Краски художника сохнут в углу.

Порой мне кажется, что всё идёт не так Пути расходятся, мне сердце подаёт тревожный знак Куда бежать, когда везде тебе противно? Когда на самом деле ты идиот бесперспективный? Ни шагу назад! Ведь страшно отступать Ни шагу вперёд! Ведь страшно что-то менять Наверно, я рождён, чтобы страдать Наверно, я рождён, чтобы страдать О счастье я лишь могу Мечтать! Ни шагу назад Ни шагу вперёд! Страдать! 4 февраля, 1977 год, утро. Время было семь часов утра. Первым, как обычно, встал Джеймс, и он, конечно, пошёл будить остальных, чтобы вытащить всех на дополнительную тренировку. В этот раз, выбор кого будить первым, пал на Сириуса. Джеймс подошёл к его кровати, резко одёрнул занавеску, и заорал: -Бродяга, подъём! Похоже, он немного переборщил с громкостью. Поскольку даже Сириус, разбудить которого было практически невозможно, резко встал, немного дёрнувшись, и заорал в ответ: -какого чёрта так орать, Сохатый? Между делом, от их криков встал Римус, вид которого был ещё более недовольным, чем Сириуса. Конечно, такому настроению и внешнему виду Римуса было одно простое (или не очень) объяснение. Полнолуние. В феврале тысяча девятьсот семьдесят седьмого года полнолуние должно было состояться в ночь с четвёрго на пятое. То есть сегодня. -чего так орёте? - начал наезжать Лунатик. Под глазами Римуса залегли тёмные круги, взгляд был измотанным. Шрамы стали казаться ярче, благодаря побледневшей коже лица. Ко всему этому "весёлому" комплекту добавлялась ещё больная нога. Римус, во время одного из превращений в двенадцать лет, повредил ногу сразу в двух местах: в колене и бедре. И хоть и прошло уже больше пяти лет, нога у него так и не прошла. В обычные дни Люпину удавалось игнорировать постоянно ноющую боль в ноге, иногда он даже забывал о том, что у него что-то болит. Но во время полнолуния... Практически за неделю до полнолуния боль обострялась до такой степени, что он начинал хромать, а иногда и вовсе, ему приходилось скакать на другой, здоровой ноге. Римусу очень везло, если во время обращения, он не повреждал многострадальческую ногу ещё сильнее. Тогда дня через три снова удавалось забыть о ней. Джеймс, шумно выругавшись, обернулся на Римуса и начал лепетать что-то вроде: -Лунатик, прости, пожалуйста нас. Просто этот придурок, - он указал на Сириуса - не.. Договорить Джеймсу не удалось - его перебил Сириус. -я хотя бы не грёбанная ранняя пташка, помешанная на квиддиче и Эванс, - завозмущался Блэк - серьёзно, Сохатый, если ты продолжишь будить меня по утрам - я перестану считать тебя братом. Джеймс открыл рот, чтобы что-то сказать, но ему вновь не дал ничего сказать Сириус. -заткнись и слушай дальше, - почти заорал Сириус - ты уже второй день подряд меня будишь ни свет, ни заря, тебя самому-то не надоело? Джеймс молчал. -так мало того, что ты меня будишь, ты ещё и бедному Лунатику спать не даёшь! - продолжал Сириус. Причин плохого настроения Сириуса было много. Первая: та же, что и у Римуса - полнолуние. Вторая: вчерашний нервный срыв, который приостановился на несколько часов, пока он был с мародёрами, а потом, когда все легли спать, и он остался один на один с собой и своими мыслями - вернулся. Третья: вечное невысыпание. О второй причине мародёрам было не обязательно знать. Да даже не то, что не обязательно, вообще нельзя. А вот о первой и третьей он мог спокойно поныть остальным мародёрам.

***

Время было полвосьмого. Сириус и Римус отправили Джеймса и Питера тренироваться, а сами остались спать. Но уснуть не удалось ни тому, ни другому. В итоге Сириус психанул и, бросив попытки уснуть, пошёл делать кофе. Он нашёл в своём чемодане маггловский чайник, который оказался отнюдь не бесполезным в Хогвартсе. Ведь даже в школе волшебства двадцатый век дал о себе знать: в спальнях студентов начали появляться розетки. Правда пока только по одной на комнату, но всё же. Также, в некоторых комнатах, успели поменять свечи в люстрах на современные электрические лампочки. Сириус воткнул чайник в розетку, затем достал кружку и банку растворимого кофе, и вдруг с кровати Римуса раздалось хриплое: -мне тоже сделай. Буквально через минуту Сириус стоял перед кроватью Римуса, с двумя кружками. Одна была предназначена для него самого, другая - для Люпина. -спасибо, - всё ещё с хрипотцой поблагодарил Римус - можешь сделать ещё одно одолжение? -я весь в вашем распоряжении! - рассмеялся Сириус. -я серьёзно, Бродяга, - одёрнул его Римус. -ладно-ладно, слушаю. -научи меня рисовать на себе, - попросил Сириуса Римус - пожалуйста. Я так хочу рисовать на себе... -да без проблем, - ответил Сириус - сейчас, только краски притащу. Он уже развернулся, чтобы направиться к своей кровати, но его окликнул Римус: -не надо, у меня есть свои. Сириус сильно удивился. Он не знал, что Римус рисует. Про него самого, правда, до вчерашнего дня тоже никто не знал... но это другое! -так какие, говоришь, краски лучше? - из под кровати уточнил Римус - а-то я что-то прослушал... у меня есть акварель и гуашь. -я рисую гуашью, - отозвался Сириус.

***

Будильник на прикроватной тумбочке зазвенел. Это значило, что время ровно восемь. "Ух, Джеймс-грёбанная-птичка-Поттер у меня получит! - с яростью подумал Сириус - Целый час сна отобрал, собака!" Римус начал рисовать полчаса назад. Сириус не особо понимал, что должен делать, ведь у Люпина и так всё получалось. Лишь изредка, когда Римус спрашивал совета, Сириус что-то говорил. В принципе, его это устраивало. Вполне устраивало. Бродяга просто сидел, вдупляя в одну точку, и думая о жизни. Сириус уже сам не понимал, хорошо ли то, что он всё время думает о жизни, её смысле и, лишь изредка, о смерти. Когда это "хобби" совершенно случайно появилось у Сириуса на четвёртом курсе, он думал, что это хорошо. Он думал, что так поймёт, что лучше делать, как жить, и тому подобное. Сейчас, на шестом курсе, у него начали появляться сомнения, на счёт правильности этих размышлений. Ему очень нравилось размышлять, рассуждать и философствовать, но проблема заключалась в том, что он больше не мог не думать. Теперь голова Сириуса должна была быть постоянно забита какими-то глубокими мыслями. По-другому он не мог. Юный Блэк засыпал и просыпался с мыслями о жизни. В течении дня, когда его голова не была забита уроками и шутками - он размышлял. В общем, любую свободную секунду он посвящал мыслям о чём-то значимом, чём-то важном. С этим "хобби" была связана ещё одна небольшая проблемка. Ну или не проблемка, но это шло всегда в комплекте к мыслям. Курение. Сириус не мог не думать, куря. Или наоборот: не мог думать, не куря. В этом была небольшая сложность, ведь думал он всё время, а курить по пачке в день его не устраивало. Сириус старался ограничиться тремя-четырьмя сигаретами в день. Одну он выкуривал утром, только проснувшись; вторую - во время какой-нибудь перемены, улизнув на астрономическую башню; третью - после окончания уроков; четвёртую - перед сном. По крайней мере, если Бродяга и не всегда соблюдал этот график, он всё равно старался его придерживаться. Вдруг Сириус понял, что ему сегодня как-то тяжело думается, а вслед за этим пришло озарение, почему: он забыл покурить с утра. "Надо же, что с человеком делают плохие привычки, - удивился Сириус - а ведь на самом-то деле, одно от другого не зависит. Это я дебил, придумал, что нельзя думать без сигарет, и до сих пор внушаю это сам себе." -Лунатик, я тебе пока не нужен? - спросил Сириус. Римус стоял перед зеркалом в ванной, полностью увлечённый работой. Он решил нарисовать на себе абстракцию. Поэтому он, из-за сильной концентрации, не услышал Сириуса. -Земля вызывает Лунатика! - чуть громче сказал Сириус, пытаясь обратить на себя внимание. -а? Что? - вырвался из своих мыслей Римус. -я говорю: я тебе пока не нужен? - повторил свой вопрос Сириус. Римус отрицательно покачал головой. -отлично! - обрадовался Сириус - тогда я пошёл на крышу! Если вдруг понадоблюсь - зови. Сириус подошёл к окну, открыл его и понял, что в одной пижаме будет холодно. Февраль как-никак. Бродяга метнулся обратно в комнату, надел свою любимую чёрную, кожаную куртку, и вернулся к окну. Он перелез через подоконник, и очутился на крыше. Взгляду Сириуса открылся просто прекрасный вид. Был рассвет. Небо было окрашено в такое количество цветов... в общем, их было очень много. Сириус никогда не видел настолько яркого рассвета. Верхушки деревьев Запретного леса освещались розовым. Казалось, будто лес подсвечивается изнутри. Хижина Хагрида была скрыта в тени леса, но из трубы в ней валил дым, а в окошке, смотрящем на замок, горел свет. Снег, небольшими сугробами лежавший по всей территории Хогвартса, отливал фиолетовым. Из-за горизонта был виден лишь небольшой край солнечного диска, но этого края хватило, чтобы понять - солнце было ослепительно-ярким. Сириус достал из кармана пижамных брюк пачку сигарет и свою любимую зажигалку. Он достал одну сигарету, поджёг, затянулся, и продолжил думать. Прямо сейчас он думал о том, когда лучше умереть. Да, довольно странная тема для семнадцатилетки. Но что поделать, не мы такие, жизнь такая. Раньше он, как и многие другие, думал, что чем позже умрёшь - тем лучше. Он думал, что лучше прожить долгую жизнь с приключениями, которые можно растянуть на много десятков лет, а затем спокойно умереть. Но сейчас... сейчас Сириус вдруг задумался: а почему он так считал? Разве не лучше умереть молодым, успев натворить много всего? Разве не лучше погибнуть героем, противостоя Пожирателям Смерти? А если и так, если лучше умереть молодым, то во сколько это лет, хотя бы примерно? Ответа на этот вопрос Бродяга не знал. Единственное, что он знал точно, умирать в ближайшую пару лет он не хотел. "Может лет в тридцать-тридцать пять? - подумал Сириус - вроде и не слишком рано - можно успеть кучу всего натворить - но и не поздно. Всё равно в тридцать лет жизнь только начинается..."