pariahs

      Тэхён пристально следит за медленно подходящими к их импровизированному недокругу-недоовалу мужчинами и хочет спросить, не жарко ли им в балаклавах. А если его не заткнут, узнать ещё, не видели ли они его пакетик с кокаином, потому что тело начинает требовать привычной ему утренней дозы, чтобы мысли собрались в трезвую кучку, и чтобы видеть этих незнакомцев в более или менее точном качестве изображения.       Тэхёну думается, парень в чёрном бомбере и рваных джинсах, обещавший закопать его, вполне симпатичен. Хочется рассмотреть его повнимательнее.       — Вы пришли нас спасти? — с надеждой в глазах вскакивает на ноги Асоль и сразу же, махая руками по сторонам, чуть было не падает вперёд.       Её вовремя успевает схватить Юнги, которому просто не повезло оказаться к ней ближе всех. Придержав за локти и небрежно выровняв её на шпильках, он быстро отходит от неё и старается незаметно утихомирить участившееся дыхание. Юнги терпеть не может прикосновения и даже не будет спрашивать у самого себя, почему вообще так быстро среагировал. Ему определённо было неважно, если бы эта девушка упала, как и вообще любой другой из подростков, с кем он вынужден проводить своё очередное утро.       Сильное желание поскорее вернуться в свою комнату с зашторенными окнами и укутаться в мягкое одеяло, изредка спускаясь на кухню, чтобы попросить домашнего повара приготовить ему рамён, которым он питается последние недели, готово течь по венам вместо крови, и он уставляется с вниманием на ухмыляющегося мужчину.       Никому из ребят не нравится, и тем более непонятен его недобрый оскал. Спасители так не улыбаются.       — В какой-то степени, вы тут ради спасения. Спасения ваших душ, — запоздало отвечает он через пару минут, за которые успевает размеренно изучить взглядом каждого из подростков.       — От кого? Сатаны? — выдаёт Тэхён, всё же не сдержав своей шутки в себе, и демонстративно перекрещивается в неправильном направлении, поскольку ему нравится специально злить своих учителей-священников этим. — Que Dieu me pardonne, — добавляет в напускном сожалении, закатив глаза к небу, как если бы реально верил в существование высших сил там, за облаками.       У Чонгука, сидевшего рядом, волосы на руках встают дыбом из-за его хорошего произношения, идеально сочетающегося с низким басом и издевательским тоном голоса. Хоть он практически не учится, уроки французского в школе его любимые, поскольку лишь преподаватель этого предмета позволяет ему отсыпаться после бессонных ночей, проведённых в драках, и не менее сложных утр в ссорах с вечно недовольным им отчимом и плачущей матерью.       — От самих себя, — по-юношески хихикает мужчина, убеждая подростков в том, что помогать он им не собирается.       А окружившие их люди с автоматами, наоборот, доказывают им то, что спасаться им придётся именно от этого странного человека.       — Кто вы такой и что мы тут делаем? — сердитым тоном спрашивает Намджун, которого совсем не забавляет эта игра в гротескного злодея из комиксов.       В том, что их похитили, уже не было сомнений. Одной догадкой стало меньше, но она порождала лишь ещё больше вопросов, на которые прямо сейчас хотелось бы получить подробные ответы, раз никто из ребят не торопится их требовать.       Намджун всегда знал, что стоит на голову выше своих сверстников. Гордость семьи, гений с младенческих лет, самый лучший в их роду и не менее лучший в школе, первое место рейтингов которой он ещё ни разу не покидал. Все его регалии были заслужены и получены путём усердного труда и желания. Как оказалось, не желания добиться успехов во всём, чего бы ни касалась его рука, а в стремлении угодить взрослым.       Но случайный опыт показал, что не всё, до чего он дотрагивается, превращается в золото, и это стало самым главным разочарованием его родителей в нём.       — Мы, Намджун, те, кто научит вас жить, — отвечает мужчина вновь непонятными никому фразами, чем уже не пугает Чонгука, а сильно докучает.       — Так, быстро показал мне, как выйти из этого блядского леса, пока я не переломал тебе кости, — цедит сквозь сжатые зубы парень, вставая на ноги, и двумя широкими шагами сокращает между ними расстояние, уставляя свой яростный взгляд в глаза через прорези балаклавы.       План узнать похитителя хотя бы по ним проваливается, как только по бокам встают двое из людей этого мужчины, один из которых перекручивает его запястье за спиной. И когда Чонгук пытается выпутаться из захвата, ведь и не из такого выходил без единой царапины, получает рукояткой автомата по затылку от второго.       Удар на секунду лишает его чувств, ослепляя глаза полной темнотой и оглушая белым шумом в ушах. Он теряет равновесие и полное самообладание, поэтому падает на мягкую землю, готовый в любую секунду разрыдаться от того, что попал в ситуацию, из которой впервые не хочется пробивать выход на волю кулаками. Ему желается, не оборачиваясь, бежать от нападающих на него как можно дальше, пока не собьётся дыхание и не опухнут пятки в ботинках.       — Я надеюсь, про выход из леса вопросов уже не будет? — надменно улыбается мужчина и взглядом показывает своим людям убрать из-под его ног корчащееся от боли без того израненное тело подростка. — Я заметил, что вы уже успели познакомиться друг с другом. Это похвально. Социализация оффлайн в наше время крайне важна, — кивает собственным словам, на что Асоль высокомерно фыркает под нос, уводя взгляд в сторону.       Она ненавидит оффлайн и общение в реальной жизни, потому что именно в ней присутствуют люди, в своё время заставившие её спрятаться за камерой айфона в сети и довольствоваться любовью незнакомых людей из разных стран мира. И один из ненавистных ей людей этой самой реальной жизни сидит на пеньке напротив неё, даже не помня о том, как сильно обидел её пару лет назад.       — Не буду вас долго томить, — продолжает мужчина и кривит уголок губ, когда Хосок звучно вздыхает, ведь утомлён он достаточно. — Для начала я представлюсь. Обращайтесь ко мне как к господину Ли. Без имён, без «ты» или, что хуже, без вот таких выпадов, — на этих словах показывает на медленного присаживающегося на траву Чонгука, поглаживающего запястье, на котором крепкая хватка одного из мужчин оставила очередной болезненный синяк. — Уважение к старшим — основополагающая нашей культуры, согласны? — спрашивает и делает паузу так, словно реально ждёт от них ответа.       Лишь Ким Дахе положительно кивает, так как согласна. Из-за работы родителей её в основном растила бабушка, которая является прямой наследницей последней королевы Чосона, а значит, манеры и знания того, как вести себя со старшими по возрасту и рангу людьми, у неё были заложены ещё в генах.       — Мы с вами не будем часто видеться, не волнуйтесь. Только когда кто-то из вас будет плохо себя вести, — усмехается господин Ли, отчего на руках некоторых из ребят пробегают мурашки.       В лесу достаточно тепло, однако от этого человека в балаклаве, через которую видны лишь глаза и губы, становится жутко и холодно. Ребята постепенно достигают того уровня страха, когда уже не хочется отдаваться крикам о помощи.       Хочется предаться шёпоту мольбы не причинять им боли.       — Что вы имеете в виду под… «вести себя плохо»? — задумчиво спрашивает Суён и сразу же жалеет о том, что привлекла его внимание к себе.       Ли смотрит на неё почти целую минуту, молчит и слишком сосредоточенно осматривает её внешний вид. Суён видит, что этот мужчина в курсе её тайной работы, ведь именно тогда её и посадили в минивэн, остановившийся у входа в отель, где она ждала такси после клиента. Девушка не хочет думать о том, что было бы, если бы она согласилась переночевать в номере, откинув желание незаметно прокрасться через заднюю дверь в дом, пока родители и младший брат спали у себя в комнатах.       Судя по тому, что тут были люди и в школьной форме, и в пижаме, и в уродливой леопардовой рубашке, которую совсем не дополняют блестящие туфли с острым металлическим носком, похитители хорошо знали, где искать каждого из них.       — Ну кроме таких выкрутасов от Чонгука, — отвечает в итоге господин Ли, улыбаясь тому, как сам парень пытается уничтожить его своим ненавистным взглядом, обещающим однажды довести начатое до самого конца, — добавьте любые попытки сбежать из леса, а также неуважительное отношение. Ко мне и моим людям, — добавляет, замечая во взглядах подростков нужду в этом уточнении. — На то, как вы будете общаться друг с другом, мне, если честно, плевать. Вы тут лишь ради одной конкретной цели.       — Вы нас изнасилуете? — спрашивает Хосок первое, что приходит ему в голову, потому что именно на это он готов меньше всего.       Впрочем, судя по некоторым из присутствующих парней, а особенно по Чимину, чьи мягко-розовые волосы идеально дополняют серый шёлковый платок, что не совсем соответствует его школьной форме, по мнению Хосока, есть тут ребята, что не прочь отдаться этому мужчине ради своего спасения.       — Ну что ты такое говоришь, Хосок, — громко смеётся господин Ли, чей смех подхватывают его люди, один из которых качает головой в насмешке, а другой даже глухо ударяет свободной ладонью по лбу в балаклаве. — Мы не будем причинять вам никакого физического насилия. Первыми, — уточняет, вновь опуская взгляд к Чонгуку, сжимающему кулаки. В мыслях парень успел уже пять раз оторвать голову этому мужчине за такие переглядывания. — Вы нужны нам живыми. Ведь за мёртвых детей никто не будет платить выкуп, не так ли?       — Так мы тут ради выкупа? — горько усмехается Асоль, скрещивая руки в надменной манере, и меняет позицию ног, кладя одну на другую. — Требуйте, сколько хотите. Мой отец отдаст самую последнюю копейку, чтобы вызволить меня из этой дыры, — довольная этим фактом говорит она, вскидывая вверх кончик носа, но сразу же хмурится, когда слышит тихий смех Чимина, который стоит у дерева напротив с практически такой же позой рук на груди.       — Ты думаешь, у наших предков нет денег, чтобы нас освободили? — произносит он, аргументируя своё резко поднявшееся настроение, которое больше возмущённое, чем весёлое, потому что они тут находятся больше трёх часов, а ни хвалёных родителей Асоль, ни даже его собственной матери всё ещё нет. — Господин Ли, вы уже сказали нашим родителям о том, сколько за нас хотите? — обращается он к мужчине, который молчал специально, чтобы дать им выговориться.       Юнги замечает, что этот человек искренне наслаждается тем, когда они спорят друг с другом, и это совсем не обнадёживает.       — Как только с первыми лучами солнца вас заботливо укутали в постель матушки-природы.       — Мне кажется, или этот чувак из секты какой-то? — тихо шепчет Тэхён в ухо сидевшему рядом Сокджину.       Всё-таки на него влияет угроза о том, что надо быть уважительным, раз его окружает четверо мужчин с автоматами, даже если игрушечными, но способными утихомирить такого бешеного парня, как этот Чонгук, что сидит, прижав колени к груди, и кулаками сжимает по бокам от себя рвущуюся вместе с землёй траву.       — Лучше секта, чем зомби, — кивает ему Джин с испугом в глазах.       Впрочем, на его опыте ещё не было игр о выживании в секте. И если этот культ не включает в себя практики поедания человеческих мозгов, он считает, что вполне себе смог бы пройти этот уровень и остаться в живых.       — Так, ещё вопросик можно, нет? — поднимает руку Хосок, которого заинтересовала тема денег. — Вы у всех попросили одинаковую сумму? — спрашивает, не дожидаясь разрешения задавать свой вопрос, потому что мужчина его уже не так сильно пугает.       Хосок считает и с ранних лет уверен в том, что в современном мире нет ничего, чего нельзя решить, когда вопрос касается денег и секса. И раз способ цены их освобождения не во втором, то с первым у его семьи проблем нет. Многомиллиардный бизнес его родителей в сфере автопроизводства обеспечат безбедной жизнью даже его внуков.       — Хосок, что за вопросы! — возмущается Дахе, цокая языком.       В отличие от парня, обсуждать деньги для неё моветон. Они и были главной проблемой, по которой девушка была лишена родительской ласки. Да и в целом того, почему они здесь все оказались.       — А что? Мне одному интересно, стоим ли мы все одинаково? — пожимает плечами Хосок, оглядываясь по сторонам, и замечает, что своим вопросом смог всё же зацепить их мысли, ведь ребята спрятали взгляды в землю, явно размышляя о том, а какова цена на их жизнь. — Есть же причина, почему именно мы оказались в этом дерьмовом летнем недолагере.       — Он прав, — поддерживает его Намджун, задумчиво уставившись на господина Ли, по глазам которого и отсутствию улыбки можно понять, что эти подростки заставили его на секунду задуматься. — В Каннаме полным-полно богатеев, готовых заплатить выкуп, почему именно мы?       — У Тэхёна вроде отец мэр, — делает свои предположение Чимин, показывая пальцем на парня, которого никак не трогает факт того, что должность его отца является главной причиной тому, что ему приходится тут торчать.       — Окей, а у остальных родители какие-то важные политики? То, что у Асоль они бизнесмены, мы поняли. У меня тоже, — говорит Сокджин, смотря на ребят, которые также положительно кивают, не желая отдаваться подробностям того, какой именно ведут бизнес их родители.       Чонгук прячет глаза в уже достаточно разрыхлённую его же кулаками землю, потому что несмотря на то, что они с матерью живут в семье отчима почти пять лет, бедное детство с родным отцом-алкоголиком, не перестаёт откликаться в нём, напоминая о том, что он не принадлежит этому миру богачей.       — Ну же, Юнги. Зачем отмалчиваться, — усмехается господин Ли, засовывая ладони в карманы своих чёрных брюк, явно не соответствующих походному дресс-коду.       Щёки парня от его слов резко загораются румянцем. Больше из-за злости на то, что тот привлёк к нему нежелательное внимание, чем от того, что решил выдать того, что он отличается от присутствующих тут детей тем, что его родители не мэры и не предприниматели.       — Вас это не касается, — недовольно бурчит он едва слышно и глотает слюну, чтобы смочить сильно пересохшее от волнения горло. Юнги не знает точно, можно ли считать подобные слова неуважением к старшим.       — Вот прям заинтриговали, — слабо смеётся Тэхён, подкладывая ноги под себя так, чтобы было удобнее сидеть дальше.       Судя по отсутствию в руках людей хоть какого-то намёка на кровать или раскладушку, им навряд ли сегодня предложат комфортную поверхность для дневного сна.       — Да скажите, раз уж начали! — поддерживает его Суён, недоверчиво оглядываясь на Юнги, кусающего губы.       Он никогда не стыдился профессии родителей. Он просто ненавидит выделяться среди толпы.       — Они актёры. Успокойтесь, — раздражается он, поднимая наконец голову, и хочет расплакаться от того, с каким разочарованием некоторые из ребят от него отмахиваются. Наверное, подумали, что он сын каких-нибудь наркобаронов или чего поинтереснее.       Но когда твой отец женился на твоей матери, чтобы скрыть перед СМИ свою нетрадиционную ориентацию, а мать — настоящая бездарность в актёрстве, получающая роли лишь через секс с продюсерами, сложно гордиться тем, что ты вырос в творческой семье, двадцать лет безупречно отыгрывающей свою главную роль перед всеми, но не перед единственным сыном.       — Слушайте, это всё очень интересно, — вмешивается Чимин, поднимая свою еле заметную ладошку, чтобы перетянуть на себя внимание, потому что взгляд Юнги заставляет внутренности сжиматься от понимания.       Ему хорошо знакомо чувство, которое является полной противоположностью того, что сейчас можно с лёгкостью прочитать в глазах этого парня. Чимин обожает чужое внимание. Оно заглатывает его проблему и высасывает из него боль, которая, когда он остаётся наедине с самим собой, тянет его в пучину ненависти к собственному телу, что является объектом восхищения практически всех его знакомых. Только не его самого.       — Может, хотя бы водой нас угостите, раз планируете получить выкуп за нас… живых, — произносит он, стараясь как можно тише произносить последнее слово.       Любая мысль о том, что есть вероятность того, что их могут убить, заставляет его горло сильнее пересыхать от страха.       — Ой, чуть не забыл. Вас же надо покормить. — Господин Ли натягивает добрую улыбку и одним взглядом в их сторону заставляет двух из своих людей сдвинуться со своего поста.       — Чуть не забыл?! — тихо возмущается под нос Намджун, которого поражает подобная неосмотрительность, прикрываемая наигранной улыбкой из-под балаклавы.       Хотел бы он сорвать с его лица этот ублюдский головной убор, чтобы во всей красе всмотреться в его истинные эмоции, которые, Намджун уверен, на все сто процентов с лишним, совсем не добрые.       Кажется, что этот человек искренне их всех ненавидит.       — Мы оставим вам немного еды и питьевую воду. В каком количестве и когда вы будете это всё потреблять — на ваше усмотрение. Хотите, съешьте и выпейте всё за раз. Хотите, разделите по часам, но запомните лишь одно: добавки может и не быть, — говорит господин Ли в спокойном размеренном тоне, и его губы с каждым его словом, с каждым искажающимся в испуге лицом, кривятся во всё более широкой улыбке, что уголки скрываются за тканью балаклавы, не выдающей того, как ему нравится видеть панику на детских лицах.       — Вы что, с ума, блять, сошли? — не выдерживает Чонгук, вставая на ноги.       Делить с кем-то еду, да ещё экономить на ней, он никогда не мог. Бедное детство, когда он всё ещё помнит дни, в которые ему и членам его распавшейся семьи приходилось голодать, дают о себе знать.       — Чонгук, сядь ты! — шипит на него Тэхён, дотянувшись до ноги, и дёргает за ткань джинсов, чтобы не нарывался опять, потому что к нему подходит один из людей с автоматом, явно готовый повторить свой удар, да и посильнее.       Его самого тоже никак не радует такая перспектива, ведь кто знает, сколько еды им дадут. И самое худшее, как долго вообще им придётся ждать того, что родители за них заплатят. Но все эти вопросы блекнут рядом с одним главным, от которого, как считает Тэхён, может зависеть его жизнь напрямую, — сколько он продержится без дозы. Он что-то сомневается в том, что в тех двух рюкзаках, которые мужчины оставляют рядом с ними и отходят назад, есть то, в чём он нуждается сильнее, чем в воде и еде.       — Чонгук, я бы послушался своего товарища, — произносит господин Ли, терпеливо сжимая губы, и раскрывает пальцы ладоней по сторонам, чтобы сдержать людей, ожидающих команды научить этого парнишку уважению.       — Он мне не товарищ, — шипит в ответ Чонгук в уже более тихом тоне голоса, так как живот начинает болезненно требовать еды, а затылок пульсировать из-за сильной боли, которую не перебивает даже та, что у него на рёбрах и в челюсти. Получить рукояткой автомата больнее и, самое главное, унизительнее, чем кулаками.       — Ничего. Станет в итоге, — тихо усмехается мужчина, одобрительно кивая, когда парень отходит от него, но не садится обратно и медленно ходит из стороны в сторону.       Если этот человек сейчас не уйдёт, Чонгук не знает, сможет ли дальше держать себя в руках. Странно, что он единственный среди ребят, кто хочет раскрошить его череп до порошкообразного состояния. Ему сдаётся, что если бы они объединились, то вполне могли бы отобрать у одного из этих людей автомат, а затем схватить главного и приставить к нему дуло оружия, потребовав срочно показать им выход из леса, пока не стемнело.       Но этот вариант побега быстро развеивается в голове, потому что, топчась туда-сюда, он изредка кидает взгляды на ребят и понимает, что они не просто такие же подростки, как и он сам. Они богатые подростки, в жизни не маравшие руки даже ради того, чтобы починить мотор собственной машины. Но что хуже всего. Это подростки, которые знать не знают друг друга. И такие понятия, как командная работа и сплочённость, им неизвестна.

: : :

      Господин Ли и его люди покидают ребят уже через десять минут после того, как отдали им рюкзаки с едой. Никто из них не решается первым посмотреть их содержимое, потому что Сокджин успевает выдать очередную истерическую догадку о том, что там может быть бомба. Его слова оказываются такими же идиотскими, как и те, что о зомби-апокалипсисе. Но они всё равно затыкаются, чтобы прислушаться на случай, если услышат тиканье часов.       Никакого намёка на бомбу у них не получается найти, потому что Тэхён, шурша травой под кедами, в расслабленной походке подходит к рюкзакам и опускается на корточки, жалея о том, что сделал это слишком резко. Но ударившее в голову очередное недомогание не останавливает его.       — Спорим, этого убьют первым, — отшучивается Хосок, завидуя его смелости, хоть и догадывается, что дело не в том, что Тэхён весь такой смелый.       Отчаявшийся — более точное определение того, как бегают глаза парня по содержимому рюкзака, из которого он достаёт пакеты с рисом, сосисками, фруктами и чуть ли не бросает их в сторону, словно не еда должна бы помочь им выжить до момента их спасения.       — Никого не убьют. Заткнись, — раздражённого толкает его локтем в бок Намджун, закатывая глаза, и подходит к Тэхёну, которого вид еды и бутылок с водой заметно расстраивает. — Так, здесь есть спальные мешки, — задумчиво произносит, доставая содержимое из второго рюкзака.       — О, круто. А то горничные совсем не умеют отстирывать траву со школьной блузки, — радостно произносит Асоль, желающая услышать ещё о том, что в чудо-рюкзаке найдутся какие-нибудь удобные женские кроссовки тридцать шестого размера, потому что эти шпильки, кроме того, что в них невозможно ходить по земле леса, начинают натирать ей мозоли.       — Ты кретинка? Что тут крутого? — злобно шипит на неё Суён, удивляясь тому, как это дурочка не покрасила волосы в блонд, чтобы соответствовать стереотипу их тупости. — Спальные мешки означают, что нам придётся провести здесь ночь, — озвучивает она то, что остальные не захотели даже обдумывать.       Резкая тишина, нарушаемая лишь расстёгиванием и застёгиванием молний рюкзака, который обшарпывает Тэхён, сильно ударяла по их ушам. Казалось, что ребята впервые за время знакомства умудрились замолкнуть в унисон без приказов и угроз господина Ли, что даже прекратившие щебетать птицы и остановившие шум шелеста своих листьев деревья на несколько минут позволяют им наконец окунуться в омут осознания того, что их ждёт.       — Блять, ни одной даже сигаретки нет, — обязанность нарушителя тишины не специально берёт на себя Тэхён, которому было плевать на всё, кроме удовлетворения своих срочных нужд.       Лёгкие требуют никотина сильнее, чем кислорода, которого в этом лесу было в избытке.       — Пожалуйста, скажите, что в рюкзаке есть зубная щётка и паста, — бормочет с мольбой в голосе Чимин, потому что личная гигиена стоит у него в приоритете над желанием поесть или покурить.       — Да, конечно. Какие ещё пожелания? Может, плейсуху или… эээ… пилочку для ногтей закажете? Мы же, мать вашу, в школьном лагере, — уже не выдерживает Намджун, чуть ли не крича на ребят.       Он понимает, что они не виноваты в том, что он умнее их. И это его пугает. Вид спальных мешков, которых он недосчитался на десятерых, лишает его здравого смысла, что смог бы придумать план спасения. Ну или хотя бы способы сохранения спокойствия, пока их не спасут. Мысль о том, что родители, по крайней мере именно его, не слишком будут с этим торопиться, тайно прокрадывается в голову и селится в ней, словно всегда там жила.       — Ну всё. Мы сломали самого адекватного из нас, — обречённо вздыхает Сокджин, кладя ладонь на плечо парню, который не прекращает попыток найти в уже пустом рюкзаке хотя бы ещё один спальный мешок.       Или их похитители совсем не умеют считать, или же планируют всё-таки по одному от них избавляться. Ведь мешков всего шесть.       — Забавно, что ты умудрился всё-таки найти адекватность в этом цирке уродов, — нервно фыркает Чонгук, который теряет последние капли терпения, следя за тем, как Тэхён в сотый раз расстёгивает молнию обшарпанного от и до рюкзака. — Прекращай уже, заебал! — рявкает он на парня, который от резкого крика падает задом на землю и впервые за несколько часов выдаёт выражение лица, более или менее показывающее то, что ему также страшно здесь находиться.       — Мы все умрём, — шепчет он, прижимая колени к груди, и раскачивается взад-вперёд, что заставляет Сокджина не на шутку испугаться.       При нём запрещено раскидываться такими словами. И если Намджун, к которому больше всего хотелось бы прислушиваться, смотрит так, словно верит словам Тэхёна беспрекословно, значит так оно и есть.       — Ребят, не хочу никого раздражать, — тихим голосом привлекает к себе внимание Асоль, боясь вновь получить крикливые возгласы о том, что она не блещет умом.       Хорошие оценки всегда стояли у неё в приоритеты, ведь именно благодаря им родители позволяют ей уделять социальным сетям времени больше, чем дозволено для среднестатистического подростка. Однако знание формул по физике и календаря важных исторических событий совсем ей сейчас не помогает.       — Но где я здесь могу… эээ… припудрить носик? — робко спрашивает она, впервые выглядя перед ребятами по-настоящему смущённой.       — Поссать что ли? — громко выдаёт Хосок, в свою очередь ни капли не стесняясь таких естественных вещей, и, словно специально, берётся за одну из двухлитровых бутылок, голодно осушая её чуть ли не до половины.       — Ты что делаешь?! — толкает его в плечо Сокджин, и тот вовремя успевает ухватиться за бутылку, которая соскальзывает с рук. — Блять, выпил пол-литра и умудрился почти столько же разлить! — практически хнычет он от безысходности, потому что таких бутылок всего пять.       — Он прав, Хосок. Надо экономить, — поддерживающе кивает Намджун, смотря на парня недовольно нахмурив брови. Он хотел бы составить целый план того, как и по сколько они будут пить воду, потому что у него засело очередное предчувствие того, что они в этом лесу могут провести не одни сутки.       Пить мочу или собирать влагу с травы и листьев навряд ли кто-то из них согласится.       — Зачем? Я лично тут надолго не задержусь, — безразлично пожимает плечами Хосок и добивает бутылку, потому что есть рис и сосиски на обед он не собирается, а значит надо забить голодный желудок водой.       Благо, туалеты у них тут повсюду. Не хватает лишь личного повара, который каждое утро готовит ему вафли с кремовой начинкой и фруктами.       — Я бы не был так в этом уверен, — вмешивается Юнги, делая шаг вперёд и рассматривает еду, которую им оставили.       Он морщит нос от громкого звука того, как Хосок с наслаждение охает, осушив бутылку наполовину, и тихо вздыхает под нос. Сейчас у них осталось где-то девять литров питьевой воды на десятерых и чёрт знает на сколько часов. А учитывая то, что рис и сосиски надо варить в воде, значит, можно вычесть из этих запасов ещё несколько литров.       Юнги замечает по сосредоточенному взгляду Намджуна почти такое же выражение лица, и на долю секунды они сталкиваются глазами, словно через ментальную сеть передавая друг другу сообщение о том, как им быть. Юнги никогда не был лидером. Наоборот. Он ненавидит брать на себя инициативу и идти впереди группы, потому что находиться в таких компаниях он также терпеть не может.       Однако сейчас он осознаёт одну очень важную и удивительную для себя вещь: он хочет выжить. Спустя месяцы визуализации того, как он, наглотавшись каких-нибудь таблеток, тихо и безболезненно лишает себя жизни, это становится для него большим откровением. Юнги хочет выйти из этого леса живым и здоровым, чтобы когда-нибудь осуществить этот свой план по суициду.       — Слушайте, может, перестанете обсуждать воду, а? — бормочет Асоль с мольбой в голосе, сжимая бёдра друг к другу как можно сильнее.       Девушка без того еле стоит на своих шпильках, которые можно было бы спокойно бросить в помойку из-за того, что с них стёрлась кожа и посыпались украшающие её стразы. А ещё потому что этот вид обуви оказался настолько неудобным и бесполезным, что Асоль не на шутку задумывается о том, чтобы перестать носить в будущем каблуки.       — В твоём распоряжении весь лес, — раздражённо прикрикивает на неё Чонгук, которому вообще-то не до девчачьих капризов.       У них тут проблемы поважнее. Ему нужно как-то наесться риса и каких-то дешёвых сосисок, вкус которых он уже забыл за время жизни в особняке отчима.       — Я… я не могу так, — качает головой Асоль, с ужасом в глазах меняя взгляд от одного подростка на другого.       — У тебя есть выбор? — злобно усмехается Чимин, который понимает, что сам гордо терпит и игнорирует позывы мочевого пузыря.       И в отличие от Тэхёна, он стесняется делать это при всех, даже повернувшись членом к дереву.       — Пошли, — устало выдыхает Суён и тянет Асоль за ладонь, потому что та надоела ныть.       А ещё потому что как никто хорошо понимает её состояние. Суён так же была на каблуках, хоть и в более широких и покороче, чем у этой девушки. Да и девчонок в их непонятной компании без того мало, ведь Дахе сидит у пенька и тихо всхлипывает под нос, явно проживающая запоздалый экзистенциальный кризис и осознание того, что выхода из леса всё-таки нет.       — Прости, что накричала, — говорит Суён, пока они, пытаясь не упасть, аккуратно идут по мягкой земле и держатся за ладони.       — Ничего, — тихо отвечает Асоль, кусая губы.       Ей на самом деле не нужны эти никчёмные извинения от девушки, которая одета так пошло, что непонятно, как вообще оказалась в их компании. Однако Суён помогает сейчас ей, а, значит, надо использовать её хотя бы до того, пока она не удовлетворит свою нужду.       — Так, думаю, отсюда ничего не будет видно, — говорит Суён, когда они недалеко отходят от ребят, спрятавшись за несколькими деревьями.       Асоль кажется, что шли они полчаса, за которые хотелось бы потерять сознание от сильного желания опустошить мочевой пузырь, однако посмотрев назад, отдалённо всё ещё видит ходящих из стороны в сторону и что-то обсуждавших парней.       — Давай, писай уже. Я посторожу, — добавляет Суён, замечая замешательство на лице девушки, и держится на последних каплях терпения.       Асоль несколько секунд недоверчиво смотрит на неё, так как не верит ни единому её слову, но, как бы сильно она ни ненавидела Чимина, он был прав: у неё нет выбора. Кинув последний взгляд, полный смирения и обречённости, она опускается на корточки, придерживая край короткой школьной юбки так, чтобы не испачкаться.       Асоль в жизни не пользовалась даже азиатскими туалетами, не то чтобы справляла нужду в природе на виду девятерых незнакомых и неприятных ей личностей. Кем бы ни был этот господин Ли, Асоль не успокоится, пока отец не заставит его по-настоящему страдать.       — Я слышу чьи-то шаги! — говорит она в панике, подняв голову на Суён, стоявшую рядом со скрещёнными на груди руками.       Той хотелось бы сказать, что у принцесски паранойя и пусть поторапливается, если не хочет, чтобы её за нежную попку укусила какая-нибудь белка, однако Суён также слышит звуки шагов по шуршащей траве, и они усиливаются в своей громкости. Кто-то к ним подходит.       — Я проверю, — бормочет она и, уже не слыша того, как Асоль умоляет не оставлять её одну, быстрыми шагами направляется в сторону самого широкого ствола одного из деревьев.       Опыт работы по ночам в не совсем безопасных местах и уж точно в не самых безобидных компаниях даёт о себе знать. Суён не боится того, что её может ждать в этом лесу. Выживание в дикой природе, конечно, это не отбиваться от назойливых клиентов, которые хотят получить больше, чем заплатили. И если на работе у Суён всегда был перцовый баллончик и хотя бы мобильный, по которому она могла бы позвонить сутенёру, то в лесу у неё не было даже сумочки, которой можно было бы ударить нападающего по голове и побежать по ровному асфальту в надежде вовремя поймать попутку.       У Суён был лишь этот опыт, полученный за каких-то десять месяцев работы в эскорте. И пока только он помогает ей держать себя в руках, не позволяющих утонуть в море паники.       — Хосок, выходи. Твоя уродская рубашка выдаёт тебя, — вздыхает Суён, закатывая глаза, и парень без промедления наклоняет голову, лукаво улыбаясь во все зубы.       — Чёрт. Думал, притворюсь лесным леопардом, — с неловкостью в голосе смеётся он, почёсывая затылок, и притупляет взгляд в грязные носки своих не менее испачканных в земле туфель. — Я, честно, не подсматривал, — оправдывается, совсем не убеждая девушку в своих словах.       Она возвращает руки к груди, скрещивая их в требовательной позе и, несколько секунд смотря на его виноватые глаза, понимает причину, по которой он сейчас здесь.       — Чего тебе? — спрашивает Суён, предугадывая, что пожалеет о том, что задала этот вопрос.       Может, надо было побежать к другим парням с криками о том, что Хосок хотел изнасиловать их с Асоль. Вдруг у кого-нибудь из них есть чувство достоинства, и они бы избили этого наглого парня до потери сознания. Как бы сильно Суён ни ненавидела свою слабость, физически она остаётся девушкой, которой не совладать с Хосоком, если тот захочет совершить в её сторону лишних движений.       — Что? Ты даже не поблагодаришь меня за то, что я не сказал о том, что мы знакомы и очень даже хорошо? — усмехается Хосок, прижимаясь плечом к дереву, за которым прятался, и в такой же позе складывает руки на груди в ожидании того, когда Суён покажет ему коготки.       В их единственную совместную ночь она хорошо так поцарапала ими его спину, что до сих пор остались следы.       — Я с тобой не знакома, Хосок, — твёрдо отвечает девушка, недовольно хмурясь, и чуть оглядывается назад, чтобы проверить, не закончила ли там Асоль со своими делами.       Скорее всего, закончила и ждёт, когда ей помогут переместиться с места. И уж лучше бы Суён сейчас нянчилась с ней, чем вела бы с Хосоком этот бессмысленный разговор.       — Я была на работе, на которой клиенты не считаются за знакомых.       — Ауч, больно однако, — произносит Хосок с наигранной обидой и всем своим взглядом показывает, что не верит ни единому её слову. — А ведь я хотел предложить тебе ещё раз меня обслужить, — тихо смеётся и, опустив руки, одним движением нагибается перед лицом миниатюрной девушки, которая от такой неожиданности застывает на месте. — В кредит, конечно. Денег, как ты знаешь, у меня сейчас с собой нет.       — Да пошёл ты, — едва слышно цедит она сквозь сжатые зубы и готовит кулаки, которые должны выбить из этого парня всю уверенность.       Суён никогда бы не поверила в то, что один из клиентов, так искусно притворяющийся молодым бизнесменом, окажется избалованным школьником. Впрочем, как и Хосок, не впервые воспользовавшийся услугами девушек по вызову, не ожидал, что одна из них ещё учится в школе. И самое главное, сейчас ему хочется узнать то, в какой именно, чтобы их случайная встреча эскортницы с клиентом перетекла во что-то большее, ведь Суён ещё в ту ночь две недели назад сильно зацепила его. И не только своими наманикюренными ногтями.       — Слушай, а ты разве не из богатых? — спрашивает Хосок, внезапно поменяв тон голоса с кокетливого на серьёзный, и даже чуть отходит назад, заметив, что девушка вот-вот готова упасть на своих каблуках. — Зачем спать за деньги? Ради секса, да? — Задумчивый взгляд долго не задерживается на лице парня, быстро меняясь вновь на насмешливый.       — А тебе зачем заказывать эскорт? Никто бесплатно не даёт, да? — отвечает ему Суён в такой же язвительной манере и не желает больше продолжать эту беседу, которая может закончиться тем, что они начнут громко ссориться и привлекут внимание к её роду деятельности.       Она, конечно, была рада тому, что Хосок не выдал их знакомства и того, как именно они узнали друг друга, однако не была уверена, насколько его хватит. Ей хотелось бы верить в то, что хотя бы на пару часов, ведь именно через это время, как она считает, их отпустят.