Shipwreck

Лирика, Хальсин и Карлах стояли плечом к плечу на узкой каменной тропе, ведущей к огромным дверям скрытого храма Баала. В нескольких метрах от них стояла Лаэзель, разглядывая густой красный налёт многовековой крови на всех поверхностях, включая перекладины и ступени. Однако никакой замочной скважины она не заметила. Лишь металлическую пластину с выемкой в виде черепа. Лирика не сомневалась, что это, конечно же, храм Баала. Со всех сторон огромные врата прямоугольной формы были защищены толстыми колоннами, покрытыми резными рунами, светящимися магией Преисподней. По углам платформ и в расщелинах вокруг каменной кладки красовались несколько кучек черепов. В общем, именно такую атмосферу она и ожидала увидеть, когда они добрались до кровавого сердца руин Подземья. Лирика тоже не удержалась и с тревогой огляделась по сторонам. За всё время их нелёгкого пути сюда они так и не увидели Астариона. Не сказать, что он был не прочь оставить после себя следы или сломанные ветки, но эльфийка была уверена, что он уже должен был присоединиться к ним. А раз так, то беспокойство по поводу издевательского применения его облика Орин стало ещё сильнее. Должно быть, она похитила его или использовала в качестве жертвенной приманки. Но если это так, почему она не сказала об этом ещё в туннелях? Избранная Баала не допустила бы, чтобы столь лакомый кусочек правды пропал даром, несмотря на страдания, которые бы она причинила. Хальсин протянул руку к двери, будто что-то почувствовал. Или пытался это сделать. Наконец, он опустил руку и сделал несколько болезненных вдохов. — Воздух здесь пропитан злом, — прорычал он. — Всё, в чём есть хоть искра жизни, не может долго ему противостоять. Думаю, Орин совсем рядом. Нам следует поторопиться. Пришло время избавиться от этой заразы. Карлах приготовила свой трезубец «Нирулны». — Так сделаем же это. Не могу дождаться, когда выберусь из этой говёной дыры. — Терпение, — снова напомнила Лирика. — Мы не знаем, что там внутри и сколько их. — Орин жаждет смертельной дуэли, — прервала её Лаэзель. — Раз на раз. Подозреваю, что мы не столкнёмся с большим сопротивлением со стороны Культа Убийств, за исключением, возможно, лучшей точки обзора, с которой можно наблюдать за происходящим. Мрачно нахмурившись, Хальсин приблизился к двери, готовый навалиться на неё всем своим весом и выломать. Но, к его удивлению, камень с крупными зазубринами легко поддался, и двери гостеприимно распахнулись. Не было ни замков, ни барьеров, ни даже какой-либо охраны. Очевидно, их ждали. Переступить порог Храма Баала было всё равно что пересечь границу между Планами. Тошнотворное ощущение неестественного давления, когда желудок сводит от силы меняющейся гравитации и отмены действия всех законов природы, какими они когда-то были. Этот мир превратился в ад сам по себе. Огромный каменный череп, нависший над царящими внизу ужасами; он был больше драконьего, с пустыми глазами, достаточно глубокими, чтобы заполнить их бесконечным танцем смерти убитых и истреблённых. Установленная на столь же гигантском каменном круге, высеченном в гранитной стене, Огромная Мёртвая Голова Баала выглядела как бог, планирующий свою игру в кости. Радостно ухмыляющийся в предвкушении увидеть, чей номер выпадет следующим. Главная приёмная, кольцо проходов вокруг внешнего края главного алтаря, также кишела культистами. Однако никто из них, похоже, не обращал особого внимания на пополнение среди них, предпочитая наблюдать за всем, что происходило на помосте внизу. Лаэзель оказалась права. Они не хотели пропустить ни секунды представления. Ох, и что же это было представление! Орин, одетая по такому случаю в новую человеческую кожу и свежескровленное мясо, танцевала вокруг каменного стола, в то время как её любимые Нечестивые Убийцы пели и жестикулировали во время ритуальной церемонии. Снова и снова она останавливалась, поворачивалась к черепу высоко над собой и кричала: — Отец, услышь меня! — прежде чем поднять свой зловещий изогнутый кинжал, а затем подпрыгивала как ребёнок во время игры. Изящным движением пальцев лезвие провернулось, и Орин пустилась в пляс скользкими от крови босыми ногами. Распевая в такт со своими сектантами, она продолжала подогревать их пыл, насадив нескольких из них на нож и выкрикивая слова восхищения в их мёртвые глаза. Но Лирика лишь мельком взглянула на неё; взгляд её был прикован к двум единственным фигурам, не участвовавшим в ликовании. Первым был Астарион, на этот раз, настоящий Астарион. Он лежал без сознания и раненый в центре стола. Бессмысленная жертва Орин Баалу, если Лирика не появится. Или, в любом случае, её предполагаемая жертва, поскольку Лирика не думала, что Орин когда-либо освободит пленника, попавшего в её когти. Вторым был стоящий рядом мужчина в капюшоне. Кажется, он был одет в богатую синюю тунику с серебряной вышивкой и закутан в многослойный серый плащ из тонкой альпийской шерсти. И хоть большая часть его лица была скрыта, она могла разглядеть пряди чёрных волос и эту насмешливую позу где угодно. Оливет. В мгновение ока следопыт собрала в своей голове всё воедино. Астарион отправился на разведку после битвы с Трибуналом Убийств, прихватив амулет Баала. Должно быть, он довольно быстро нашёл дорогу к храму, но прежде чем он смог вернуться, он наткнулся на Орин с Оливетом. Он был один, и они схватили его; в одиночку ему не справиться с Избранным и замаскированным боевым заклинателем. Именно так Орин смогла принять его облик и подстеречь их группу, когда они пытались напасть на след. Затем Оливет принёс побеждённого Астариона к краю самой чаши Баала. Положил его на Алтарь Убийств и подготовил заклинание, которое положило бы конец всем надеждам на Врата Бальдура. Таков был долг и удовольствие истинного боевого жреца. Лирика скрипнула зубами. Она позаботится о том, чтобы каждый, у кого дрожат губы в ожидании глотка из этой чаши в этом ужасном месте, заплатил самую высокую цену. — Там внизу Астарион! — воскликнула Карлах. — Надо его вернуть! — Осторожно! — предупредил Хальсин, повторяя предостережение Лирики. — Одно неверное движение — и она проткнёт его. И он не сможет освободиться. Видишь оранжевый отблеск пламени по краям камня? Его держат в какой-то магической коме. Мои целительные навыки до него не достанут. Не раньше, чем ведьма будет полностью уничтожена. — Тогда мы его оттуда вырвем, — ответила Лаэзель, прижимая свой двуручный меч к боку в боевой стойке. — Подожди, — Лирика подняла руку. — Сначала нам нужно подойти ближе. Намного ближе. Это правила мореплавателей, я бы узнала их даже с завязанными глазами. Они всё это устроили для нас. Так подыграем же. Компаньоны направились к первой лестнице, преодолевая пропасть между залом и помостом с помощью сплошной дуги ступеней. Лирика спустилась первой, а Хальсин и Карлах — по обе стороны, чуть позади неё. Лаэзель активировала псионическую защиту и пристроилась сзади, готовая к эффектному рывку в любой момент. Однако Орин не обернулась. Вместо этого она обхватила голову Астариона руками и склонилась над ним, словно в поцелуе. — Ах! Тш, тш! — воскликнула она и зашипела. — Я слышу чьи-то спотыкающиеся шаги о камни Владыки Убийств. Оно не подчинилось приказу Владыки и вползает в его святилище, не оставив тирана в живых. Но тут она с рыданием подняла голову и встретилась взглядом с глазами Лирики в насмешливой скорби. — Я до сих пор не простила тебя за то, что ты сделала. Пролила багровую кровь моего дедушки… Он был моим! Он научил меня, как резать и кромсать. Он до сих пор направляет мои кинжалы. — Она снова посмотрела на Астариона с чувственной улыбкой, но всё равно продолжила обращаться к Лирике. — О, неужто оно думало, что сможет защитить? Неужто оно думало, что сможет спасти? Только клинки могут подарить спасение. Дрожа от волнения, Орин подняла свой изогнутый кинжал с нетерийским камнем над сердцем Астариона, готовая в одно мгновение проткнуть его насмерть. Но тут она приостановилась и с ожидающей усмешкой посмотрела на Лирику. Она хотела получить что-то от этого, что-то победно-сладкое на вкус. Панику, страдание, страх, мольбу — что угодно. — Я сделаю из твоего любимого самое восхитительное подношение! Он не просто станет агнцем, истекающим кровью от руки Избранного, а будет обречён на вечные муки, закованный в позолоченные цепи трона моего отца. Он будет кричать, так сладко кричать, да? То будет музыкой к танцам его придворных! — Тут она рассмеялась так, что на её щеках заблестели саркастичные слёзы. — Идеальное символичное завершение вашей вечной любви, когда он будет звать тебя в безответной ярости. Орин продолжала говорить, но внезапно внимание Лирики привлёк стоящий рядом с ней Оливет. Странная сила потянула её к себе, как зов личинки, но и нечто большее, и она встретила его взгляд из-под надвинутого капюшона. Она ощутила связь с отвратительным эльфом, почувствовала, как он пытается проникнуть в её разум, используя какую-то связь, некую удивительную, трепетную связь. Лирика не знала, что сказать или что сделать. Оливет Инген Айлиль был бездушным чудовищем, холодным и бесчувственным даже тогда, когда он успешно изображал из себя любящего и исполненного веры или страсти мужчину. Но это не меняло того факта, что в глубине души он был равнодушен к миру. И особенно к ней. Между ними не было и не будет страсти. Тогда… что же… это было? Глаза, неотрывно следящие за ней, изменили цвет. С голубых… на алые. В её сознании пронеслись резкие образы. Она увидела пыльный подвал где-то в городе. Там было темно и пахло спиртом. Вдоль стен стояли банки, в которых плавали изуродованные и использованные лица над двумя фигурами в центре видения, так же как сейчас над всеми ними возвышался череп Баала. Она увидела Астариона и Оливета, сцепившихся в жестокой схватке. Они рвали друг друга не только клинками и зубами. Это была злоба, преисполненная ненавистью желчь, из-за которой они сцепились кожа к коже, рана к ране, и оба пытались изувечить друг друга. Астарион вонзил свой кинжал в рёбра Оливета, а Оливет сжёг шею и плечо Астариона почти полностью. Жрец осыпал его божественными магическими атаками, а плут кромсал его на куски. Оба прекрасно сражались, и невозможно было сказать, кто из них одержит верх в тот или иной момент. Но это также означало, что раны, которые они наносили друг другу, были очень тяжёлыми. Оливет умел обращаться с нежитью, даже с вампирским отродьем уровня Астариона. Но и Астарион научился расправляться с теми, кто использует магию за всё то время, что он освободился от оков Касадора. Лирика наблюдала за происходящим, и события пронеслись в её голове за считанные секунды. Они сражались, и сражались упорно, раз за разом сходясь. Пока не произошла роковая ошибка. Потребовалось лишь мгновение, и Оливет сделал выпад влево, пытаясь притянуть Астариона поближе, готовясь обрушить на них всё здание, обращаясь к своему лучезарному хранителю. Но он и предположить не мог, что Астарион знает слова именно этой божественной молитвы, ведь он слышал, как Шэдоухарт произносила их бесчисленное количество раз, когда они сражались в Проклятых Тенью Землях. Да и какой вампир может знать молитву, обращённую к богу? Какой вампир может устоять в круге света, созданного героями перед лицом самой Смерти? В тот момент, когда между жизнью и смертью наступил переломный момент, Оливет поставил на кон всё… и проиграл. Астарион последовал за ним, метнувшись вправо; но прежде чем он успел закончить слова молитвы, Оливет почувствовал, как рука обхватила его шею. Затем плут использовал их общую инерцию, чтобы закрутиться в ловкий пируэт, а затем перевёл их обоих в кувырок, дезориентируя. В этот момент пара острых клыков впилась в горло Оливета. От шока, поразившего его организм, мгновенно остановились все чувства. Его пальцы онемели, когда все звуки замерли на языке. Его глаза расширились от удивления, и хоть он и пытался сопротивляться, ему вдруг показалось, что он не может заставить свои конечности двигаться. Его охватило какое-то истощение, воля к борьбе покидала его душу, как кровь покидает тело. Необъяснимым образом, он обмяк в объятиях Астариона, чувствуя, как оседает у него в руках. Для Астариона вкус был пьянящим и насыщенным, как будто он растворился в нотках выдержанного в дубе вина, лаванды и розмарина. Он пил жадно и безостановочно, чувствуя и слыша, как возмущение слетает с измученных губ. Он пил и тянул кровь из проколов, которые сделал в этой пульсирующей, разгневанной вене, игнорируя всё остальное на этом единственном и последнем пиршестве. Когда кровотечение замедлилось, он сжал зубы сильнее, чтобы проткнуть кожу и снова наполнить рот. И вот видение начало исчезать, но Лирика успела увидеть несколько быстрых эпизодов один за другим: Оливет беззвучно падает на пол, и боевые шрамы Астариона заживают, а его кожа розовеет. Астарион роется в банках, на ходу захватывая несколько с полок. Астарион быстро снимает свои собственные особые доспехи и сапоги и натягивает дорогую рубашку, пальто и брюки Оливета. После небольшого количества проб и ошибок он затем использует украденные лица для создания их сменных образов — Астарион стал Оливетом, а Оливет превратился в Астариона. Всё закончилось тем, что новый Оливет Инген Айлиль надел потрёпанный серый плащ, натянул капюшон на глаза, а затем взвалил мужчину себе на плечо только для того, чтобы исчезнуть в декоративном люке и вернуться в огни далёких руин. Лирика очнулась под хохот Орин. — …Влюблённые, — говорила она. — Наконец-то вместе навсегда! Даже не дёрнувшись, чтобы себя выдать, Лирика снова встретилась со взглядом мужчины в капюшоне, стоящим рядом с отродьем Баала. В ответ он улыбнулся, слегка наклонив голову. Подношение, да. Но не от Орин. Теперь это был её выбор. Впервые, возможно, единственный раз Оливет был не только беспомощен, но и полностью находился в её власти. Это был подарок Астариона. То, ради чего он проливал кровь. То, ради чего он бы умер, если бы до этого дошло. И всё ради того, чтобы этот момент наконец настал. Где жизнь Оливета Ингена Айлиля находилась исключительно в её руках. Лирика снова повернулась к Орин, которая склонилась над неподвижным телом «Астариона». Её клинок оставался занесённым прямо над его грудью, дрожа, чтобы пронзить его сердце. Карлах и Лаэзель держались позади, ожидая приказа нанести удар, но не желая неожиданно вмешиваться, чтобы не стать причиной гибели своего товарища. Хальсин стоял всего в нескольких метрах от них, его тело было заряжено магией молний и луны. Тёмный рот Орин растянулся в ещё одной кривой усмешке. — Должна ли я, должна ли я, должна ли я? — прошептала она в ответ на спокойное выражение лица Лирики. — Должна ли я возложить розы твоей любви Отцу Баалу? Заставить их цвести? Рассыпать его красные лепестки на мой алтарь? Подарить ему экстаз? Лирика скрестила руки на груди и бесстрастно уставилась на лицо «Астариона», расслабленное в искусственном сне. Она видела, как его грудь едва вздымалась при каждом вдохе. Его бледная кожа была не игрой света, а свидетельством его бессилия. Воспоминания грозили захлестнуть её с головой. Ужасы, которые он привнёс в её жизнь, наслаждение, которое он вырвал из её тела. Шрамы, которые он оставил. Части тела, которые он вырезал и поглотил так же уверенно, как лесной пожар пожирает дерево. Но теперь, по иронии судьбы, она почувствовала, что, возможно, готова снова расцвести. Что она могла осмелиться подумать, что красота вообще возможна. Всё, что было нужно, — это один ответ. Один ответ на жестокую правду, чтобы покончить с ним. — Сделай это, — сказала Лирика. — Его судьба меня не волнует. Заливаясь безудержным смехом, Орин не стала медлить. С восторгом вскинув руку, она вонзила свой змеевидный клинок прямо в грудь «Астариона». Он дёрнулся, глаза его в шоке распахнулись, но единственным звуком, который он издал, было слабое бульканье. На мгновение, он поднял руку, пытаясь дотянуться до кинжала, но его рука лишь слегка дрогнула, прежде чем снова упасть на камень. Орин зарычала, потому что из раны практически не вытекло крови. Ни брызг, ни потопа, которыми можно было бы окрестить её предпоследнюю жертву. Возмущённая, она проткнула его снова, а затем ещё раз, снова и снова, ища источник столь желанной крови. Но её наградой была лишь тонкая струйка. Лирика склонилась над телом «Астариона», когда фасад начал рушиться. Маска спала, и маскирующие чары рассеялись, явив тело Оливета, распростёртое под Избранной Баала. Не в силах пошевелиться, он слабо моргнул и посмотрел на женщину, которую преследовал целую вечность. Лирика. Та, которой он не мог обладать. Та, которая избавилась от всего, что он контролировал, даже от её имени. Его голос превратился в едва слышный шёпот. — Я видел… — прохрипел он, сопротивляясь. — Я видел… мужчину. Иссохшего. Старого. Человека. И….имя. Книгу и..... своё… имя… Следопыт улыбнулась. — Я с тобой не прощаюсь, Оливет, — заявила Лирика, наблюдая, как последние проблески понимания исчезают из его небесно-голубых глаз. — Я шлю тебя нахуй. Он моргнул ещё раз, а затем замолчал. Навсегда. Орин уставилась на обескровленный труп и закричала; протяжно, громко и безудержно.