Два греха.

      На кончиках пальцев Лизы заискрились крохотные, но опасные молнии, предупреждающие: никто не посмеет оскорблять ее любимую. Но Розария вместо того, чтобы смеяться или отвешивать едкие комментарии, неожиданно тяжело сглотнула, приковав взгляд к ее фигуре. Ей казалось, что перед ее глазами заплясали звездочки от неудержимого желания. Глядя на Джинн, она видела совсем не ее… Пьяное воображение рисовало другую белокурую девчонку. Младшую сестру магистра Джинн. Перед хмельным взглядом была не строгая старшая сестра, а младшенькая, юная и мягкая, тело которой никогда не было сухим и сильным, застенчивая и невинная. Ее золотистые кудри разметались по плечам, юношеские щечки раскраснелись, в уголках глаз выступили слезы… Она сидела, широко расставив ноги, а ее нежный плюшевый животик, откормленный за многие месяцы и превратившийся в настоящее жирное пузо, был наполненным под завязку и располосован бледными розовыми растяжками. Мечты… это только ее мечты. Нежное лицо перед глазами. Пухлые розовые губки просят нежным голосом: — Ну же, я хочу стать еще больше… Накорми меня так, чтобы я не могла двигаться, и трахни наконец, Розария! — Конечно, моя маленькая куколка, — низким голосом мурчит она… — Розария! Розария! Контуры румяного лица плывут, смазываются, чтобы позже вновь обрести четкие очертания. Яркий свет и обилие звуков на пару мгновений оглушают, ослепляют и дезориентируют. Она что… уснула в таверне? — Барбара? — удивленно выдыхает она, пытаясь сфокусировать взгляд на обеспокоенном лице, протягивает руку и ощупывает мягкое плечо, чтобы удостовериться в ее реальности. — Так ты мне… не мерещилась?.. Она удивленно хлопает глазами. Ее щечки трогает очаровательный легкий румянец, и она неловко спешит объясниться. — Я зашла сюда… по делам, мне нужно было кое-что передать мастеру Дилюку… Я увидела госпожу Лизу и сестрицу, а рядом с ними — тебя. Сестренка сказала, что ты… немного перебрала, и я подумала, что тебе нужна помощь… Розария тихо рассмеялась. — Твою сестричку же сняли с поста, да? Тоже не видела ее уже неизвестно сколько? Пропадает с Лизой у нее… — она вдруг схватила большую кружку уже теплого пива со стола и залпом осушила ее в несколько огромных глотков, бесстыдно громко отрыгнула и звонко похлопала себя по тугому животу, пьяно смеясь. — Да уж… По сравнению с жирным пузом твоей сестры мой животик… — Розария! — возмущенно перебила ее Барбара, но сходство со старшей сестрой лишь больше рассмешило ее. — Извини, малышка, — отсмеявшись, нежно бросила она, тяжело поднимаясь. — Мне надо в уборную… Главное, не наткнуться на твою толстую сестричку, которая сейчас шпилит там библиотекаршу… Прости-прости, забыла! Но на правду не обижа- Сделав пару шагов, она пошатнулась, громко икнув, но Барбара поддержала ее под локоть. Она была ниже и слабее, но от падения уберечь смогла. Пару долгих секунд они стояли, глядя в глаза друг другу. Прикосновение жгло Розарию, заставляя изнывать от невозможности потрогать Барбару так, как ей хочется. Прижимаясь к ней боком, она чувствовала, как ее мягкий и пухлый животик упирается в нее, как грудь, стесненная платьем, почти касается ее груди… Чтобы не сорваться, Розария отстранилась и, покачиваясь, ушла в уборную. Барбара осела на скамейку, осознавая те чувства, что переполняли ее в этот момент. Никто не знал, какие грязные секреты хранит маленькая праведная девочка. Никто не знал, как возбудилась она, увидев свою сестру в новом виде и с вожделением глядящую на нее госпожу Лизу. Джинн говорила ей, что приболела и хочет побыть одна, пару раз Барбара пыталась зайти проведать ее, но на пороге ее встречала Лиза, тактично и мило отправляя туда, откуда пришла. Так получается, вот что там происходило на самом деле? Неужели… сестренка страдает той же страстью, что и она сама? Никто не знал, что чистенькая беленькая монашка после служб в церкви запирается у себя дома и предается чревоугодию, набивая себя до отказа, а потом мастурбирует перед зеркалом на свое раскормленное тело, представляя, как ее грубо имеет другая девушка… Ее сильная и черствая коллега из храма. Она желала, чтобы Розария заставляла ее есть, даже если бы она уже перестала открывать рот. Чтобы сильные руки грубо запихивали в нее еду, заставляя бесконечно глотать, пока она не отключится от обжорства. — Розария, я провожу тебя, ты слишком пьяна, — выпалила она на одном дыхании, нарочно вырывая себя из грязных мыслей. Розария, минуту назад вышедшая из уборной, сделала шаг к ней, и Барбара едва подавила порыв отступить: в помутненном взгляде горело что-то опасное. Она вдруг положила руку чуть ниже ее груди, где белое платье туго обхватывало мягкую плоть, и медленно провела ладонью по кругу. — Я смотрю, ты у нас тоже маленькая обжорка, — ухмыляясь, прошептала она. Барбара сглотнула, пылая. Розария толкнула ее, заставляя прижаться к стене в самом углу, и быстрым волевым движением запустила руку под подол, трогая и сжимая бедро, ягодицу, мягкий бок… и затем неожиданно набрала в кисть жирную складку и сильно стиснула ее. — До сестренки далеко, но и ты тоже пухленькая и мягкая, как хлебушек, — страсть и алкоголь снесли Розарии крышу, а Барбара прикусила губу, чтобы не запищать… Сбывались все ее грязные мечты! — Какой сексуальный животик ты отъела! А ведь у тебя даже нет Лизы, чтобы набивать тебе пузо, как она делает твоей сестричке…. Сама? Хорошая девочка хорошо кушает? — Розария шлепнула ее по животу, и в этот раз с пухлых губок сорвался тихий, но полный желания стон. — Ро… Накорми меня… — еле слышно прошептала Барбара, и будто в подтверждение ее живот тихо заурчал. Розария все отлично услышала. Эти слова звенели в ее голове, отдавались эхом и дурманили мозг окончательно. Она вцепилась в запястье Барбары сильной хваткой и неровными, но уверенными шагами потащила ее к выходу. Холодный осенний воздух чуть отрезвил, но не умалил разгорающейся между этими двумя страсти. — Идем ко мне, малявка, — бросила она. — Проверим, на что способен твой маленький животик. Дом Розарии находился недалеко. Они вошли, и когда щелкнул замок двери, Барбара ощутила себя мышкой, попавшей в клетку. На губах Розарии играла демоническая ухмылка, глаза пылали похотью. Она скинула туфли, ремни и прочие сковывающие вещи, оставшись в колготках и черном платье с вырезами и декольте. Барбара неловко стояла у стены, ожидая гостеприимства. — Проходи в спальню, — бросила Ро и скрылась на кухне. Она появилась спустя время, держа в руках странные приспособления и большую миску с чем-то светлым и странным. Ловким движением она зажгла свечи. Барбара уже сидела на кровати, сложив руки на коленях, и покорно ждала. — Какая послушная девочка, — протянула Розария, и, приблизившись к ней, слишком ловко для пьяной расшнуровала ее корсет и стянула платье, оставив ее в одних белых колготочках, резинка которых впивалась в мягкую плоть посередине живота. — Барби, ты точно этого хочешь? — хрипло прошептала она, мягко и на пробу прикасаясь к нежной молодой груди, и хмыкнула: — Я еще не совсем лишена морали. Барбара мило надула губки и возмущенно пискнула: — Сделай уже это, Ро! Если бы я не хотела, я бы- ммм! — Розария грубо вставила ей в рот какую-то трубку, фиксируя ее резинкой за головой, быстро схватила с тумбы шелковый шарф, и, резко приблизившись, перехватила бледные нежные запястья и завела их вверх, заставляя Барбару откинуться на подушку, а затем привязала из к изголовью кровати. В голубых глазах горело желание и крупица страха. Розария пару секунд довольно осматривала ее, словно произведение искусства: раскрасневшаяся, привязанная, с голыми сиськами и нежным мягким пузиком, она послушно лежала с трубкой во рту и ждала ее воли. Почти предел ее мечтаний, но…. Она опрокинула в воронку все, что было в кастрюле. Литра два, а то и больше, сладкого калорийного коктейля из сливок, ягод, сахара и чего-то еще, известного лишь Розарии. Барбара лишь удивленно пискнула, когда ее рот заполнила жирная смесь, и покорно начала глотать. Розария закрепила воронку, чтобы не держать ее, и подошла вплотную к распластавшейся маленькой монашке и стянула с нее белые колготки. Мягкий живот с розоватыми растяжками вывалился, плюхнувшись, как желе. Розария грубо вдавила палец в глубокий пупок, вызывая стон у Барбары, затем впилась пальцами в складку и потрясла ее пузико, наблюдая, как колышется жир. Барбара тем временем размеренно и тяжело глотала, жутко возбужденная своим положением и прикосновениями к телу. — Хочу, чтобы ты съела меня… — в пьяном страстном бреду шептала Розария, утопая в ее мягком животе. — Проглотила полностью, чтобы самой стать частью твоего роскошного пуза… Но нет! Сначала я хочу раскормить тебя, сделать огромной и страшно толстой! Смотри-ка, как тут уже твердо! — она поглаживала верхнюю часть пузика. — Половину выпила. Умница! Ты должна выпить все это. У тебя достаточно большой животик, чтобы вместить это. Барбара, тяжело дыша, глотала большие порции вливающейся в нее калорийной смеси, постанывая от возбуждения и удовольствия. Глаза ее были блаженно прикрыты, она слегка прогнулась в спине, чувства, как каждый новый глоток прохладной сливочной жидкости, похожей на мороженое, приятно скользит по пищеводу, заполняет ее желудок, растягивая его стенки, стесняя легкие и неизбежно увеличивая в размерах живот. Она знала, что ее не стошнит: организм, будто специально подстраиваясь под ее пристрастия, давал ей волю — это она усвоила за месяцы самостоятельных тренировок в чревоугодии. В какой-то момент ей показалось, что живот, растянутый донельзя, начал скрипеть, как воздушный шарик. Пару раз она инстинктивно хотела вытащить трубку изо рта, но тут вспоминала, что руки ее связаны и понимала: выхода нет, кроме того, чтобы вместить в желудок все, что льется прямо в рот. Розария приблизилась к розовому ушку и низко прошептала: — Знаешь, что я туда добавила? Специальное снадобье, которое используют для того, чтобы исхудавшие больные быстрее набирали вес! — она алчно рассмеялась и снова поймала взгляд голубых глаз. Барбара выглядела почти точь-в-точь, как в ее вожделенных снах. — А для такой толстушки как ты оно сработает еще быстрее! Я хочу, чтобы ты была очень большой, Барби. Чтобы ты- Розария отвлеклась от вылизывания ее груди и грязных разговоров из-за того, что сильные глотки закончились. Желудок, пытаясь справиться с таким количеством работы, утробно урчал, Барбара, заплаканная, раскрасневшаяся от усилий, но безгранично счастливая, тяжело, но осторожно дышала, будто и вправду могла лопнуть. Живот ныл, кожа на нем была натянута так, что, казалось, через нее можно было увидеть очертания переполненного желудка. Теперь Барбара не то, чтобы не хотела двигаться — она просто не могла. Ее пузо, выпирающее вперед, как большая гора, подрагивающее в такт ее телу и набитое настолько, насколько это вообще физически возможно, мешало ей шевелить даже пальцами ног. Розария осторожно огладила блестящее от пота твердое и круглое пузо двумя руками, прижалась к нему головой, слушая усердное бурление. — Ро, — слабо позвала она. — Сделай со мной… что хочешь… Пальцы Розарии нашли нежный клитор и принялись быстро и умело массировать его. Острые и сладкие разряды срывались с блестящих от сливок пухлых губок сладкими стонами. Розария умела доставлять удовольствие. Беспомощность Барбары развязывала ей руки. Она трогала ее тело свободной рукой везде, где хотела, больно кусала ее, звонко шлепала по животу, отчего внутри все колыхалось, доставляя Барбаре боль… и удовольствие. Ей нравилось быть раздутой и наполненной, нравилось, когда Розария была с ней груба, чертовски нравилось, что она не может ей противостоять. Она кончила, вскрикнув, и расслабилась, пытаясь все же дышать. Ро почти сразу последовала за ней. Чуть остыв, она развязала Барбару и принесла ей стакан водички, который она выпила едва ли не залпом, несмотря на то, что было буквально некуда. Все еще пьяная, но уже от эмоций, Розария легла так, чтобы прямо перед ее лицом было пузо Барбары, и, оставив на нем теплую ладонь, быстро заснула под мощное урчание пищеварительных механизмов в утробе. Сквозь сон она чувствовала, как лениво перебирают ее волосы нежные маленькие пальчики. — Спасибо тебе, милая Ро.