Я так тебя ждала

      Иванушка устало отложил топор и уселся на пень, который совсем недавно был мощным деревом. Сейчас дерево, освобождённое от корней и веток, лежало на телеге, а ветки, стянутые пеньковой верёвкой, пока ещё ждали своей очереди на земле, щедро усеянной мелкими щепками. Ещё более мелкие прилипли к обнажённым по локти рукам и потной шее, противно покалывая кожу. Иванушка попробовал отряхнуться, но куда там!.. Щепа цеплялась за влажную кожу и зверски раздражала.       Вздохнув, Иванушка поднялся, зашвырнул на телегу связку веток, заткнул топор за пояс и, взяв под уздцы кобылу, направился к лесному озеру. И сам ополоснётся, и верную старушку напоит.       Кобыла понуро брела, таща гружёную телегу, изредка всхрапывала, сдувая с глаз седую чёлку. Сдаёт старуха, хорошо, если пару лет протянет, но толку с неё с каждой седмицей всё меньше. Иванушка грустно погладил тёплую шею. Жалко.       Когда между деревьями заблестели воды озера, кобыла оживилась и потянула телегу к самому берегу. Иванушка еле успел натянуть повод, пока торопыга не сбила с ног. Добродушно ругаясь, он выпряг кобылу: что ж за питьё-то в оглоблях? — и подвёл к берегу. Кобыла успокоилась, но её широкие ноздри жадно втягивали запах воды. Иванушка отпустил лошадь, та нетерпеливо вошла в воду по самые бабки. Ну и как бы он потом выводил её оттуда вместе с телегой? То-то же.       Поглядывая на пьющую кобылу, отмахивающуюся хвостом от оводов, Иванушка сбросил рубаху и портки, встряхнул хорошенько от щепы и небрежно кинул на борта телеги. С громким гиканьем забежал в воду, поднимая густые брызги, и рухнул в обжигающе-холодные воды. Разгорячённое солнцем и топором тело приветствовало прохладу озера.       Иванушка плескался как утка, возвращая бодрость и чистоту. Хорошо-то как!       Звонкий девичий смех колокольчиком разлился над озером. Иванушка подскочил, но тут же по самые плечи ушёл под воду: срамота-то какая! Вот же бесстыжая девка!       А девка неубедительно пряталась в зарослях рогоза так, что распущенные волосы и белые плечи на виду оставались. Ну раз так, то и сама виновата, бесстыдница. — Ты чего одна по лесу шастаешь? — сурово спросил Иванушка, а сам медленно-медленно к камышам подгребает. Вдруг там не только плечи видно? Вода-то прозрачная совсем, чистая. — Да за ягодами ходила, — девка смешливо стрельнула глазами. — Тут по бережку в сторону оврага земляники видимо-невидимо. Будет славное варенье на зиму. А ты-то не рано дровами запасаешься? — Да не дрова то, — обиделся Иванушка: кто ж на дрова ствол целиком из лесу везёт? — Венец нижний подправить в избе надо, а то одно бревно совсем прохудилось. — Какой хозяйственный, — смеется девка, и как будто не видит, что Иванушка уж совсем близко подобрался. — Мне с сестрицами такой-то и надобен. Пойдёшь в примаки? — Совсем сдурела? — обиделся Иванушка. Вот кому только что сказал, что избу чинить собрался. — Не пойдёшь? — спрашивает, ресницами длинными моргает, а сама-то руки навстречу белые тянет, манит гибкими пальцами. Хороша, слов нет. — Ну, что сразу «не пойду», — бубнит Иванушка, а сам сквозь воду на белые груди таращится. Округлые с тёмными вершинами. — Иди, — соглашается красавица и кладёт холодные-холодные руки на плечи Иванушке. — Я так тебя ждала…       Последнее, что слышит Иванушка перед тем, как твёрдые и холодные уста прижимаются к его губам, — испуганное ржание верной кобылы.