Краски художника сохнут в углу.

Мы всегда найдём повод погрустить Даже когда нет на то причины И не хочется тусить Ты просто ждёшь своей кончины Мы задыхаемся в загонах Своей бессмысленной тоски Из-за мечты не воплощённой Способны проститься и уйти 14 февраля, 1977 год. -ты как? - едва ли подойдя к больничной койке, спросила Марлин Римуса. -вроде живой, - пожал плечами Римус, и сморщился: видимо, всё-таки не очень. Сириус, заметив состояние лучшего друга, невольно вспомнил о днях, проведённых в родительском доме, когда за очередные бунтарские выходки, он получал изрядные дозы "Круциатуса". -Круциатус - такая ерунда, больнючая, - заметил, смотря куда-то вдаль, Сириус. Проблема была в том, что стоило кому-то совершить (или чему-то произойти) нечто подобное, на то, что поисходило в, признаться честно, далеко не лучшие годы жизни Сириуса, как перед глазами начинали мелькать воспоминания, ранящие больнее любого, даже со вложенной в него ненавистью всей планеты, "Круциатуса". Вот и данный момент не был исключением: перед глазами всплывали воспоминания, тело будто вновь пронзило той ужасной болью, а разум затмили воспоминания о самых страшных мыслях Сириуса, посвящённых суициду или убийствам. Мыслям, приходящим после заклинания, в которое была вложена ненависть и злость всей треклятой родни. Мыслям, приходящим после долгого и мучительного заклятия, ломающего тело на протяжении двадцати минут. Мыслям, приходящим после возвращения в чувства, спустя какое-то время обморока. Незаметно, даже для самого себя, у Сириуса сжались кулаки, взгляд стал суровым, а вены на висках проступили. Марлс и Римус, о чём-то оживлённо болтающие, разумеется, не заметили настроения друга, и продолжили спокойно говорить дальше. Сириус подошёл к окну, которое, благо, находилось совсем неподалеку. Он посмотрел на бегающих туда-сюда студентов, озабоченных какими-то своими мелкими, ничтожными проблемками. А может и крупными, значительными проблемами. Кто знает? Кто знает... Но суть одна, в независимости от масштаба проблем - Сириус посмотрел на озабоченных учеников и, вместо того, чтобы "загрузиться" ещё больше, задумываясь над их проблемами, наоборот, расслабился. Ненадолго позабыв о проблемах - как своих, так и мирских. Спустя примерно минуту, и успокоившись окончательно, Сириус отошёл от окна и подошёл ближе к койке Римуса. Он, окинув беглым взглядом прикроватную тумбочку, сделал вывод, что к Лунатику сегодня никто не приходил - на тумбочке не было ни единой открытки, с пожеланием скорейшего выздоровления. Не было и чего-то ещё, полагающегося больным, по негласному правилу Хогвартса - по типу конфет или каких-нибудь безделушек. Понимая, что Люпину сейчас и так до жути больно физически, так его ещё никто и не посещал, добрая душа Сириус решил, что необходимо всучить Римусу какую-нибудь безделушку. Времени рисовать открытки не было, да и искать что-нибудь интересное, с помощью чего можно было бы убить время завтра - тоже. Единственное, Блэк точно помнил, куда спрятал парочку маггловских шоколадок. Значит, можно попробовать воспользоваться "Акцио". Бродяга выглянул в общее помещение Больничного крыла, дабы проверить, насколько занята мадам Помфри, и заметит ли она летящую по воздуху плитку шоколада. Как оказалось секундой позже, мадам Помфри не было в общем помещении, да и за занавесками над чьими-нибудь койками она не скрывалась. Должно быть, отошла в свою каморку, выделенную ей в качестве спальни. А отсутствие мадам Помфри значило, что нужно действовать. Сириус осторожно выскользнул из-за занавесок, разделяющих больничные кровати и слегка закрывающих больных, не нуждающихся в особом внимании. -акцио, шоколад! - прошептал Сириус, вспоминая потаённое место. Спустя секунд тридцать, призванный предмет приземлился ему прямо в руки. Конечно, Сириус понимал, что куда лучше было бы найти что-то интересное, но для этого пришлось бы бежать в Гриффиндорскую башню, чего ему совсем не хотелось.

***

Мадам Помфри вспомнила о Марлс и Сириусе лишь тогда, когда Большие часы прозвонили семь часов вечер. Конечно, именно в этот момент она их и выгнала из Больничного крыла, грозясь не пустить завтра, за то, что не дали Римусу покоя сегодня. -может к Чёрному озеру? - предложила Марлин, пока они шли по коридору. -а почему бы и нет? - пожал плечами Сириус - пошли.

***

Снега за эту зиму выпало рекордное количество. Дорожки были прочищены лишь узкими полосками, благодаря чему двое студентов зачастую не могли разойтись. Сворачивать немного в бок было не вариант - там, на некогда зелёных газонах, лежали сугробы, порой выдающиеся высотой с Сириуса. А рост у него, сказать прямо, был не маленький - сто восемьдесят девять сантиметров. Сириус и Марлин, в разорванной одежде и частично окровавленные, бродили по заснеженной территории, казавшейся благодаря снегу идеально белой и чистой, словно новый лист бумаги. Попадающиеся им по дороге студенты оборачивались с полнейшим недоумением, не зная, какая трагедия произошла сегодня на всеми любимой Косой аллее. Дойдя до дерева, стоящего неподалёку с Чёрным озером, они, не согласовывая, залезли на толстые ветки. Дерево было проверенное и очень старое. На нём пересидело уже множество учеников, и никого, ни разу оно не подвело. Картина, что со стороны, что для самого Сириуса была уж больно жизнеотталкивающей. Со стороны было жутковато. Других, должно быть, охватывало чувство печали и горя. Двое подростков, всего-то шестикурсники, сидят на противоположных ветках большого, заснеженного дерева. Взгляды их направлены в пустоту, а на лицах застыло выражение отчаяния. У одного из них в руке тлеет сигарета - просто потому что он забыл. Одежда ребят местами заляпана кровью и разорвана. Волосы растрепались. Да и в целом они имеют вид порядком уставших от жизни людей. Для Сириуса же всё было ещё хуже: мысли снова охватили разум, от души оторван ещё один кусок - теперь она ещё сильнее отощала, сердце замёрзло, и будто превратилось в ледяной Айсберг - это так, в целях спасения, когда ничего не чувствуешь, гораздо легче. Но о каком бесчувствии может идти речь, если мысли заменяют сердце и душу? Ни о каком. Ему, по-сути, плевать на всё. Да, сегодня он был на жуткой битве, но это было бы легко переносимо в другом случае, если бы только не чёртовы мысли. Сейчас же его главная проблема - отнюдь не война. Его главная проблема - мысли. Внутренняя борьба. Борьба человеческих миров, заточённых в теле . Какая сторона победит в его личной войне - никто не знает. А тем более, сам Сириус. Он, признаться честно, даже не знает, есть ли в его войне стороны. А если есть - то какие? Кардинально ли они отличаются друг от друга? От его души, как говорилось много раз ранее, остался лишь скудный клочок, приносящий больше боли и вреда, нежели пользы. Его сердце заледенело также давно, ещё когда душу лишь начинали терзать, и даже не сомнения. Когда душу начинали терзать те, кто должны были стать его опорой. Когда же появились мысли - те самые, навязчивые и постепенно загоняющие Сириуса в могилу - сердце было поглощено льдом, и промёрзло насквозь, а душа стала столь потрёпанной, что будь бы она материальна, выглядела бы как протёртая, с дырками ткань. Но несмотря на лёд, сердце продолжало биться, в попытках сохранить юному Блэку жизнь. Продолжало циркулировать кровь по венам. Но у Сириуса лишь один вопрос по этому поводу, раскрывающийся на много мелких, аналогичных, и не находящий ответа: Зачем? В чём была суть поддерживать жизнь организма сердцу, если сам Сириус, жить совсем не хотел? В чём смысл вообще жить, если так? В чём смысл жить в постоянной внешней, мировой войне, идущей параллельно внутренней? В чём смысл жить, не имея права даже спокойно, Вашу мать, поспать (благодаря, конечно, мыслям)? В чём смысл жить с мыслью, что можешь не проснуться завтра? В чём смысл жить, зная все места, откуда если упадёшь - то точно разобьёшься? В чём вообще смысл жить? Возможно, этот вопрос покажется Вам банальным и неразумным, но Сириусу он отнюдь таковым не кажется. Попробуйте так, сходу, ответь на заданный выше вопрос, у Вас едва ли что-то получится. Нет, конечно, можно ответить: "потому что Бог жизнь даровал" (это если Вы верующий). Но это же неполноценный ответ. Если ты живёшь в постоянных муках, то зачем жить вовсе? Не легче ли направить на себя волшебную палочку, и тихо, едва заметно, прошептать заклятие освобождения? Прошептав лишь два заветных слова - "Авада кедавра", ты избавишься от страданий за долю секунды. Правда, и от жизни тоже. Но может оно и к лучшему? В сырой земле, в деревянном гробу, возможно, будет не так плохо. Но выход ли это? На этот вопрос Сириус может дать точный и, по своему мнению, правильный ответ. Нет. Ну вот умрёшь ты, а толку-то от этого? Конечно, страдания закончатся, об этом мы не спорим. Но только представьте, что Вы, возможно сделаете, оставшись в живых? И лишь поэтому Сириус живёт дальше, карабкаясь изо всех сил. Он надеется, что привнесёт в этот мир хоть немного пользы. Вся его жизнь похожа на глубокую, ледяную яму. Лёд, из которого сделаны стенки - проблемы, а Сириуса лишь толкнули туда, с хохотом и словами: "дальше разбирайся сам". И бросили. А Сириус что? А Сириус - опять таки, по своему мнению - дурак. Он и разбирается. Яма скользкая и глубокая, и выбраться из неё почти нереально, но он, хватаясь голыми руками за ледяные выступы, в надеждах выбраться, стирает их в кровь. И он карабкается, карабкается, карабкается, и всё бестолку. Сколько бы он не пытался, его всё равно относит назад, в исходную точку. В очередной раз, после, должно быть, миллиона тщетных попыток, когда у него совсем не остаётся сил, он ложится на дно и засыпает, замерзая. Почти умирает. Но потом он вновь вспоминает о своих, уже почти потухших, надеждах, просыпается и вновь пытается спастись. И всё это - лишь замкнутый круг. Здесь есть начало, но оно давно забыто, погребено под слоями льда и снега. Но проблема вот в чём: начало есть, конец отсутствует. И сколько бы ты не старался, это не закончится. Поэтому ему остаётся лишь смириться со своей судьбой. Но тут вновь два варианта. Первый - смириться со своей судьбой, и замерзнуть насмерть в ледяной пропасти. Второй - тешить себя, наверняка, невыполнимыми надеждами, надеясь, что кто-то протянет тебе руку помощи.