Lie. Evil. Love

Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с частью реальности, иллюзии разбиваются вдребезги. Зигмунд Фрейд

В просторной зале кружатся в танце пары за дымкой таинственности. Маски скрывают лица, ажурные, узорные — все незнакомцы друг для друга. Расплываются в тишине, тают, искрятся невысказанные слова. Льётся лесным родником негромкая ненавязчивая музыка, что придаёт атмосферы. На потолке люстры светятся парадоксально холодом, не даря тепла, но не настолько достаточно, чтобы всё видеть. Витражные окна от пола до потолка наполовину скрыты тёмными драпированными шторами. Со стороны и не заметите, что Хэллоуин. Приглядитесь — рассмотрите причудливые наряды. Вампиры и оборотни. Демоны и ангелы. Колдуньи и маги. Глаза в глаза. Кристально-чистые ангельские серые в глубокие, таки-бездонные рубиновые. Зрачки заинтересованно расширяются, легко дрожат. Искренняя улыбка обнажает острые клыки.

«Фальшивка, как и всё вокруг».

Она — в роскошном, словно королевском платье с рукавами. Чёрная струящаяся ткань оголяет плечи, подчёркивает стройность стана. Атласная лента опоясывает шею, не душит. Складки спускаются до пола, тихо шуршат. Он — в деловом костюме. Элегантен, словно настоящий джентльмен. Волосы покачиваются в такт движениям. Длинные смоляные пряди спадают на плечи. Шаг. Поворот. Шаг. Поворот. Откинуться назад, выгнувшись в тонкую, чуть ли не звенящую струну скрипки. Прикрыть глаза от удовольствия. Томно выдохнуть. Легко-опасно скользнуть, уклониться от намеченной линии в сторону. Резко развернуться, поднять руки вверх, нарушить установленные правила. Растянуть губы в довольной ухмылке.

***

Коснуться губ. И ещё раз. Снова. Продлить сладкое мгновение на долю секунды. И прижаться опять, не в силах оторваться. Предаться забвению о том, кто ты, о том, что происходит, обо всём вокруг. Только оголённые провода-чувства искрят электрическими разрядами, бьют по коже и изнутри. Распаляют, сжигают, душат. Вдохнуть терпко-сладкий аромат духов, чтобы запомнить навеки. Ветивер и мускус с нотами розового перца. Хочется сохранить в самом потаённом уголке чёрного сердца. Спрятать ото всех в шкатулку на замок, как свою слабость. Любимую слабость. Отдасться полностью и без достатка. Вручить всю душу на раскрытых ладонях, со всеми страхами и ужасами, гнилью и пеплом, табаком и ветром. Вверить несуществующее сердце, что чернее ночи, не бьётся больше, умерло. Довериться хоть раз в жизни. Ради неё. Ради единственного ангела среди грязных душ, спасительного лучика света во мраке, надежды и добра. Ради его личного солнца. Ради свежего воздуха после запахов смерти, трупов, ненависти, презрения.

***

Признание повисает в воздухе гильотиной. Рассыпается в сумерках звёздами, в то время как небеса исчерчены серо-лиловыми, огненно-рыжими и жёлтыми, как необъятное поле одуванчиков, полосами заката. Слепит глаза, молотом нещадно бьёт по голове. Обескураживает, застаёт врасплох хищным зверем. Обвивает крепко верёвкой, стягивает путы на ногах, что ноги врастают в пол корнями тысячелетнего дерева. Заставляет дрожать. Вампир. Не на маскараде, а в действительности демон. Монстр. Чудовище. Он убьёт её. Непременно. Клыками пронзит кожу, жадно высосет всю кровь до конца. Отбросит больше не нужное тело, как поломанную игрушку, в которой теперь нет необходимости. Он — её смерть. Он — её конец.

***

Кашель першит в горле, саднит, царапает, скребётся, против воли вырывается наружу сдавленным хрипом. По подбородку, вниз стекает багряная струйка, что до того оседала на языке железом. Призрачно-бледная кожа покрыта мелкими царапинами и ранами, что затягиваются медленно — организм слишком истощён даже для такого. Неожиданно. Новый кашель звучит смехом. Улыбка скрипит на зубах и кривит пересохшие тонкие губы. — Охотница… кх… на вампиров… Не ожидал.