madness and betrayal.

      — Я понимаю, что это немного не в твоей сфере... — вкрадчивый, хриплый голос напротив становится тише, являя сокровенную, мрачную тайну. — Но тебе придётся постараться войти в доверие и сохранять иллюзию честности и преданности, доказав свои благие намерения, несмотря ни на что. Чего бы на то не потребовалось... — с глазу на глаз, почти шёпотом, одними губами, занося острие ножа прямо над головой. — Ты ведь хочешь вернуть Сенто, мальчик мой?       — Да, отец... — непоколебимое самообладание. Горячие слёзы. Боль. Страх. Долг. Желания. Ненависть.       Противоречия, кругом противоречия. Они повсюду. Лживость. Лживость, наперебой с отдалённым, наивным, почти детским, терзающим чувством — виной. Повсюду вина. Где не ступала бы нога - тянущая за собой лишь кровавый след мёртвых тел. Мёртвых тел... От них шёл металлический запах и снились изуродованные гримассой ужаса лица. В кошмарах видел жертв. А жертвы - одна за другой. Тяготящие, мучащие, разрывающие на части лишь от воспоминаний о них. Где не окажись лишь рука - на курке пистолета, подрагивающими пальцами стискивающая рукоять; на шее - безжалостно сжимающая горло задолжников и на запястьях, ногах, крепко удерживая, когда вновь и вновь подвергали невыносимо жестоким, зверским пыткам. Где не будь лишь он - отрешённый, лишённый всяких чувств, как машина, исполняющий все прихоти начальства - убийства. Повсюду убийства. Ничто и никогда не сможет стереть память. Память о тех убийствах, что он совершил. Но больше всех он ненавидел убивать неповинных. Пионы расползаются вдоль плеча, обвивая все руки длинными стеблями и крупными, чарующими большими цветами, бутонами - оберег. "Держи эмоции в узде"...       — Назови меня по имени и выведи из темноты. Разбуди меня. Сделай так, чтобы моя кровь вновь текла по венам. Спаси меня из пустоты, которой я стал. Не дай мне умереть здесь. Разожги тот прежний свет, что был во мне.       — Ты знаешь, почему я лишил тебя глаз? — мужчина опускается почти к самому уху, приподнимая за подбородок голову. — Нет, отец. — он громко сглатывает, повинуясь касаниям, запрокинув лицо. Верни меня к жизни. Капля пота проскальзывает ото лба к скуле, когда лезвие оказывается у самого горла. Он также лишал жизни многих... — Я не... — Неверный ответ, мальчик мой. — прижимается так близко, заставляя терять возможность дышать: ещё один вдох - как глубокий порез. — Ты знаешь. — он строг, как мораль, непоколебим, он недвижим словно скала. Он вселяет ужас. Бросает в холод и жар, заставляя бороться с этим противоречием. Не должен видеть, думать, знать. Должен повиноваться, — Ты знаешь, что твои кошмары становятся явью. Ты знаешь - они тормозят тебя. — снова и снова всё "ты". Ты должен. Обязан. Не вырваться. Кожа под пальцами краснеет от удушья. Металлический лязг отдаётся в подсознании окрыляющей свободой, когда холодное орудие оказывается на полу. — Кенши, убей свои сны. Убей свой разум.       Рисунок О́ни на ладони. Как на коротком поводке, послушный. Похожий на собаку - скитающийся после смерти хозяина. Бренность его бытия казалась невыносимой. Осталась лишь клятва - последнее поручение. Долг чести.

Вернуть Сенто.

Заперев в клетку души все свои чувства.

***

      — Мне интересно вот что, — Джонатан встаёт из-за стола, прихватив при этом с собой опустевшую за ужином тарелку. "До дна!" - воспоминания вечера. Вылизывая всё до последней капли. — Почему ты продолжаешь исполнять не только свои поручения?..       — Отбиваю тем самым отсутствие зрения. — вполголоса усмехается брюнет, также медленно поднимаясь со своего места. Подходит ближе, сокращая расстояние, обворожительно улыбаясь. И вправду ведь - уже с пару дней Такахаши покорно делал почти всю работу - как может прибираясь в доме, непривычно задевая какие-то предметы на полках, успевая перехватывать те на лету; готовил всё новые блюда, на нарочито притворные, но всё такие же беззаботные, почти игривые, но "недовольные" возгласы Кейджа о том, что: "Этот рис меня скоро изведёт", или "Удивительно, как столь великий повар, за всё время пребывания здесь, не приготовил мне сраные суши!", чем лишь смешил Кенши, продолжавшего столь тщательно подходить к выбору продуктов и их "изнурительной", как казалось Джонни, обработке. А актёр бесился лишь сильнее... В общем, рутина, казалось, для него была совершенно не чужда - даже несмотря на отстутсвие зрения. Ещё никогда не был так близко... — Позвольте мне. — он осторожно касается нижней части тарелки, задевая искалеченные, обклеенные пластырями пальцы мужчины собственными, а затем мягко, заботливо касаясь и всей ладони того, неуверенно сжимает. Выражение его лица постепенно меняется — от прежней улыбки не остаётся и следа, когда он встревоженно хмурит брови, напряжённо проводя вдоль всего запястья. Кейдж вздрагивает, когда тарелка выскальзывает из его рук, с резким звоном разбиваясь на мелкие осколки, ударяясь о пол. Кенши рефлекторно опускает голову. — Что это? — японец резким движением, но как можно бережнее, хватает Кейджа за локоть, поднимая его руку. — Джонни...       — Перестань. — перебивая, актёр хмурится, явно не желая продолжать. Он старается самостоятельно вырвать руку, на что получает лишь ответный упрёк - наёмник сжимает её в мёртвой хватке, крепко удерживая. — Пусти, это мелочи. Тебя не касается. Это... — Джонатан старается сдвинуться с места, отступая назад, за что быстро получает перехват за спиной - другая рука оказывается поверх поясницы, а вскоре Кейдж оказывается возле стола. — Эй! Оглох, что ли? Ты... — Кенши не слушает, подминая актёра под себя, прижимая его к спиной к столу, расталкивая кухонные принадлежности - теперь и они с дребезгом падают, отскакивая в разные стороны, от чего японец вздрагивает. — Да какого, блять, хера с тобой случилось? Прекрати! — громкий вскрик, затем толчок.       С звонким шлепком ладонь Кейджа проходится по щеке Такахаши, после чего тот растерянно отшатывается, когда Джонатан только успевает выскользнуть, упираясь на локоть.       — Я, — чуть начинает брюнет, поправляя повязку пальцами и опуская голову.       — Приберись-ка тут лучше. — огрызается Карлтон, всё же сумев встать, оттряхивая рубашку, будто желая сохранить безразличный образ, пытаясь "отмыться", оправдать внезапную вспышку гнева. Он продолжает, укоризненно, но уже не так резко, — Только ведь похвалил, но... Оплошать в первый раз - ещё простительно. — оглядывается через плечо на Кенши со скорбью, раскаивается. — Впредь будь аккуратней. — проговаривает сухо, вздыхая тяжело, почти невыносимо. — Мне нужно на пробы, — Кенши поджимает губы, кивнув кротко, промолчав. Джонатан опускает голову, — Выезд через час. Я закажу такси... — извиняется, оборачиваясь. — Поедешь со мной, ладно? — дотрагивается до кисти другой ладонью слабо. Актёр проводит пальцами вдоль татуировки на запястье, поглаживает робко, утешая, делает шаг ближе. Покаянно касается места ушиба. — Прости...       — Порядок, — Такахаши напряжённо сжимает челюсти, скованно укладывая свою руку поверх раненной, искровавленной - Кейджа. — Я подумал что... Это важно, учитывая, — медлит, раздумывая, — То что случилось. Если это из-за меня...       — Хватит тебе, — Джонни мотает головой, быстро опомнившись и притворно хохотнув, — Малыш, если ты думаешь, что мои проблемы тебя как-то касаются - тебе стоит пересмыслить свои принципы. — самодовольный, но искренний. — Ты и без того берёшь на себя... Многое. Мне жаль, что так вышло, — несчастно взмаливается. — Просто приберись тут, ладно? Я приму душ и вернусь через пару минут, а потом ты поможешь мне безопасно и без приключений на задницу доехать до студии. Договорились?       — Но я, — не успевает начать японец, как вдруг ощущает ладонь на своих губах. Кенши медленно расплывается в улыбке.       — Без "но", — с упрёком перебивает Карлтон, а его привычная интонация возвращается: саркастичная, шутливая, живая, но чувственная, словно любовная. — Всё в порядке. Ты ни в чём не виноват,— Джонатан неохотно отстраняется, — хорошо? — на что Такахаши кивает медленно, сконфуженно. — Я наверху. Позовёшь если вдруг что-то случится. Я рядом... Похлопав Кенши по плечу, Кейдж направляется к лестнице, попутно выпалив что-то вроде: "не порежься только", убегая наверх. А ещё через время раздаётся звук постукивающих о землю капель за окном. Осень наступает так рано. Она холодная и дождливая, напоминает о прошлом, закрадываясь лёгкой тоской на сердце обоих...

Разбивая их вдребезги, словно стекло.

Но сегодня один из них пристрастился к надежде.