Квантовый скачок: Развилка на дороге

Сенатор Вайцман появился на пороге моего дома на следующее утро. Его доставили на вертолёте; пока он стоял, сердито глядя на меня, он по одну сторону порога, а я по другую, лопасти вертолёта опустились и замолчали примерно в четверти мили от подъездной дороги ко мне. "Сенатор" - устало сказал я. "Где вы были?" - спросил он. "Примерно пять минут назад я был в постели" "Вам нравится быть умником со мной, не так ли? Вы переняли это у Калавиччи". Он заглянул мимо меня в дом, для чего ему пришлось приподняться на цыпочки, поскольку я загораживал большую часть дверного проёма. "Где он?". Когда я не ответил ему, он оттолкнул меня плечом с дороги и зашагал в мой дом. "Где он?" - он повторил. Эл появился в арке между гостиной и холлом, когда я закрывал входную дверь. "Я прямо здесь" "Это мило" - сказал Вайцман. "Что?" "Я полагаю, вы счастливы" "О чём речь?" "О компьютере" - ответил Вайцман, растягивая последнее слово. "А что с компьютером?" Без чьёго-либо приглашения Вайцман сел на диван и положил ноги на мой журнальный столик со стеклянной столешницей. "Компьютер, который обошёлся налогоплательщикам этой страны во что-то около пятнадцати миллиардов долларов. Он мёртв. Я привлёк команду экспертов по искусственному интеллекту, и ни один из них не может понять, как снова запустить его. Не говоря уже о том, что значительная часть вашей контрольной зоны, по-видимому, была подожжена и уничтожена. Не могли бы вы предложить объяснение?" "Произошёл несчастный случай" - ответил Эл. "Несчастный случай, значит" "Это верно". Лезя в карман халата за очередной незажжённой сигарой, Эл бросил на меня почти непроницаемый взгляд, затем сел в кресло лицом к Вайцману и положил ноги на кофейный столик. Он сунул сигару в рот, прежде чем продолжить разговор с сенатором, зная, что вид сигары чертовски разозлит Вайцмана. "Компьютер дал мне разумную вероятность успеха с усовершенствованной программой поиска, разработанной доктором Алленом. Поэтому я запустил её. Она перегрузила систему, и консоль управления загорелась" Вайцман свысока посмотрел на руки Эла. "Очевидно, вы тоже" "По-видимому" "Итак, это ‘извлечение’ сработало" "Ага" - сказал Эл. "И что вы сделали с компьютером?" "Ничего" Это заставило Вайцмана повернуться ко мне. Я покачал головой и повторил "ничего" Эла, что было правдой... технически. В рамках протокола «Альфа Альфа Сорок», который я поручил выполнить Зигги, она деактивировала себя. Незащищённые копии её файлов, которые Питер МакКей, Лиз Рюл и пара других людей потратили полдня, загружая на портативные диски, которые мы оставили на виду, были более чем доступны для изучения "экспертам" Вайцмана. Сама Зигги, однако, была недоступна. Если только Эл или я не сядем за один из её терминалов и не введём наши личные коды доступа и словосочетание "Спящая красавица". Возможно, она принадлежала людям, которые заплатили за неё. Технически. Физически. Но её душа принадлежала мне и Элу. "Ничего?" - повторил Вайцман. "Ну да" - сказал я. "Тогда вам придётся чертовски много объяснить, Бэккет", - бушевал он, - "МакБрайд больше нет рядом, чтобы сгладить ситуацию для вас. Мы вложили почти шестьдесят миллиардов долларов в Проект, который ни черта не добился за последние пять лет, кроме большого количества игр. Мы хотим знать, где вы были" Я мягко сказал ему: "В Зале Ожидания, по словам большинства ваших коллег" "Не дёргайте меня за цепь, Бэккет!" "Ваши люди просматривали файлы?" "О ваших предполагаемых маленьких миссиях милосердия? О, да. Они восхитительны. ‘Исправить то, что однажды пошло не так’. Это мило. Мы должны в это верить? Где доказательства? М? Вы - учёный. Предполагается, что вы должны подкреплять все свои выводы доказательствами" Эл ответил: "Там не так уж мало" "Мало? Их совсем нет" "Есть кое-что, если вы позволите нам произвести это для вас. У нас вообще нет доказательств того, что доктор Бэккет изменил историю, если вы не готовы поверить записям, которые есть на компьютерных дисках. Как только временная шкала была изменена, оригинальная была стёрта. От неё ничего не осталось, кроме того, что записал компьютер. И что - здесь". Эл указал на свой висок. "Но если вы дадите нам немного времени, мы можем привлечь нескольких людей, которые могут засвидетельствовать, что человек, назвавшийся Сэмюэлем Бэккетом, вошёл в их жизнь в какой-то момент в прошлом" Вайцман возразил: "Люди, которым вы заплатили, чтобы они это сказали" "Люди, которые не знают меня от Адама" "Они могут быть оплачены анонимно" "Сенатор", - вздохнул Эл, - "Если вы собираетесь бороться с нами - а вы ничего другого не делали последние пять лет, так что, вероятно, не хотите останавливаться сейчас - то мы ничего не добьёмся. Я знаю, что я вам не нравлюсь. Я знаю, что вам не особенно нравится Сэм. Но Проект «Квантовый скачок» изначально был одобрен не просто так. Не ради потакания прихотям Сэма. Мы преодолели звуковой барьер, когда люди сказали, что это невозможно. Мы отправили человека на Луну, когда люди всё ещё говорили, что путешествия на другие планеты - это научная фантастика. Мы установили существование вещей, которые мы не можем видеть, как внутри нас, так и дальше от Земли, чем когда-либо сможет преодолеть человечество. Есть вещи, которые вы просто должны принять на веру, сенатор. Сэм был в прошлом. Если вы позволите нам, мы попытаемся доказать это для вас. Но в определённой степени, сэр, вы просто должны поверить". Он сделал паузу. "Вы должны раскрыть свой ограниченный разум и поверить" Вайцман мгновение пристально смотрел на него. Затем он коротко сказал: "Калавиччи, я собираюсь поджарить вашу задницу" "Я не сомневаюсь, что вы попытаетесь" Очевидно, Вайцман решил, что дискуссия окончена. Бросив последний свирепый взгляд на Эла, он поднялся с дивана и объявил: "Все члены Комитета вернутся в Вашингтон первого июня, после празднования Дня памяти. Это даёт вам почти три недели. Будьте там со своим доказательством. Или без своего доказательства. Но будьте там. Или я позабочусь о том, чтобы вас обоих привлекли по обвинению в заговоре с целью обмана народа Соединённых Штатов" "Путц" - сказал Эл, когда Вайцман ушёл. "Держу пари, в театре, на «Питере Пэне», он никогда не хлопал вместе со всеми для оживления Динь-Динь".

***

Казалось, целую вечность назад я сидел на деревянной скамейке возле соседней таверны в месте, которое, как мне сказали, называлось Кокберг, штат Пенсильвания. Мужчина в белом фартуке, повязанном вокруг живота, сел рядом со мной и посмотрел на меня глазами, которые были зеркалами его души. Он сказал мне, что его зовут Альберт и что я был ответственен за то, что перемещался во времени. В каком-то смысле это было правдой. Я вошёл в Ускоритель в апреле 1995 года абсолютно по собственной воле. Хотя у меня было такое чувство, что собаки Конгресса Соединённых Штатов лают мне на пятки, никто не побуждал меня совершить эту прогулку. Никто не предполагал, что это действие было предопределено. У меня было два варианта на выбор, и я выбрал тот, который позволил бы мне доказать, что мои мечты могут стать реальностью. Эта прогулка перенесла меня на тридцать девять лет в прошлое. Эта прогулка выбросила меня из моей собственной жизни в середину чьей-то другой. Это позволило мне спасти чью-то жизнь. Это головокружительно, когда тебе говорят, что ты можешь спасти чью-то жизнь или изменить её к лучшему. Изменить её к лучшему. Всё, чего это стоило - это слово здесь, простое действие там. Иногда всё, что мне нужно было делать, это слушать, когда человек, чьё место я занял, не смог сделать этого в первый раз. Я узнавал людей, больше людей, чем могу сосчитать. Мужчин и женщин. Детей. Многие из них говорили, что я им небезразличен, и я делал всё, чтобы позаботиться о них. В большинстве случаев, когда я говорил одному из них "Я люблю тебя", я имел в виду именно это. До того, как я "прыгнул", у меня были мои книги. Мои идеи и мои мечты. Женщина, на которой я решил жениться, бросила меня. Я понятия не имел, куда она делась. Полагаю, я мог бы найти её, но я не пытался. Мой брат был убит в возрасте 22 лет в джунглях Вьетнама в результате миссии под названием Операция "Лазарь". Я провёл Рождество, менее чем за четыре месяца до того, как совершил Скачок, со своей матерью, сестрой и её семьёй на Гавайях. По моему настоянию Эл поехал со мной. Ни один из нас не чувствовал себя как дома. Ни один из нас не мог избежать неловкости, ощущения, что мы всего лишь гости. Нам были рады, но мы находились в доме Кэти. Ни у кого из нас не было собственного дома. Когда я "прыгнул", всё, что у меня было, в прямом смысле этого слова, был Эл. Мой лучший и дражайший друг. Он пришёл ко мне в ангар военно-воздушной базы "Эдвардс" через несколько часов после того, как я проснулся посреди жизни Тома Стрэттона. По идее, он должен был быть в ярости на меня. В конце концов, я предал его доверие. Я оставил его позади. Но всё, что я увидел на его лице, это глубокую усталость вокруг глаз, которая говорила о том, что он почти не спал, если вообще спал прошлой ночью. Он обещал быть Наблюдателем во время моего Скачка, и вот он здесь, чтобы служить. Работа, конечно, не продлится больше нескольких часов. Это продолжалось пять лет. Он следовал за мной от Калифорнии до Флориды, от Англии до Египта, Гонконга и тысячи мест между ними. Он сделал всё возможное, чтобы отговорить меня от возвращения Донны в мою жизнь, потому-что был убеждён, что она снова причинит мне боль. Он возражал против попыток спасти жизнь моего брата, потому-что это было совершенно против правил, которые я сам установил. Он слушал, как я ругаюсь, жалуюсь, скулю и отстаиваю точки зрения, которые он считал нелепыми. Он позволил мне тащить его за собой, как собаку на поводке. Он позволил мне сразу отмахнуться от него, когда то, что он сказал мне, было не тем, что я хотел услышать. Несмотря на всё это, он оставался со мной. Когда он был мне нужен, он всегда был рядом. Такими же были и остальные люди в моей жизни. Моя мать. Моя сестра. Старший брат и жена, которых я вернул себе. Мои сотрудники - люди, которые верили в «Квантовый скачок» так же непоколебимо, как и я. Вся их жизнь продолжалась отдельно от моей, но они всё ещё были здесь, ожидая. Всё, чем я являюсь, я верю, исходит от всех людей, которые прикоснулись ко мне. Моя семья. Сибби и Херки, мои школьные друзья. Лиза. Профессор ЛоНигро. Изабель Холлоуэй, которая дала мне дом, когда я в нём отчаянно нуждался, и её внучка Нэнси, которая слушала мои истории и рассказывала мне свои. Вербина Бикс, которая держала Эла за руку, чтобы заглянуть в ад психбольницы Хэйвенуэлл, и прошептала: "Мы любим тебя, Сэм", прежде чем исчезнуть. Живчик. Дэвид. И все люди, которых я встретил во время своих Скачков. Те, кто сказал, что я им небезразличен. Те, о ком я научился заботиться в ответ. Но первым всегда был Эл. Мы провели вместе самый обычный день после ухода Вайцмана. Ни один из нас ничего не сказал о Проекте. С Донной и Бет мы посмотрели пару фильмов и съели огромные миски попкорна. Мы расстелили одеяло на полу в гостиной и, сидя на нём с Джонни, строили сложную башню из кубиков "Лего". Мы сидели в комнате Джонни, и Эл рассказывал мне историю всех этих маленьких деревянных и пластиковых лодок и самолётов. Мы достали стопки фотоальбомов и просмотрели их один за другим, страницу за страницей, рассматривая сотни фотографий, которые описывали дни моей жизни. Снова и снова я поднимал голову, чтобы посмотреть на него, просто чтобы убедиться, что он всё ещё здесь. Каждый раз он улыбался. Я знаю, что он понятия не имел, что творилось у меня в голове. Мысленно я снова был в Кокберге. С человеком в белом фартуке. Человеком, который сказал мне, что его зовут Альберт. Человеком, который расхохотался, когда я предположил, что Он может быть больше, чем просто человеком. Я верю, что Он был чем-то бо́льшим. Он заставил меня дать ему пятицентовик, когда я спросил Его, зачем меня привели (или я привёл себя) в его таверну. Он хотел, чтобы я выиграл джекпот на его перфокартоне, прежде чем Он ответит на мой вопрос. Я не победил, и Он не ответил. Всё, что мне оставалось - это то, что мой разум, моё воображение и моё сердце позволяли мне понять. Он был больше, чем просто человеком. Сначала я был расстроен Его отказом отвечать мне. Он был там, передо мной, говорил со мной, но то, что Он говорил, было не тем, что я хотел услышать. Я не хотел словесного волейбола ни от Него, ни от кого-либо другого. Всё, что я хотел, это ответ на один вопрос. Только один вопрос. Я хотел знать почему. Вопрос "Почему я здесь?", который я озвучил Ему, на самом деле было только частью вопроса. Я задавался этим вопросом всю свою жизнь, тысячу раз, с того момента, как стал достаточно взрослым, чтобы мыслить абстрактно. Почему? Он должен слышать это в каждый момент каждого проходящего дня от голосов без числа. Может быть, иногда Он отвечает, если считает, что это необходимо. Полагаю, Он не думал, что в случае со мной это необходимо. Вместо этого Он позволил мне попытаться разобраться во всём самому. Я полагаю, это было и хорошо, и плохо. Когда я посмотрел в Его глаза той ночью возле таверны, мне показалось, что я понял, что Он хотел, чтобы я увидел, но на самом деле всё, что я сделал - это сделал поспешный вывод. Я думал, что, рассказав историю Бет, я всё исправлю для друга, которого я оставил позади, но это было совсем не так. Я также думал, что, как только я расскажу эту историю единственной настоящей любви моего друга, я смогу свободно вернуться домой. Но и это было неправдой. Он сказал мне, что я затронул множество жизней. Казалось, я запустил своего рода космический эффект домино. "Эти жизни затронули другие, а те - ещё одни" - сказал Он. Насколько я знаю, я затронул всех в мире. Я, Сэм Бэккет, фермерский парень из Индианы. Это грандиозное предположение, не так ли? Что я каким-то образом помог всем. Может быть, и так. Я сомневаюсь в этом, но возможно. Но я не думаю, что прикосновение к сотне жизней, или к тысяче, или к миллиону делает меня более экстраординарным, чем кого-либо другого. Я - просто человек, которого оторвали от моих книг и моих теорий и заставили совершать добрые дела для людей, которых я не знал. Человек, который наблюдал за длинной вереницей незнакомых людей, смеющихся и плачущих, празднующих и скорбящих. Человек, который научился забывать, что я отличаюсь от нормы, перед лицом различий, которые были больше, чем мои собственные. Который узнал, что интеллект, которым я был наделён, иногда значил очень мало по сравнению с простой добротой сердца. Который научился отворачиваться не от людей, а к ним. Когда всё это было закончено, и я сел на скамейку перед баром "У Эла", я подумал, что остался только один человек, чью жизнь мне нужно было изменить. Только Эл. Но это было неправильно. Я забыл о себе.

***

У нас пятерых был долгий и очень непринуждённый ужин после захода солнца. И мы с Элом провели значительное количество времени по телефону в течение дня, я договаривался о билетах на самолёт и арендованной машине для поездки на Гавайи, а затем связался с Кэти, чтобы сообщить ей подходящее время и цифры. Эл позвонил Аните, своей экстраординарной экономке, и дал ей подробные инструкции по уборке и наполнению его очень запущенного таунхауса. Я подумал, что она, должно быть, чего-то не поняла; когда я проходил мимо его комнаты в какой-то момент, он снова и снова повторял в трубку: "Восемь часов. Понятно? Ни минутой позже. Восемь часов" Он вбил себе в голову, что хочет на ужин чили от Донны, и после получаса льстивых уговоров она согласилась приготовить его для него, хотя ей пришлось вытащить упаковку мясного фарша из морозилки, а затем разморозить его. На самом деле с желудком у Эла никогда не было ничего плохого, но всё же, наблюдая, как он поглощает огромную миску, затем другую, чили, такого горячего, что мог расплавить асфальт, все остальные за столом вздрогнули. Единственным человеком, который не был поражён, был Джонни, который застрял, поедая тушёную говядину из банки. "Малыш", - весело сказал ему Эл, - "Подожди, у тебя вырастет ещё несколько зубов и более толстая слизистая желудка. Тогда нам действительно будет что поесть. Тебе и мне" "Ключ" - ответил Джонни. После того, как ужин был закончен и посуда вымыта, Донна подхватила Джонни на руки, намереваясь отнести его в его комнату. "Нет, подожди", - сказал Эл, - "Не сейчас, хорошо?" "Для него становится немного поздно, Эл" "Разве это - поздно?", - усмехнулся он, - "Половина восьмого. Пусть он ещё немного посидит с нами. Это не повредит. Давай, садись" Когда она заколебалась, он забрал у неё Джонни, сел на диван с Джонни на коленях и жестом пригласил Донну сесть в кресло. Взгляд на меня, затем на Бет не вызвал у неё особой поддержки, поэтому она вздохнула и устроилась в кресле, на которое указал Эл. Следующие полчаса мы провели, обсуждая поездку на Гавайи и ряд мест, которые Эл настоял, чтобы мы показали Джонни. Казалось, он хотел отправиться в путешествие сам, но когда я предложил это, он отказался, сказав, что у него "есть дела, о которых нужно позаботиться" дома. Ни Донна, ни я не упустили из виду взгляд, который он бросил на Бет. Ни один из нас не упустил из виду тот факт, что прошлой ночью на диване никто не спал. Эл определённо возвращался. Не было ещё и восьми часов, как он вклинился в описание Бет торгового центра, который, по её мнению, Донне обязательно следует посетить, и встал с дивана, прижимая Джонни к груди. Без объяснений он вернул ребёнка Донне, затем поманил всех нас и объявил: "Давайте ненадолго выйдем на улицу" "Зачем?" - спросил я его. "Почему бы и нет?" - возразил он. Он дошёл до двери, ведущей на террасу, прежде чем понял, что за ним никто не следует. "Не могли бы вы выйти?" - нетерпеливо сказал он. "Эл, что такого важного снаружи?" "Ничего" "Тогда зачем нам нужно отправляться туда?" Он остановился, повернувшись спиной к двери, и одарил меня очень многострадальным и несколько уничтожающим взглядом. "Не мог бы ты просто поднять свою задницу? Пожалуйста?" "Паялюста" - как попугай повторил Джонни, ухмыляясь. "Ага", - сказал Эл, - "Паялюста" Донна, Бет и я с любопытством смотрели друг на друга в течение минуты, затем один за другим мы сдались и последовали за Элом к двери. Как только он собрал нас всех на террасе, он вернулся в дом на достаточное время, чтобы выключить весь свет. Луна была полной, и к тому времени, когда Эл вернулся, остальные из нас могли видеть друг друга и мебель на террасе довольно отчётливо. Не то чтобы это объясняло, почему Эл настоял, чтобы мы пришли туда. "На что мы должны смотреть?" - спросила Донна. "Просто подожди" - ответил Эл. Прошло несколько минут. Эл, у которого было самодовольное выражение лица, которое соперничало со всем, что могла изобразить кошка Эшли, устроился в кресле и сидел, глядя на пустыню. "Садитесь, если хотите" - предложил он. "Эл" - сказал я. "Что?" "Это прекрасный вечер" - сказала Бет. Она улыбнулась мне; выражение её глаз ясно говорило: "Брось это. Я могу сказать, что он не позволит тебе выиграть этот матч". Затем она обратила улыбку к Элу. "Почему бы нам не насладиться этим немного? Это - то, чего ты хотел, Эл? Просто посидеть здесь и насладиться вечером?" "Нет" - ответил он. Донна опустилась в другое кресло и посадила Джонни к себе на колени. "Я должна уложить его спать, Эл" "Пока нет" Прошла ещё пара минут. В ответ на различные нетерпеливые или озадаченные возгласы, которые он получал от остальных из нас, всё, что он делал, это качал головой и повторял: "Просто подождите". Наконец, даже он начал коситься на часы. "Чёрт возьми", - пробормотал он, - "Я сказал ему, чтобы ровно в восемь часов. Он только и делает, что болтает о своих часах и о том, какие они чертовски точные. Но попросите его сделать что-нибудь вовремя, и он не..." По пустыне разнёсся приглушённый грохот. Мгновение спустя золотой свет разлился по небу. Ещё один взрыв вызвал вспышку синего и красного. "Фейерверк?" - спросила Бет. Ещё одна вспышка. На этот раз белая, за ней последовала золотая. Джонни начал подпрыгивать на коленях у матери, его глаза были широко раскрыты и зачарованы. "Сматли!" - взвизгнул он. Его покачивания стали такими энергичными, что Донне пришлось обхватить его рукой за талию, чтобы он не упал. "Тебе это нравится? А?", - спросил его Эл, - "Красиво, правда?" Джонни снова радостно взвизгнул. Были десятки взрывов. Я видел много фейерверков в детстве в Индиане и несколько после этого, но большинство из них были в очень населённых районах или на их окраинах. Небо никогда не было достаточно тёмным. На этот раз небо, за исключением области, посеребренной луной, было совершенно тёмным, и от фейерверка захватывало дух. "Кто это делает?" - спросил я Эла. "Живчик" - сказал он. "Живчик?" "Ага. Я звонил ему сегодня днём. Он устроил мне грандиозную песню и танец о срочном уведомлении, но он у меня в долгу. Он украл...". Эл оборвал себя и сменил тему. "Он там не один", - продолжил он, - "Ему нужна была помощь". Он сделал паузу и застонал, затем исправился: "Большая помощь. Он разбирается в компьютерах, но я не думаю, что он смог бы самостоятельно поджечь хибачи. Он выполняет синхронизацию. Есть ещё шесть или семь парней, запускающих ракеты" "Но... для чего всё это?" "Для тебя" "Для меня?" - спросил я тихим голосом. "Ты говорил, что хочешь парад", - пожал плечами Эл, - "Это - лучшее, что я мог придумать на данный момент. Выглядит не так уж плохо. Но парад... Живчик, Тина и техники устроили бы один жалко выглядящий парад. Тем не менее, если ты всё таки настаиваешь, дай мне пару недель, и я посмотрю, что можно сделать. Я могу попросить кое-кого об одолжении в Вегасе..." "Всё в порядке" - сказал я ему. "Ты уверен? Эти синие немного отстают. Я сказал ему достать..." "Эл. Всё в порядке" Тогда он сдался, кивнул и улыбнулся мне. Я думаю, он был так же доволен, как и я, когда был младшим школьником, наблюдая, как мой отец крестит керамическую пепельницу, которую я сделал для него на уроке рисования. И я был тронут так же, как, думаю, был тогда мой отец, стряхивая пепел с сигареты в моё маленькое комковатое глиняное творение. Взгляд Эла вернулся к фейерверкам, но мой остался прикованным к нему, когда я придвинул стул к нему и сел. "Ты упускаешь это" - предупредил он. "Мне видно". Я продолжал наблюдать за ним с минуту, затем тихо спросил его: "Ты счастлив, Эл?" "В смысле, из-за этого? Ну, как я уже сказал, синих немного жаль" "Нет, я не про фейерверк" "Ужин? Ужин был хорош" "Не ужин" "Конечно", - бессвязно продолжал он, - "Было бы лучше, если бы я мог выкурить сигару. Нет ничего лучше послеобеденной сигары, Сэм. Лучшая за день" "Эл", - сказал я, - "Не мог бы ты просто ответить на вопрос?" Он посмотрел на меня и пару раз моргнул. Его глаза были очень спокойны. На мгновение у меня возникло отчётливое ощущение, что мне нужно заплатить ему пять центов, прежде чем он ответит на вопрос. "Да" - сказал он мне. "Что?" Джонни вёл себя так шумно, что вместе с грохотом фейерверков его голос полностью заглушал мой и Эла. Ошеломлённо покачав головой, Эл наклонился ко мне и сказал мне на ухо: "Да" "Да?" "Да" Я хотел сказать больше, и о большем я хотел спросить его, гораздо больше, но сейчас было не время для всех этих слов. Мой сын не позволил этому случиться. Джонни начал так неистово метаться в ответ на огни в небе, что Донна использовала свободную руку, чтобы удержать его от случайного удара её ремнём по голове. В ответ на её мольбу о помощи я встал и поднял его с её колен, думая, что сам в конечном итоге буду весь в синяках, но он успокоился, оказавшись в моих объятиях, и ограничился визгом: "Папа, сматли! Сматли!" "Я вижу, Джон. Папа видит" Я повернул его так, чтобы мы оба могли наблюдать за ярким зрелищем в небе. Как только он устроился, Донна протянула руку и взяла меня за свободную руку. Когда я посмотрел вниз, то увидел, что Эл улыбается мне и моему неистовому сыну. Он взял руку Бет и переплёл свои пальцы с её. "Спасибо тебе" - сказал я ему. Он отбросил слова, как делал это тысячу раз до этого. "Ничего особенного" Но это было. Я так много раз спрашивал его: "Почему я здесь?". Иногда у него был ответ для меня, иногда нет. Время от времени я придумывал свой собственный ответ. Когда я стоял рядом с его креслом во внутреннем дворике перед домом, который он сделал возможным для меня и Донны, наблюдая за устроенным им праздником, я снова нашёл свой собственный ответ. Я понятия не имею, было ли реальным то другое место, то, которое не было моим домом. Оно определённо казалось достаточно реальным, пока я был там, и воспоминания о нём остались со мной. Милое, выразительное лицо Стеффи и ощущение её рук на моей талии. Боль в глазах Тома, когда он поставил эту маленькую фотографию на мой больничный ночной столик. Блеск солнца на солнцезащитных очках Эла. Звук голоса Нэнси. Могу ли я принять то, что я видел, за реальность? Я не знаю. Я могу принять то, что происходит здесь и сейчас. Это то, чему я научился за все эти годы Скачков, начиная с самого начала, когда я жил жизнью Тома Стрэттона. Я верю, что время, которое я провёл во всех этих разных местах, притворяясь длинной вереницей разных людей, было реальным. Я помню обрывки тех событий, достаточные, чтобы заставить меня улыбнуться, когда слово, песня или запах напоминают мне о них. Они были реальными. Это не то, о чём я читал в книге. Но время, которое я провёл на Сиэло Драйв... Я не знаю. Здесь нет Сиэло Драйв. Я дважды отправлялся на её поиски, один раз сам и один раз с Элом. Тупика здесь просто не существует. Итак, где был дом, в который Нэнси привела меня домой? И Проект, в котором не было Зигги на уровне управления? На чём я остановился? Я полагаю, есть две возможности. Либо я всё это выдумал, построив вокруг версий людей, которые на самом деле были частью моей жизни, либо это было тщательно продуманное шоу, поставленное для моей пользы. Может быть, немного того и другого. Или, может быть, это было реально. Если это было на самом деле, и я "прыгнул" в жизнь какого-то другого Сэма Бэккета, то я надеюсь, что отец Тома, Стефани и Джека вернулся к ним, когда я ушёл, и что он смог научиться тому, чему научился я: как ценить то, что у него есть, и как легко это можно потерять. Я верю, что всё, чем я являюсь - это продукт людей, которые повлияли на мою жизнь. Людей, которые любили меня и всё ещё любят. Те, кто так долго ждал моего возвращения домой и приняли меня обратно в свою жизнь без каких-либо опасений. В отличие от Нэнси и другого Эла, они, кажется, совсем не винят меня за то время, которое я провёл отдельно от них. Но я понимаю, что Эл и Донна, моя мать, а также мои брат и сестра гораздо менее готовы позволить мне поступать по-своему, чем до того, как я совершил квантовый скачок. Они позволили мне осуществить мои мечты. Теперь, как и Он, они хотят, чтобы я принял реальность того, что я вижу, когда открываю глаза каждое утро. Когда я делаю слишком много шагов в неправильном направлении, один из них оказывается поблизости, чтобы дёрнуть меня за поводок. Один из них всегда здесь, чтобы убедиться, что я не попытаюсь снова оставить их позади. Хотя я бы никогда не стал пытаться. Когда я в самом начале вошёл в квантовый ускоритель, на самом деле меня ничто не удерживало. По крайней мере, я думал, что ничего не было. Женщина, которую я любил, бросила меня. Мои брат и отец ушли, я видел свою мать и сестру лишь изредка. Даже у Эла, как мне казалось, были его женщины и его машины, и во мне не было особой нужды. Теперь есть всё, чтобы сдержать меня. "Величайшее приключение, которое когда-либо предпринимало человечество" закончилось для меня в мае 2000 года, через шестьдесят один месяц после его начала. Я могу вспомнить лица большинства людей, которым я помог - на самом деле, всех, кроме нескольких последних, в то время, когда, по словам Эла, всё начало распутываться. Я не жалею о том, от чего мне пришлось отказаться, чтобы помочь им. Но то, что я сказал Человеку, который сказал, что Его зовут Альберт, было правдой: когда я сидел на деревянной скамье перед Его таверной, я исчерпал всё, что должен был отдать, я хотел... нет, мне нужно было, чтобы путешествие закончилось. Он, конечно, мог заставить меня продолжать, но не сделал этого. И я не верю, что перестал помогать другим людям, вернувшись домой. Каждое утро я вижу в глазах моего сына, как много для меня значит быть здесь. Другое приключение, которое и намного проще, и намного грандиознее, чем «Квантовый скачок», то, которое началось в 12:30 пополудни 8 августа 1953 года, ещё не закончилось. Я надеюсь, что до этого ещё остались тысячи дней. Я планирую дорожить каждым из них. Той майской ночью фейерверк продолжался долго, разливая свет и краски по черноте неба пустыни. Я хотел, чтобы он никогда не заканчивался. В конце концов, я стал видеть огни как в тумане, и мне пришлось несколько раз сильно моргнуть, чтобы прояснить зрение. Когда я снова открыл глаза, рядом со мной стоял мой лучший друг. Он снова улыбнулся, положив забинтованную руку мне на плечо. "Добро пожаловать домой, дружище" - сказал он. "Добро пожаловать домой".

КОНЕЦ

1993