустно вздохнул. Они наконец спустились. Фэш пошёл первым, не спрашивая разрешения. Привык уже. — Привет, — нежно сказала его мама. Отец стоял у нее за плечом и тоже улыбался ему. — Привет. Он сел перед зеркалом и начал рассказывать. За полгода у него накопилось много историй, и время у него было. Там, в месте, которое многие ошибочно принимали за безвременье, было немного возможностей для общения с внешним миром. У них могло бы вообще не быть шанса поговорить, но Рунис провел почти год, настраивая зеркало на возможность связи с кротовой норой. Фэш этого не помнил, ему тогда было всего четыре, но за возможность общаться с родителями он был благодарен. — Сколько времени прошло у вас? — уточнил он, когда новости, кажется, закончились. — Три месяца. Или два года. Или полгода, если считать от вас. — Отец хитро улыбнулся. — Тебе в какой системе? — Фу. Эти ваши теории относительности… — Не гони на Эйнштейна, — впервые за весь разговор подал голос дядя, — три месяца их личного времени, два года у горизонта событий, полгода у нас. — Можно было просто сказать «три месяца», — уныло протянул Фэш. Теоретическая квантовая физика не была его любимым предметом. — В два раза меньше, получается. Вскоре после этого его время кончилось. В последний раз он провёл рукой по зеркалу и ушёл, не попрощавшись. И даже, наверное, не плакал совсем. Как и всегда.

***

Диаман молчал и Астрагор даже сквозь дымку зеркала видел, как поджимаются его губы. — Не жалеешь? — Он мой сын. Он станет королём. Я подарил ему лучшее будущее. Не жалею. — А я вот жалею иногда. Не о нём, о тебе. — Скучаешь? Астрагор смеялся, поглаживая поверхность зеркала. Оно было холодным. Его пальцы тоже. — А как же. Ты выбрал жизнь для своего сына и одиночество для меня. — Глупый, — сказал Диаман и прижал ладонь к стеклу так, что на секунду Астрагору почудилось прикосновение, — ты не один. Тебе уже не нужен старший брат с умными советами. Ты стал гораздо мудрее меня. — Почему ты выбрал Фэша, а не себя? — спросил он, зная ответ. Слышал его уже. —Семья это главное, разве нет? Девиз Драгоциев. — Я тоже его семья. И твоя. Вы выбираете без меня. Он вздыхает и сползает на пол у рамы. Диаман смотрит на него сверху вниз. У них уже был этот разговор. — Мы оба знаем, что ты выбрал бы то же самое. И ненавидел бы себя за это потом. Пусть лучше это будет только мой выбор. — Ненавижу, — шипит Астрагор сквозь сжатые зубы, — твои выборы. Один хуже другого. — Врешь. — Самую малость. — Осталось немного. Ты, главное, не сойди с ума, пока меня нет. — Поздновато ты спохватился, Диаман. — Он позволил себе улыбку. — Я давно уже сумасшедший.