Мы не знали друг друга до этой весны

      — Вы поставили моему сыну двойку! Вы знаете, что сгорите за такое в аду?       Мегуми к такому жизнь не готовила.       Нет, жизнь с Годжо Сатору готовила много к чему: к оказанию первой помощи в полевых условиях, к сухой чистке и срочной обработке всей одежды и всех поверхностей в доме, к необходимости ежедневно готовить блюда, тянущие на мишленовскую звезду как минимум, ведь белобрысое привередливое млекопитающее от еды попроще воротило нос, а само было в состоянии только консерву открыть, да и ту умудрившись разлить по всей кухне. И как только стал легендарным «охотником на маньяков»?       Мегуми мало интересовался деятельностью своего опекуна. Тот приносил домой еду пару раз в месяц, оплачивал счета и сильно не отсвечивал, даруя им с Цумики такую свободу, о которой остальные дети и мечтать не могли. У него были фанатки, всю младшую и среднюю школу с Мегуми дружили только ради автографа, он сам пару раз гуглил Годжо, но все, на что его хватило — это пара тру-крайм подкастов о непревзойденной работе отечественной команды во главе с «ангельски-прекрасным мужчиной». Примерно на этих словах Мегуми подкаст выключил, потому что слушать, как Годжо лижут задницу сорок минут — это уже за гранью добра и зла.       Годжо, несмотря на то, что только он приносил деньги в семью, вел себя как главный нахлебник. Раньше Мегуми этого не замечал, но после того как Цумики уехала учиться в колледж в другой префектуре и все домашние обязанности свалились на него… внезапно начал. Годжо был неугомонным, капризным, мучил животных и людей, клеясь к ним, когда было хорошее настроение, а хорошее настроение у него было почти всегда, после того как он отошел от дел и стал преподавать да раздавать интервью направо и налево. Книгу вот сел писать, уже замучил редактора.       Ему даже кофе не нравился, если граммовка не была выверена до десятой доли грамма. Сам он этот чертов кофе, конечно же, не готовил.       И тем не менее!       И тем не менее… такого Мегуми даже после двенадцати лет жизни с белобрысым полуфабрикатом вообразить не мог. Казалось бы, он должен был быть морально готов к любой выходке Годжо спустя столько лет-то, но… но…       — И деньги на ваши обоссанные шторы я сдавать не буду!       — Они не обоссанные!       — Так я обоссу! Дайте мне минуту…       И Годжо правда направился в сторону бедных штор. Мегуми пришлось ловить его поперек талии и оттаскивать что есть сил, ведь он пер вперед как асфальтоукладчик.       — Пожалуйста, воздержитесь, — Гето-сенсей потер переносицу и, кажется, тихо вздохнул, маскируя этот вздох за тактичным покашливанием. Мегуми на его месте уже прописал бы Годжо профилактического пинка, но Гето-сенсей пока умудрялся сохранять спокойствие и профессионализм. — Ваш сын пришел на урок без домашнего задания, за что и получил двойку. Даже заявил, что собака съела тетрадь, что совсем неприемлемо. Скажи он правду, я бы еще подумал, но такая откровенная ложь ни к чему хорошему в жизни не приведет.       Годжо внезапно затормозил и с абсолютно серьезным лицом повернулся, его взглядом можно было резать металл — настолько он был острым и недовольным.       — Куро или Широ? — спросил он ровным голосом, и Мегуми поначалу растерялся. Слишком быстрая перемена настроения. Для Годжо такое, конечно, было в порядке вещей, но Мегуми со своим вечно спокойным состоянием к такому все еще не привык.       — Куро, — ответил он в итоге и даже пожал плечами до кучи. Ну съел и съел, на то он и несмышленый пес. — Ну, не съел, а погрыз. Потому что кое-кто накануне спрятал все его игрушки.       — Это было наказание! — возразил Годжо. За что наказывал, так и не смог объяснить, но все равно гнул свою линию даже перед посторонними. Ну хоть привычная напускная глупость вернулась. — И вы обвинили моего сына во лжи, когда он сказал вам правду!       У Гето-сенсея задергался глаз, и Мегуми честно его понимал. Второе апреля, учебный год начался вчера, а Годжо уже скандалил с учителем по абсолютно глупому поводу. Мегуми сам собирался показать Гето-сенсею фотографию уничтоженной тетради, чтобы тот, как и обещал, убрал неудовлетворительную оценку и задал несколько вопросов по теме, чтобы проверить знания и выставить правильную. Но нет, Годжо нужно было влезть и устроить скандал.       Закатив глаза, Мегуми протянул Гето-сенсею фотоаппарат. На нем абсолютно счастливый черный пес держал в зубах изгрызенную и обслюнявленную тетрадь, на обложке которой угадывался лишь один иероглиф из названия предмета. Гето-сенсей слабо кивнул и сел, чтобы стереть двойку, которую, как и обещал накануне, поставил только карандашом до предоставления доказательств.       Но Годжо просто надо было засунуть свою вездесущую белобрысую башку прямо между журналом и лицом Гето-сенсея, причем так неудачно, чтобы тот уткнулся носом в белоснежные волосы.       — Что вы делаете? — О, Мегуми хотел те же успокоительные, на которых сидел Гето-сенсей. Учитель видел Годжо впервые, а вот Мегуми приходилось с ним жить и терпеть такое поведение по десять раз на дню.       — Проверяю наличие иных ошибочно выставленных оценок. — Годжо хмурился за извечными круглыми солнечными очками, и понять это можно было даже по перекошенному рту — он явно борщил с экспрессивностью. Как, впрочем, и всегда.       — И как это вы поймете, какие из них выставлены ошибочно?       — А у меня третий глаз открылся недавно, вычислю как-нибудь.       — Это который из ваших четырех?       — Грубо!       Мегуми несдержанно вздохнул, но они даже не заметили, продолжив препираться. Годжо, судя по всему, наконец вывел Гето-сенсея из себя, и тот начал отвечать в той же саркастической манере, хоть и гораздо спокойнее. Вся эта встреча изначально была плохой идеей, черт его дернул сказать Годжо про эту треклятую двойку. Знал ведь, что произойдет что-то такое, ведь Годжо был не в состоянии сдерживать свой праведный гнев.       Да и Гето-сенсей далеко не первый учитель Мегуми, которого его непутевый приемный папаша доводит до ручки. До этого была няня Минами, потом Ямамото-сенсей, из-за чего пришлось менять школу в середине первого класса, потом Кимура-сенсей, которая вообще такого не заслужила, потом Хашимото-сенсей, который и правда отвратительно преподавал физику, потом Аоки-сенсей, Фукуда-сенсей, Миура-сенсей… ах да, молодая и перспективная Шимада-сенсей, которая после пары столкновений с Годжо уволилась и переехала в Таиланд. Мегуми точно вспомнил не всех. Что он помнил точно, так это то, что из-за выходок Годжо ему пришлось сменить школу пять раз посреди учебного года, а тот все никак не мог успокоиться и доводил каждого учителя, в котором чуял хоть толику непрофессионализма.       И вот теперь Годжо грозился обоссать шторы его новому классному руководителю. На следующий день после начала учебного года.       А ведь Гето-сенсей даже не просил сдавать на эти гребаные шторы.       Ситуация была настолько из ряда вон, что Мегуми даже не слушал толком, о чем они спорили, их перебранка шла где-то на фоне, пока он рассматривал кабинет и мысленно с ним прощался. Стеклянные шкафчики у дальней стенки, большие чистые окна, аккуратные парты, плакаты и фотографии на нескольких досках, декоративный столик с какими-то макетами великих зданий… красиво здесь было. Чисто, прибрано, прохладно. Не то что их с Годжо холостяцкая берлога.       Не хотелось отсюда уходить. Мегуми как-то уже успел привязаться к этому месту и к этой школе, но с другой стороны, хорошо, что прошел всего день. Даже познакомиться с новыми одноклассниками толком не довелось…       — Котенок, мы уходим! — драматично заявил Годжо и широко махнул рукой. Мегуми услышал эту фразу, только потому что… какой нахуй котенок?       — Мама кошка, ты в своем уме? — отреагировал Мегуми, но поздно: Годжо уже тянул его в сторону выхода, а Гето-сенсей смотрел на них то ли с жалостью, то ли с разочарованием.       Мегуми заранее знал, что этот взгляд будет мерещиться ему очень долго и каждый раз взывать к чувству вины (ну или кринжа). Гето-сенсей вообще всегда выглядел уставшим и каким-то несчастным с этими его тенями под глазами и поникшими плечами. Его комплекции вообще не очень шла грусть — Гето-сенсей был крупным, широкоплечим мужчиной, пусть и не выше белобрысой каланчи, но все-таки высоким. А ходил всегда будто в воду опущенный… жалко было на него смотреть. А теперь вот — еще и разочарование добавилось к обычному миксу тоски и заебанности.       Даже если Гето-сенсей не погонит его из школы ссаными тряпками, Мегуми сам попросится перевестись. Смотреть этому мужчине в глаза уже не представлялось возможным.       Стоило Годжо вытащить его чуть ли не силой на улицу, Мегуми запротестовал и скинул огромную лапищу с плеча.       — Ты что там устроил? — воскликнул он, стоило ступору пройти. — Это что за спектакль? Второй день в новой школе, а ты уже довел моего классного руководителя!       — Так тебе именно с классным руководителем настолько не повезло? — Годжо как ни в чем не бывало закинул обе руки за голову и бодрым шагом направился к парковке. Мегуми поплелся за ним понурой улиткой. Со стороны могло показаться, что шестнадцатилетний подросток из них двоих — это, прости господи, Годжо. От него буквально пахло безответственностью — древесно-мятным одеколоном, карамельным попкорном, фисташками, клубничной жвачкой и арбузной гигиеничкой.       Женщины всех возрастов Годжо обожали. Мегуми их совсем не понимал.       Из машины на всю школьную парковку играл кальянный рэп. Очень кальянный. Очень рэп.       Про несчастную любовь.       Ужас. Мегуми на такое не подписывался.       — Я туда не сяду, пока ты не выключишь этот позор. — Мегуми затормозил до того, как его нога шагнула на парковку. Нет уж, асфальт — лава, а стоя на узком тротуаре и практически вжимаясь чистой рубашкой в школьный забор, он хотя бы мог сохранить достоинство и сделать вид, что с хозяином серебряной ламбы не знаком. — Хотя нет. Уезжай, сделай кругов пять по окрестностям, а потом подбери меня у продуктового.       Годжо обернулся с широченной, сытой улыбкой. Очки чуть-чуть съехали, озорные голубые глаза смотрели прямо Мегуми в душу. Белобрысому утырку было весело. Ему было весело! Мегуми позорился, рисковал стать изгоем в этой чертовой школе, а Годжо веселился!       — Ты что… — начал этот великовозрастный карапуз, да еще и гласные растянул, чтобы окончательно взбесить, — стесняешься меня?       Ироничную, издевательскую улыбку хотелось стереть с довольного лица, причем хотелось настолько, что Мегуми расплакался бы, будь он менее эмоционально стабилен. Расплакался бы от обиды, что над его глубокими и ох какими важными переживаниями вот так смеются. Но Мегуми в первую очередь был Мегуми, а поэтому хмыкнул и зашагал в сторону дома не оборачиваясь. Раз Магомет не идет к горе, то гора пойдет к Магомету, то есть… э-э… Мегуми сам пойдет домой и позориться не будет, да, а Годжо может хоть уссаться со смеху прямо в своей дорогущей машине.       Шел Мегуми недолго и это «недолго» ему очень даже понравилось: было спокойно, люди на него внимание особо не обращали, занимались своими делами, и сам он в кои-то веки вздохнул полной грудью. Но «недолго» на то и «недолго», чтобы Годжо его испортил. Сначала Мегуми услышал скрип дорогущих шин о дешевый асфальт, потом звук открывающегося окна и…       — Йо! — Белобрысая голова высунулась прямо из окна. — Ты что, обиделся?       Мегуми не знал, как Годжо умудрялся так вести машину и не врезаться никуда. На руле была только одна рука, а вторая тянулась к Мегуми, но тот отходил все дальше и дальше. Он вообще делал вид, что не знает этого человека.       Вся улица уже смотрела только на них.       — Ну Мегуми-и-и! — Годжо захныкал. Мегуми ускорил шаг.       Откуда-то из-за спины послышались сдавленные маты и глухой звук встречи пустой башки с рамой окна. Мегуми почти закатил глаза, потому что да, Годжо снова забыл, что он чертов великан и купил машину, рассчитанную на гномов. Если бы Мегуми платили каждый раз, когда Годжо сносил лбом его подвесной макет солнечной системы, Мегуми уже съехал бы и купил себе чертов пикап, потому что даже ему (подростку на 15 сантиметров ниже взрослого шкафа) ламба была маловата.       Но Мегуми был сильнее. Мегуми проигнорировал звук и еще больше ускорился, стараясь оторваться, пока Годжо был дезориентирован и материл автомобиль.       Итак, Мегуми ускорился, а потом очень некрасиво врезался в меловую доску перед кафе, перевернул ее и проехался коленями по тротуару, когда сзади раздался громкий гудок. Годжо пошел ва-банк — если до этого еще не все прохожие смотрели в их сторону, то теперь за ними наблюдала вся улица. Время будто остановилось на пару мгновений, потому что больше никто никуда не шел, и Мегуми пожалел, что не провалился под землю в одно из них. Ведь Годжо просигналил еще раз.       — А теперь, когда я вернул твое внимание, скажи: я тебя чем-то обидел? — голос Годжо, несмотря на напускную веселость, все равно звучал серьезно.       Мегуми упорно поднялся, передал доску подоспевшей официантке и пошел дальше, прихрамывая. Черта с два он позволит Годжо выиграть после такой подставы.       Улица начала потихоньку отмирать, пара человек тоже пошли дальше.       — Мегуми! — снова позвал Годжо, тихонько следуя за ним. — Чем я тебя обидел?       Мегуми услышал реплику об извращенце, строящем отношения с подростком, откуда-то слева. Стало тошно, возможно, даже глаз дернулся. Вот почему он терпеть не мог выходить в люди, если Годжо был в радиусе хотя бы двух километров. Он умудрялся испортить все.       — Йо, Мегуми! Раз, раз! Мегуми, вас вызывает ваш приемный отец, ответьте! Раз…       Группка женщин в возрасте рядом облегченно вздохнула, и вот тут Мегуми не выдержал и свернул в подворотню. Чертова ламба сюда не заедет, а Годжо дай бог оставит его в покое. Его подташнивало немного от всего случившегося, ему очень, очень хотелось остаться одному. Оказаться от гиперактивной беловолосой катастрофы как можно дальше.       — Мегуми! — послышалось откуда-то со спины, но уже тихо. Даже если Годжо вышел из машины, он не стал его преследовать.       Облегченный вздох сорвался сам собой. Слава богу. Годжо хоть и был ходячей катастрофой и поздно понимал, что перегнул палку, но личные границы уважал. Как мог уважал.       Мегуми отдышался, успокоился, расправил плечи. Вечер был теплым и приятным. На улице пахло сакурой — сезон цветения пока не закончился, поэтому по центру гуляли подростки, кучковались, смеялись. С ближайшей площадки слышался и детский смех, и радостные возгласы взрослых.       Вдохнув полной грудью, Мегуми широким шагом направился на какую-то из центральных улиц. Сумерки стремительно опускались на Токио, на улицу выходило все больше и больше людей, и этот поток вынес его на площадь возле станции Шибуя. От дома далековато, но зато целая толпа народу, переливающаяся всеми цветами радуги и живая, действующая как единый организм, в которой можно было затеряться на пару часиков.       Мегуми облокотился на выступ надстройки над подземным переходом и полез в карман за телефоном. Как он и ожидал, Годжо не бил тревогу и не спамил пропущенными: в непрочитанных висело лишь одно сообщение с просьбой быть поосторожнее и перекусить чем-нибудь вкусненьким, потому что дома пусто. Он мог бы попросить заказать доставку, Годжо поднял бы на уши самые дорогие рестораны города, но… это бы значило скорое возвращение домой. И разговор. Годжо любил разговаривать, чтоб его!       Нет, Мегуми тоже любил разговаривать и иногда брал на себя роль взрослого, когда уже Годжо чувствовал себя плохо, хотя тот категорически запрещал. Но вот в этой конкретной ситуации… ему нечего было сказать. Совсем. Мегуми и сам не понял, с чем была связана эта его внезапная истерика, ведь ничего из ряда вон не случилось. А Годжо захочет знать, потому что, несмотря на все внешние признаки великовозрастного дитяти, он ответственный взрослый и такой же ответственный приемный отец.       И Мегуми совсем чуть-чуть, совсем капельку его за это уважал. Да и в принципе… уважал его. Но самому Годжо он под дулом пистолета никогда такого не скажет.       Годжо стал его приемным отцом, когда был всего на два года старше нынешнего Мегуми. Сам Мегуми так бы не смог. Стать отцом чужому ребенку, когда ты сам вчерашний ребенок… немыслимо. А Годжо смог. И пусть что-то толковое выросло из них с Цумики скорее вопреки, чем благодаря, он все еще… все еще… был Годжо безумно благодарен.       Он до сих пор не знал почему, не спрашивал никогда. Возможно, он подсознательно боялся услышать серьезный ответ, а с этим Годжо бы не шутил. Ему нравилось думать, что Годжо взял их просто так, потому что захотел повеселиться с детьми, близкими ему по уровню развития. Мегуми, конечно, знал, что это не так, да и Цумики как-то сказала, что она спрашивала и решение Годжо уважала. А вот Мегуми знать не хотел.       Может, с ним было что-то не так? Он же знал, что Годжо не такой, каким он сам себе его рисовал, но признавать этого не желал. Так было проще. Наверное.       Но было ли это честно по отношению к Годжо?       Мегуми шумно вздохнул и согнулся в три погибели. Ужасно, просто ужасно. Фоновый шум толпы не успокаивал, а скорее раздражал, но тут Мегуми все равно чувствовал себя в большей безопасности, чем дома. Тут на него всем плевать, а дома Годжо будет лезть в душу, причем не напрямую, как сделал бы бестактный родитель; нет, он будет понимающе смотреть этими своими бесконечно голубыми глазами и предложит пойти посмотреть новую серию сериала, чтобы отвлечься. А Мегуми будет чувствовать себя дерьмово, потому что открыться все равно не захочется.       Он сам себя не понимал, как ему надо было свое поведение Годжо объяснять? Совсем запутался. Может, он и правда был тем самым подростком, который слишком резко реагировал на обычные вещи. Эта мысль почему-то меняла местами внутренние органы, ведь Мегуми всегда считал себя более… умным, что ли. Взрослым. Ему хотелось быть взрослее, чем сверстники.       Мегуми снова вздохнул и разогнулся. Подобные мысли ему совсем не помогут, а напротив, сделают только хуже, поэтому он решил воспользоваться советом и перекусить.       Толпа вокруг только росла. Конец рабочего дня, хорошая погода, сезон цветения сакуры — вся столица вывалила на улицы, и Мегуми вместе с ней. Медленно шагая, он преодолел площадь и направился вглубь улицы, рассматривая вывески с меню и скидками. Рамены, суши, сладости, кофе — выбор был огромным, и Мегуми не мог принять решение, потому что сам не особо знал, чего хотел. И хотел ли он вообще чего-то.       Ладно, нет, он хотел спрятаться в месте, где его никто не знал. Ни его, ни Годжо, ни Цумики, ни форму школы. В месте, где его просто оставили бы в покое, пока он получает нужные калории и разбирает домашнее задание по английскому. Не так уж и сложно, правда? Требования вроде не были неподъемными.       Прогулявшись по улице, Мегуми в итоге выбрал небольшое кафе в подвальном помещении, предлагавшее рамен с наполнителями на выбор. Дешево, немноголюдно, вкусно. Оптимальный вариант, чтобы провести вечер.       Мегуми аккуратно спустился и вошел. Первым его поприветствовал запах лапши и жареного мяса — не самый плохой, но слишком жирный, как на его вкус. Кафе не было слишком загружено, свободные места мелькали тут и там, но народу все равно было многовато. Благо никто даже не повернул головы в его сторону, когда хлопнула дверь. Идеально.       На фоне играла американская попса. Мегуми присел за стойку и сделал заказ. Работник кафе — такой же подросток, причем смутно знакомый и улыбчивый — задорно кивнул и взялся за готовку, тогда как сам Мегуми вывалил учебники на стол и принялся грызть гранит науки. Домашнее задание не было сложным. Около года назад Годжо брал их с Цумики на целых полгода в Америку, пока сам читал лекции и расследовал какое-то особенно сложное дело.       Время пролетело незаметно. Он даже не обратил внимание, когда рядом приземлилась приличная чашка с заказанным раменом и одноразовые приборы. Мегуми только кивнул, но у улыбчивого работника были свои планы на этот вечер.       — Ты же Фушигуро, да? — спросил парень, но Мегуми так и не оторвал глаз от учебника. Если человека игнорировать, рано или поздно он отстанет сам. — Видел тебя в школе! Мы же одноклассники!       Мегуми только кивнул. Парень мог быть сколько угодно настойчивым, но у него были совсем другие планы на вечер, которые не включали беседы с одноклассниками. К тому же, он все еще считал, что одноклассниками они являются ненадолго.       — Ты же тот, который с собакой! — продолжил парень, и Мегуми постарался вздохнуть как можно более незаметно. Очень хотелось его поправить. Очень. Но ответить означало начать поддерживать беседу, а в планы Мегуми такое не входило. — Чувак, твоя собака что, правда съела тетрадь?       Мегуми правда держался. Ну, старался, по крайней мере.       — Погрызла, — поправил он абсолютно ровным тоном и демонстративно перевернул страницу. — И у меня их две. Два пса.       — Круто!       Парень выглядел слишком уж счастливым, а при упоминании собак аж просиял. Мегуми ненароком подумал, что от такой широченной улыбки лицо может треснуть, но тут его внезапный собеседник начал говорить про любимые породы собак и кого точно заведет, стоит лишь вырасти и встать на ноги. На фоне палочки мерно постукивали по керамическим блюдцам, кто-то так же разговаривал, играла тихая музыка, и Мегуми слушал паренька лишь вполуха, из-за чего все слова превращались в бессмысленный фоновый шум. Рука методично решала тест по временам, не особо подключая мозг. Розововолосый парень все говорил, и говорил, и говорил, и говорил, и говорил, пока его не позвали выполнять следующий заказ.       Мегуми выдохнул.       Этот парень… он Мегуми узнал, даже запомнил его фамилию, значит, откуда-то из школы. Вот только сам Мегуми его вспомнить никак не мог. Розовые волосы, развитая мускулатура под безразмерной толстовкой, интересные морщинки под глазами, широченная улыбка… он явно выделялся, но Мегуми его почему-то не запомнил. Годжо отчитал бы его за невнимательность, ведь «вдруг придется давать показания».       Мегуми снова вздохнул и оглянулся. Из-за специфики работы Годжо он и сам потихоньку начал анализировать окружающих людей на предмет каких-либо странностей. Вот мужчина, сидевший справа от него, точно изменял жене, потому что на безымянном пальце виднелся глубокий след от кольца, которого на месте не было. К тому же, он точно не был человеком интеллектуально одаренным, потому что ни одна девушка на такое не купится. Ну… разве что слепая.       А слева от Мегуми сидела женщина с запущенным алкоголизмом, судя по опухшему лицу и глубоким морщинам. Шоко-сан погладила бы его по голове, если бы могла слышать его мысли. Она все еще лелеяла мысль, что Мегуми пойдет по ее стопам и станет судмедэкспертом или хотя бы врачом, а не ветеринаром.       Еда остыла. Помяв рамен палочками, Мегуми плюнул и отложил многострадальную чашку, наливая себе еще чая. Вечер тянулся, как домашняя арахисовая паста, которую всегда приносила Утахиме-сенсей, когда приходила посидеть с ним и Цумики в детстве. Мегуми ненавидел сладости, а эту пасту особенно, Цумики же в принципе ела немного. Поэтому все обычно съедал Годжо, а Утахиме-сенсей на него кричала и называла низшим человеком за воровство у детей.       Мегуми немного скучал по тем дням. Несмотря на занятость, Годжо всегда делал так, чтобы они с Цумики не чувствовали себя одинокими. Хотя… вскрытие от Шоко-сан явно было лишним для девятилетнего ребенка.       — Чему улыбаешься?       Мегуми аж вздрогнул. Напротив него снова материализовался тот розоволосый паренек, не издав при этом ни звука. Ну, или Мегуми слишком потерялся в своих мыслях. Годжо снова его бы отчитал.       — У тебя такое лицо испуганное! — Он рассмеялся, но этот смех почему-то не казался издевательским или наигранным. Скорее счастливым. Мегуми против своей воли потерялся в этом приятном звуке. — Не бойся, я никому не скажу. Заметил, что в школе ты не улыбаешься совсем, так что… кстати, улыбка у тебя красивая!       Мегуми недовольно фыркнул.       — С чего бы мне бояться, что кто-то узнает, что я умею улыбаться?       Парень скомканно улыбнулся и почесал розоватый затылок. Краска уже порядком вымылась из жестких на вид волос, худи, поверх которой болтался форменный желтый фартук, порядком износилась. Мегуми против воли задержался взглядом на небольшой дырочке возле воротника. Он мог бы зашить. Даже почти предложил, но вовремя себя одернул — это не Годжо, который был слишком хорош для иголок и ниток, они с парнем были совсем незнакомы.       — Ну, знаешь… — парень снова почесал затылок, и розоватые волосы встали дыбом. — Это разрушит твой загадочный образ? Ну, нелюдимого, красивого, бледнокожего парня.       Мегуми моргнул.       — С длинными ресницами! — добавил парень и указал на свои глаза. Как будто Мегуми не знал, где ресницы должны располагаться у человека. — Ну знаешь, как из этих фильмов про любовь и все дела. Где девушка не очень общительная и не такая как все, а парень популярный и загадочный, с какой-нибудь тайной… вроде того, что он вампир. Понимаешь?       Мегуми снова моргнул.       — Ты думаешь, я из Сумерек вылез, что ли?       Это должно было прозвучать более недовольно или хотя бы угрожающе, но в итоге Мегуми будто просто интересовался. Сама мысль, что он был похож на… что-то такое, вызывала смешанные чувства. С одной стороны, он же был совсем не таким, да? Он был спокойным и покладистым, как говорили Годжо и Утахиме-сенсей. Цумики всегда говорила, что он самый добрый человек, которого она знала. Никакой загадочности.       С другой стороны, если такой образ заставляет людей держаться подальше и не трогать его лишний раз, то был ли он таким уж плохим? В школе его особо не донимали, если не сторонились. Возможно, он сам и его кислая рожа была тому виной, но работало же.       — Точно! — заорал парень. Слишком громко, Мегуми поморщился. — Сумерки! Ты похож на Эдварда! Скорее даже на Элис, у тебя такая же странная прическа… — Мегуми кинул его сторону недовольный взгляд, потому что, чего? Его прическа не странная! — … но ты все-таки парень, поэтому да, Эдвард. Можно я буду звать тебя Эдвардом?       — Нельзя.       — Почему?       — Потому что я не Эдвард.       — Ну да, ты Фушигуро. — Парень даже кивнул в подтверждение своих слов. Мегуми затылком почувствовал, как исчезают его клетки мозга. Внезапно парень состроил какую-то особенно одухотворенную рожу и высоким голосом заговорил, выдерживая огромные паузы: — Ты невероятно быстр и силен, у тебя бледная ледяная кожа, твои глаза меняют цвет и иногда ты говоришь так, будто ты из другого времени. Ты никогда не пьешь и не ешь, ты избегаешь солнца… Сколько тебе лет?       Выдержав неловкую и очень озадаченную паузу, Мегуми ответил:       — Шестнадцать.       Парень внезапно вышел из драматичного образа:       — Тебе семнадцать, чел, семнадцать! Давно семнадцать!       — Мне шестнадцать, — настоял Мегуми. Он все еще не мог понять, какого черта ему пытались приписать лишний год, да еще и так настойчиво.       Чай остыл. Стоило отхлебнуть немного, как Мегуми выплюнул его обратно в чашку, а парень каким-то шестым чувством это заметил и подлил немного кипятка.       — Нет, чувак! Ты должен сказать, что тебе семнадцать. А я должен спросить: «И давно тебе семнадцать?» — парень драматично хлопнул ресницами и состроил испуганную рожицу. Мегуми лишь моргнул. Снова. — Ты потом должен сказать, что давно, а я…       Парень все продолжал настаивать на конкретных репликах, начал разыгрывать целый моноспектакль за стойкой, становясь все громче с каждым словом. Под конец он вообще упал на столешницу грудью и заплакал.       Каким-то непостижимым образом Годжо умудрялся пробираться в жизнь Мегуми, даже не находясь рядом.       — Ты что… — Мегуми аж горло прочистил, пытаясь уложить мысль в голове и как-то завернуть ее в слова. — Ты что, только что разыграл диалог из Сумерек?       — Да! — воскликнул парень. Он сразу поднялся со стойки и сжал ладони Мегуми так, будто от этой хватки зависела чья-то жизнь. Руки этого паренька были большими — раза в полтора больше рук Мегуми — и теплыми, а еще очень сухими и малоухоженными. Щеки потеплели сами по себе, потому что чужое лицо было слишком, эм, близко. — Так ты все-таки смотрел!       — Годж… кхм, меня заставили, — промямлил Мегуми. Голос куда-то делся.       — Кто бы это ни был, у него хороший вкус!       Лицо само собой перекосилось, пусть и совсем немного. Потому что, ну, Годжо и хороший вкус были вещами несовместимыми. И взрослый мужчина, роняющий слезы в ведерко клубничного мороженого, заправленного взбитыми сливками, под абсолютно дубовые диалоги из Сумерек — это то, что Мегуми назвал бы, если бы его попросили описать плохой вкус.       Годжо еще и сморкался в шерсть Широ. Ужасный был вечер.       — Я, кстати, Итадори Юджи! — воскликнул парень. Мегуми, к своему стыду, так его и не вспомнил, несмотря на яркую внешность и взрывной характер.       — Э-э-э… Фушигуро Мегуми…       — Я помню! Будем друзьями? Я покажу тебе лучшие фильмы!       Итадори все еще не отпустил его ладоней. С каждой секундой вся эта ситуация становилась все более неловкой: Мегуми сидел за стойкой с остывшим раменом и таким же остывшим чаем, с горящим лицом, а Итадори был слишком близко и держал его за руки. Когда такое делал Годжо, вопросов не возникало, он делал так постоянно, но почему Мегуми до сих пор не выдернул руки из хватки этого парня, до сих пор оставалось загадкой.       — Судя по Сумеркам, ты даже не прикасался к лучшим фильмам, — промямлил Мегуми. Голос все еще не вернулся.       — Тогда ты покажешь! Мы можем делиться зрительским опытом. Как тебе идея?       Мегуми смотрел на этого парня как на инопланетянина. Он так широко улыбался… как его лицо не трескалось от такой улыбки?       Откуда-то с кухни послышался грозный крик:       — Итадори! Работа! Потом будешь флиртовать!       — Да, шеф!       Мегуми выдохнул. Итадори наконец отпустил его многострадальные руки и отвернулся, гарантируя небольшую фору для отступления. Мегуми быстро собрался, оставил чаевые и скомканно попрощался, пока Итадори обслуживал других посетителей. Все кафе внезапно ожило: снова послышался стук палочек о керамику, тихие разговоры и такая же тихая музыка. Мегуми даже не заметил, что все это отошло на второй план и совсем не регистрировалось мозгом в течение нескольких минут.       Кошмар.       Ужас.       Он только что встретил второго Годжо, только розоволосого и чуть более приятного. Отвратительно. Одного Годжо в жизни было более чем достаточно, большего его ментальное здоровье точно не выдержит.       — Ответишь завтра! — крикнул Итадори ему вслед, но Мегуми уже выскользнул в парадную дверь.       Снова сбежал. Это становилось плохой привычкой, и не то чтобы Мегуми нравилось сбегать вот так, словно он был… непоследовательным? Истеричным? Безответственным?       Сложно. Жизнь становилась сложной, и Мегуми не знал, что с этим делать. Она не была такой сложной всего год назад: он точно знал, чего хочет, как этого хочет, рядом всегда была Цумики, был Годжо, были друзья Годжо, которые вообще-то гораздо лучше самого Годжо, и Мегуми до сих пор не знал, что они рядом с ним делали… Все было просто.       А сейчас он делал… что-то. Что-то, что ему самому не нравилось, но он почему-то все равно это делал. Это был знаменитый переходный возраст? Но он вроде должен был случиться раньше и к шестнадцати годам уже закончиться.       Мегуми просто не хотел досаждать людям вокруг. У них свои проблемы и они не заслужили истерики подростка, даже Годжо не заслужил.       К тому времени как Мегуми добрался до дома, уже стемнело. Огромная квартира пустовала без Цумики, растения на лестничной клетке начали вянуть, никто не пылесосил коврик с криво нарисованными котиками у входной двери. За самой квартирой тоже никто толком не ухаживал. Без Цумики в углах начала скапливаться пыль, всюду вырастали кучи грязной одежды и забытой посуды.       Было подозрительно тихо. Годжо не мог лечь спать всего в одиннадцать вечера, он обычно скидывал тонны тупых тиктоков до четырех утра. Псы точно спали, хоть сонный Куро и вышел встретить хозяина и тыкался носом в колени, пока Мегуми разувался, пытаясь не упасть на вешалку с верхней одеждой. В темноте ориентироваться было тяжело, но свет включать не хотелось, чтобы не доставлять проблем больше, чем он уже успел наделать за день.       На кухне царил полный хаос. Горы немытой посуды в раковине, противень с пригоревшим тестом, недоеденное печенье в той же раковине… Годжо пытался готовить? Странно, что кухня не сгорела вместе с квартирой.       Мегуми заварил себе травяной чай и готовился уже выключить подсветку, когда заметил одну особенную кружку. Единственная без мемного принта во всем доме, минималистичная белая в крупную черную точку, она доставалась лишь для одного гостя. Вообще, все друзья Годжо имели свою посуду и сменную одежду на случай, если оставались на ночь, и вот эта кружка принадлежала Нанами-сану. Годжо пытался впарить ему замену с хомяком в костюме, но Нанами-сан тактично отказался и продолжил пить из этой.       Значит, Нанами-сан был здесь. Годжо что, дернул его с работы? Кошмар какой. Это значило, что внезапное… что-то, что выкинул Мегуми, доставило проблемы еще и Нанами-сану.       Мегуми бросил затею с чаем. Никакие травки не вернут душевного спокойствия, когда приемный отец мучает занятых людей приготовлением сахарного печенья.       Упомянутый приемный отец пускал слюни в диван в гостиной. Хотя… скорее в шерсть Широ, что служил Годжо подушкой. Одна длиннющая нога свисала на пол, сами подушки были раскиданы по полу, собака сладко сопела. Идиллия.       — Мегуми? — послышалось с дивана. Голос Годжо, севший, сонный и непривычно тихий, выражал только усталость и беспокойство. Широ тоже проснулся и широко зевнул.       Мегуми не хотел их будить.       — Спи, — прошептал он, но погладить пса все равно подошел. Тот лизнул ладонь и вернулся ко сну.       — Ты в порядке? — Годжо слегка хрипел и даже попытался подняться, но уже через пару секунд белобрысая голова шлепнулась обратно в шерсть. — Там печенье. Я хотел покрыть глазурью, но Нанамин сказал, что и так вкусно.       Мегуми думал вставить пять копеек про подгоревшее тесто, но не стал. Червячок вины чуть-чуть грыз его, потому что у Годжо, наверное, были другие планы на вечер, а в итоге они вот так спутались.       — Все хорошо, я поужинал в кафе.       Годжо кивнул. Хотя… скорее потерся щекой о теплый бок, учитывая его положение. Мегуми хотел спросить, что Нанами-сан вообще тут делал и не донимал ли его Годжо слишком сильно, но отмел эту идею. В квартире царила блаженная тишина, они оба очень устали, да и Мегуми уже испортил ему день.       Годжо, кажется, обратно заснул. Куро свернулся калачиком на той ноге, что осталась на диване. Его по-хорошему надо было разбудить и отправить спать в нормальную кровать, но Мегуми просто не мог прервать мирное посапывание, поэтому он просто допил чай и поставил кружку на журнальный столик. Место еле нашлось — стопки журналов Годжо, книги Мегуми, набор для вязания Утахиме-сенсей и еще как минимум три таких же пустых кружки занимали почти всю поверхность. Надо было как-нибудь собраться и убрать весь этот беспорядок.       — Мегуми, — позвал Годжо сквозь какую-то полудрему, — ты помни, что я всегда рядом, ладно? И всегда на твоей стороне. Что бы ты ни сделал, я буду тут ждать с собаками и чем-нибудь сладким.       Мегуми фыркнул.       — Я ненавижу сладкое. Мог бы уже запомнить.       Несмотря на немного резковатый ответ, он, кажется, понял, что Годжо имел в виду. На душе потеплело. У них, может, не было идеальной семьи с рекламного постера и никогда не будет, но и того, что было, вполне хватало. Мегуми не хотелось что-то менять.       Годжо пьяно улыбнулся.       — Мне больше достанется.