the cruelty of immortality

О бессмертии человечество мечтало, кажется, с самого зарождения времен. Легенды полнились людьми, достигшими вечности. Были они и главными героями, побеждавшими демонов, и верными советчиками, что обладали всей мирской мудростью. Таких, существуй они в реальности, уважали бы, боялись бы. И даже сейчас, когда книжки перестали быть интересными, все равно находятся безумцы, мечтающие избежать забвения. Столько ведь всего можно сделать, когда жизнь ничем не ограничена! Исходи вдоль и поперек весь мир! Попробуй всю существующую еду, изучи все языки, живи на широкую ногу и ни в чем никогда себе не отказывай, ведь ничего и никогда не сможет тебе помешать! Но никто из них никогда не задумывается над последствиями. А они значительно перевешивают плюсы такого «существования». Бессмертие — это проклятие. Проклятие, медленно, но верно, сводящее своего обладателя с ума. Люди вокруг тебя меняются. А ты нет. Люди вокруг тебя стареют и умирают. А ты нет. Человеческая жизнь для бессмертных — секунда. Стоит лишь моргнуть — они все оказываются там, куда тебе ни за что не попасть. Они все оставляют тебя в одиночестве. А сердце, так и оставшееся человеческим, оплакивает их всех. Невыносимо больно хранить память о тех, кого ты больше никогда не увидишь. И чтобы больше никогда не надрываться, пытаешься ни с кем больше не сближаться. Только-только привяжешься, только-только позволишь себе раскрыться — остаешься наедине с чужой могилой. Слишком тяжело переживать это из раза в раз. И лишь сильнее становится боль, когда прошлое возвращается, чтобы тут же сгореть мотыльком в огне. Однажды Руи задал ей вопрос: — «Что хуже? Обрести бессмертие или застрять в кругу перерождений?» И Нене ответила, не задумываясь: — «Обрести бессмертие». Фамильяр лишь усмехнулся и они никогда больше не возвращались к этой теме. Тогда было совершенно непонятно, что хотел узнать Руи, получив ответ, но спустя века, когда времени на размышления было больше чем предостаточно, Нене поняла. Он знал. Он знал, что случится и с ней, и с Эму, и, ни словом не обмолвился, ни намека не оставил. И от этого было настолько горько, что даже слезы не могли помочь ей успокоиться. Это было чистейшей воды предательством, которое она не простит даже через миллионы лет. — «Уходи», — дрожащим голосом шептала она. Ноги едва держали её, и, кажется, любая секунда промедления привела бы к тому, что Нене оказалась бы в окровавленном снегу. Рядом с ней, чью жизнь разрывало между двумя мирами. — «Исчезни. Никогда больше не появляйся здесь. Я не хочу тебя знать, демоническое отродье. Я разрываю контракт. Пойди на все четыре стороны и забудь путь к моему дому». И он ушел. Но лучше не стало. Только хуже. Теперь она точно осталась одна. Человечество эволюционирует, расширяет горизонты собственных возможностей, и Нене, по принуждению жестокой Судьбы, становится свидетелем прогресса. Невольный наблюдатель, который и жаждет вернуться к старому укладу, а все равно пользуется предоставленными благами, ведь иного выхода не остается. Сотни лет она пыталась отсидеться в тени, баюкала неугасающую душевную боль и не имела никакой тяги продолжать жить. Какой смысл, если некому разделить с тобой бремя вечного существования? Нене старалась, правда старалась, не заводить связей, не привязываться, прекрасно памятуя об их хрупкости. Но кое-кто все равно находил её. — Нене-чан! Кусанаги отрывает взгляд от сценария и смотрит на бегущую к ней девушку. Сейчас опять начнутся крики, от которых вновь начнет болеть голова. — Привет, Нене-чан! Эму налетает на нее с объятиями, от чего сценарий летит на землю, а сама певица застывает, внезапно осознавая, что чертовски соскучилась по подобным беспардонным действиям. — Ну, все, Эму, хватит! — Нене пытается выпутаться из кольца чужих рук, когда воспоминания в голове начинают приобретать нежелательную четкость. — Ты же меня раздавишь! — Прости, пожалуйста! — Эму тут же отодвигается, поднимая руки ладонями вперед. Очевидно, давить дорогую подругу ей совершенно не хотелось. — Ты сегодня рано, — тем временем подмечает бывшая ведьма, спрыгивая на землю, чтобы подобрать упавшие листы. Повезло, что сегодня не было ветра, а потому бумага не разлетелась по всему парку. Было бы очень неловко, если бы какие-нибудь дети подобрали бы, да узнали весь сюжет следующей постановки. — Разве? — Она поднимает несколько ближайших листов и отдает их Нене. — Мне казалось, что я настолько задержалась, помогая учителю, что пришла бы к моменту когда бы Руи-кун и Цукаса-кун репетировали бы. Нене лишь качает головой и спокойным голосом рассказывает, что буквально полчаса назад получила сообщение от Руи, где он говорил о неприятностях связанных с ним и Цукасой. Также она поделилась мыслями, что за «неприятности» могли бы быть у этой неугомонной двоицы: — Уходя из школы, я услышала, что семпаи обсуждали необычную коробку, которая стояла на крыше. Что конкретно в ней было, я так и не поняла, но кажется, что-то не слишком хорошее. — Ой, а может там были фейерверки? — воскликнула розововолосая, мгновенно загораясь идеями, как можно было бы их использовать. — Может Руи хотел устроить какой-нибудь эксперимент? Или Цукаса мог бы устроить представление прямо в вашей школе и использовать фейерверки в качестве спецэффекта! А может это специально для фестиваля? Нене-чан, Нене-чан у вас не планируется какого-нибудь фестиваля, а? Кусанаги лишь фыркает и качает головой, пытаясь скрыть улыбку под напускным недовольством. Эму всегда была такой. Живой, искрящейся энергией и такой светлой, что каждый раз, когда Нене её встречала, казалось, что все происходящее до и после становилось лишь тягучим кошмаром. — Если бы у нас проводилось какое-нибудь мероприятие, ты бы о нем уже знала, — вздохнула она, свешивая ноги с края сцены. И добавила гораздо тише, — Цукаса растрезвонил бы об этом на всю округу. — Тогда это не фейерверки? — склоняет голову Эму. Ее голос кажется слегка расстроенным. — Тогда что это могло быть? — Не знаю и знать не хочу, — отрезает Нене, наконец-то приводя сценарий в надлежащий вид. По сути, он не слишком ей нужен был, поскольку феноменальная память могла подсказать любую реплику, не ограничиваясь при этом только её ролью, но делать вид, что она старательно учит слова, все равно приходилось. Иногда это спасало от реальных проблем, иногда просто выигрывало время. Но, видимо, не в этот раз. — Знаешь, Нене-чан, — Эму начинает ходить по краю сцены, раскинув руки в стороны, будто клоун на канате. — Последние пару дней мне снятся о-о-очень странные, но о-о-очень интересные сны! В обычной ситуации, будь они самыми обычными подростками, Нене бы хихикнула. В обычной ситуации она могла бы предположить, что это было бы что-то из серии «ба-а-ам, ка-бум, дры-дры, чу-у-у, ту-дун!» Но она давно уже не девочка-подросток. И Эму, отбрасывая все, честно говоря, тоже. Именно поэтому Кусанаги напрягается. Сжимает листы и опускает голову, чтобы подруга не смогла увидеть её лица. Едва слышимая тихая просьба, бросаемая в воздух: — Пожалуйста, только не снова. Надежда гаснет едва появившись. Все-таки, она знает эту ситуацию лучше всего. Сотни раз ведь проходила через это, будто застряв во временной петле. Менялись лишь произносимые слова, да декорации. Словно в настоящей пьесе, с единственным возможным концом. — Во сне мы были вдвоем, представляешь? — Эму не ощущает перемены атмосферы, а потому продолжает рассказывать, — Ты общалась с волками, рассказывала много-много сказок, и показывала, как варить самые настоящие зелья! В другом сне мы с тобой сидели в библиотеке! В большой-пребольшой! Там и камин был, и кресла-качалки! Какой-то дядя в черном костюме постоянно подливал мне чай, и переговаривался с тобой о делах в каком-то поместье. Потом еще ко мне на колени залезал большущий кот, которого ты почему-то звала Руи. Интересно, конечно, почему именно Руи… О, наверное, потому что у него мордочка была такая же хитрющая как и у нашего Руи! — Хватит. — М-м-м? Нене тяжело вздыхает, откладывая сценарий на пол. Тяжело держать себя в руках, когда правда известна. — Всмысле, хватит, я поняла тебя, — поправляет свою резкость девушка, пытаясь придать голосу мягкость. — Я даже не представляю как тебе мог присниться подобный бред! — Бу-у-у, Нене-чан. Сейчас ты звучишь как настоящая злобная ведьма! — «Я и есть ведьма», — про себя усмехается она, а вслух произносит: — Просто звучит, прости, пожалуйста, правда странно. Еще скажи, что Цукаса был каким-нибудь дворянином или королем! — А вот этого я уже не знаю… Его во сне я не видела почему-то… — «И немудрено. Его и не было нигде. Такой громкий ребенок запомнился бы в любой жизни». Эти сны занимали слишком важную позицию в их вечно обрываемых отношениях. Стоило только Эму упомянуть о книжках и котлах как время начинало бежать куда быстрее. И ей вновь нужно что-то придумывать. Выкручиваться, подбирать слова и тихо-тихо объяснять, что все это правда, самая настоящая горькая правда, которая повторяется из раза в раз. Пока вновь не станет слишком поздно. Однажды Нене попыталась пустить все на самотек, позволила памяти раскрыться в голове подруги, и тем самым совершила самую ужасную из своих ошибок, последствия которой до сих пор стоят перед глазами. Металлический привкус, лицо в чем-то красном. Эму улыбается совсем неправильно, а её вмиг остывшие руки больше не удерживают сверкающую игрушку. — «Может хотя бы это», — сбито хрипит она, затуманенным взглядом следя за дерганными движениями Кусанаги. — «Может хотя бы это поможет нам, Нене. Если нет, то, хи-хи, передавай привет будущей мне, хорошо?» Как она смогла допустить это? Как она вообще додумалась до подобной низости? Эму слишком хорошая, слишком невинная для происходящего здесь дерьма. Она ведь так любит жизнь, как такое могло произойти с ней? — «Попробуй уместить в голове воспоминания обо всех прошлых жизнях. Обо всех своих смертях, о всей той боли, которая приходила перед покоем, да который так жестоко обрывали, вновь и вновь выкидывая уставшую душу в мир живых. Тут даже самый светлый человек запросто сойдет с ума». — Слушай, Эму, присядь рядом, пожалуйста. Каждый раз этот разговор все в ней переворачивает. Становится настолько страшно, что начинают трястись руки. Нигде больше её голос не звучал так жалко, как здесь. Каждый раз хочется кричать и рыдать от собственной беспомощности, ведь именно после этого разговора все пойдет наперекосяк. Отори усаживается рядом с Кусанаги и обращает к ней лицо. Видя, что подруга выглядит подавленной, Эму и сама опускает уголки губ, прекращая улыбаться. На мгновение становится тяжело дышать. Паника захлестывает с головой и очень хочется оказаться сейчас где угодно, но только не здесь. Она никогда не будет готова ко всем этим разговорам. Приходится сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем начать. — Наверное, в твоих снах кое-что все-таки есть, — закрывая глаза, шепчет она. — Даже не так, нет. Это не просто сны. Ты все это однажды переживала. Слезы начинают течь по щекам, горло стискивает невидимой рукой, но Нене все равно продолжает говорить. Просто не открывает глаз. Не смотрит на собственные дрожащие ладони, которые покоятся на бедрах, не поднимает головы, чтобы взглянуть на шокированную Эму. Это слишком тяжело даже сейчас. — Нене-чан… Конец рассказа смазывается, портится от невозможности сдержать поток слез, и Эму приходится поддаться вперед, чтобы обнять рыдающую подругу. Слова поддержки не выходят из её уст, поскольку это кажется неподходящим, а потому остается лишь обнимать Нене и гладить её по взъерошенным волосам. Что-то действительно отзывалось внутри, но розововолосая пыталась не думать об услышанном, будто откуда-то зная, что, несмотря, в целом, на положительные описания от Кусанаги, это может закончиться чем-то нехорошим. — Пожалуйста, не вспоминай, — просит Нене, упираясь лицом в чужое плечо. — Их слишком много. Они очень тяжелые. «Я боюсь, что ты не выдержишь». Эму качает головой и аккуратно отодвигает от себя подругу, чтобы взять её за ладони и поднести к собственному лицу. Видит ли она там следы от грязи? А пятна крови? Выглядят ли пальцы изувеченными просто потому что кто-то постоянно обжигался, задевая руками горячий котел? Нет, лишь маленькие, едва заметные, белые шрамики украшают эти руки, которые за всю свою долгую жизнь успели сделать много всего. А еще они пахнут. — Твои ладони приятно пахнут, — мягкая улыбка расцветает на лице Эму, становясь лишь шире, когда Нене открывает глаза от удивления. — Чем-то очень вкусным, — добавляет она, проходясь подушечкой указательного пальца по внутренней стороне чужой ладони. — Наверное, какими-то травами, да? Ты же много всяких зелий варила, да? Непонимающий взгляд так её забавит, что удержаться от тихого смешка не получается. — Ты мне этого не говорила, — только и может выдать удивленная ведьма, пытаясь удержать пальцы Эму. — А вот теперь говорю! Сколько же всего нужно сделать, чтобы запах оставался даже спустя столько лет! А вообще… Тон сменяется на серьезный, а улыбка, неуместная с самого начала, пропадает. — Я не могу до конца понять тебя, — произносит Эму, не отрывая взгляда. — Но я не могу не сказать, что ты невероятна. Своими руками ты удерживаешь вечность, видишь и запоминаешь все, что только можно, а жизнь так несправедливо с тобой поступает. Я не могу говорить наверняка, но, — ее голос понижается до едва различимого шепота. — Ты устала от этого, да? Может? я и не помню всего, что происходило, но кажется таким ужасным то, что тебе пришлось пережить. — Они уходят, Эму, — перебивает её Нене, сдерживаясь, чтобы вновь не начать плакать. — Я пытаюсь, но все равно привязываюсь, и они в любом случае уходят. Мне одиноко, Эму. Мне становится очень больно, когда ты появляешься рядом, чтобы через всего пару мгновений исчезнуть, подобно красочному сну. Я каждый раз бегаю, вру, пытаюсь заставить и себя, и тебя ненавидеть, просто чтобы не чувствовать всего этого. Но каждый раз Судьба наталкивает меня на тебя, понимаешь?! Это неизбежно и от того так больно, что после и жить не хочется! Я не понимаю, чем я заслужила такую муку, честно, не понимаю… Она прячет лицо в руках, и Отори остается лишь сжать в бессилии кулаки. Что она может сказать на это? Чем она может помочь? Наверное, лишь словами. — Ты столько раз пыталась спасти меня. Пыталась удержать рядом, наверняка перепробовала много всего, считая, что это твой долг. Защищала до последнего, все время, вырывая из лап смерти, верно? И теперь пришло время отблагодарить тебя. Решительности, с которой Эму выкрикивает следующую фразу, позавидовал бы даже смелый. — Позволь мне позаботиться о тебе! И Нене очень хочется принять это предложение, хотя бы на пару лет забыть о проклятии, отравляющим существование, позволить себе вновь просто любить. Не думать о смерти, что лишает её самых необходимых чувств. — Пожалуйста, не оставляй меня, — только и может прошептать она, вновь утыкаясь в чужое плечо. — Я сделаю все возможное, чтобы ты никогда больше не плакала, Нене-чан. Мы обязательно вырвемся из этого ада. И когда Нене вновь заглянет в родные глаза, она увидит там тот самый огонь. Такой же древний, как она сама. Такой же сильный, как сама Эму. Все-таки, сколько бы перерождений не проходила эта измученная душа, она все равно будет настроена решительно.