магическая лавка семьи Чон

Смотреть в глаза Чонгуку после вчерашнего сильно неловко (и вина Чимина в этом составляет не меньше пятидесяти процентов, ведь Тэхён пусть от вспышки боли и потерял сознание на несколько секунд, но в итоге под чужие тревожные крики всё же пришёл в себя, после чего проболтал с другом несколько часов, получив от него всё, но только не моральную поддержку по необходимому вопросу), но от запланированных дел, увы, уже не отвертеться. Спасибо Хосоку, который напомнил, что они оба обещали прийти в местную школу, чтобы поделиться с будущими ведьмами полезной информацией, — если бы не забота младшего Чона, который сразу после завтрака подхватил их обоих под белы рученьки и буксиром потащил к Намджуну, Тэхён бы сбежал куда подальше. Да-да, не опять, а снова! Однако, к сожалению, в реальности такого благополучного развития событий не случилось, потому-то Тэхён сейчас и стоит за импровизированным учительским столом, представляющем собой обычную деревянную парту, только повёрнутую на сто восемьдесят градусов относительно остальных, и всеми силами пытается игнорировать на себе тяжесть чужого взгляда, источник которого расположился в двух шагах, на стуле у окна, и сидит в ожидании своей очереди выступать. Тэхён сглатывает образовавшийся в горле комок и сосредотачивается на происходящей в комнате суматохе, частью которой он и сам был не так давно — всего четыре года назад. С присутствием учеников, пусть и в небольшом количестве: два десятка ведьм разного возраста на целый ковен — это очень мало, дом Намджуна атмосферно преображается, в самом деле становясь школой с привычной суетой на переменах, шумом разговоров и смехом. Это мило, это душевно, это побуждает ностальгию по ушедшим временам наполнять лёгкой грустью грудь, но… в бочке мёда не без ложки дёгтя, верно? Наравне со всеми приятностями есть одна проблема, которую Тэхёну с каждой секундой нахождения в комнате становится всё сложнее и сложнее мириться, никак внешне не реагируя. Проблемой, имя которой — воспоминания. А, если точнее, воспоминания о последнем посещении дома Намджуна и полуголом Сокджине, выглядящем как демон-соблазнитель с картинки в сборнике мифов. Сокджине, что без капли стеснения собирался (и наверняка это сделал) разложить своего мужчину прямо на той самой парте, за которой сейчас сидит милая девушка с косичками и в круглых очках. Тэхён вообще-то мало что помнит с того вечера, но эта картина, к несчастью и жизненной несправедливости, настолько ярко отпечаталась на подкорке, что, кажется, даже запрещённое удаляющее память заклинание в случае применения оказалось бы бессильно. Сокджин, по-королевски восседающий на стуле у окна в самом дальнем углу комнаты, словно прочитав мысли в мимолётном пересечении взглядов, хитро подмигивает, на что Тэхён измученно трёт пальцами веки, едва ли не вдавливая глазные яблоки поглубже внутрь от резко накатившей волны чистейшего испанского стыда. Великая мать-природа, почему всё так сложилось, что он понадобился именно здесь и именно этим людям?.. Просто по-че-му.. Намджун тем временем выпроваживает из дома детей помладше, оставляя за партами только старшеклассников, из-за чего общая громкость шума в комнате снижается практически до нулевых отметок, и уши Тэхёна начинают различать полноценные фразы в щебете компании из трёх девушек, вплотную друг к другу разместившихся за второй партой дальнего ряда. — Это же тот парень, который был на ритуале, помните? — шепчет светловолосая ведьма, прикрывая рот ладонью в попытке звучать тише, но на фоне полнейшей тишины в кабинете её всё равно предельно хорошо слышно. — Ага, — в один голос отвечают две её подруги, после чего та, что справа, опирается подбородком на руку и тянет: — Прико-ольно. — Раз он выпускник, ему должно быть около двадцати? — несколько раз стрельнув накрашенными глазками в сторону Тэхёна, спрашивает третья девушка из компании. — Да, — кивает светловолосая. — Такой милашка, выглядит гораздо младше. — Как думаете, у него кто-нибудь есть? Я слышала, мужчины с зелёной магией очень обходительны и тактичны в отношениях… На этих словах Тэхён замечает, как Хосок, сидящий на первой парте второго ряда и, очевидно, тоже ставший невольным слушателем разговора своих одногруппниц, натурально напрягается, выпрямляя спину и сверкая подозрительным прищуром глаз в сторону троицы. Неужели поверил в эту чепуху? Ладно бы, если бы вид магии, который в тебе пробуждается, определялся в зависимости от твоих личных характеристик, но нет, она просто передаётся по наследству, а значит, соотносить качества, проявляемые в отношениях, основываясь на этом, — глупо. Два хлопка в ладоши безвозвратно отделяют Тэхёна от дальнейшего подслушивания, потому что Намджун командует всем занимать свои места, дожидается, пока парочка слоняющихся по комнате старшеклассников рассядется, и коротко обозначает план на оставшуюся часть учебного дня, под конец представляя Тэхёна и с приглашающим жестом передавая ему слово. Вспышка волнения из-за становления объектом внимания сразу восьми пар юных глаз совсем коротка — он не успевает в полной мере её ощутить, как находит взглядом Хосока, который подбадривающе приподнимает в воздухе сжатые кулачки, и всю типичную тревогу публичного выступления как рукой снимает. — Думаю, начать стоит с того, что, поскольку в нашей стране каждую проявившую силу ведьму регистрируют в единой системе учёта, вам не стоит беспокоиться о том, что вы не попадёте в Академию, — Тэхён начинает совсем издалека, с факта очевидного, но позволяющего придать его речи смысловую плавность. — В Академии обучаются все ведьмы, достигшие возраста шестнадцати лет, и отказаться от учёбы вы можете только в том случае, если вас согласились принять в учебное заведение где-то заграницей, — тут он не может сдержать полного скепсиса хмыка, который разделяют все присутствующие в комнате взрослые. Дети обычно всегда очаровываются прописанному в законах пункту о свободе перемещений и выборе места для учёбы, но стоит немного подрасти, как взору открывается грустная реальность: подобные случаи — невиданная редкость, ведь большинство стран в мире ревностно относится к родившимся на их территории ведьмам, да и вообще навязывает идеологию «где родился, там и пригодился». Вот и сейчас в глазах минимум половины учеников сверкают огоньки любопытства и заинтересованности, которые Тэхён самым наглым образом гасит одной лишь фразой: — Однако шансы уехать куда-то учиться невероятно малы, примерно один к ста тысячам, — жмёт он плечами, а по классному помещению раздаётся общий протяжный, полный разочарования стон. Светловолосая ведьма обессиленно падает плечо своей подруги, а один из двух, помимо Хосока, парней в группе с грустью подпирает рукой щёку. Да, печально, но факт. Лучше уж на корню срубить ложную надежду, чем питаться иллюзиями и рано или поздно пораниться об осколки разбившихся мечтаний. Тэхён кидает взгляд на сидящего за одной из задних парт Намджуна и ловит его одобрительный кивок, после чего переходит к следующей части своего рассказа: — За две-три недели до начала учебного года Академия пришлёт каждому из вас письмо, в котором будет вся необходимая информация. Предупреждаю, что бумажек будет очень много: там и планы всех корпусов, включая учебные, административные, библиотеку и столовую, и план общежития — оно разделено на женскую и мужскую половины, своды правил обучения и проживания, расписание на первый учебный семестр, список необходимых принадлежностей и справка о том, куда и когда можно начинать приезжать на учёбу… Помнится, когда они с Чимином получили свои письма, их главной ошибкой было вскрыть конверты одновременно. Дрожание рук от волнения тоже сыграло свою роль, и ворох листочков в мгновение ока вырвался на свободу, устилая пол гостиной бабули Ким тонким белоснежным одеялом. Они всего-то сгорали от интереса и хотели побыстрее узнать, что да как, но в итоге ещё на несколько часов оттянули трепетный момент, вместо этого собирая все бумажки на столе и рассортировывая их по двум разным кучкам, по косвенным признакам определяя, какая из них кому предназначается. — Все основные расходы на ваше содержание Академия берёт на себя, то есть за проживание и базовый завтрак-обед-ужин платить не нужно. Если будете активничать на занятиях и сдавать экзамены в конце семестра на высокие баллы, то сможете получить стипендию. Она небольшая, но на личные хотелки её с лихвой хватает, — Тэхён делает паузу, чтобы прокашляться, потому что в горле начало немного першить. — В целом учиться сложновато, но интересно. Преподаватели помогут со всех сторон раскрыть вашу магию, так что если хотите стать первоклассными ведьмами, то лучше посещать все занятия и выполнять каждое данное на самостоятельную работу задание. Помните, что это время дано специально для вас и вашего развития. Если вы вдруг думаете, что четыре года — это очень много, то спешу огорчить — они пролетят незаметно, — голос Тэхёна наполняется теплотой, а губы растягиваются в улыбке. — Казалось, я совсем ещё недавно стоял в воротах Академии, разинув рот от того, настолько она огромная, но вот уже через месяц я опять буду стоять в её воротах, но уже с дипломом в руках… — воспоминания о проведённых в стенах альма-матер четырёх годах против воли начинают проплывать перед глазами, но Тэхён не даёт им поглотить себя, промаргивается и возвращается к теме. — Что ж, на этом у меня, наверное, всё. Может, у вас есть какие-то вопр-... Не успевает он договорить, как в воздух взмывает рука, а парень, сидящий позади Хосока, нетерпеливо выпаливает свой вопрос: — Раз Академия расположена в городе, можем ли мы покидать её территорию и ходить в разные развлекательные заведения? Улыбка на лице Тэхёна враз становится шире. Конечно, что же может интересовать получивших возможность пожить в столице подростков без надзора родителей, как не это. Он и сам четыре года назад был таким. — До третьего курса включительно территорию Академии можно будет покидать только по выходным и на ограниченное от неё расстояние, радиусом где-то несколько километров, — неутешительно разводит Тэхён руками. Тут, увы, ничего не поделаешь — правила есть правила. — Начиная с четвёртого, никаких ограничений нет. Светловолосая девушка вновь устало падает, но уже на сидящую с другой стороны подругу. Парень, задавший вопрос, на мгновение недовольно поджимает губы, но в следующую же секунду находится и задаёт уточняющий вопрос. — А в этом расстоянии есть ночные клубы или бары? И это совершенно правильный, по скромному мнению Тэхёна, уточняющий вопрос — если бы четыре года назад он оказался на его месте, то спросил бы то же самое. А так… им с Чимином пришлось добывать информацию самим. — К сожалению, но нет, — с лёгкой улыбкой он качает головой. — Мы с другом облазили каждую подворотню, но так и не смогли найти ни одного нужного заведения. И, видимо, последняя фраза, сказанная обманчивым будничным тоном, звучит настолько ровно из уст Тэхёна, за которым дети, скорее всего, закрепили статус ботаника-зубрилы из-за слишком серьёзных речей об учёбе, что первые секунд десять после её озвучивания никто не замечает подвоха. Но затем помещение наполняется дружным хохотом, и даже Сокджин с Намджуном и Чонгуком не могут сдержать улыбок, словно резко вспомнив, что Тэхён, в отличие от них, более взрослых, на самом-то деле в ментальном плане недалеко ушёл от сидящих восьмерых подростков, что жаждут вкусить все прелести настоящей жизни вдали от строгих родителей. После минутки общего веселья руку поднимает девушка в очках, и Тэхён кивает ей, разрешая задать интересующий вопрос. — Мы слышали, что вы сейчас проходите практику у господина Чона — это единственная практика или на других курсах были ещё? — В конце каждого курса, после сдачи экзаменов, у вас будет неделя или две практики на территории Академии: зелёные ведьмы будут работать в оранжерее, кухонных отправят в столовую, пограничные пойдут или в похоронное бюро, или на городское кладбище, да и всем остальным тоже найдут местечко, — отвечает Тэхён в подробностях, выйдя чуть вперёд и оперевшись задом на край учительского стола. — В конце четвёртого курса у вас будет предвыпускная практика на полтора месяца, и отработать вы её должны будете уже за пределами Академии. — А можно проходить её дома, если у нас семейный бизнес? — уточняет девушка с третьей парты дальнего ряда, склоняя голову к плечу и накручивая на палец угольно-чёрную прядь из одного из двух высоких хвостов. Тэхён усмехается про себя. А она молодец, зрит в корень. — Да, можно, — кивает он, не без пары ноток зависти поясняя: — Некоторая часть моих одногруппников разъехалась по своим домам и сейчас спокойно спят, пока остальные усердно работают днями и ночами. Это, если что, была простая констатация факта, но сидящий сбоку Чонгук, видимо, принимает её как камень в свой огород — кхм, простите, сад, поэтому несколько раз неловко кашляет в кулак, но на это никто, кроме Тэхёна, кажется, не обращает внимание. — А если семейного бизнеса нет… — с толикой растерянности тянет та, что в очках. — В Академии есть центр практики и трудоустройства — они постоянно организуют конкурсы на стажировки и в целом всегда готовы помочь вам подыскать место, куда можно устроиться, — спешит успокоить её Тэхён. И на этом поток вопросов заканчивается. Одна сторона поделилась всем, что знала, а вторая, судя по лицам, изрядно загрузилась полученной информацией, которая теперь требует переваривания внутри и последующего обсуждения в кругах друзей-родственников. — Ещё кто-нибудь хочет что-нибудь спросить? — Намджун, правильно поняв установившуюся тишину, поправляет очки на переносице и, не получив ни одного ответа, встаёт из-за парты, поправляя узкие строгие брюки — если Тэхёна не подводит память, те самые, идеально обтягивающие задницу, которую в прошлый раз облюбовал Сокджин в коридоре. — Хорошо, тогда давайте поблагодарим Тэхён-щи за выступление. — Спасибо! — звучит стройный хор голосов, мигом отрезвляющий голову от всего кощунственного и похабного. Тэхён кланяется и ловит на себе полный веселья взгляд Сокджина, сопровождаемый хитрой улыбочкой, отчего у зелёной ведьмы опять создаётся ощущение, что чёртов профессор умеет читать мысли. Он нервным движением проходит рукой по волосам, пытаясь их растрепать, чтобы прикрыть покрасневшие кончики ушей, и быстро садится за первую свободную парту, уступая место у учительского стола Намджуну, который бодро выходит и поворачивается лицом к классу. — Как мы и договаривались, сейчас остаются Ынсу, Шинхён и Минсу, а остальные идут домой. Получив разрешение, школьники мигом подскакивают со своих мест и принимаются топтаться в проходе между рядами, чтобы попрощаться с учителем и уйти. Чонгук, который на пару с Намджуном должен рассказывать следующим, неторопливо поднимается со стула, подходит к парте, за которую сел Тэхён, и со сведёнными к переносице бровями нависает, загораживая собой свет из окна и вынуждая зелёную ведьму поднять голову. Всё выглядит так, словно он долго готовился и собирается что-то сказать, а Тэхён, так уж и быть, позабыв о вчерашнем позоре, готов его выслушать без неловкости и румянца на щеках, но внезапно совсем рядом тонкий голос кого-то окликает, заодно привлекая и их внимание. — Хос-и! — девушка с третьей парты подскакивает к Хосоку, отчего её тёмные волосы пружинят в хвостах, а короткая клетчатая юбка натурально подлетает, демонстрируя привлечённым громким голосом окружающим кружевной край чёрных чулок. — Ты же сейчас свободен? — полным надежды голосом спрашивает она, наклоняясь и в приторно-милом жесте смыкая руки перед грудью. — Давай немного погуляем? Тэхён был уверен, что Хосок не является приверженцем ни одной из религий, популярных среди людей, но тот, в противоречие этому убеждению, закрывает глаза и с выражением великой муки на лице по-настоящему крестится, прежде чем повернуться к девушке. — П-привет, Михи, — Тэхён впервые слышит, чтобы голос никогда не унывающего и ничего не страшащегося Хосока так сильно дрожал, а сам красноволосый подросток боязливо сглатывал и пытался выдавить из себя слабое подобие улыбки. — Если ч-честно, я… з-занят. — Да?! — недоверчиво переспрашивают, дуя пухлые губы. — И чем же? — Да вот… — младший Чон подвисает, отводя взгляд в сторону и нервно почёсывая затылок, — в лавке надо помочь. — Правда? — щурит глаза девушка, полностью не демонстрируя своё подозрение, но ясно давая понять, что видит ту тонкую ниточку, на которой держится вся ложь совершенно не умеющего врать Хосока. — Я в самом деле попросил его после занятий расставить зелья в лавке, — милостиво выручает брата Чонгук, вмешиваясь в чужой разговор, когда неловкая пауза излишне затягивается. На глаза Хосока, выглядящего сейчас как висельник, на шею которого накинули петлю, но в самый последний момент решили помиловать и спустить с эшафота, наворачиваются слёзы благодарности. — Неужели это так важно сделать именно сейчас? — девушка явно не ожидала, что в их разговор вмешаются, но стоит отдать должное её упорству — она не теряется и не сдаётся, лишь от недовольства слегка морщит носик и снова отдаёт всё своё внимание Хосоку. — Конечно! Иначе нам будет нечего продавать завтра, — слишком поспешно оправдывается тот, в очередной раз выдавая себя с головой. Он и сам, кажется, понимает, что дико оплошал, когда следом тут же прилетает воодушевлённое: — Тогда я могу тебе помочь! — Н-не стоит! Я справлюсь сам! И вот он, решающий момент: Хосок в ожидании признания провала аж сжимается, в два раза уменьшаясь в ширине плеч, а девушка, которой надоели эти словесные игры, поплотнее обхватывает нить, собираясь во всей силы её дёрнуть и добиться своего, и открывает было рот, чтобы… полным серьёзности мужским голосом прозвучало: — Михи, Хосок, вы почему ещё здесь? — с этим вопросом Намджун, выпроводивший большую часть старшеклассников за дверь, подходит к ним, двум оставшимся, и сам, кажется, даже не осознаёт, какую услугу оказывает младшему Чону. — Я уже ухожу, Намджун-ним! Пока, Михи! — выпаливает Хосок, лихорадочно сгибается в глубоком поклоне и, используя появившуюся возможность, улепётывает в сторону двери так, что пятки сверкают. Девушка, отвлечённая появлением учителя, не успевает сориентироваться, а потому остаётся стоять на месте, провожая чужую спину тяжёлым взглядом, в котором читаются нотки неудовольствия и раздражения. Наконец она выдыхает, поправляет юбку и волосы, коротко прощается тоном, граничащим с отсутствием вежливости, и, цокая каблуками, уходит, провожаемая сразу тремя взглядами. Невероятная особа, конечно. С отдалённо кого-то напоминающей внешностью и с почему-то кажущимся знакомым именем… Зацепиться за эту мысль Тэхёну не даёт Намджун, поправляя очки и поворачиваясь в его сторону с предложением: — Ты можешь остаться, если хочешь. Хочет ли он? По идее, можно было бы и остаться, чтобы месте с Чоном пойти домой, а можно было бы попробовать догнать Хосока и помочь ему в лавке или отправиться работать в сад… — Он хочет, — отвечает за Тэхёна Сокджин, встревая в разговор, крепко обхватывая зелёную ведьму за руку и утягивая в сторону лестницы. — Мы поболтаем немного на кухне, — на ходу бросает он и, прежде чем Намджун или Чонгук успевают пикнуть, выразив своё удивление таким поворотом событий, утаскивает Тэхёна на второй этаж. — Я больше не пью, — на опережение говорит зелёная ведьма, когда его усаживают в уже знакомый закуток между столом и стеной с фотографиями. — Я и не предлагаю, — жмёт плечами Сокджин, устраиваясь на соседнем стуле и закидывая ногу на ногу. — Это на будущее. — Я бы на твоём месте не зарекался, — весёлая ухмылочка, сопровождаемая невинными хлопками длинных ресниц. И, пока Тэхён давится воздухом от этой наглой попытки подразнить, теряя бдительность, мужчина, в роду которого определённо были лисицы, что знамениты передающейся по крови хитростью, перескакивает на другую тему, в лоб интересуясь: — Чем думаешь заниматься после Академии? А вот и истинная причина, ради которой его неожиданно сюда притащили. Промолчать не получится, поэтому, видимо, придётся отвечать. — Есть много вариантов, я пока ещё не определился, — уклончиво отвечает Тэхён, пусть и обозначая перспективу, но делая это без единой капли конкретики, и тут же пытается перетянуть воображаемый канат на свою сторону: — С какой целью интересуешься? — Это на будущее, — возвращает Сокджин его же фразу, от души приправив её многозначительностью и загадочностью. — Не напрягайся так, в этот раз тебе в спектакле будет отведена второстепенная роль, — говорит он метафорами, которые Тэхён если и понимает, то только в прямом смысле. — Хочу отказаться уже сейчас, — твёрдо отрезают, складывая руки на груди в защитном жесте. — Не будь таким категоричным, — Сокджин тянет пальцы, чтобы быстро, но без издёвки щёлкнуть его по носу и с родительской улыбкой продолжить: — Ты ведь ещё ничего не знаешь. — У меня есть причина не до конца доверять тебе, хён. — А у меня есть причина попросить тебя рассказать о всех вариантах, которые ты рассматриваешь. — Зачем? — Разве не очевидно? Чтобы я успел придумать весомую аргументацию против каждого из них и мог её озвучить, когда придёт время. Тэхён вздыхает глубоко, тяжело и… решает, а почему бы, собственно, и нет. Почему бы и не поделиться с недопрофессором своими планами на будущее? В конце концов, во-первых, это просто планы, а, во-вторых, в отличие от практики, в поиск работы Сокджин вряд ли сможет как-то ощутимо вмешаться. — Мои родители ботаники, так что я думал уйти в науку… — озвучивают первое, что приходит на ум, из давно составленного списка. — Глупая трата таланта, — тут же качают головой. Надо же, мнение прямо как у бабули. — Или, может, остаться в качестве работника в Академии… — Ещё глупее, да и к тому же там гроши платят. Неужели каждая из его идей звучит настолько неубедительно, что Сокджину даже не нужно время, чтобы придумывать контраргументы… — Устроиться в частное хозяйство в какой-нибудь другой ковен?.. — Тэхён, кажется, начинает совсем немного закипать. — Отсутствие карьерного роста и частые случаи обмана со стороны частников, — без промедления летит в ответ. — Начать своё дело?! — глаз уже не немного нервно дёргается. — О! — рот профессора удивлённо приоткрывается, резко понижая возникшее в комнате напряжение до нулевых значений. — Ты хочешь? — Почему бы и нет? — на выдохе выдаёт Тэхён, обмякая на стуле. — Но сначала надо будет всё же где-то поработать, чтобы накопить стартовый капитал… — Верно, — кивают. — Верно-верно, — ещё раз кивают, но больше, кажется, для себя. — Хорошо, Тэхён, я тебя услышал. Спасибо, что честно рассказал, — благодарит Сокджин не просто без привычных хитринок и улыбочек, а даже неожиданно слегка отрешённо и задумчиво, словно тема чужого будущего в самом деле серьёзно его волновала, а сейчас, получив нужные ответы, ему надо серьёзно их обмозговать. — Да не за что, — говорит Тэхён, которому, с одной стороны, в пору начинать переживать за себя, ведь очевидно, что профессор в очередной раз планирует его куда-то втянуть, но с другой стороны, эти мысли перебиваются внутренней радостью, что виток разговора, больше напоминающего допрос, ушёл в другую сторону, и ему не пришлось озвучивать ещё один рассматриваемый вариант… Тот самый, в котором он остаётся в Пусане у Чонов, не совсем понятно в каком статусе. В голове очень кстати всплывают, словно в другой жизни сказанные Юн Далрэ слова о том, что раз его пропустил Сад, то он может стать минимум любовником Чонгука. Учитывая то, как положительно изменилось к нему отношение Сада, может ли он теперь претендовать на что-то большее, чем простая грелка для постели?.. Но прежде чем отвечать на этот вопрос, надо бы ответить на другой — в самом ли деле ему это нужно? В самом ли деле ему нужен этот вечно уставший, женатый на гиперответственности за всё подряд мужчина, который предпочитает делать и в редких случаях — говорить, из-за чего о его настоящих эмоциях и чувствах можно только догадываться, ведь сам он озвучить их способен только или если его припрут к стенке, или вообще никогда?.. Сложно сказать однозначно. Единственное, в чём Тэхён уверен на все сто процентов — внешняя привлекательность Чонгука, которую он оценил и принял ещё в первую с ним встречу. А вот при разговоре о привлекательности внутренней — там Чонгук гораздо более… проблемный. С травмами, оставленными негативным опытом, с выстроенными на руинах границами и барьерами, с искренностью, прячущейся где-то внутри, за высокой кирпичной стеной. Стеной, увидев которую впервые, Тэхён плюнул, развернулся и ушёл… Но через какое-то время неожиданно обнаружил себя сидящим, оперевшись на неё спиной, и мерно постукивающим кулаком по вертикальной поверхности, пытаясь не пробиться, а просто ненавязчиво дать понять, что он тут есть и… мог бы попробовать помочь. Вот и ответ на один из вопросов, с которого весь комок ниток начинает потихоньку распутываться. Да, ему нужен Чонгук. Осознание, что он не просто очаровался, а случайно умудрился влюбиться в своего руководителя по практике, Тэхён принимает с поразительной безропотностью и смирением в самых несоответствующих этому возвышенному и светлому чувству декорациях: в тесном углу крохотной кухни и в компании нехарактерно себе молчащего профессора, изящно… обхватившего ручку чашки и, задумчиво уставившись в окно, потягивающего из неё вино? Да когда, чёрт возьми, он вообще успел налить себе вино?! Выяснить правду Тэхёну не даёт Намджун, который тихими шагами заходит на кухню и, поймав на себе его взгляд, сообщает: — Мы закончили. Чонгук просил передать, что ждёт тебя внизу, — после чего походит к спине Сокджина и плавно опускает ладони на его широкие плечи, принимаясь их разминать со сдержанным ворчанием: — Звёздочка моя, ты опять за своё?.. — имея в виду алкоголь в руках даже не дрогнувшего профессора, —… ещё ведь даже не обед. Тэхён подскакивает со стула, мигом поняв, что если не ретироваться сейчас же, то эти двое настолько погрузятся друг в друга, что не заметят, как сделают его невольным свидетелем ещё каких-нибудь сцен с высоким рейтингом — а его душевная организация всё ещё невероятно тонка и восприимчива, поэтому он роняет слова прощания, проскальзывает в узкое пространство между Намджуном и кухонным шкафом и спешит скрыться на лестнице, через ступеньку сбегая по ней прямо к привалившемуся к стене в коридоре Чонгуку. — Уходим, — на ходу выпаливает Тэхён, хватая не успевшего сообразить мужчину и утаскивая его за собой. — Они опять?.. — догадливо спрашивает Чонгук, уже когда они оказываются на пороге, а дверь дома за ними — плотно закрытой. — Да, — кивают, переводя дух. — Понял. Несколько секунд они обмениваются взглядами, в которых плещется одинаковая драматичная усталость от такого, лишённого и капли стеснения поведения этих двоих, а потом Тэхён как-то внезапно понимает, что его ладонь чувствует себя подозрительно комфортно согретой, причём далеко не тёплыми лучами солнца этим ясным днём без единого намёка на облака. Голова, словно в замедленной съёмке, опускается, чтобы увидеть свою руку, обхватывающую суховатую ладонь Чонгука. Ага. Всё правильно, он ведь как-то сумел вывести его из дома Намджуна, второпях даже не задумываясь, каким именно образом это сделать. А теперь вот вынужден пожимать плоды своей недалёкости, вновь обмениваясь долгим взглядом с Чонгуком, который, веткой яблони бы ему по голове, не спешит как-либо это комментировать и вместе с тем освобождать свою руку — тоже. Осознание, снизошедшее на него чуть больше пяти минут назад, принесло с собой умиротворение в душу, и только благодаря этому Тэхёну хватает внутренних сил, терпения и выдержки не в панике отскочить от Чонгука куда подальше, а мягко отпустить его ладонь и будто бы сейчас не произошло ничего сверхъестественного, а сердце ещё мгновение назад не выписало опасный пируэт на тонком цирковом канате, натянутом над самой настоящей бездной, сходит с порога на тропинку, ведущую от дома к основной дороге. Спокойно. Он спокоен. В лавку они возвращаются в тишине и молчании. Молчании, которого хватает только на две третьих дороги, после чего Чонгук, всё это время шедший рядом с правой стороны, вдруг прокашливается, вероятно, чтобы собрать в себе привычную невозмутимость и бесстрастно выдать: — Вчера ты… — Увидел твою голую задницу, — не дав до конца озвучить мысль, в столь же ровном тоне завершает за него Тэхён, определённо познав дзен из-за своих размышлений на кухне Намджуна, которые позволили расставить всё на свои места. Он спокоен, поэтому честно добавляет: — Она классная. Чонгук не тормозит резко, не окидывает его удивлённым взглядом, не морщится, открывая и закрывая рот, чтобы что-то сказать, а просто изрекает короткое, но многозначительное «м-м» и совершенно буднично, словно его спросили, что он хочет съесть на обед, роняет: — Твоя тоже ничего. Так. Ладно. Время признаться, что все его слова до этого были чистейшего рода самообманом, в действительности Тэхён нихуяшеньки не спокоен и прямо сейчас готов отказаться от всей своей бравады про умиротворение и дзен, потому что… Блять, это что вообще такое?! И самое главное — как прикажете прилично на это реагировать, когда так отчаянно хочется засунуть в рот кулак, прикусить костяшки и от души, во всю силу голоса проораться? Так, ладно, нужно собраться и выдавить из себя хотя бы что-то. — С-спасибо?.. — должно было прозвучать с толикой растерянности, но вместо этого получается какой-то истерический мышиный писк. Блять, это провал. К двухэтажному каменному домику, входная дверь под знакомой вывеской которого выглядит как никогда спасительно, Тэхён движется нервно-ускоренным шагом, искренне желая, чтобы Чонгук не заметил румянца на его щеках или, если всё же заметил, то хотя бы списал на жаркую погоду. Три… два… один… Он влетает в лавку, едва не сталкиваясь с некстати оказавшимся прямо за дверью Хосоком, лишь в последнюю секунду успевая изменить траекторию движения, чтобы боком проскочить мимо него в торговое помещение. — О, — только и успевают выдать, мазнув по Тэхёну удивлённым взглядом, как следом заходит Чонгук, и всё внимание подростка сразу переключается на него. Тэхён глубоко вдыхает и, остановившись рядом с одной из полок, на которой размещены пузырьки с разноцветными зельями, пытается прийти в себя от быстрой ходьбы и всего того, что было до неё. — Хён, я… — Хосок утыкается в Чонгука стыдливым взглядом и всем своим видом напоминает щенка, который натворил делов, а теперь сидит перед хозяином, понурив голову. — Я расставлял зелья из той коробки, как ты и просил, но случайно разбил склянку с одним из отваров… Прости меня, пожалуйста… Минутку. Хосок, получается, вовсе не врал той девушке, что у него есть дела в лавке, а Чонгук, вступившись за него, тоже сказал правду?.. Занятно-занятно. — Ты не поранился? — с ощутимым по голосу беспокойством спрашивает Чонгук, проходясь по брату быстрым взглядом, сканирующим на наличие внешних повреждений. — Нет, всё хорошо, — крутят головой в ответ, отчего красные волосинки летают туда-сюда. — Я убрал за собой. — Какой отвар там был? — На бирке было написано что-то про зелье мгновенного облегчения… — отвечает Хосок, растягивая слова, но потом вдруг обхватывает Чонгука за руки и заглядывает в глаза — один в один Сокджин, когда убеждал Тэхёна выпить с ним. — Ты не злишься? Не будешь меня ругать?.. — несмотря на очевидное благоприятное развитие событий, его лицо всё ещё окрашено в выражение вселенской печали. — Да когда я в последний раз вообще тебя ругал? — скептично фыркает старший Чон. — М-м-м… — тянет Хосок, забавно делая круг зрачками и останавливаясь вновь на Чонгуке, —… позавчера? — после вопроса его губы растягиваются в слишком уж подозрительной улыбочке. — Не шути так, — первым делом с укором цокает в ответ его старший брат, но затем смягчается: — Сварить новый отвар не проблема, но ты в следующий раз будь осторожнее, ладно? — Хорошо! — бодро хлопают в ладоши, расплываясь наитеплейшей улыбкой, и наполовину поворачиваются, включая в поле зрения ещё и затихшего в отдалении Тэхёна. — Пойдёмте обедать?

❃❃❃

Обед, слава матери-природе и одному чрезмерно активному подростку, который постоянно о чём-то болтал, вовлекая в разговор попеременно то Чонгука, то Тэхён, но ни разу — одновременно обоих, за что последний неустанно посылал ему незримые волны благодарности, проходит спокойно. После небольшого перекура на диване в гостиной для благоприятного первичного усваивания пищи, а не от накатившей ленцы, как можно было подумать, Хосок добровольно — читать как от нечего делать из-за раннего окончания занятий в школе, вызывается помочь Тэхёну с работой в саду. Не сказать, что ему вообще требовалась помощь, но Тэхён соглашается, здраво рассудив, что компания младшего Чона поможет ему отвлечься от бесконечных мыслей о Чонгуке, да и вообще — хочется простого человеческого: пообщаться, поболтать с кем-то, от чьего присутствия не хочется орать и кататься на эмоциональных горках, с кем-то, кто не ведёт себя как слегка чокнутая, но, так уж и быть, добродушная фея-крёстная, или с кем-то, кто не является тёмной бледно-розовой лошадкой, внушающей трепет уважения и одновременно страх из-за обладания козырной способностью заглядывать в будущее. — Давненько я здесь не был… — довольно жмурясь под лучами солнца, Хосок растягивается на сочно-зелёной траве и поворачивает голову, чтобы уткнуться лицом в клумбочку с незабудками, которые тотчас принимаются радостно приветствовать младшего хозяина, даря его носу, щекам и лбу свои цветочные поцелуйчики. — Чем… бу-...-ем… за-...-и-мать-ся?.. — говорит он, стараясь не размыкать губ, чтобы пронырливые цветы не залезли ему в рот. Тэхён, которого эта умилительная картина прогоняет по всем оттенкам тёплых чувств, тратит на раздумья перед ответом не больше пары секунд. — Есть у меня одна идея… Следующий час они тратят на то, чтобы пересадить самшит, с новым местом для которого Тэхён всё-таки определился. Сначала Хосок, не переставая издавать звуки восхищения, смотрит, как зелёная ведьма применяет заклинание, чтобы защитить корни от губительного воздействия острой лопаты, отчего Тэхён, не привыкший к такому пристальному вниманию, слегка тушуется. Затем младший Чон помогает выкопать ямку, куда они будут пересаживать самшит, помогает выкопать сам кустарник и терпеливо стоит рядом, держа его в руках, пока Тэхён накладывает на почву нужные для ускорения процесса адаптации к новому месту заклинания. Наконец, они размещают корни в ямке, осторожно укладывают землю сверху и, утерев пот со лбов, присаживаются в тень клёна. Хосок с удовлетворённым проделанной работой стоном опирается на ствол дерева, а Тэхён настраивает зрение на сеть магических потоков и, натянув на руки предварительно засунутые в задний карман джинсов защитные перчатки — пусть дела с потоками в последнее время и улучшились, но перевязка самшита точно вызовет скачок энергетического баланса, который нарушит равномерное распространение магии по сети, обхватывает наиболее близко расположенный поток — толстый, принадлежащий клёну, что тут же ярко загорается жёлто-оранжевым цветом. — Ух ты! — с прытью отнюдь не такого уставшего человека, каким выглядел ещё минуту назад, Хосок вскакивает с места, оказываясь по правую руку от Тэхёна, чтобы во всех деталях рассмотреть мерцающую нить. — Это ведь магический поток, да?! — спрашивает, но от возбуждения не дожидается ответа, сразу же восхищённо заключая: — Круто! Роль Тэхёна в процессе перевязки заключается в том, чтобы удержать поток клёна рядом с тёмно-зелёным потоком самшита достаточное количество времени для переплетения их нитей между собой. И единственная во всём этом сложность — потоки, будучи физическим олицетворением энергии, ведут себя как два магнитика с холодильника, которые будут до последнего отторгать друг друга, сколько силы ни прикладывай для того, чтобы заставить их соприкоснуться. Слегка наморщившись, Тэхён сдувает со лба чёлку и резким движением соединяет руки с двумя разными потоками, которые при ближайшем соприкосновении тут же начинают отталкиваться, но при этом выпускать из себя множество тонких и коротких ниточек и тянуться к соседу, напоминая двух встретившихся собак, которые принюхиваются друг к другу, прежде чем побежать вместе играть. Не совсем понятно, сколько проходит времени: по всё ещё неугасшему интересу Хосока, в глазах которого блеском отражается мерцающая магическая энергия, вероятно, не больше минуты или двух, а по личному ощущению Тэхёна, мышцы на руках которого изрядно напряглись и начали болеть — целая вечность, но два потока, что до этого противостояли друг другу, благодаря множеству связавших их ниточек сливаются в один. Миг облегчения и радости, что соединение прошло успешно, совсем короток — из-за того, что самшит продолжает находиться в связке с прошлыми соседями, но теперь соединился и с клёном, баланс энергии нарушается, свечение объединяющей части между клёном и самшитом за секунду усиливается до такой степени, что начинает слепить глаза. — Хоб-а, отвернись! — торопливо бросает Тэхён, слегка толкая плечом сидящего рядом подростка, чтобы привести его в чувство. Младший Чон, к счастью, реагирует быстро: отводит взгляд в сторону и отползает подальше. Сам же Тэхён, щуря вмиг заслезившиеся глаза, движется вдоль тёмно-зелёной части потока, пытаясь нащупать ответвления, связывающие его с предыдущими соседями. Перчатки не спасают ладони от жжения, но боль уходит на второй план, когда Тэхён наконец-то находит четыре до предела натянувшихся нити и, приложив всю имеющуюся силу, одним рывком отдирает их от потока самшита. Свечение тут же меркнет, возвращаясь к своему обычному уровню яркости, а места разрыва на потоках мигом затягиваются, не оставляя ни единого напоминания о том, что когда-то находились в соединении. Тэхён отпускает четыре нити, и они улетают в ту часть сада, где находятся соответствующие им растения. Теперь всё, самшит можно окончательно считать пересаженным. Однако спокойно выдыхать ещё рано — тревожность из-за возможных последствий от случившейся недавно вспышки накрывает с головой, вынуждая отпустить и поток самшита, соединённого с клёном, и с секундно замершим сердцем обернуться на Хосока. — Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Тэхён, проходясь взглядом по подростку, вновь оперевшемуся на ствол клёна, но теперь слегка дальше от него — совсем рядом с перелеской. — Прости, я даже как-то не подумал, что перекос в балансе будет настолько сильным… И это правда. Колебания в равновесии бывают всегда, ведь нельзя сначала полностью отсоединить растение, а потом прикрепить его — это гарантированная смерть, и Тэхён знал об этом с самого начала, но даже представить не мог, что перекос вызовет полноценную энергетическую вспышку. Видимо, растения сада Чонов находятся в ещё более глубокой и тесной связи, чем показывают — хотя, казалось бы, куда ещё-то глубже и теснее… — Это я тебя должен спрашивать, — неожиданно сильно хмурится Хосок, и эта эмоция на его обычно светлом, тёплом и дружелюбном лице выглядит… устрашающе. — Твои руки… — сдавленно выдыхает он, неотрывным взглядом буравя то, на что Тэхён всеми силами старался не обращать внимание, —… они опять… Защитные перчатки второго уровня из его любимого набора однозначно больше не пригодны для использования: тонкая змеиная шкурка испрещена тлеющими дырами, обжигающими кожу и изничтожающими остатки и без того немногочисленных кусочков материала. — Всё хорошо, — мотает головой Тэхён, пытаясь этим успокоить подростка, и прикусывает нижнюю губу, чтобы не зашипеть от боли, пока стягивает с рук перчатки. — Точно? — щурятся в подозрении, конечно же, не веря. — Может, лучше попросить хёна обработать? — Я согласен с младшим хозяином, — в диалог неожиданно встревает клён, который всё это время был незримым очевидцем происходящих событий. — Руки надо обработать. Тэхён вздрагивает и сам до конца не уверен, от чего конкретно: от осознания, что не только его успехи, но и неудачи тоже теперь будут достоянием растительной общественности, или от упоминания Чонгука… Чонгука, просить которого что-либо сделать после всего того, что они уже пережили сегодня, по уровню волнения и страха превосходит даже сдачу экзамена у самого жёсткого преподавателя Академии. — Ерунда, — нервно отмахивается зелёная ведьма, тщетно пытаясь натянуть не желающие растягиваться рукава рубашки на ладони, которые и правда не так уж и сильно обожжены, — подумаешь, местами пятна по цвету напоминают плоды яблони, а кое-где и кожа начала шелушиться? Волдырей же нет, да и мяса не видно — всё прекрасно, с маленькой помаркой «почти». — Поболит немного и само заживёт, — выпаливает, отвечая сразу двоим, и сбегает от дальнейшего развития разговора, вновь настраиваясь на волну, открывающую вид на сеть потоков, но в этот раз призывая магию, чтобы вместо перчаток окутать ей свои ладони. Хосок, насупившись, в самом деле выглядит, словно собирался продолжать ворчать, и только тот факт, что Тэхён вернулся к работе, остановил его от этого. Клён, скорее всего, по этой же причине тоже решил не настаивать и продолжить молча наблюдать свысока. Яркое свечение цвета травы в солнечную погоду укутывает ладони зелёной ведьмы, пусть и не убирая боль, но облегчая её мягкой прохладой. Тэхён направляет магию, чтобы подсветить связку потоков клёна и самшита, но она не останавливается на этом, распространяясь дальше и случайно подсвечивая не только связку клёна с перелеской, но и весь источник целиком. Самшит пока ещё не вышел из состояния анабиоза, в которое погрузил его Тэхён, чтобы как можно меньше травмировать процессом пересадки, поэтому не может сам сказать, достаточно ли ему переплетённых с клёном потоков или хочется быть привязанным ещё и к перелеске на правах ещё одного самого близкорасположенного растения, — зелёная ведьма, морща лоб, уходит в размышления, пытаясь принять решение вместо самшита, пока сбоку не доносится приглушённый вздох, настолько тяжёлый и наполненный грустью, что вынуждает Тэхёна мигом вернуться в реальный мир и обернуться. — Такой же красивый, каким я его помню… — шепчет когда-то успевший снова оказаться по правую руку от Тэхёна Хосок, неотрывно смотря на скрытое среди голубоватого цветочного озерца искрящееся переплетение всей сети потоков в виде полупрозрачного пульсирующего клубка, который благодаря магии стал видимым не только зелёной ведьме. — До Чонгука хозяйкой дома была мама… — продолжает младший Чон, не отводя взгляда, —… она частенько по вечерам приходила в сад, чтобы спеть перелеске колыбельную и погладить источник. — По-… гладить? — заторможенно переспрашивают, впервые слыша о том, что магические потоки, служащие каналами взаимосвязи между растениями в саду, можно гладить. — Да… — кивает Хосок, наконец поворачиваясь лицом к Тэхёну, сердце которого болезненно сжимается, когда он замечает ничем не прикрытую печаль и подавленность в чужих глазах. И, кажется, это первый раз, когда он видит младшего Чона таким непохожим на себя: резко осунувшимся, горестно прикусывающим губы, с плещущейся в глубине скорбью. — Я правда не совсем уверен, что это называется именно так… — тихо признаётся он, —… но мама обычно призывала свою магию, одной рукой удерживала поток, а второй проводила по нему примерно так же, как гладят кошку или собаку… — он машет руками, пытаясь показать, как это должно выглядеть, после чего на несколько секунд замирает и с выдохом вкрадчиво уточняет: — Попробуешь? Очевидно, своими манипуляциями с потоками Тэхён случайно пробудил в младшем Чоне скрытые за несколькими замками воспоминания о детстве и теперь не совсем уверен, как стоит себя вести в момент его глубокой, обнажающей душу искренности. — Немного попозже, — как можно мягче отвечает он, пододвигаясь поближе, но не опуская магию, и осторожно добавляет: — Сейчас потоки всё ещё нестабильны, и я боюсь, что случайно раню их и себя. Хосок понимающе кивает, подтягивает ноги, обхватывая их под коленками, и вновь утыкается взглядом в светящийся среди спящих, несмотря на происходящее вокруг, цветов перелески источник. — Знаешь… обычно я стараюсь не грустить, потому что у меня есть всё ещё есть три потрясающих хёна, которых я очень сильно люблю, и уверен, что они тоже сильно любят меня, но иногда… иногда я… я скучаю… — совсем тихо шмыгает он носом, а Тэхён, сердце которого всего за одну фразу успело несколько раз разбиться, всё же отпускает магию и пододвигается поближе к Хосоку, чтобы в безмолвной поддержке обнять его настолько крепко, насколько это вообще возможно. — Скучаю по маме, которая делилась с садом своей магией и разрешала нам с Чонгуки-хёном играть и разговаривать с растениями, пока работала… — шепчет Хосок, не отрываясь от плавно затухающего свечения. — Скучаю по папе, который приносил нам вкуснейшее домашнее мороженое, перебивая аппетит перед обедом, за что не раз получал нагоняй от яблони по просьбе мамы… — на этом он коротко смеётся, а Тэхён чувствует, как часть рубашки на груди, к которой прижался лицом Хосок, становится влажной. — Скучаю по бабушке, которая вместо сказок перед сном рассказывала мне легенду о хрупком на вид, но невероятно сильном внутри растении, на котором завязана родовая магия нашего сада и которое охраняет каждого в нашей семье… — Хосок плачет, то и дело шмыгая носом, а Тэхён только и может, что крепче прижимать его к себе, успокаивающе поглаживая по волосам. — Скучаю по двоюродной сестрёнке, которая придумывала разные рецепты зелий со смешными эффектами и то и дело подливала их в еду, из-за чего в нашем доме постоянно кто-то икал или бесконтрольно хохотал… Скучаю по дядюшке, которому из раза в раз приходилось варить противоядия и отпаивать нас всех… Характеристика каждого члена семьи из уст подростка звучит настолько живой, что Тэхён, даже будучи не знакомым с ними, слишком рано покинувшими этот мир, ярко представляет всех, разделяя с Хосоком боль и неосязаемо сопровождающее её внутреннее опустошение из-за утраты. — Я не виню судьбу за несправедливость… — спустя продолжительную паузу продолжает Хосок осипшим голосом, —… не задаюсь вопросом, почему у других есть те, кого теперь нет у меня, я просто… просто скучаю… То, о чём говорит Хосок… Тэхён, пусть никого из своих родственников и не провожал в последний путь — не считая дедушки по маминой линии, который умер, когда он был совсем ещё ребёнком, поэтому тот день особо ему не запомнился, всё равно как никто другой понимает эти слова и сопровождающие их чувства. Когда пик обиды, вызванной искренним детским непониманием того, почему именно его родители выбрали не его, а работу, почему именно он должен с завистью смотреть на других детей, с радостными криками бегущих в объятия своих мам и пап, проходит, уступая место пониманию, вместе с этим приходит и тоска. Простая, скромная тоска по временам, которые ушли, или по моментам, которые никогда не довелось испытать, — что конкретно из этого не так уж и важно. Важно лишь то, что ты просто грустишь, просто скучаешь, просто тоскуешь, и от этого никуда не деться, никуда не сбежать — можно только принять в сердце минуты печали, пережить их и двигаться дальше, пока они не настигнут тебя снова. — Н-… — у Тэхёна не с первого раза получается подобрать слова, но когда он наконец их подбирает, то первое слово застревает в горле, из-за чего приходится несколько раз осторожно, чтобы не тревожить устроившегося на его груди Хосока, кашлянуть. — Никто не вправе осуждать тебя за грусть и тоску по семье, Хоб-а… Вам с Чонгуком выпало очень тяжёлое жизненное испытание, и вы действительно невероятно сильные, потому что смогли пройти через него, не потеряв ни себя, ни друг друга… — он замолкает, но только лишь для того, чтобы собраться с духом и задать очень личный вопрос: — Что сказали пограничные ведьмы, которые расследовали это дело?.. Так повелось в их мире, что пограничные ведьмы, так же, как и все остальные, имеют разные специализации: кто-то больше настроен на усмирение буйных духов, а кто-то — на общение и упокой недавно умерших, поэтому наравне с работой на кладбищах их часто можно встретить в похоронных бюро и даже в обычной человеческой полиции. Пограничные ведьмы выезжают на места массовой гибели, чтобы поговорить с душами умерших, выполнить их желание и этим предотвратить их превращение в озлобленных духов — Тэхён не разбирался во всей тонкостях, но с тех немногих рассказов, которые ему довелось услышать краем уха, всё работает как-то так. Личным же вопрос об участи душ умерших родственников считается потому, что далеко не все ведьмы умирают без сожалений: случаи становления буйными и злыми духами из-за вражды и преследования оставшийся в живых членов семьи являются довольно частыми, и далеко не каждая ведьма находит в себе силы честно и открыто признаться в постыдном факте, что именно её или его неупокоенный родственник сбежал и где-то набедокурил. Хосок в объятиях Тэхёна сжимается и несколько раз хлюпает носом. — Наша глава, госпожа Пак, лично занималась этим делом… — шепчет он. — Она сказала, что на месте аварии никого не было. Они все мирно отправились на перерождение… Значит, души членов семьи Чон не имели сожалений и посмертных желаний, привязывающих к миру и не дающих его покинуть — и это, пожалуй, самый хороший исход, который только может быть в таком страшном событии. — Я уверен, что их новые жизни будут длинными и счастливыми… — говорит Тэхён, не переставая перебирать пальцами красные прядки и поглаживать спину младшего Чона, который, словно чувствуя тепло и умиротворение, что ему пытаются передать через слова и касания, потихоньку начинает успокаиваться. Сложно сказать, сколько они сидят вот так: Тэхён — прижав худое тело к себе, и Хосок — сжавшись калачиком между его ног, но установившаяся тишина вдруг прерывается полным беспокойства вопросом. — Что случилось?! Задняя дверь дома не успевает закрыться, как Чонгук, вышедший из неё, за секунду оказывается на другом краю сада, опускаясь на корточки рядом с двумя сидящими в обнимку телами. Заметив красное, опухшее от слёз лицо младшего брата, он начинает хмуриться и в поисках ответа переводить взгляд с Хосока на Тэхёна. Тэхёну хватает всего двух таких взглядов на себя, чтобы не выдержать, и он только собирается открыть рот, чтобы дать Чонгуку хоть какой-нибудь ответ и этим успокоить, однако Хосок его опережает, чуть-чуть привставая и выпрямляясь. — Магия Тэхёна сделала источник видимым, и это напомнило мне о маме с папой и детстве, — честно признаётся Хосок, быстрым движением утирая запястьем глаза, в которых застыли остатки слёз, не успевших спуститься вниз по щекам. — Но сейчас уже всё в порядке, можешь не переживать, хён! — промаргиваясь, спешно произносит он, натягивая на губы подобие улыбки, но эта бодрость звучит слишком натянуто и фальшиво. Чонгук от такой правды теряется, кажется, не меньше, чем Тэхён некоторое время назад — видимо, не только для временного жителя этого дома слёзы и печаль на всегда радостном Хосоке выглядят настолько обескураживающими. Он кидает взгляд на перелеску, что давно перестала светиться, а затем присаживается задом на траву и пододвигается поближе, чтобы ласково потрепать макушку всё ещё сидящего в объятиях Тэхёна подростка. Из-за того, что голова Хосока всё ещё покоится на его груди, Чонгук пару раз случайно касается шеи Тэхёна, что пускает табун мурашек-предателей по рукам и спине последнего, вынуждая прикусить нижнюю губу и мысленно проклинать себя за такую реакцию в столь неподходящий для этого момент. — Помнишь, что ты обещал мне тогда? — полностью сосредотачивая своё внимание на Хосоке, с нажимом на последнее слово спрашивает Чонгук о чём-то, очевидно, известном только им двоим. Хосок, на удивление, не спешит ему отвечать, лишь сильнее вжимаясь в Тэхёна, решившего не вмешиваться в семейные дела и временно сыграть роль декорации в разговоре, — это, однако, не мешает ему поддерживающе стиснуть объятия, в которые его руки заключили подростка. — Помню… — наконец выдыхает младший Чон, вновь возвращая своему голосу искреннюю грусть. — И что же ты мне обещал? — мягко, но уверенно продолжает вытягивать Чонгук из брата нужные слова, осторожно приподнимая его пальцами за подбородок и вынуждая смотреть на себя. — Что буду приходить к тебе или другим хёнам, когда мне грустно… — А ещё? — Что не буду смеяться, когда хочется плакать… Чонгук выдерживает небольшую паузу, проводя ласково проводя по щеке Хосока и запрятывая за ухо мешающую красную прядь. — А теперь скажи мне честно, как долго ты опять держал всё в себе? — Я ничего не держал в себе! — твёрдо заявляет Хосок, выпрямляясь настолько резко, что едва не заезжает макушкой по нижней челюсти Тэхёна. — Честное слово, хён, я не грустил, да и вообще не знаю, что вдруг на меня нашло! — Правда-правда не знаешь? — спрашивает Чонгук с лёгким прищуром. — Правда-правда не знаю! — мотают головой в ответ. — Хорошо, верю, — губ старшего Чона поднимаются, складываясь в едва заметную улыбку, и это размягчает выражение его лица, знаменуя, что буря беспокойства позади. — Как сейчас себя чувствуешь? — Нормально! — Ладно, — удовлетворённый кивок. — Чем занимались? — Пересаживали… — бодро начинает Хосок, но затем зависает и поднимает глаза на Тэхёна, ища помощи, — м-м-м… — Самшит, — подсказывает зелёная ведьма, коротко кивая головой в сторону кустарника сбоку от Чонгука. — Молодцы. Не перетруждайтесь, — мягко говорит старший Чон, но смотрит при этом почему-то только на Тэхёна, который, в свою очередь, целиком и полностью сосредотачивается на Хосоке, лишь бы хоть как-то погасить начавший разгораться пожар внутри. Когда молчание между ними тремя начинает становиться излишне затянувшимся, Чонгук наконец-то отмирает и, буркнув что-то из разряда, что ему пора возвращаться, начинает подниматься на ноги. — Хён, подожди! — внезапно окликает Хосок, ухватываясь за его джинсовую штанину и удерживая на месте. — Тэхён опять обжёг себе ладони потоками и не хочет просить тебя помочь! — выпаливает он и быстрее, чем Тэхён успевает сообразить, выпутывается из его объятий и сбегает в дом, на ходу бросая: — Я пошёл учиться, не скучайте! И вот как-то вдруг, совершенно неожиданно, Тэхён с Чонгуком остаются наедине (не считая десятка подсматривающих и подслушивающих растений, конечно же).

❃❃❃

— Тэхён… — зовёт Чонгук до предела серьёзным голосом, и сердце Тэхёна от этого проваливается куда-то в желудок. Великая мать-природа, когда он вообще в последний раз слышал своё имя из уст этого мужчины, да ещё и таким тоном, от которого коленки начинают обессиленно дрожать? Уже предчувствуя надвигающуюся бурю, Тэхён рефлекторно пытается натянуть рукава рубашки на обожженные ладони, о которых и вовсе успел забыть, пока разговаривал с Хосоком: — Ты ведь старше, взрослее моего брата, поэтому не вынуждай меня тоже брать с тебя обещания… — он умолкает, но потом всё же решает добавить твёрдое: — Пожалуйста. Обещания? Какие обещания? Видимо, непонимание настолько ярко отражается на лице Тэхёна, что Чонгук, устало вздохнув, решает прояснить. — Если ты поранился, то не продолжаешь работу, пуская всё на самотёк, а идёшь ко мне, чтобы я обработал твои раны. Идёт? Слова о том, что всё не так уж и серьёзно, чтобы так сильно беспокоиться, застревают в горле. Грудь наполняется теплом, и Тэхён прерывисто кивает, соглашаясь на условия. Но будет ли он их выполнять в дальнейшем? Да чёрта с два! Во-первых, потому что он не так уж и часто серьёзно травмируется, чтобы обращаться за помощью. А во-вторых, потому что гораздо реже этого рядом с ним бывает подросток, научившийся у одного из своих любимых хёнов далеко не только тому, чему было нужно. Не проходит и пяти минут, как Чонгук возвращается из дома с бинтами и разноцветными склянками. Ситуация повторяется один в один: фиолетовая жидкость льётся на ладони, чужие сильные руки ловко оборачивают эластичную ткань сначала вокруг худых запястий, затем поднимаются выше и доходят до каждого длинного пальца, а Тэхён на всё это смотрит — вернее, нет, залипает. Но за эти недели что-то в атмосфере между ними всё-таки невозвратно изменилось, из-за чего мысли о фингеринге больше не лезут в голову против воли, а вся смущающая неловкость, что пышно цвела внутри Тэхёна, начиная со вчерашнего вечера, вдруг превращается во всеобъемлющую мягкость и душевность. Если бы… если бы Чонгук только захотел, Тэхён бы мог… Тэхён бы мог. Мысль мимолётна, как и сопровождающие её чувства: вместе с тем, как Чонгук от сосредоточенности на своём занятии хмурит лоб под парочкой так и норовящих залезть в глаза прядок чёлки и монотонно продолжает обвязывать его ладони, мягкость и душевность мгновения проходят, откатываясь обратно до неловкости, а Тэхён внезапно понимает, что ничего не понимает. И, кажется, самое страшное во всём этом — он не имеет ни малейшего понятия, что с этим делать. С тем, что Чонгук ему нравится, Чонгук ему нужен, он определился, молодец. Но… можно ли назвать это чувство любовью к Чонгуку? А что вообще такое любовь? Он знает, что любит бабушку, но эта любовь не похожа на ту любовь, которой он любит Чимина. А любовь, которую он испытывает к Чимину, схожа с тем, что он испытывает к Чонгуку, но всё-таки определённые отличия есть. У Тэхёна до этого было несколько партнёров, но любил ли он кого-нибудь из них? Поглощающая невидимым огнём страсть была, ошеломляющая, сбивающая с ног влюблённость тоже была, а любовь? Любовь была? А можно ли вообще ответить на этот вопрос, если он, кажется, дожил до двадцати лет, но так и не понял, что это такое… Во рту как-то резко становится так невыносимо горько, и дело даже не в послевкусии отваров, которыми напоил его Чонгук — они-то как раз и являются тем, что хоть немного перебивает нестерпимую горечь. Пустота, которой дали волю, слишком быстро заполняет грудь, очевидно, намереваясь захватить пространство целиком и полностью и заменить собой теплоту биения живого сердца. На глаза же… на глаза наворачиваются слёзы — совершенно предательские, потому что намереваются с потрохами выдать наличие внутри Тэхёна ранимого ребёнка, готового расплакаться пусть и по причине, но причине точно не определённой и самому не до конца понятной. Несколько цветущих груш, в тени которых устроились две ведьмы, словно в красках прочувствов эмоциональную крайность, в которую готовится впасть носитель зелёной магии, решают избавиться от неопылённых цветков и разом пускают их в недолгий полёт, который мелкой белоснежной грудой засыпает Чонгука с ног до головы. Тэхёна же в этот раз шалость Сада обходит стороной: пара аккуратных цветочков находит себе пристанище на его многострадальных ладонях, которые Чонгук только-только закончил обрабатывать. Эта картина выглядит так неожиданно нежно, что Тэхён вполне себе был готов заворожиться, заменив все мысли в голове умиротворяющим процессом созерцания, если бы не парочка странных звуков, раздавшихся подряд где-то совсем близко. Чонгук, видимо, собирался что-то сказать, а потому его рот оказался некстати открыт в момент летнего снегопада, из-за чего в него залетело сразу несколько цветков груши, которые сейчас без слюны он пытается сплюнуть, отвернувшись от Тэхёна. — Так дело не пойдёт, — мрачно заключает он, наконец поворачиваясь обратно и находя полными серьёзности и уверенности глазами глаза Тэхёна. — Я поговорю с Сокджином. Смешок, совсем короткий, повисает между ними, после чего Тэхёна натурально прорывает, потому что сталь в голосе Чонгука идёт в разрез с его до боли милым видом: цветки груши остались на джинсах, зацепились за рубашку и футболку под ней, запутались в тёмных волосах — он истерически прыскает и, не в силах удержаться в сидячем положении, падает спиной на траву. — Что смешного? — Чонгук мгновенно теряет всю мрачность в голосе и буквально принимается бурчать, делая это совершенно… по-детски: с искренним непониманием, хмуря брови и чуть ли не надувая щёки от обиды. — Почему ты смеёшься? — Отряхнись для начала… иначе он не поймёт… что к нему обращаешься именно ты… а не ходячая груша, — на выдохах между приступами хохота поясняет Тэхён. — А? — коротко выдаёт он и, кажется, наконец-то замечает проблему, потому что следом прилетает благодарность: — Чёрт. Спасибо. Чонгук стаскивает с себя рубашку и быстро стряхивает цветки с неё, футболки и джинсов. Тэхён, успокоившись, вновь принимает сидячее положение, скрещивая ноги и опираясь на них локтями. — Ты как себя чувствуешь? — спрашивает почему-то излишне осторожно, деликатно. — Всё чудесно, спасибо, — спокойно отвечает Тэхён о состоянии своих ладоней, которым, благодаря действию мази под бинтами, становится всё лучше. — Но выглядишь, как будто вот-вот расплачешься. А. Так разговор уже не о руках. — С чего ты взял? — У меня был… м-м… некоторый опыт, благодаря которому я научился по глазам определять, когда кто-то ходит по грани. Аргумент весомый, несмотря на расплывчатую формулировку причины — парировать однозначно бесполезно, поэтому Тэхён, потупив взгляд, честно признаётся: — Ладно, на самом деле всё не так уж и чудесно, но… я справлюсь. Дипломатичная туманность в обмен на дипломатичную туманность. В конце концов, не говорить же Чонгуку в лоб, что у него сейчас чуть ли не случилась настоящая истерика на фоне пережитого кризиса в правильном понимании и определении своих чувств к нему? Да, обычно Тэхён более бойкий, более стойкий, более готовый воевать за себя и свои права, но сейчас… Сейчас на это почему-то совсем не находится сил. Сейчас ему просто хочется немножечко подумать и побыть наедине с самим собой. — Хорошо, — Чонгук, на удивление, понимает, за что Тэхён искренне ему благодарен. — Если что, я-… — он начинает бодро, но осекается и тут же исправляется: —… мы рядом и всегда готовы помочь. — Спасибо вам, — кивает Тэхён, чуть тише добавляя: — И… спасибо тебе, Чонгук.

❃❃❃

После ужина, в процессе которого Хосок, несмотря на позитивную ноту, на которой удалился в дом пару часов назад, вновь выглядит невероятно понурым и вяло ковыряет палочками в тарелке, Тэхён ловит его в свои объятия на выходе из кухни. Он видел, что Чонгук весь ужин внимательно следил за братом, и наверняка сделал бы то же самое, если бы в лавку не заглянул посетитель и ему не пришлось бы спешно засовывать в себя остатки риса и убегать обслуживать. — Хэй, Хоб-а, как ты себя чувствуешь? — ласково спрашивает Тэхён. — Всё в порядке… — заторможенно мотают головой, позволяя себя обнимать, но не обнимая в ответ. — Просто я… устал немного. Лягу сегодня спать пораньше. — Хорошо, — треплет его по волосам Тэхён, пытаясь не обращать внимание на иголками колющую внутренности тревожность из-за нехарактерного поведения младшего Чона. — Отдыхай, — выдыхает и отпускает из объятий, провожая взглядом до тех пор, пока худая спина не скрывается за поворотом коридора. Наверное, ему всё-таки не стоит настолько сильно переживать за Хосока. Если бы это было что-то серьёзное, то младший обязательно бы поделился. А так, сегодня и правда был очень насыщенный день, так что он в самом деле мог просто устать. Тэхён вот и сам чувствует, что не прочь бы провести остаток вечера на диване в гостиной Чонов, но совесть не позволяет праздно прохлаждаться, когда работы непочатый край. Казалось бы, мотивация и желание что-то делать есть, ярким огнём пытается разгореться внутри, но… создаётся впечатление, будто стоит ему распалиться, как его сразу же кто-то тушит, выливая целое ведро воды? В общем, предельно странное ощущение, из-за которого Тэхён так ничего толкового и не делает: просто бегло проверяет самшит и дотемна слоняется по саду, пытаясь утолить заодно ещё и непонятную печаль, что засела глубоко в груди, короткими разговорами со всеми растениями, которые изъявляют на это желание. Ближе к полуночи он забирает цикламен, который провёл весь сегодняшний день в компании астр и, по внешнему виду, ни о чём не жалеет, бредёт до комнаты и заваливается спать. Следующим утром от печали и подавленности не остаётся и следа — Тэхён просыпается бодрым, в приятном расположении духа и, лёжа в кровати и наслаждаясь освежающими дуновениями ветерка из открытого окна, так и не может найти объяснению своему вчерашнему состоянию. Слишком много событий за один день? Да нет, бывали дни и понасыщеннее, особенно в период учёбы в Академии — вообще, бывало, неделями передохнуть по-нормальному не получалось. Слишком много мыслей и размышлений? Опять же нет, бывало и хуже. Близко к сердцу принял откровенное признание Хосока? А вот это очень даже может быть. Ведь именно после общения с младшим Чоном под клёном Тэхён начал вести себя как-то уж чрезмерно категорично в плане эмоций: ему то плакать хотелось, то смеяться, а сердце то замирало от тревоги, то погружалось в беспросветную пучину печали. Причём именно в моменте он этого за собой не замечал — понимание, что определённая странность была, пришло только сейчас. Да, вероятнее всего он очень впечатлился, и это выбило его из колеи. Хорошо, что сегодня он чувствует себя гораздо спокойнее и умиротворённее. — С добрым утром, — с улыбкой здоровается Тэхён с Чонгуком, наконец приползая на кухню, и, потягиваясь в разные стороны, буднично подмечает отсутствие в комнате центрального пазлика: — А Хосок всё ещё не спустился? — Как раз у тебя хотел спросить, — Чонгук, который подходит к раковине, чтобы налить себе воды в стакан, внезапно у этой раковины и замирает, так и не включая воду. — Я встал час назад, но его не видел, — он поворачивается к Тэхёну, и на его лице нет ничего, кроме серьёзности. Утро как-то резко перестаёт быть приятно-размеренным, вместо этого наполняя атмосферу давящей тревожностью. — Я тоже его не встречал, пока сюда шёл, — сведя брови к переносице, признаётся Тэхён. — Он ведь обычно в это время собирается в школу. Может, уже ушёл? — Нет, — коротко мотает головой Чонгук и оставляет стакан на столе. — Что-то не так, — обеспокоенно бросает он и быстрыми шагами выходит из кухни. Тэхён спешно следует за ним, впервые поднимаясь на второй этаж дома, который оказывается совсем не таким, как он себе представлял: коридоры гораздо уже, чем на первом, да и дверей гораздо больше — хотя это неудивительно, если брать в расчёт, что семья Чонов раньше была гораздо больше и как-то умудрялась жить в одном доме. Комната Хосока первая от лестницы, с дверью из светлого дерева и наклеенным на неё множеством разноцветных стикеров с улыбающимися лицами, животными, звёздочками и сердечками. Это так в его духе, и Тэхён обязательно бы с этого улыбнулся, если бы сердце от беспокойства не ухало где-то в желудке. Чонгук несколько раз стучится по двери, попадая костяшками кулаков прямо между двумя милыми белочками. — Хоб-а, у тебя всё в порядке? — спрашивают, сразу же наклоняя голову поближе к дереву, чтобы точно услышать ответ. Тэхён неосознанно задерживает дыхание, чтобы ненароком не помешать. — Можно к тебе зайти?.. Но ответа не следует. Даже больше — из-за двери не доносится вообще никаких звуков, будто там вовсе никого нет. Чонгук ждёт ещё несколько секунд, после чего не выдерживает, обхватывает ручку двери и, прежде чем дёрнуть на себя, громко сообщает: — Мы заходим… Комната Хосока маленькая: слева выходящее на сад окно, под которым размещён комод, справа высокий узкий шкаф и разноцветное большое кресло-мешок прямо у самой кровати — возможно, именно по этой причине Тэхён почти сразу же замечает странным образом развалившееся поперёк кровати тело подростка в той же самой одежде, которая была на нём вчера. Если сердце Тэхёна до этого билось где-то в желудке, то сейчас оно, кажется, и вовсе перестало это делать. — Блять! — с чувством выругивается Чонгук, в мгновение ока оказываясь у кровати и чудом не запинаясь о сброшенное на пол белое одеяло. — Хоб-а?! — зовёт он, накрывая ладонью лоб младшего брата под красной чёлкой и тут же отдёргивая руку. — У него очень сильный жар! — Блять, — тут уже не сдерживается и Тэхён, тоже подходя ближе к постели Хосока и отмечая неестественно яркий румянец на его щеках и влажные от пота волосы на висках. Сердце вновь начинает биться, но это происходит настолько резко и хаотично, что в груди становится больно. — У вас в ковене есть больница или врачи? — мигом соображает Тэхён, стараясь не обращать внимание на растущую внутри панику вперемешку с болью. — Нет, — коротко произносит Чонгук и замолкает, принимаясь судорожно осматриваться по сторонам. — Надо… надо… — бормочет он, срываясь с места и лихорадочно шаря по поверхности комода между сгруженных на ней учебников и тетрадей. Тэхён не успевает спросить, что «надо», как Чонгук находит карандаш, выуживает из заднего кармана джинсов маленький блокнот и быстро пишет в нём несколько слов. Блокнот не на пружине, поэтому листок вырывается криво, но Чонгука это явно не волнует — он сгибает кусочек бумаги пополам, шепчет адрес и короткой световой вспышкой, окутавшей записку, отправляет магической почтой послание. Тишину комнаты разрезает шумный выдох, в котором неожиданно слышится облегчение?.. — Я написал хёнам. Они скоро будут, — повернувшись лицом к Тэхёну, Чонгук говорит (да и выглядит) гораздо более спокойно, нежели чем всего какую-то минуту назад, до отправки записки. — А пока нам нужны тряпки и холодная вода. Уверенность и твёрдость тона, в котором говорит Чонгук, как-то враз успокаивают Тэхёна. Далеко не до конца, конечно же, потому что всё ещё непонятно, какую заразу подхватил Хосок, а в округе, лианы раздери эту глухомань, нет ни одного врача, но Намджун и Сокджин скоро придут, а значит, они вчетвером точно смогут что-нибудь придумать и помочь Хосоку. Тэхён кивает — в первую очередь Чонгуку, но и себе заодно тоже. Всё будет хорошо. К моменту, когда Намджун с Сокджином — однозначно собиравшиеся впопыхах, что заметно по помятой одежде и не всем застёгнутым пуговицам, оказываются на втором этаже дома Чонов, на лбу Хосока уже размещена смоченная в прохладной воде тряпка, сам он заботливо переодет Чонгуком в свободную пижаму, а Тэхён, сидящий у изголовья кровати, успевает обтереть второй тряпкой его виски, шею и верхнюю часть груди. — Хобубу! — с воскликом Сокджин первым подлетает к кровати, но тут же охает, прикрывая рот ладонью, и отшатывается. — Вашу ж мать! Его магические каналы… Намджун останавливается ровно за спиной профессора и полным сильного беспокойства взглядом — что никак не коррелирует с предельно спокойным выражением его лица, несколько раз проходится по обнажённой коже Хосока, виднеющейся из-под незастёгнутой пижамной рубашки. — Пиздец, — резюмирует он на выдохе, и каждый из присутствующих в комнате готов с этим согласиться. А всё потому, что обычно не имеющие физического воплощения магические каналы, которыми организмы всех ведьм испрещены наравне с кровеносными сосудами, в теле Хосока буквально обрели форму и набухли под кожей, собравшись в единое немного выпирающее ядро в районе солнечного сплетения — там, где обычно находится источник. — Сокджин… Ты можешь сказать, что с ним?.. — приглушённо спрашивает сидящий в кресле-мешке Чонгук, нервно сминая переплетённые пальцы. — У него воспалены магические каналы… — говорит Сокджин, всё же подходя ближе и наклоняясь, и осторожно, едва касаясь подушечками пальцев, проводит по выпуклой коже. — Но в мире есть десятки, если не сотни причин, почему они могут воспалиться, так что я… — под конец он затихает и, шумно сглотнув, заканчивает признанием: —… я не знаю. Заканчивает и выглядит при этом настолько растерянным, неуверенным, что Тэхён перестаёт узнавать в нём своего вечно непоколебимого и всезнающего профессора. — Сука… — обречённо выдыхает Чонгук, пряча лицо в ладонях. — Может, в книгах про магические болезни и проклятия стоит поискать? — сменив тряпку на лбу Хосока, предлагает Тэхён хоть какой-то вариант выхода из сложившейся ситуации. Раз уж никто не знает, что за напасть одолела Хосока, надо сделать хоть что-нибудь, чтобы восполнить пробелы в незнании, а не просто сидеть на месте в ожидании чуда — хотя именно последнее и хочется делать больше всего. В конце концов, не только Чонгук возлагал определённые надежды, которые с признанием Сокджина бесшумно рухнули и растворились в пространстве, будто их никогда и не было. Но сейчас определённо не время сдаваться и бездействовать. Внезапно по комнате разносится тонкий писк, от которого все присутствующие вздрагивают и подскакивают на своих местах. Все присутствующие, кроме Намджуна. — Прошу прощения, — откашливаясь, извиняется он, поправляя наручные часы. — Мне пора на работу, — мрачно сообщает, оборачиваясь на замершего в углу Чонгука. — Тэхён дельную идею предложил. В вашей библиотеке есть книги про магические болезни, попробуйте там поискать. У меня тоже есть парочка, я отправлю вам их почтой. А ещё попробую заглянуть в будущее до начала уроков. Чонгук отвечать не спешит, но слова Намджуна побуждают его к действию: он несколько раз проводит руками по лицу, едва не вдавливая пальцами глаза, сильно трёт щеки, а затем хлопает по ним ладонями и, наконец, поднимает полный сосредоточенности и решимости взгляд. — Давай, спасибо, будем ждать, — кивает старший Чон, поднимаясь с кресла и провожая Намджуна, после чего застывает у двери и оборачивается на Сокджина: — Хён, ты тогда пока иди в гостиную и поищи нужные книги — я подойду минут через пять… — затем переводит взгляд на Тэхёна и, едва заметно смягчив тон, говорит: — Пойдём со мной. У Хосока пошло раздражение по коже из-за воспаления. Я дам тебе парочку мазей, сможешь нанести их поверх? Может, это хоть немного поможет. — Да, конечно, — мгновенно соглашается Тэхён, подрываясь с места и присоединяясь к направившемуся в сторону лестницы Чонгуку. — Спасибо. Они втроём быстро спускаются на первый этаж, и если Сокджин сразу же сворачивает в гостиную к книжным стеллажам, то Чонгук вместе с Тэхёном, минуя коридор, кухню и ещё один проход, оказываются в торговом помещении лавки. Старший Чон уверенно проходится по длинным полкам за кассовой стойкой, быстро находя нужное, и кидает прямо в руки Тэхёна две круглые маленькие баночки. — Мазь из коричневой намажь на кожу вокруг источника, мазь из белой — на всё остальное тело, — бегло бросает рекомендации Чонгук. — Понял. Они молча возвращаются к лестнице: Чонгук присоединяется к Сокджину, который уже успел отложить на журнальный столик несколько книг, а Тэхён поднимается наверх и, осторожно стянув с Хосока пижамную рубашку, принимается обильно мазать густым содержимым белой баночки покрасневшую и начавшую шелушиться кожу вдоль набухших под ней каналов на руках. Выглядит всё это, если признаваться честно и откровенно, жутко. Но Тэхён вместо страха и отвращения испытывает только нестерпимую тревогу за младшего Чона. Если люди в их мире могут болеть только людскими болезнями, то ведьмы, как существа, с одной стороны, тоже являющиеся людьми ввиду обладания человеческим телом, но с другой стороны — имеющие в себе источник образования, накопления и хранения магии, подвержены как и людским недугам, так и ведьминским болезням и проклятиям ввиду того, что они воздействуют сугубо на источник. Вот и получается, пробудил ты в себе магию и источник — сидишь и радуешься, но ровно до первой болезни, потому что вместо одного справочника с описаниями характерных внешних проявлений приходится изучать ещё два. Хотя ладно, последний — не совсем обязательно, всё-таки область изучения и применения проклятий находится под строжайшим запретом лет, наверное, двести, но поскольку никакого должного контроля за этим не ведётся, в новостных газетах о происходящем в магическом мире на регулярной основе всплывают короткие заметки о загадочных смертях при невыясненных обстоятельствах. Никого из окружения Тэхёна никогда не проклинали, и слава матери-природе, но от одной ведьминской болячки ему всё же пришлось лечиться. Это случилось спустя пару дней после того, как в нём проснулась магия: сначала он переусердствовал с домашними тренировками, потом бабуля напоила его покупным отваром для восстановления, который оказался неправильно сварен и оказал совершенно противоположный эффект, из-за чего источник Тэхёна начал слишком быстро растягиваться, покрываясь трещинами на грани разрывов. Вряд ли он когда-нибудь сможет забыть ту ужасную режущую боль в животе, которую ему пришлось терпеть, пока позванные бабулей ведьмой врачи не разобрались, что к чему, и не сварили ему противоядие, после принятия которого многоуважаемая госпожа Ким лично взялась за лечение источника внука. Да, к слову, порядок лечения всех ведьминских болезней всегда укладывается в два простых слова: начать с конца. Поэтому, раз Тэхён сначала повредил источник магией, а только потом его условно «добил» отвар, то ведьмам-врачам сначала пришлось дать ему противоядие, а только потом пустить бабулю долечивать источник и временно наполнять его своей магией, чтобы не пустовал. Тяжёлая тогда выдалась неделя, и Тэхён правда искреннее боялся и переживал — всё же его живот буквально светился ярко-зелёным, однако то, что происходит сейчас с Хосоком, выглядит на порядок хуже и опаснее. Тэхён слышал, что бывают некоторые серьёзные заболевания, когда магические каналы воспаляются, но им обычно подвержены ведьмы-экспериментаторы, любящие или испытывать свой источник на прочность, или пробуя самоизобретённые отвары в попытках совершить открытие. Младший Чон совершенно не подходит под эти критерии, тогда где и как он умудрился подхватить неизвестную заразу?.. Ведь ещё вчера всё было нормально… Закончив с мазью из белой баночки, Тэхён закрывает её и тянется за коричневой, как вдруг его взгляд случайно цепляется за руки Хосока, кожа на которых в местах нанесения мази вместо простого раздражения начала покрываться полноценными рваными алыми пятнами. Тэхён и сам не до конца понимает, как оказывается в гостиной на первом этаже, разом привлекая к себе внимание двух пар глаз. — От мази стало хуже! — на одном дыхании выпаливает он, опираясь рукой на дверной косяк, чтобы секундно перевести дух. — Блять, — выругивается Сокджин, когда они втроём через минуту оказываются наверху. — Это плохо, но вместе с тем и хорошо, — он наклоняется, чтобы осмотреть пятна, но в этот раз не прикасается. — Если бы воспаление было вызвано проклятием или каким-то иным магическим действием, то раздражение бы осталось, но раз у него пошла реакция второго порядка именно на мазь, значит, первопричина лихорадки — какое-то зелье или отвар, а это значительно сужает круг поиска. — У меня есть несколько книг с рецептами, где в пометках перечислены отвары, которые вступают в реакцию с нужным, — мигом соображает Чонгук, вылетая за дверь, и уже с лестницы слышится: — Сейчас принесу. Ещё через пару минут каждому из них троих достаётся по увесистому талмуду в плотном кожаном переплёте и с потёртыми страницами, меж которых вставлены бумажки с написанными аккуратным почерком заметками. — Намджун с его артефактом-поисковиком по содержанию книги сейчас был бы очень кстати, — с толикой грусти замечает Сокджин, устраиваясь у ног Хосока. — А что мы, собственно, ищем? — уточняет Тэхён, усаживаясь на пол и опираясь спиной на кровать. — Или непосредственно сам рецепт мази от раздражения, или упоминание мази от раздражения в разделе «совместное применение или употребление запрещено», — отвечает Чонгук, плюхаясь в кресло-мешок и укладывая книгу себе на колени. — Ещё проблема может быть в том, что существует несколько рецептов мазей от раздражения, поэтому ищите тот, в котором помимо зверобоя, ромашки и календулы будет ещё и экстракт зелёного чая — это особый рецепт нашей семьи. — А ты разве не помнишь, в какой конкретно книге написан этот рецепт, раз он особый? — вкрадчиво интересуется Тэхён, с одной стороны понимая, что сейчас нельзя тратить время, но с другой стороны, не в силах не утолить любопытство. — В нашей семье по наследству передаётся множество рецептов, и все они разбросаны по заметкам, — спокойно объясняет Чонгук, сосредоточенно перелистывая страницу за страницей. — Да и вообще, я начал практиковать зельеварение больше десяти лет назад, так что такие простые вещи, как мазь от раздражения, уже давно готовлю без подсказок. Логично. Чёрт. Тэхён сильно ступил. Чувство стыда за глупый вопрос накрывает с головой, поэтому он стремительно открывает свой талмуд и с невероятным рвением принимается за поиски. Какое-то время пространству комнаты не даёт погрузиться в тишину только монотонное шуршание страниц. Тэхён не успевает изучить и треть от всего объёма, как Сокджин неожиданно подаёт голос. — Я нашёл ваш особый рецепт, — говорит он, вытаскивая из книги желтоватый листок со рваными краями и передавая его вмиг откинувшему свой талмуд Чонгуку. — Только он с настолько редкими зельями не увязывается, что я даже представить не могу, что из этого и, главное, где умудрился принять Хосок. — Эликсиры сгущения и разжижения магии?.. Зелье очищения источника?.. — на грани слышимости бормочет Чонгук прочитанные строчки, неверяще мотая головой. — В нашей лавке точно такого нет, я не понимаю… Подожди, а рецепта этих отрав здесь нет?.. — задаёт вопрос больше самому себе, нежели чем кому-либо ещё, и сумбурно листает страницы то вперёд от открытой, то назад. Про первые два названия Тэхён даже не слышал, но вот последнее… Про последнее было написано буквально на предыдущей странице! — Вот! — Тэхён подрывается с места, передавая Чонгуку книгу и показывая указательным пальцем на нужный рецепт. — Зелье очищения источника! — Пион, мелисса, мята, лимон… — тут же принимается бубнить старший Чон, быстро бегая глазами по тексту, после чего поднимает непонимающий взгляд сначала на оставшегося стоять рядом Тэхёна, а затем переводит его на Сокджина. — Это ведь почти как зелье мгновенного облегчения, которое я варю на продажу, только вместо сушёной пассифлоры добавляется клематис. Хоб-а вчера как раз с ним склянку разбил… Тишина, воцарившаяся в комнате после этой фразы, воистину звенящая — даже звуков дыхания не слышно. Тишина, в которой все задаются одним и тем же вопросом. Вопросом, который в итоге решает озвучить Тэхён. — Я видел в твоей мастерской сушёный клематис. Насколько я помню, они с пассифлорой после сушки очень похожи внешне… — он сглатывает отчего-то образовавшийся в горле комок и за один короткий выдох выдаёт: — Ты не мог случайно ошибиться в рецепте? — Блять! — Чонгук громко выругивается, и в этом коротком ругательстве чувствуется настолько много сокрушения, что оно практически чувствуется физически. Очевидно, что всё-таки мог. Очевидно, что всё-таки ошибся. Чонгук откидывает книгу, стремительно поднимается с кресла и хочет было подойти к Хосоку, но резко тормозит в шаге от кровати и разворачивается с выражением крайней беспомощности и глубокого страдания на лице. — Я виноват… Это всё моя вина, — болезненно шепчет он, обхватывая голову руками. — Я чертовски сильно виноват и должен сварить противоядие, пока не стало слишком поздно, но… я никогда не варил настолько редких зелий… — неожиданно честно и откровенно признаётся он, и Тэхён впервые видит его настолько сильно неуверенным в себе. Вид Чонгука и его слова сильно ранят, неприятной тянущей болью повисая где-то в груди. — Я не имею права на ошибку и промедление, но смогу ли справиться?.. Тем более, что там нужна подпитка в виде чистой зелёной магии… — Я помогу! — без раздумий вызывается Тэхён. Лишь бы только вытащить Чонгука из этого подавленно-угнетённого состояния. Лишь бы только помочь Хосоку поскорее вылечиться. — Вы справитесь, — говорит Сокджин, и в этой короткой фразе слышится одна незыблемая уверенность и ни капли сомнений. Он подходит ближе, чтобы опустить ладони на плечи Чонгука и Тэхёна и сжать их в подбадривающем жесте. — Сварите зелье, напоим им Хобубу, и он мигом пойдёт на поправку. Всё будет хорошо. — А теперь идите, я присмотрю за ним.

❃❃❃

— В зелье-противоядии довольно простой состав, но много разных ограничений, — объясняет Чонгук, сгребая всё на столе в мастерской в одну кучу и освобождая пространство для того, чтобы установить на него уже знакомый котелок с горелкой, — мало того, что нужно чётко соблюсти дозировку, так ещё и ни пылинки лишней не должно попасть, — продолжает он, параллельно отмеряя и выливая внутрь три стакана воды, и щёлкает пальцами, зажигая горелку, пока Тэхён слегка самовольно решает аккуратно разобрать образовавшуюся в углу стола мешанину из книг, инструментов и сушёных растений. Чонгук же, не замечая чужой активности, достаёт из-под стола коробку с артефактами — камнями разных форм и размеров, обрамлёнными тонкими металлическими ободками и поблёскивающими в лучах пытающегося забраться внутрь мастерской солнца. Он сосредоточенно раскладывает их по кругу на расстоянии в сантиметров двадцать от котелка, а затем последовательно активирует, прикасаясь указательным пальцем и произнося по одному слову на каждый артефакт из единого длинного заклинания. — Я создам вокруг нас с котлом защитное поле, чтобы ничего лишнего не попало, — спрашивают, не поднимая взгляда на Тэхёна. — Пока не закончим, придётся стоять в нём. Справишься? — Да, — уверенный кивок в ответ. Простоять несколько часов на одном месте — это в самом деле ничего не стоящая ерунда, если в итоге они приготовят зелье, которое поможет Хосоку. Вода в котелке тем временем начинает закипать. Чонгук достаёт из шкафов все нужные ингредиенты и раскладывает их вместе со старинными весами на столе по правую сторону от себя. — Всё готово, — выдыхает он, опираясь руками на стол. Тэхён, только-только закончивший разбирать беспорядок, за секунду оказывается рядом. — Ты ведь знаешь плетение заклинания для передачи магической энергии? Тэхён вновь кивает, молча поднимая магию из источника и создавая на пальцах сверкающую ярко-зелёным структуру, состоящую из трёх связанных между собой незамысловатых блоков. — Прекрасно, тогда начинаем, — старший Чон касается пальцем последнего артефакта и этим завершает создание защитного поля, которое вмиг окружает их плотным полупрозрачным мерцающим пузырём. — Наложи плетение на поверхность воды и начинай по чуть-чуть вливать энергию. Нехитрыми манипуляциями плетение отправляется в котелок и растягивается, накрывая собой бурлящую воду. Теперь каждый поднимающийся и лопающийся пузырь с воздухом на доли секунды окрашивается в зелёный. — Насколько по чуть-чуть? — не может не уточнить Тэхён. Всё же дело невероятно ответственное, а понятие «чуть-чуть» весьма относительное. — М-м, — тянет Чонгук, задумчиво хмуря брови. — Как если бы ты делился ей с растением, чтобы его убаюкать. Ух ты. Аналогия весьма точна и доступна — как и ожидалось от Чонгука, который даже к такой эфемерной и вечно изменчивой магии, как зелёная, умудряется применять свой зельеварский подход с вечным контролем действий и точности измерений. — Понял. Мягкое зелёное свечение начинает ровным потоком струиться от ладоней Тэхёна к воде в котелке. Он предусмотрительно остался стоять в полушаге от стола — этого расстояния достаточно, чтобы передавать магическую энергию, но при этом не мешать Чонгуку, который всё ещё хмурясь, но теперь — сосредоточенно, измельчает, взвешивает и последовательно погружает ингредиенты внутрь. — Все… — шёпотом было начинает Тэхён, но осекается, потому что голос звучит слишком сипло, из-за чего приходится прокашляться, прежде чем продолжить. — Все мы ошибаемся. Тебе не стоит винить себя за это. Некоторое время стоя в безмолвии, он размышлял, а стоит ли вообще говорить это, но с каждым взглядом на Чонгука, плечи которого, несмотря на общую выверенность движений, всё опускаются и опускаются, будто бы под неподъёмным грузом вины, в Тэхёне росло желание если не прекратить чужие страдания, то хотя бы как-то их уменьшить. Потому что нельзя так. Нельзя так с собой. — Я… не могу, — с шумным выдохом отвечает Чонгук, не переставая помешивать содержимое котелка длинной деревянной лопаткой, окутанной малахитовым свечением его зелёной магии. — Я виноват, — заявляет категорично. Сокрушённо. — Я несу ответственность за Хосока, поэтому должен быть в разы внимательнее. — Ты и так чертовски внимателен и ответственен, — качает головой Тэхён, внутренне отказываясь принимать услышанное. — Это была простая случайность. — Даже если и так, мне нужно… больше работать, — вздыхает Чонгук, гулко сглатывая. — В том числе и над собой. Чтобы никогда больше не допускать подобных случайностей. — А тебе не кажется, что проблема может быть в том, что ты как раз чрезмерно много работаешь? — внезапно слегка закипает Тэхён, и это отражается всплеском в потоке передачи магической энергии. Мысль о том, что он своей несдержанностью может всё испортить, разом отрезвляет и успокаивает. — Я должен, — тихое признание, сопровождаемое отрешённым взглядом в никуда. — Другого пути нет. Другой путь есть всегда, просто ты не хочешь его видеть, — крутящиеся на кончике языка слова, озвучить которые почему-то не хватает сил. — Всё обязательно наладится, — только и шепчет Тэхён. — Мы справимся, а Хосок поправится. Чонгук ничего не говорит, но выглядит так, словно верит. Тэхён, конечно, всё ещё не специалист по распознаванию чужих эмоций, но по некоторым деталям — тому, например, как плечи старшего Чона чуть приподнялись, а морщинка меж бровями разгладилась, складывается именно такое впечатление. С уходящими из мастерской лучами уже полуденного солнца они завершают изготовление противоядия.

❃❃❃

Пока Чонгук придерживает голову Хосока и приоткрывает его рот, Сокджин осторожно, по чайной ложечке, вливает зелье внутрь. Когда небольшая пузырчатая склянка оказывается практически полностью опустошена, они втроём не отходят от кровати и какое-то время неподвижно стоят, пристально наблюдая за внешним состоянием подростка. Сокджин, к слову, зря времени не терял и к моменту, когда Чонгук с Тэхёном вернулись с готовым противоядием, успел откопать в закромах лавки мазь, вызывающую раздражение, и намазать её на рваные алые пятна, растянувшиеся по коже Хосока, чтобы нейтрализовать эффект реакции второго порядка. Именно поэтому сейчас отлично заметны все изменения, происходящие в его внешнем состоянии — а они, пусть и незначительные, но есть. Кожа над воспалёнными потоками как будто бы перестаёт бугриться: она ещё не начинает втягиваться обратно, но хотя бы замирает в своём набухании. — Получилось… — выдыхает Тэхён и этим разрывающим затянувшееся молчание словом выводит остальных из состояния оцепенения. До предела натянутая струна напряжения, которая чувствовалась, но не была видима, наконец-то расслабляется, растягивается и затем и вовсе пропадает. Два шумных выдоха эхом облегчения разносятся по пространству маленькой комнаты. — Теперь можно отдохнуть. Я сменю Сокджина и посижу с Хо, — самовыдвигается Чонгук и поворачивается в сторону Тэхёна, поднимая на него голову с внимательным взглядом, в котором неожиданно видится что-то мягкое и заботливое? — Тебе нужно восполнить объём магии в источнике. Возьми восстанавливающие и укрепляющие отвары в лавке, они помогут. Тэхён пусть и благодарит, но указанию Чонгука не следует — по ощущениям, ему понадобится не меньше двух-трёх склянок того и другого, а настолько сильно опустошать запасы Чонов не хочется. Поэтому он просто решает какое-то время полежать в саду и напитаться окружающей энергией матери-природы. Это магию в источнике, конечно, не восстановит, но хотя бы создать для этого благоприятную почву, так сказать. Несмотря на то, что Тэхён уже проходил по части сада, по которой проходит путь от мастерской до задней двери дома, он только сейчас замечает, насколько сильно тот изменился всего за половину дня: цветы потускнели, утратив пёстрое разнообразие палитры, а листья скукожились и заметно увяли — наглядное доказательство того, что Чонгук переживал и волновался в разы сильнее и глубже, чем по нему это было заметно. — Мы чувствуем тревогу старшего хозяина, да и сами тоже начали беспокоиться, когда узнали, — издалека скрипит дуб, совсем низко клоня ветви. — Скажи нам, касатик, с маленьким хозяином всё будет хорошо? — Ваш старший хозяин усердно поработал и сварил зелье, которое должно помочь маленькому хозяину, — отвечает Тэхён, усаживаясь на траву и принимаясь бережно поглаживать ладонями зелёный покров вокруг себя. Ведь Сад — это не только цветы да деревья, но и земля тоже. Сил обнять и погладить всех у Тэхёна не хватит, но хотя бы через такие касания он может утешить и ободрить. — Потребуется ещё некоторое время, но с ним всё обязательно будет хорошо. — Мы знаем, что ты тоже не сдвинулся ни на шаг, помогая с приготовлением зелья, — с нотками гордости дуб шуршит обильной листвой на немного приподнявшихся ветвях. — Прими нашу искреннюю благодарность! Тэхён уж было порывается сказать, что не стоит, ведь это его работа, но осекается. А точно ли именно работа? Когда они утром обнаружили Хосока с лихорадкой в постели, он искренне испугался, а затем приложил все усилия, чтобы сообразить, что можно сделать и как можно помочь, что впоследствии перетекло в изготовление зелья и почти полное опустошение источника. Но ради того, чтобы поставить Хосока на ноги, не жалко. Не жалко и ради того, чтобы вернуть Чонгука в его привычное спокойно-умиротворённое состояние, а на лица Сокджина и Намджуна — улыбки. — Вам не стоит меня благодарить, — мотает головой Тэхён, на губы которого невольно вылезает полная теплоты улыбка. — Я не мог поступить иначе. Ваши хозяева… ваши хозяева уже стали для меня практически второй семьёй… Не успевает он договорить, как астры с клумбы рядом умилённо пищат, а лиана, выползшая из ниоткуда, тотчас принимается его тискать, пронырливо щекоча бока и живот, чем вынуждает отчаянно прикусывающего нижнюю губу, чтобы не расхохотаться, Тэхёна извиваться ужом в тщетных попытках уйти от щекотки. В какой-то момент смеха, переполненного искренним весельем, становится так много, что в уголках плотно сомкнутых глаз выступают слёзы. Тэхён не замечает того поворотного момента, как недалеко от носа неожиданно начинает пахнуть чем-то приятным и отдалённо знакомым. Чем-то, что помимо тянущей пустоты в районе солнечного сплетения, наполняет пустотой и голову, плавно утягивая в вязкую и густую, как мёд, темноту. Тормошение за плечо совсем лёгкое, но его хватает, чтобы вырвать Тэхёна из сна, заставив резко принять сидячее положение и начать оглядываться по сторонам, пытаясь сообразить, что вообще произошло и почему солнце неожиданно скрылось за крышей дома. Сокджин, словно прочитав по выражению лица неозвученные вопросы, благодушно отвечает: — Тебя усыпили. Ты проспал где-то часа четыре, — и, поднимаясь с корточек и отряхивая брюки, добавляет: — Намджун вернулся из школы, пойдём ужинать. — Почему вы не разбудили меня?! — Тэхён подрывается с места и, прежде чем последовать за профессором в дом, оглядывает сад, каждое растение в котором мигом делает вид, будто бы совершенно ни при чём. — А зачем? — спокойно спрашивает Сокджин, открывая дверь и пропуская Тэхёна в коридор первым. — Лихорадка Хо почти полностью прошла, но глаза он в ближайшее время вряд ли откроет — его организму нужно какое-то время, чтобы восстановиться. Всем нам тоже нужен отдых, поэтому дежурить по одному — самый оптимальный вариант. — Но получается, что Чонгук… — Хён сменил меня почти сразу же, — неожиданно поясняет голос за спиной, вынуждая Тэхёна, вздрогнув, обернуться. — Не переживай, — Чонгук выглядит помятым — по следу от подушки на щеке можно констатировать, что он спал без задних ног, но этого всё равно оказалось мало, чтобы хоть немного сбавить насыщенность тёмного цвета кругов под глазами. — У тебя тут… — его пальцы внезапно мягко проходятся по волосам Тэхёна, который за доли секунды переживает, кажется, не меньше двух сердечных приступов, и вытаскивают оттуда несколько сухих листочков, —… застряло, — сдержанно завершает и как-то застревает, задерживается взглядом на лице Тэхёна, плавно скользя вниз от волос к губам. Припухлым губам, которые только и способны, что безмолвно отобразить благодарность. Момент со странными реакциями, которыми они продолжают обмениваться, прерывается столь же неожиданно, как и затянулся — Намджун, который, оказывается, уже какое-то время стоит на второй ступеньке лестницы в противоположном конце коридора, коротко прокашливается, после чего сообщает: — Хоб-а проснулся.

❃❃❃

Правда проснулся, но сделал это ненадолго — стоит четверым взрослым ведьмам столпиться возле кровати в маленькой комнате, как Хосок, словно чувствуя умиротворение и радость от того, что все его хёны рядом, с немного поднятыми уголками губ вновь проваливается в сон. — Это хороший знак, — шепчет Сокджин, пылко, но осторожно обхватывая ладонь подростка двумя своими. — Это потрясающе хороший знак, — с упором на второе слово повторяет Чонгук, протискиваясь между ним и комодом, чтобы сесть у изголовья, осторожно убрать со лба брата влажную от пота чёлку и погладить по щеке. — После ужина продолжим дежурить по одному на случай, если он вдруг опять проснётся и захочет поесть или в туалет, — озвучивает план действий Намджун, складывая руки на груди. — Надо будет, кстати, приготовить какой-нибудь лёгкий суп. Сокджин? — он спрашивает, но в этом риторическом вопросе читается чистая формальность, словно решение уже заранее принято. — Приготовлю, — соглашается тот, шумно вздыхая. — Из вас ведь, балбесов, всё равно никто, кроме меня, съедобно готовить не умеет, — повторно вздыхает, но по виду целиком и полностью из-за своей привычки ворчать и издеваться над друзьями, нежели чем из-за настоящего недовольства. — Тэхён, ты хорошо себя чувствуешь? — Намджун поворачивается в его сторону и получает утвердительный кивок. — Сможешь после ужина посидеть с Хосоком, чтобы Чонгук ещё немного поспал? Две последующие фразы звучат одновременно, но с разными интонациями: первая с абсолютным согласием и безоговорочной готовностью, а вторая с нотками раздражения по причине чрезмерной заботы. — Конечно. — Со мной всё в порядке. — Иди в зеркало посмотри, а потом повтори, что сказал, — произносит Сокджин без капли агрессии, просто констатируя очевидный факт, что Чонгук ни капли не в порядке. Старший Чон на это пусть и неодобрительно цокает и закатывает глаза, но вслух ничего не говорит, очевидно, сдаваясь и принимая решение не ругаться. Ужин без Хосока больше напоминает какой-то перекус, нежели чем полноценный приём пищи, но никто и не думает жаловаться. Каждый монотонно заталкивает в себя еду и на автомате запивает тем, что оказывается в кружке благодаря хитрым манипуляциям Сокджина. Чонгуку он наливает чай с мятой, украдкой капая в кружку неизвестную жидкость из прозрачной склянки, которую Тэхён, кажется, видел на одной из полок в лавке. Наверняка ушлый профессор стащил зелье крепкого сна или что-то в этом духе, чтобы заставить Чонгука отдохнуть, прежде чем он упадет на пол, полностью обессилев. Для Намджуна Сокджин готовит ежевичный чай, запах которого разносится по кухне, но только до той поры, пока перед Тэхёном не ставится кружка с кофе, стойкий горьковатый аромат которого перебивает все остальные запахи. Зелёная ведьма, не стесняясь, отправляет Сокджину понимающе-благодарственный кивок. Выспаться-то Тэхён выспался, но просидеть неопределённое количество часов в темноте и тишине комнаты Хососка может быть слегка усыпляюще, поэтому ему в самом деле не помешало бы взбодриться. Себе же Сокджин наливает немного вина из появившейся из ниоткуда и почти сразу же туда вернувшейся бутылки в бокал, который предварительно достаёт из шкафчика под два неодобрительно-мрачноватых взгляда. — Что? — звучит притворно непонимающе. — Мне нужно расслабиться. Взгляды не перестают быть неодобрительными и мрачными, но теперь они, словно приняв не слишком убедительную аргументацию, перенаправляются с Сокджина на содержимое кружек. Остаток ужина проходит в гнетущей тишине, но это можно понять. Каждый из присутствующих настолько вымотан переживаниями за Хосока и его состояние, которое пусть и улучшилось, но мало ли что ещё может произойти… Тэхён знаком с Хосоком всего несколько недель, но настолько сильно прикипел душой к этому вечно позитивному местному солнышку, что периодически при очередной накатывающей волне чувствует себя до безумия внутренне подавленным, что уж тогда вообще говорить о чувствах тех, на чьих руках красноволосый подросток вырос? Намджун молча помогает Сокджину помыть и убрать посуду, после чего подхватывает начавшего отчаянно зевать Чонгука — видимо, подлитое Сокджином зелье наконец-то подействовало, и, пожелав всем спокойной ночи, уводит его в спальню. Тэхён же забирает деревянный поднос с тарелкой, в которой плещется горячий бульон, и кружкой с чаем и поднимается в комнату на втором этаже. Еда отправляется на комод, немного съехавшее с Хосока одеяло поправляется, а кресло-мешок подтаскивается поближе к кровати. Прежде чем с комфортом устроиться, Тэхён ещё раз подходит к комоду и призывает крупицы магии, чтобы проверить, наложил ли Сокджин на посуду заклинание сохранения тепла: оно оказывается в количестве одного на кружке и двух — на тарелке, и слава матери-природе. В источнике Тэхёна всё ещё пустовато, так что сам он бы не смог накинуть даже такое простое плетение. Наконец он выдыхает и плюхается в кресло, встречающее его мягкими объятиями. Комната погружена в полумрак, но не в тот, что обычно давит — скорее уж это приглушённая тень, контрастно подчёркнутая розово-оранжевым золотом последних лучей солнца, закатом мажущих по горизонту за окном. Здесь невероятно уютно, но Тэхён, как бы ни старался, не может в полной мере позволить себе ощутить очарование всех милых мелочей, которыми Хосок украсил свою комнату — возможно, когда младший Чон поправится, он обязательно заглянет сюда, чтобы рассмотреть каждый висящий на стене плакат и каждую забавную фигурку из коллекции на полке, но пока… Пока лучше будет просто посидеть или, быть может, даже помедитировать. Именно на последней идее Тэхён и решает остановиться. Следующие несколько часов он пытается ускорить процесс восстановления магии в источнике, тем не менее, раз в пару минут стабильно открывая глаза, чтобы проверить, всё ли в порядке с Хосоком. Все попытки по большей части оказываются тщетными, а оставшаяся часть пусть и приносит результат, но весьма незначительный. На размышления о странностях времени не хватает — Хосок внезапно открывает глаза и с глухим стоном пытается повернуться на бок. Тэхён подскакивает с кресла и, чтобы не включать слепящее основное освещение, мигом запускает под потолок комнаты четыре тусклых огонька — ровно столько, на сколько хватает его скудного запаса восстановленной за последние часы магической энергии. — Что… со… мной?.. — хрипит подросток, с трудом озвучивая свой вопрос в несколько присестов. — Ты подцепил магическую болячку, Хоб-и… — сипло — то ли из-за радости, то ли из-за секундно накрывшего страха, говорит Тэхён, осторожно усаживаясь у изголовья. — В той склянке, которую ты разбил, было опасное зелье. Чонгук перепутал один ингредиент, и вместо зелья облегчения получилось зелье очищения источника. Твои магические каналы воспалились и выпирали под кожей… Мы дали тебе противоядие, и они втянулись обратно. Глаза Хосока от объяснений удивлённо округляются. — Хён… перепутал?.. — неверяще переспрашивает он. Успев довольно неплохо (читать как настолько хорошо, что плакать хочется) узнать Чонгука, Тэхён согласен с замешательством младшего Чона — это в самом деле звучит абсурдно. Однако факт остаётся фактом. — Да. Он случайно перепутал, — кивает Тэхён и тут же переходит к другому, более важному сейчас: — Как ты себя чувствуешь? — Внутри… всё болит… — вновь хрипит Хосок, гулко сглатывая и судорожно втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. — И кушать… хочется… Ночь перетекает в сумерки перед рассветом, готовящимся окрасить стены в мягкие оттенки оранжевого, когда дверь бесшумно приоткрывается и Чонгук на носочках заходит в комнату, выбирая половицы, на которые стоит наступить, чтобы издать как можно меньше шума. У него это получается настолько идеально, что рядом с креслом-мешком он оказывается без единого громкого звука. — Он просыпался около двух часов назад, — шепчет Тэхён, поднимая взгляд на чужое лицо, которое благодаря привыкшему к темноте зрению получается рассмотреть в деталях: Чонгук всё ещё выглядит предельно уставшим, а на подбородке начала появляться короткая щетина. — Сказал, что внутри всё болит. Я его покормил супом, а потом он почти сразу же отрубился. — Хорошо, спасибо, — благодарно кивает Чонгук, и услышанное определённо его радует — пусть губы так и не растягиваются в улыбке, но в общем и целом выражение лица смягчается и совсем немного светлеет. — Сокджин всё это время не спал и изучал заметки. Он смог выяснить, что это зелье используется для очистки источника в случаях, когда магическая энергия внутри оказывается чем-то заражена. Поскольку у Хо всё было в порядке, зелье начало просто её уничтожать, поэтому-то каналы и воспалились. В желудке от услышанного как-то резко становится невыносимо тяжело. — А если бы мы… — начинает было Тэхён, но замолкает, не в силах закончить фразу. А если бы мы не сообразили?.. А если бы мы не успели приготовить противоядие?! — Он бы мог остаться без магии, — завершает за него Чонгук, тут же добавляя: — Но Сокджин настойчиво попросил меня даже не думать о том, что такое могло произойти. Я тоже тебя об этом прошу. Всё обошлось. Тэхён крепко зажмуривается и выдыхает. Громко. Ладно. Всё действительно обошлось. — Ещё один факт, который удалось найти хёну: перед тем, как воспаляются магические каналы, характерным признаком попадания в организм этого зелья является повышенная эмоциональность, — говорит Чонгук, переходя к следующему витку развития темы. — Наши организмы завязаны на магии, а тут такое наглое вмешательство — естественно, эмоциональная сфера расшатывается. И на этом моменте я вспомнил, что когда пришёл к вам в сад вчера, у Хо глаза были на мокром месте… А ведь и правда. — Да, он плакал, — подтверждает Тэхён, печальным взглядом утыкаясь в мирно спящего на боку Хосока. — Рассказывал о том, как сильно скучает по членам вашей семьи. — Вот, — кивает Чонгук, словно находя натуральное подтверждение крутящимся в голове мыслям. — Это совсем не в его духе. Вернее… первые месяцы после аварии действительно давались ему очень тяжело, и он постоянно запирался в своей комнате, чтобы поплакать. Я был очень занят и не замечал — первыми это обнаружили хёны и знатно надавали мне по голове, — тихо хмыкает, и в этом звуке так много горечи, что у Тэхёна сжимается сердце. — Тогда я серьёзно поговорил с Хо и взял с него обещание если и плакать, то только в компании кого-то из нас. С тех пор он пару раз приходил ко мне, но в последние года два перестал. Поэтому я пусть и сильно удивился, но не занёс это в категорию странностей. Просто подумал, что у него накопилось… — Чонгук поджимает губы. — Мне стоило обратить на это больше внимания, — в его голосе вновь слышится сокрушение. — Если ты виноват, то и я тоже виноват, — а Тэхён вновь возражает. — Хосок был очень вялым за ужином, так что после него я спросил, как он себя чувствует. Он сказал, что устал, и я решил не приставать, отправив его спать. Мне стоило зайти его проведать. — Ты не обязан был это делать, поэтому не можешь брать на себя вину, — уголки губ Чонгука поднимаются в ласковом несогласии, после чего он снова решает перескочить, пусть и на смежную, но уже другую тему: — Кстати, ты провёл с ним много времени. Ничего странного в себе не чувствуешь? Хосок, скорее всего, случайно попробовал зелье на вкус, поэтому оно так сильно на него повлияло, но какая-то часть могла попасть на его одежду, а ты, сидя рядом с ним, мог надышаться парами. Чувствует ли Тэхён в себе что-то странное? Хм-м, дайте-ка подумать… — Я почему-то никак не могу восстановить магию в источнике, — быстро сообразив, честно признаётся. — Обычно она при опустошении почти сразу же начинает восполняться, но сегодня мне не помог ни сон в саду, ни медитация… — Есть ощущение, словно всё, что ты восстанавливаешь, тут же исчезает? — Да. — Понятно. А укрепляющие отвары ты пил? — с вопросом Чонгук слегка прищуривает глаза. — М-м, — неловко тянет Тэхён в секундном порыве неопределённости, но в итоге решает не врать. — Нет? Старший Чон протяжно вздыхает и по виду едва удерживается от того, чтобы не закатить глаза. — Тогда сейчас берёшь склянку — там на дне осталось зелье, сначала принимаешь его, потом идёшь в лавку, берёшь там по два восстанавливающих и укрепляющих отвара, всё выпиваешь и ложишься спать. Понял? Суровый командирский тон звучит настолько неожиданно, что Тэхён неосознанно вспоминает пары по физической подготовке и вышколенно салютует с тихим восклицанием: — Есть, сэр! — Вот и молодец, — коротко хвалит Чонгук и машет в сторону двери. — Можешь идти, к завтраку мы тебя разбудим. Тэхён следит за этим движением его руки, но с места не сдвигается. Осталось кое-что, что он бы сам хотел узнать. — Чонгук, ты… — голос дрожит. Едва заметно. — Как ты себя чувствуешь?.. Губы Чонгука внезапно растягиваются в улыбке, но она столь легка и эфемерна, что Тэхён начинает сомневаться, а не мерещится ли ему. — Я отдохнул на несколько лет вперёд, — мягко отвечает старший Чон, но, видимо, на лице Тэхёна отражается настолько много сомнений, скепсиса, недоверия и неодобрения, что он на секунду теряется, а потом поднимает руки вверх в сдающемся жесте и честно признаётся: — Проспал бы ещё целую вечность, но не имею возможности. — Ты несёшь ответственность за Хосока, лавку и Сад, но тебе не обязательно тянуть всё это в одиночку. Положись на Сокджина и Намджуна, положись… — слюна во рту неожиданно становится вязкой, вынуждая сглотнуть, прежде чем закончить: —… на меня. — Спасибо, что приехал к нам, Тэхён, — спустя некоторую паузу наконец произносит Чонгук, а его рука невесомо опускается на голову Тэхёна, принимаясь ласково трепать волосы. И это, безусловно, приятно и пускает табуны мурашек по спине, но факт, что Чонгук в последнее время зачастил с подобными прикосновениями, кажется весьма… Как бы это правильно назвать… Любопытным? Волнующим? Смущающим? Выбивающим почву из-под ног и кресло из-под зада? А вообще Тэхён, если признаваться честно, не может избавиться от ощущения, что в глазах старшего Чона превратился в послушного пёсика, иначе почему именно голова и волосы? Но это ладно, это можно пережить. Можно пережить ровно до того момента, когда он внезапно не решает посмотреть на Чонгука, а Чонгук не успевает сориентироваться и вместо волос нежно проводит пальцами по коже от виска вниз по щеке. Сердце останавливается. Без шуток. — Я п-пойду, — с этими словами Тэхён подскакивает с кресла, едва не падая, хватает с комода склянку с остатками противоядия и стрелой вылетает из комнаты. Вылетает, но делает это, конечно же, тихо, потому что покой Хосока сейчас самое главное! — Спокойной ночи, — доносится в спину мягкий шёпот.

❃❃❃

К завтраку Тэхён просыпается сам. Намджун, периодически поглядывающий на часы, вовсю уплетает горячие бутерброды, а Сокджин на пару с Чонгуком, как становится понятно по нескольким услышанным обрывкам разговоров, пытается составить список зелий, которыми следует напоить Хосока, чтобы возобновить у него нормальное течение магии, повысить иммунитет, да и в целом укрепить организм. — О, Тэхён! — вместо приветствия восклицает Сокджин, отвлекаясь от своего занятия, стоит Тэхёну приземлиться на свободный стул рядом с Намджуном. — Мы всё знаем, — многозначительно выдает он и, спасибо матери-природе, поясняет, о чём речь раньше, чем сердце Тэхёна было бы вынуждено упасть в желудок от всплеска страха: — Как твой источник? Не то, что у Тэхёна есть много вещей, которые он скрывает, но, согласитесь, фраза «мы всё знаем» всегда пугает. В общем, хорошо, что это всего лишь вопрос про источник. — Прекрасно, — звучит честное признание. — Никогда не чувствовал себя настолько наполненным магией, — рука неосознанно тянется к месту чуть выше пупка, под кожей которого теплится источник. — Видимо, я действительно случайно надышался парами тех капель зелья, которые попали на одежду Хосока. Кстати, как он? — искорки волнения за младшего Чона пробуждаются внутри. — Просыпался? — Хорошо, что источник в порядке, — кивает Сокджин, ставя на стол перед Тэхёном чай и тарелку с несколькими хорошо поджаренными бутербродами. — Нет, Хобубу всё ещё спит, но воспаление каналов прошло — его кожа такая же ровная, как и всегда. — Это очень радует, — выдаёт Тэхён после благодарности и приступает к завтраку. — Итак, нам нужна примула, — возвращаясь к прерванному разговору, заключает Сокджин, приземляясь на стул напротив Тэхёна и ставя жирную точку на листке. — Нужно чертовски много примулы. Она в составе практически всех отваров. — В саду её нет, — устало выдыхает Чонгук, опираясь локтями на стол и устало пряча лицо в ладонях. — А запасов сушёной не хватит. — Может, купить у кого-нибудь? — предлагает Намджун, допивая кофе. — В ближайшее время не сможем найти. Напоминаю, что наша лавка единственная на весь Пусан, которая торгует не только базовым набором из лаврушки, укропа и мяты. — А что насчёт готовых отваров? — звучит второе предложение. — Часть готовых правда можно купить, — в этот раз отвечает Сокджин, — но минимум зелье для иммунитета придётся варить самим, потому что в процессе нужно будет добавить капельку крови Хосока. — Зелье с использованием крови? — бровь Намджуна картинно выгибается. — Вы хотите, чтобы в ближайшую пару десятков лет он даже простуду не смог подхватить? Всем ведьмам, а не только зельеварам, как должно было быть по логике, известно, что самый лучший и главное, что бесплатный способ усилить эффект от зелья — добавить в него частичку того, для кого оно предназначается. На практике, однако, это знание применяется довольно-таки редко в силу того, что наиболее распространёнными зельями, потребляемыми ведьмами, являются тонизирующий и укрепляющий отвары, и никому не нужна их выкрученная на максимум эффективность, чтобы случайно не умереть от чрезмерной бодрости или разрыва источника. — Да, — подаёт голос Чонгук, не поднимая головы. — Так мне будет спокойнее. — Я солидарен, — присоединяется Сокджин и, повернувшись к заканчивающему трапезу Тэхёну, протягивает по столу листочек с ровным список отваров и нужных для них ингредиентов. — Можешь, пожалуйста, после завтрака собрать всё это в саду? Конечно Тэхён может. Тем более что планы на день были крайне туманными: вроде и за Хосоком ещё надо присматривать и помогать скорее поставить его на ноги, но при этом и количество работы в саду с каждым днём неумолимо увеличивается — а тут, можно сказать, он по чуть-чуть успеет и там, и там. Взятая в сарае плетёная корзинка постепенно заполняется собранными травами. Растения себя не жалеют — благосклонно позволяют срезать ножницами распустившиеся бутоны цветов или пышущие свежестью листья. Тэхён каждого благодарит за помощь и дарит полные теплоты и поддержки касания — всё-таки подобная самоотверженность растений сада Чонов воистину восхищает, а потому заслуживает уважения и искренней похвалы. Сбор заканчивается у забора, что раньше был покрыт обильной зеленью плюща, но теперь лишь местами прикрыт расползшейся в разные стороны лианой. Осторожно срезав две пурпурные кисти, Тэхён ласково гладит наперстянку по листьям и встаёт с колен, намереваясь вернуться в дом, как вдруг его взгляд цепляется за выбивающуюся из привычной картины странность. Росточки совсем малюсенькие, насыщенно-зелёные, едва-едва проклёвываются среди тёмных комочков земли. Земли, что начала пустовать не так давно... Да быть не может! Это же... — Примула! — с криком Тэхён врывается в гостиную, тут же привлекая к себе всё внимание. Он опирается рукой на дверной косяк, чтобы не упасть от последствий резко накатившей радости, волнения и бега, и с перерывами из-за сбившегося дыхания произносит: — Примула… в саду... отродилась… Рот сидящего в кресле с книгами Чонгука открывается и закрывается, как у выброшенной на берег рыбы, а Сокджин… Сокджин, стоя у окна, улыбается, но улыбается с нотками недосказанности, улыбается слишком хитро, слишком таинственно для человека, который хочет сделать вид, будто бы не приложил к этому свои руки. Понять бы только, каким именно образом, ведь примула засохла из-за исчезнувших чувств Чонгука, поэтому напрямую воздействовать на растение профессор не мог. Но это ладно, об этом можно подумать и позже. Сейчас же самое главное, что не проходит и минуты, как трое взрослых мужчин окружают крохотные росточки и принимаются попеременно удивлённо вздыхать, прямо как дети, которым в первый раз показали, какие чудеса способна творить магия. — Невероятно вовремя, — восторженно заключает Сокджин, хлопая в ладоши. — Это решает абсолютно все наши проблемы! — Но разве она не слишком маленькая? — с толикой недоумения спрашивает Тэхён. Радость чересчур быстро слетает лица Сокджина. — Придётся применить на ней ускоряющее рост плетение, — он вздыхает. — Да, это непопулярная практика, потому что все мы знаем, что в основах зелёной магии стоит принцип невмешательства в естественное развитие, но другого выхода у нас нет. — Я согласен с хёном, — кивает Чонгук, переводя взгляд с Сокджина на стоящего между ними Тэхёна. — Ты знаком с этим плетением? — Я знаю, что такая практика существует, но сам никогда не использовал и не изучал её, — качает головой ответ Тэхён и считает важным объяснить причину: — Бабуля была строго против. — Ты сильно возражаешь против того, чтобы попробовать? — интересуется Чонгук, смягчая вместе с тоном голоса ещё и взгляд. Тэхён задумывается, опускаясь на корточки перед ростками. Наверное, больше нет, чем да? Его бабуля была против вмешательства, но разве факт того, что оно сделано от безысходности, не будет служить достаточным оправданием и весомой причиной? Сокджин, очевидно, заметив его колебания перед ответом, решает добавить. Ну, или добить — тут уж решайте сами. — Чонгук готов потом лично извиниться перед госпожой Ким за то, что склонил тебя к этому непотребству, — заявляет с уверенной улыбкой и от души хлопает Чонгука по плечу. Тэхён от завершающего чужую фразу слова натурально давится попавшей не туда слюной и пытается откашляться под аккомпанемент мрачно-возмущённых возгласов. — Что?! Что ты вообще несёшь?! — То! То и несу, что надо! — Я не против, — откашлявшись, сипит Тэхён и этим прерывает зарождающуюся перепалку, — но не знаком с плетением. Сможете показать? — О! Вот это я понимаю! Так бы сразу! — вновь хлопает ладонями Сокджин и присаживается рядом. — Смотри, в этом плетении три блока, — тут же принимается объяснять, формируя на кончиках пальцев мерцающую мятным цветом структуру. — Сначала накладываешь базовый, оставшиеся два привязываешь к нему. Магию нужно вливать, соблюдая ритм: две волны в базовый, затем одну в две верхние связки, — проговаривает он, показывая всё наглядно — мятное свечение в самом деле «волнами» прокатывается по плетению. Выглядит несложно. Только с ритма бы не сбиться, а всё остальное ерунда. — Я понял, — кивает Тэхён, тут же воспроизводя показанную структуру, но уже в ярко-зелёном цвете. — Спасибо, — благодарит, усаживаясь на землю в позу лотоса и накидывая плетение поверх ростков примулы. — Долго мне придётся сидеть? — Думаю, не больше пары часов, — задумчиво почесав подбородок, отвечает Сокджин. — Я как-то пытался вырастить абрикос из косточки — ушла всего половина дня, а ведь в моём даре всего восемьдесят процентов зелёного. У тебя этот процесс должен пройти в разы быстрее. — Хорошо. Тогда начинаю. — Большое спасибо тебе, Тэхён, — благодарит Чонгук, опуская руку и мягко сжимая ладонью плечо Тэхёна. Тэхёна, который от неожиданности вздрагивает, и слава матери-природе, что так и не успел начать — иначе сбился бы на первом же счёте. Закрытые глаза, глубокий вдох и выдох… Полная концентрация на плетении и ритме. Две волны в базу, одну — в две верхние связки. И заново. Две в базу, одну в остаток. И заново. У Тэхёна и правда, видимо, очень хорошо получается сосредоточиться на своём занятии, потому что он не замечает момента, когда Сокджин и Чонгук уходят, оставляя его в одиночестве. Две в базу, одну в остаток. И заново. Не замечает Тэхён и как солнечный шар катится по небу в своём темпе. Две в базу, одну в остаток. И заново. Ростки примулы, напитываясь магией, крепнут, но в размерах почему-то не увеличиваются. Две в базу, одну в остаток. И заново. Растения вокруг поначалу очень заинтересованно поглядывают, чем же таким занимается зелёная ведьма — Тэхён боковым зрением видит их вертящиеся бутоны, а затем, распознав плетение заклинания, принимаются возбуждённо перешёптываться, делясь информацией с соседями. Две в базу, одну в остаток. И заново. Зад начинает затекать, поэтому Тэхён немного ёрзает, чтобы устроиться в новой, более удобной позе и уйти от неприятных ощущений. Две в базу, одну в остаток. И заново. Магия куполом зеленится поверх ростков примулы. Две в базу, одну в остаток. И заново. Монотонная работа загружает тело, но разгружает мозг, позволяя мыслям наполнять пространство и устраивать беспорядки. Беспорядки, грозящиеся перерасти в полноценный бунт, а оттуда в революцию и свержение власти. Тэхён внезапно зажмуривается и, пытаясь не сбиться с ритма, решает сделать нечто пусть и странное на первый взгляд, но весьма логичное — на второй. — Как вы понимаете, что такое любовь? — обращается он ни к кому-то конкретному, а сразу ко всем, кто услышит его вопрос. В том, что растения только и ждали, как бы завязать с зелёной ведьмой разговор, просто, видя занятость, не знали, как подступиться — сомнений не остаётся, потому что стоит Тэхёну выпалить свой вопрос, как растущая под боком наперстянка встряхивает пурпурными кистями и бодро выдаёт: — Ой-ой, это тебе точно к розам надо... Эй, заноза в заднице! — ругается она, а у Тэхёна в моменте падает челюсть. Это когда и от кого она такому научилась? И главное, где яблоня-цензурщица?! — Просыпайся, нашей ведьме твоя помощь нужна! Две в базу, одну в остаток. И заново. Так, стоп! Тэхён открывает рот, чтобы возразить, что ему не нужна помощь — это просто дружеский совет, даже нет, это просто мнение со стороны, которым ему бы хотелось заткнуть мысли в голове, но он банально не успевает это сделать — высокий женский голос с нотками величавости раздаётся откуда-то из-за его спины быстрее. — Что случилось?.. — вопрошает роза тоном изнеженной барышни, проспавшей до обеда и ни в какую не желающей подниматься с кровати. — Зачем я понадобилась?.. — Ведьма хочет знать, что такое любовь! Кто, как не ты, должна об этом знать? — Разумеется, я знаю, — и вот будь у неё миловидный острый девчачий носик, она бы точно горделиво приподняла его, Тэхён в этом уверен. — Ведь я, роза, являюсь воплощением самых искренних чувств. Любовь — это желание и страсть, — со сладостным придыханием шепчет она, — любовь — это очарование и восхищение, это чистота и невинность! — Как-то я… не очень поняла, — говорит наперстянка, будто снимая это с языка Тэхёна. — Может, ещё у кого-нибудь спросим? — Эй, вам что, моего объяснения не хватило?! — до крайности возмущённо вопит роза. Две в базу, одну в остаток. И заново. — Мы очень благодарны за него, спасибо! — спешит оправдать всех, но в первую очередь и себя тоже, Тэхён. — Но я бы хотел услышать и другие мнения, если вы позволите... — Хорошо, — благосклонно сообщает она, выдержав воистину королевскую паузу. — Если так, то позволяю. — Если так, то позволяю, — бурчит наперстянка, передразнивая интонацию розы, после чего получает листьями от соседствующей тиареллы. — Молчи, а то опять вопить будет, — сначала шепчет та совсем тихо, но потом резко повышает громкость до нормального уровня и озвучивает предложение: — Орхидея такая красивая и точно должна что-то знать, давайте спросим у неё! — Благодарю, что дали слово, — доносящийся из другого угла сада голос орхидеи до безумия напоминает голос ребёнка. — По моему скромному мнению, любовь — это нежность и деликатность чувств между двумя людьми, которые, тем не менее, временами могут становиться глубокими и страстными… — Роза как будто бы то же самое сказала. — Родная, тебя какая пчела сегодня опылила? Ты чего такая недовольная? — Да потому что вы спрашиваете не тех! — раздражённо шуршит листьями наперстянка. — Спросите у подсолнуха! Если кто-то и понимает что-то в любви, так только он — вечно только на солнце и смотрит! — Братец-подсолнух, а ты что думаешь о любви? — Любовь — это нечто, что приносит радость и тепло, подобно тому, как солнце приносит свет и тепло в наш мир... — бархатистый баритон подсолнуха звучит столь чарующе, что сердце с каждым услышанным словом напитывается нежностью. — Думаю, истинная любовь способна преодолеть трудности и превратить даже самые тёмные моменты в источник света и тепла, источник роста и цветения. Из всего того, что ему довелось услышать, небольшая речь подсолнуха глубже всего проникает в душу Тэхёна и резонирует с его нутром. — Это всё ерунда! — внезапно нос воротит уже тиарелла. Неправильное опыление может передаваться по воздуху, что ли? — Надо спросить у лилий! И после этого заявления Сад окончательно погружается в пучину суматохи, состоящую из агрессивного шуршания, громкого фырканья и воинственных криков. — Нет, лучше у лаванды! — А она здесь каким боком?! Кто-нибудь, разбудите камелию! — Дурачьё! Совсем листья за корни проросли?! Камелия уже лет двадцать как тут не растёт! — Тогда позовите сирень из соседнего сада, она с ней дружила! Кто бы мог подумать, что такое великое и однозначно светлое чувство, как любовь, станет настоящим яблоком раздора для дружелюбных растений сада Чонов? Причём даже участие Тэхёна, ради которого они и старались поначалу, отошло на задний план. Может, это накопившееся за последние дни напряжение Чонгука так сказывается?.. Стоит пропустить в голову мысль с именем старшего Чона, как задняя дверь дома издаёт протяжный скрип и из-за неё появляется фигура в привычных джинсах, футболке и рубашке. Его появление, однако, никак не влияет на творящийся беспорядок — растения как галдели и переругивались, так и продолжают это делать. Время, которое Чонгуку требуется, чтобы дойти до него, Тэхён использует, чтобы по максимуму отгородиться от шума-гама и сосредоточиться на ритме и грядущем общении. Две в базу, одну в остаток. И заново. Да. — Я делаю всё так, как и сказал Сокджин, но эффект почему-то очень слабый, — на опережение признаёт Тэхён очевидный факт, стоит Чонгуку опуститься на траву слева, совсем рядом. — Сколько времени прошло? — Почти два часа, — выдыхает Чонгук, делая это настолько сильно, что даже мерцающее плетение, покрывающее едва-едва подросшие ростки, слегка колышется. — Такими темпами мы вряд ли в ближайшую пару дней сможем вырастить достаточное количество для всех отваров, — не без ноток грусти заключает он, задумчивым взглядом утыкаясь в примулу. — Ты всё правильно делаешь. Странно, что это не работает... — Подождите! — кричит наперстянка практически в самое ухо Тэхёна, не оставляя ему никаких шансов проигнорировать всё то, что она собирается сказать. — А как это мы все дружно забыли про пытающуюся вернуться к нам примулу? — А что она? — непонимающе уточняет тиарелла. — Насколько я помню, она не только напрямую отвечает за первую любовь, но ещё и значит что-то вроде «я не могу жить без тебя». Все усилия Тэхёна по концентрации внимания в один момент летят в бездну. Он сбивается и в дыхании, и в ритме — вместо двух волн пуская в базу одну, из-за чего плетение вспыхивает и рассыпается, зелёными искрами опадая на ростки и тёмную землю вокруг. От молниеносно выстраивающейся в голове мысленной цепочке хочется то ли падать, то ли бежать. Примула означает ещё и «я не могу жить без тебя». Примула отродилась, и это значит, что в жизни Чонгука появился человек, без которого он не может жить. И Сад, как-то вот так кстати в последнее время начал с добротой относиться к Тэхёну. Может ли... Может ли это?.. — «Я не могу жить без тебя»! — мечтательно тянет тиарелла. — Ух ты-ы! Звучит и правда как что-то похожее на любовь… — Надо поскорее вернуть и расспросить примулу! — И как же это сделать? — Поцелуем, конечно! — Точно-точно! Если поцеловать старшего хозяина, то примула вырастет гораздо быстрее! У Тэхёна всё, у Тэхёна сердце, кажется, окончательно решает сдать свои полномочия. Ибо ну какой, к чёртовой бабушке, поцелуй?! Эмоции враз переполняют его настолько, что сдаёт не только сердце — сдают заодно и нервы, а потому он не выдерживает, крепко зажмуривается и выпаливает, пытаясь перекричать сразу всех: — Нет! Стойте! Перестаньте! Это срабатывает — растения вмиг затихают, а в саду устанавливается такая тишина, что слышно, как шмель за забором жужжит. Тэхёну хочется облегчённо выдохнуть, да как бы не так — только что своими руками он превратил одну проблему в другую, которая гораздо больше и страшнее. Он ведь так и не сказал Чонгуку, что Сад начал с ним разговаривать. Пам-пам. — Так-так... — звучит с усмешкой, пусть и доброй, но Тэхёну от этого звука всё равно хочется сжаться и провалиться под землю. Какого чёрта он вообще так долго это скрывал?! Стоило признаться ещё тогда... — И как давно ты начал слышать Сад без применения магии? — С того дня, как я вернулся? — честно отвечает Тэхён, пытаясь вопросительной интонацией снизить тяжесть признания. И вообще! Да, он слышит теперь и без магии, но, да простит его милосердная мать-природа, конкретно сейчас предпочёл бы не. Не слышать, как эти пронырливые интриганы всё громче и громче повторяют одно и то же слово. — Как я понимаю, ты вообще никому об этом не рассказал? — спрашивает Чонгук и, дождавшись короткого кивка от Тэхёна, которому всё ещё страшновато смотреть на него прямо, продолжает: — Что ж, тогда мне не обидно, — глубокомысленно выдаёт он, после чего немного склоняет голову к плечу и с улыбочкой на губах добавляет: — Почти, — не добавляет, а добивает — в этот раз Тэхён уверен точно. — И что же ты сейчас слышишь? Со всех сторон нарастающим гулом раздаётся только одно: поцелуй, поцелуй, поцелуйпоцелуйпоцелуй… — М-м-м… — тянет Тэхён, натурально балансируя над пропастью: признаться так же сложно, как и соврать. …поцелуйпоцелуйпоцелуй… Чонгук слегка наклоняется к его лицу, чтобы точно расслышать ответ среди шума, состоящего из шуршания листьев, но этим делает только хуже. — Говорят, что знают, как помочь примуле быстро вырасти… — гулко сглотнув, начинает Тэхён, вставая на свой персональный путь к концу. — И?.. — Чонгук ожидающе выгибает бровь. — П-поцелуй… Тэхён смущается настолько сильно и искренне, кажется, впервые в жизни. Всё-таки их первый поцелуй был смазанным, а второй, во сне, произошёл из-за злости и желания отстоять свою честь. А сейчас… сейчас совершенно другая атмосфера. Да и свои чувства к Чонгуку Тэхён за это время слегка переосмыслил. — Вот как... — сладостно выдыхают в опасной близи. — Тогда могу я?.. — Да… Да гори оно всё в бездне! Тэхён сам подаётся вперёд, накрывая чужие губы и сразу пробираясь языком в рот. Чонгук, кажется, даже не удивлён таким поворотом событий — его усмешка, однако, совсем коротка и прерывается настойчивыми, слегка хаотичными движениями Тэхёна. И окружающие их растения, добившись желаемого, вмиг перестают шуметь — хотя, может, дело в том, что Тэхён не слышит их из-за набатом стучащего сердца, что отдаёт в уши и глушит все остальные звуки? Чонгук ласково обхватывает рукой затылок Тэхёна и нежно зарывается пальцами в волосы, словно пытаясь этой мягкостью немного унять его рвение. И это помогает. Тэхён тает и плавится. Тает от чутких касаний. Плавится от той пылкости, с которой Чонгук сам принимается его целовать. Как же безмерно ярко. Как же безумно вкусно. Настолько превосходно, что примула вырастает и белоснежным озером расцветает всего за... сколько? Минут пять их то плавно-тягучей, то страстно-ожесточённой войны за доминирование? Первым отстраняется Тэхён, напоследок несильно прикусывая чужую нижнюю губу — пусть это будет их традицией. Отстраняется, только чтобы как на духу выпалить: — Что скажешь, если я внезапно признаюсь, что ты, кажется, можешь мне нравиться? — выпаливает и, не в силах побороть своё смущение, утыкается в первое попавшееся место — шею Чонгука, что, конечно, ничуть не избавляет от румянца на щеках. — Скажу, что это, кажется, может быть взаимным, — с улыбкой выдыхают, немного раздувая волосы на макушке. И это однозначно самое чонгуковское признание из всех возможных, потому что только он мог так подобрать слова, что, с одной стороны, не сказал о своих чувствах напрямую, а с другой, предельно ясно их обозначил. — Мы поговорим об этом? — вкрадчиво, несмотря на то, что в душе очень хочется проораться, уточняет Тэхён. — Да, но немного позже. Когда Хосок поправится. — Обещаешь? — Обещаю, — кивает Чонгук, закрепляя слово действием — коротко и практически невесомо касаясь губами губ. Обещание принято. Тэхён с нетерпением будет ждать этого момента, ведь ему есть, что сказать и в чём признаться. Например, что все его попытки в серьёзные отношения заканчивались на стадии начала. Что готовит он из рук вон плохо. Что характер не самый простой и понятный — это, если что, со слов бывшего — сам он так не считает. Под довольные хихиканья растений сада, которые совсем стыд потеряли бесплатно посмотрели кино с первых рядов, они вместе собирают примулу, после чего Чонгук, прихватив корзинку с другими травами, уходит в мастерскую варить зелья.

❃❃❃

Следующим утром Хосока, который всё чаще и чаще просыпается, поят всем, что только успевает наварить Чонгук за ночь, и оставляют отдыхать. Тэхён возвращается к полноценной работе в саду, который после вчерашнего словно открыл в себе второе дыхание — и это касается не только умилённых писков и любовных охов-ахов, что волнами прокатываются, стоит Тэхёну оказаться вблизи тех или иных сильно впечатлившихся поцелуем растений, но ещё и общего вида и состояния. Никаких пожухлых листьев, никаких отвалившихся бутонов, никаких сухих веток — всё буйно цветёт и умопомрачительно пахнет. И это всего за один поцелуй. Поцелуй, который растянулся на многие, но это не суть важно. Иначе, чем чудом всё это назвать действительно сложно. День проходит быстро и плодотворно — то, что всё расцвело, это, конечно, прекрасно, но потоки всё ещё не распутались по-нормальному, да и простую заботу и уход никто не отменял, а на утро следующего дня Хосок наконец-то просыпается полностью здоровым, и в дом Чонов возвращается атмосфера теплоты и радости. Четверо взрослых за обе щёки уплетают завтрак, приготовленный кухонной ведьмой, до светящихся персиковым волос переполненной эмоциями, — если бы такое тёплое, но хрупкое чувство, как счастье, можно было изображать и в полном объёме передавать на картинах, то на одной из них точно бы красовался улыбающийся до милых ямочек на щеках Хосок. Когда все до отвала набивают желудки и разваливаются на стульях, а Намджун, проверив время на часах, говорит, что ему пора на работу, Хосок мигом избавляется от фартука, нависая над столом с вопросом: — Намджуни-хён, можно я тоже пойду? — Сегодня не будет ничего интересного, так что лучше побудь дома и отдохни ещё пару дней. Тем более, что у тебя и так есть чем заняться, — говорит Намджун с подчёркнутой заботой в голосе, осторожно намекая на творящийся в доме беспорядок. К стыду четверых взрослых, никто из них так и не нашёл времени, чтобы даже банально подмести пол, пока Хосок был прикован к постели. — Но я чувствую себя замечательно! — почти что выкрикивает подросток, после чего оглядывает подконтрольную территорию, подмечая нужные вещи, и принимается скакать по кухне, с невероятной скоростью наводя идеальный порядок. — Это заметно… — откашливается Сокджин и слегка наклоняется плечом к Чонгуку, чтобы, прикрыв рот рукой, шёпотом спросить: — Ты уверен, что не ошибся в пропорциях, когда варил зелья? — Обычно я уверен в своих зельях, но конкретно сейчас — не совсем, — зеркалят его позу и тем же шёпотом отвечают. — Я всё слышу! — радостно сообщает Хосок, неожиданно появляясь с веником в руке прямо за двумя спинами, вынуждая перешёптывающихся мужчин вздрогнуть и, словно их застукали за непотребствами, отпрянуть друг от друга, чудом не свалившись со стульев. — Так что, Джуни-хён, можно я всё-таки пойду учиться? — Если ты так хочешь учиться, то можешь прочитать в учебнике по истории магического мира параграф про события последнего десятилетия, а я вечером приду и проверю, что ты запомнил. — Договорились! — хлопая в ладоши, соглашается Хосок, на что Тэхён тихо хмыкает и утыкается в кружку с недопитым чаем. Прилежность младшего Чона воистину не знает границ. После завтрака все расходятся по своим делам: Намджун, как и говорил, уходит в школу, Хосок со шваброй и светящимися персиковым волосами отправляется намывать дом, Чонгук уходит открывать лавку, а Сокджин, сказав, что останется с Тэхёном, в самом деле увязывается за ним в сад и какое-то время молча наблюдает за его работой. Однако уже буквально через десять минут, когда Тэхён поворачивается к задней двери дома, на небольшом деревянном помосте возле которого разместился профессор, его там не оказывается. Усмехнувшись с переменчивости чужих взглядов, Тэхён возвращается к работе, мигом забывая о потерявшемся Сокджине. В делах и заботах день пролетает незаметно: сегодня наконец-то получается поговорить с перелеской и договориться о её соединении с самшитом, а ещё вежливо попросить примулу расти ввысь, а не вширь, а то ещё немного и она бы начала теснить наперстянку, и всякое другое по мелочи. Вечером они все вновь собираются, но в этот раз уже в гостиной, куда Хосок хозяйственно приносит домашний лимонад и лёгкие закуски. Тэхён с Чонгуком пока так и не поговорил, но это не мешает ему на протяжении двух последних дней постоянно чувствовать необозримую поддержку и заботу со стороны старшего Чона. Будь то ласковая улыбка при встрече, касание щеки тайком или принесённый в сад перекус — каждый чёртов раз сердце Тэхён сладко трепещет. — Хобубу, а ты не хочешь нам рассказать о той милой девушке из школы, которая оказывает тебе знаки внимания? — с интересом и картинной улыбочкой смотрит на младшего Чона устроившийся в своём любимом кресле Сокджин. — Кажется, это младшая дочь госпожи Пак? Подождите... Что?! До этого расслабленно развалившийся на диване Тэхён резко выпрямляется и вытаращивает глаза на Сокджина. Дочь госпожи Пак?! То-то внешность девушки тогда показалась ему отдалённо знакомой… Погодите, она ведь, получается, младшая сестра Чимина?! — Ми-михи спрашивала обо мне? — дрогнувшим голосом переспрашивает Хосок, внешне каменея до состояния статуи. Точно, Михи! Когда Чимин рассказывал о своей матери, он вскользь упомянул это имя, но Тэхён что тогда, что в школе не стал заострять на этом внимание. — Она интересовалась твоим здоровьем, — отвечает Сокджин. — Настойчиво, — подмигивает, подпирая кулаком подбородок, словно ожидая интереснейшую историю. Чонгуку, очевидно, тоже интересно, что там на любовном фронте у младшего брата, поэтому к пристальному взгляду одного из двух Кимов присоединяется ещё один, правда, слегка напряжённый. Посплетничать — это дело святое, поэтому Тэхён хочет присоединиться к ним третьим, но боковым зрением замечает, что Намджун в противовес им всем выглядит серьёзно заинтересованным отнюдь не рассказом Хосока, а неожиданно Сокджином — что заметно по настороженному взгляду и хмуро сведённым у переносицы бровям. Задуматься об этом, однако, Тэхён не успевает — Хосок, неловко почесав затылок, обхватывает подушку-кругляш и начинает говорить. — Я знаю, что нравлюсь ей уже год или два, и я ценю её чувства, честно… Но, к сожалению, не могу ответить на них взаимностью, о чём говорил ей прямо уже несколько раз. Тишина после признания длится недолго. — И правильно, — одобрительно кивает Чонгук, — тебе нужна зелёная ведьма, а не пограничная. Сокджин острым, как молния, взглядом сверкает в сторону старшего Чона. — Хобубу, не слушай своего брата. Никогда. Он у тебя дурачок, и это не лечится. Любовь — это потрясающее светлое чувство, и не играет роли, какая у неё магия. — А с чего вы вообще взяли, что это должна быть она? — неожиданно встревает Намджун, поправляя очки на переносице. — Может, Хосоку больше нравятся мужчины? Чонгук на пару с Сокджином, уже на низком старте готовящиеся к спору, застывают и со слишком ярко читающимся недоумением поворачиваются на Намджуна, оперевшегося задом на деревянную выпирающую полку книжного стеллажа и сложившего руки в замок. — С чего бы ему вообще должны нравиться мужчины? — в один голос звучит вопрос. — Потому что я вырос в окружении хёнов-геев? — невинно хлопнув ресницами, высказывает предположение Хосок. Два недоумённых взгляда переключаются уже на него. — Я не гей! — вновь единогласно восклицают. Тэхёну отчаянно хочется приложиться ладонью о лоб. Если подумать, а как вообще эта троица смогла вырастить такого чудесного ребёнка?.. — Я люблю Намджуна, — жмёт плечами Сокджин, видимо, считая, что такую широкую ориентацию можно сузить до одного конкретного представителя. Убедительно, претензий нет, оправдание засчитано. — Я би. Жил ведь с женщиной, — поясняет Чонгук, не называя конкретного и без того всем известного имени. И это… неубедительно. Во всяком случае, у одного из присутствующих появляется претензия. — Жил, — повторяет Сокджин с упором на прошедшее время, не забывая стрельнуть глазами в сторону Тэхёна. — С тех пор прошло много времени. Если боишься сказать, что тебя перетянуло в сторону мужчин, просто сделай, как я. Теперь уже не только он, а все присутствующие смотрят на Тэхёна. Чёртов профессор, чёртов хён. — Ненавижу тебя, — выдыхает Чонгук, закатывая глаза. — Два слова, и оба неправильные: мой хён самый лучший — вот что ты должен был сказать, дорогой, — нараспев и с широкой улыбкой произносит Сокджин, но затем вдруг становится предельно серьёзным. — Раз ты не хочешь украшать этот вечер своим шокирующим признанием, твой заботливый хён, так уж и быть, станет звездой вместо тебя, — загадочно говорит он, после чего, приложив руку к сердцу, выдаёт: — На самом деле я не просто приехал проверить, как практикуется мой подопечный, а вышел в отпуск с последующим увольнением… С условием, что буду присутствовать на его выпускном экзамене, конечно, но тем не менее… — Сокджин прерывается, чтобы изящно откинуть упавшую на лицо прядку чёлки и, натянув на губы ухмылочку, завершить: — Уже в следующем месяце я окончательно бросаю Сеул и возвращаюсь к вам сюда! На правах самого молодого — то бишь самого быстро соображающего, Хосок подрывается с дивана и откидывает в сторону подушку, чтобы с радостными криками прыгнуть на Сокджина и от души стиснуть в объятиях. — Наконец-то Сокджини-хён возвращается домой! — Признаться честно, я думал, что ты, Хобубу, расстроишься… — Почему? — звучит искренне удивлённое. — Ты ведь будешь совсем один в Академии… — Это пустяки! — мотает головой Хосок, не спеша сползать с чужих колен. — Мне больше интересно, где ты собираешься жить? — Пока планирую потеснить Намджуна, — и на этом моменте взгляд Сокджина, прикованный ко второму Киму, становится настолько страстно-выразительным, что внутренности секундно накрывает волной дикого смущения. — Но когда мы разругаемся, переберусь к вам. С того, что Сокджин вместо если сказал именно когда, Тэхён искренне смеётся и восхищается одновременно. Их отношения с Намджуном — это что-то с чем-то. — А что насчёт работы? — наконец-то отмирает после оглашённой новости Чонгук. — Зная тебя, я уверен, что ты бы не уволился, если бы у тебя уже не был готов чёткий план по дальнейшему трудоустройству. — Разумеется, — благосклонно кивает Сокджин. — Вообще-то это пока конфиденциальная информация, но раз госпожа Пак не вынуждала меня подписывать никаких бумаг, я скажу... — он, словно нарочно, для нагона большей интриги, выдерживает паузу, тратя её на то, чтобы грациозными взмахами руки притянуть к себе стакан с лимонадом. — В нашем ковене будет построен исследовательский селекционный центр, чтобы, во-первых, привлечь сюда новых зелёных ведьм, которых, как мы знаем, в последние годы образовался жуткий дефицит, а во-вторых, с опорой на магию заниматься выведением новых устойчивых сельскохозяйственных культур для продажи людям. Госпожа Пак хочет, чтобы я его возглавил, а ещё… — он отпивает лимонад, поворачивается и находит взглядом Тэхёна. — Она хочет видеть в этом деле и тебя.