Голова идет кругом

Кен лежал на полу фургона, укутавшись в розовое одеяло Барби и положив голову на ее мягкую шелковистую подушку. Тимоти свернулся калачиком рядом с ним, скрестив ноги под своим телом, его бока поднимались и опускались вместе с дыханием. Совсем недавно ночевка в доме Барби была главной целью в жизни Кена. Ну, это или долгожданный поцелуй с ней. Или все вместе. Он не мог предположить, что бы они делали, оказавшись наедине в ее Доме Мечты. Когда он пытался вообразить детали, ему виделась всего лишь теплая, сверкающая розовая дымка. Он лишь знал, что эта мысль заставляла его сердце биться и трепетать, пробуждала странные смешанные ощущения. Одновременно холод и жар охватывали его тело. И все же он был глубоко уверен в том, что это было бы потрясающе… а затем, возможно, он мог почувствовать себя хорошо, и какая-то ноющая пустота внутри него заполнилась бы. Сегодня вечером он упустил возможность поспать в постели Барби. Остаться рядом с ней. Еще не так давно это было немыслимо. Но он не мог оставить Тимоти одного. – Уже поздно, но ты не спишь. — Ты тоже не спишь, — заметил Кен. – Мне не нужен сон. Мой мозг на сто процентов роботизирован. –Ой, – Кен вдруг осознал, что еще многого не знал о Тимоти. – А как насчет еды? Ты нуждаешься в пище? – Я способен использовать еду или солнечный свет в качестве источника энергии. Ученые-диноморфы стремились превратить меня в идеального подконтрольного солдата, способного выжить в самых суровых и бесплодных условиях. У меня мало потребностей. — Но ты все равно можешь есть, верно? –Да. –Хорошо. Утром ты можешь съесть французский тост со мной и Барби. – Я никогда не ел французские тосты. Это будет новый опыт. – Для меня это тоже что-то новое. Я никогда раньше не завтракал у нее дома. Или вообще в доме любой Барби когда-либо. Хотя, конечно, его Барби была единственной Барби, которая имела значение. – Может быть, это не должно иметь большого значения, учитывая все происходящее, но я в восторге, честно говоря, – признался Кен и задумался на мгновение. – Наверное, я немного нервничаю. В смысле… это совершенно ничего особенного не значит. Просто я мечтал позавтракать у нее дома с начала своего существования. Хотя в моих фантазиях это всегда происходило после того, как мы… — он запнулся, снова вообразив завораживающий блеск розовой дымки. – Я даже не знаю. – Иногда мне трудно понять ее влияние на твое психическое состояние. Кажется, она одновременно и утешает тебя, и мучает. Кен чувствовал сбоку вибрирующие отзвуки роботизированного голоса Тимоти. – Мучение - сильное слово. Все сложно. Он уставился на потолок фургона. Вероятно, ему следовало попытаться заснуть, а не разговаривать. Но внутри него было так много слов. Больше, чем он когда-либо думал. До сих пор он не находил подходящего слушателя. – У некоторых Барби есть конкретный Кен, с которым им предназначено быть вместе. Типа, в комплекте. Я ее Кен. Или, по крайней мере, я всегда чувствовал себя так. Она так не считала. – Я понимаю, как это может привести к экзистенциальному кризису и страданиям. – Раньше я думал, что смогу завоевать ее расположение, если впечатлю. Если я докажу, что достаточно хорош. Каждый раз, когда она отворачивалась, я чувствовал, что потерпел неудачу. Я просто продолжал твердить себе, что мне нужно стараться больше. Жить таким образом довольно уныло. Поэтому однажды я попытался смириться с тем, что она просто не заинтересована во мне, и что тут ничего не изменить. Хотя это сложнее всего. – Она все еще хочет помочь нам как союзник. – Да. Я благодарен за это. Будет полезно, если Барби примет нашу сторону, – сказал Кен, повернувшись к Дому Мечты, хотя и невозможно было видеть его через стену фургона. Он все еще чувствовал это легкое стремление в своем сердце, словно рыболовный крючок, притягивающий его к ней. Сейчас все было не так уж невыносимо, но он задавался вопросом, пройдет ли эта привязанность когда-нибудь полностью. Рука Кена рассеянно опустилась вниз и коснулась кармана шорт. Внутри он наткнулся на сложенный листок бумаги. Саша вручила ему послание ранее, как раз перед тем, как они с Глорией уехали. Она постучала в заднюю дверь фургона и попросила его открыть, чтобы она могла попрощаться, а когда он подчинился, она наклонилась и, к его удивлению, заключила его в объятия. Тогда он почувствовал, как она сунула записку ему в карман. После того, как она ушла, он бегло осмотрел сообщение и быстро спрятал обратно. Теперь он снова достал его. В фургоне было темно. Только слабый лунный свет просачивался сквозь тонированные стекла, и глаза Тимоти тускло сияли красным цветом. Присмотревшись, он смог разобрать слова на бумаге, аккуратно написанные фиолетовыми чернилами: “Ты задал мне вопрос ранее, на кухне. Моя мама не хочет, чтобы я рассказывала об этом тебе и Барби, но я знаю, что вы живете в тоталитарном обществе и что фашисты контролируют население, лишая вас информации, поэтому я чувствую, что ты имеешь право знать. Читай дальше, если хочешь получить ответ.” Он смутно припомнил: речь шла о пенисах и вагинах, и он спросил, для чего они нужны. Почему он еще не развернул записку полностью? Он чувствовал себя ошеломленным от всего, что узнал за последнее время. Более того, он ощутил… почти сопротивления. Побуждение остаться в неведении. – Ты все еще испытываешь любовь к этой Барби, верно? — спросил Тимоти, отвлекая его от своих мыслей . – Я… Еще совсем недавно на этот вопрос было бы так легко ответить. Конечно, он любил Барби. Он знал это так же, как знал, что каждое утро всходит солнце. Разбираться в причинах - абсурдно. Почему ему нравился вкус мороженого или ощущение, когда прохладный ветерок ласково трепал волосы? Ответы не требовались. Это просто, как данность. Его любовь к Барби была подобна гравитации. Он никогда не чувствовал ничего подобного ни к кому другому. Или… все-таки чувствовал? Он внезапно подумал о том, как сидел рядом с Кеном на пляже. Разговаривал с ним. Обнимал его. Это было похоже на то, как будто он каким-то необыкновенным образом обнял себя… и все же, даже если они оба Кены, они не один и тот же человек. После их разговора в его голове возникла мысль, что он хотел найти способ исцелить своего друга, вернуть ему эмоции, снова заключить в объятия и заставить его действительно что-то почувствовать в ответ. Странно ощущать такое. Они всегда были соперниками. Кен всегда хотел произвести на него впечатление, всегда завидовал, ведь Крутой Кен был, что ж, круче. Более непринужденной версией его самого. Он гадал, только ли в их противостоянии дело. Его рука рассеянно скользнула к лицу, пальцы коснулись губ. Он никогда никого не целовал. Никто никогда не хотел его поцеловать. — Я люблю ее, — пробормотал он, сжимая в руке сложенную записку. – Но все изменилось. Трудно объяснить. Я совершенно запутался. – Человеческое дитя дала тебе какую-то информацию, но ты ее еще не усвоил. – Я пытаюсь решить, хочу ли я это знать. Большую часть своей жизни он провел в мире, подобном крошечному пузырю. Все такое упрощенное. Почти не о чем по-настоящему беспокоиться. Но он не был счастлив. Он всегда чувствовал гнетущую пустоту, неудовлетворенность. Пока он не отправился в реальный мир с Барби, он не задавался правильными вопросами и даже не знал, как это сделать. — Ты думаешь, это важно? – спросил Кен. — Думаешь, я должен знать? — Я не могу ответить за тебя. Кен колебался. Чего он вообще боялся? Это была просто записка. А Саша была еще ребенком. Если бы даже она знала эти вещи… — Ты можешь сделать свой рог немного ярче? Рог Тимоти светился, наполняя фургон мягким белым светом. Кен развернул послание, обнаружив, что почерк Саши выглядел более неряшливым, как будто она писала в спешке: “Пенис предназначен для мочеиспускания, но также для секса и для получения оргазмов. Кроме того, если пенис войдет во влагалище (отверстие, которое есть у некоторых людей), то потом может родиться ребенок. Но обычно люди занимаются сексом просто ради развлечения. Также важно согласие. Написала бы еще, но нет времени. Мама почти спалила меня. В любом случае желаю приятной жизни :) Не позволяй этим ксенофобским сукам сбить тебя с толку.” Кен все перечитал еще несколько раз, нахмурившись. – Что? - пробормотал он. Он несколько раз сталкивался с термином “оргазм” в реальном мире и понял, что он как-то связан с сексом, но пока не был уверен, как именно. И еще: пенис каким-то образом рождает детей? Он подумал о бледно-розовой штуке, которую заметил в общественном туалете в реальном мире, и попытался представить, как из нее выходит ребенок. Это казалось невозможным. Саша, должно быть, упустила некоторые важные детали. Путаница усугублялась тем, что упоминалась некая вещь под названием “вагина”. Была ли такая у Барби? Вряд ли, он отчетливо помнил, как она сказала строителю в реальном мире, что у нее ничего такого нет. Возможно, он мог бы уточнить позже. Между прочим, Мидж была беременна. Занималась ли она с кем-то сексом? Или с куклами дела обстояли совсем не так? Он полагал, все это не имело особого значения. У Кенов не было ничего внизу, а это означало, что ему никогда не испытать оргазм. Он также никогда не смог бы иметь ребенка - ни от Барби, ни от кого-либо еще. Эта мысль никогда раньше не вызывала сожалений, но сейчас его охватила слабая сбивающая с толку боль утраты. Он сложил записку и сунул ее обратно в карман. – Ты говорил, что секс запрещен в твоем мире. Значит, ты знаешь, что это из себя представляет? Как это работает? – Королевство суровых - это мир машин. Много веков назад Великий Архив Единорогов был уничтожен во время Первой Диноморфской Войны. Многие знания были утрачены вместе с большей частью нашей истории и культуры. У нас остались только легенды и пророчества. — Значит, ты не знаешь. – Нет. — Думаю, мне стоит попытаться немного поспать, – вздохнул Кен. Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и закрыл глаза. Но его мысли по-прежнему беспокойно кружились. Он продолжал поворачиваться на бок, затем на спину, снова на бок, вращаясь, как цыпленок-гриль. – Тебе бы лучше спать в кровати, — сказал Тимоти. – Я же говорил, что предпочитаю находиться здесь. Если бы я остался в доме, то всю ночь беспокоился бы о тебе. – Если представители власти этого мира придут за мной и попытаются схватить, ты тоже окажешься в опасности. Ты не подготовлен к битвам. И в твоем теле нет встроенного оружия, как у меня. — Ну, я все еще мог бы… — он вдруг замолк, погрузившись в размышления. Что бы он сделал, если бы они явились за Тимоти? Что он мог сделать? Ему никогда не приходилось сражаться. Стычки с другими Кенами не в счет, ведь худшее, что когда-либо случалось в результате, это чья-то испорченная прическа. Он подумал о переносном громоподобном оружии в реальном мире. Даже если бы у него было такое оружие, идея использовать нечто подобное для защиты - использовать его против Барби - была немыслимой. Отвратительной. Легче снять с себя кожу. — Я все еще мог бы с ними поговорить, — неуверенно предложил Кен. – Я подозреваю, это будет неэффективно. Вместе мы более уязвимы, чем по отдельности. Даже если твои инстинкты подсказывают противоположное. – Слушай, в чем дело? Ты не хочешь, чтобы я был здесь? Ты думаешь, я мешаю? – в голосе Кена прозвучали оборонительные нотки, и он ничего не мог с собой поделать. – Я думал, мы братья. Думал, что между нами духовная связь. – Так и есть. Ты прав. Благодаря тебе я познал дружбу. Кен уставился на стену фургона, завернувшись в одеяло с запахом клубники. Он уткнулся в него лицом. – Так почему ты теперь меня отталкиваешь? – приглушенно донесся его голос. – Потому что я не хочу, чтобы ты бессмысленно подвергал себя опасности из-за меня. Я знаю, что ты обеспокоен главенствующими Барби… – Меня не волнует, что Барби придут за тобой. В смысле, волнует, но больше всего меня беспокоит, что ты сам собираешься уйти. Повисла тишина. — Ты думал об этом, — прошептал Кен, ощутив, как будто его горло сжималось. – Думал, правда ведь? О том, чтобы уйти, пока мы спим. Тимоти отвернулся. – Тимоти, пообещай мне, что ты не уйдешь, – попросил Кен, приподнявшись. – Я не нужен на этой земле. – Неправда. Лишь несколько местных жителей расстроены. Так сказала Барби. Я знаю, ты считаешь, что создаешь нам проблемы… – Я так считаю, потому что это факт. Я желаю, чтобы ты был в безопасности. Уход был бы наиболее логичным способом это обеспечить. – Мне не важна логичность. Если я потеряю тебя, это будет то же самое, как будто меня лишат сердца. У Тимоти не имелось человеческого выражения лица, поэтому по нему было трудно прочитать эмоции. Но его уши прижимались назад всякий раз, когда он испытывал стресс. Они были такими и теперь. Кен обвил руками шею Тимоти и уткнулся в нее лицом. Ком в горле не исчезал. – До того, как ты здесь появился… я думал о том, чтобы исчезнуть в океане, — тихо произнес он. – Я не знаю, способен ли я вообще умереть. В смысле, куклы иногда снимаются с производства. Они пропадают. Но мы не можем решить уйти самостоятельно. Тогда мне хотелось исчезнуть. Потому что я знал, что Барби никогда не ответит мне взаимностью, и потому что даже в реальном мире, в месте, где к мужчинам относятся серьезно, никто меня не слушал. Никому не было дела. Быть живым и оставаться для всех пустым местом - это ужасно. Ты первый, благодаря кому я чувствую себя значимым. Поэтому я не позволю тебе вернуться туда, где ты несчастен. Я останусь здесь на всю ночь, чтобы убедиться, что ты не сбежишь. Потому что именно это ты бы сделал для меня. – Тогда я благодарен за твое присутствие, – после короткой паузы ответил Тимоти. — Я тоже тебе благодарен, – отозвался Кен, зажмурившись, чтобы сдержать слезы. Тимоти опустил голову, коснувшись рогом лба Кена. – Я огорчил тебя. Я не имел таких намерений. – Все нормально, – всхлипнул Кен. — Просто пообещай, что останешься. – Клянусь могилами моих павших товарищей. Я не оставлю тебя, – после еще одной паузы произнес Тимоти. Боль в груди Кена немного утихла. Он попытался сказать “спасибо” , но слова не выходили, поэтому он просто кивнул и обнял единорога крепче. * * * Кен не помнил, как отключился, но, должно быть, он спал некоторое время, потому что резко очнулся из-за быстрого стука в заднюю дверь фургона. Его глаза распахнулись. На улице было еще темно. Тимоти поднял голову, зрачки загорелись красным, уши навострились. Кен затаил дыхание, прислушиваясь. Ещё стук. Затем прозвучал голос (голос Барби, но не его Барби), наполненный фальшивой беззаботной любезностью. – Эй, привет, Кен? Это полицейская Барби. Не хочу беспокоить тебя в такой час, но у меня есть несколько вопросов. Кен молчал, его горло словно сжалось. –Кен, — пропела она. – Будь хорошим мальчиком и открой. Что ему делать? Он почувствовал, что его начинало трясти. – Давай, Кен. Выйди из фургона. Мы знаем, что ты там, – ее тон все еще был игривым и мелодичным, как будто Кен был диким котенком, которого она пыталась выманить из куста, но теперь более явно слышались нотки чего-то темного под поверхностью. Мы. Во множественном числе. Она была не одна? Но он ничего не отвечал, не двигался и не дышал. Кончик рога Тимоти начал светиться ровным белым светом. Кен покачал головой, и сияние погасло. — Мы просто хотим поговорить, дорогой, — раздался голос, мягкий и тягучий. – У тебя нет проблем. Не о чем волноваться. Он напомнил себе, что они с Тимоти не делали ничего плохого, что ночевка в фургоне не запрещена законом. Но напряжение в горле и груди не утихало. Откуда они узнали, что он здесь? Кто-нибудь видел, как они накануне вечером садились в фургон? — Последний шанс, — предупредила она, и фальшивая сладость резко испарилась. – Открой дверь, или я сломаю ее. Некуда бежать. Кен зажмурился на несколько секунд, вздохнул и открыл дверь. — О, эй, извини, — отозвался он, изо всех сил пытаясь улыбнуться. – Я просто спал. Не слышал тебя первые несколько раз. Его оправдания прозвучали скрипуче и неуверенно. Офицер полиции Барби стояла, упираясь рукой в бедро. — Выйди, пожалуйста. Холодное, болезненное чувство поселилось в его животе. Медленно он выбрался из фургона и встал, нервно заламывая руки. Он старался загораживать Тимоти. –Что происходит? – Так я и знала! – сказал кто-то из-за спины полицейской Барби. – Я знала, что именно поэтому ей понадобился этот фургон! Мидж. Она стояла в длинном синем платье и сандалиях, положив одну руку на свой беременный живот, а в другой сжимая теннисную ракетку, как оружие. – Мидж, пожалуйста, отойди, — сказала полицейская Барби. – Дай нам с ковбойшей Барби разобраться во всем. Взгляд Кена метнулся в сторону. Оказалось, неподалеку ожидала команды ковбойша Барби с лассо. На ее ярко-розовом костюме блестели стразы. — Я могу помочь, — настаивала Мидж. – Ты беременна! – Беременные женщины могут делать все, на что способны и небеременные. – Тимоти, выходи из фургона, – со вздохом сказала полицейская. –Все в порядке, – пробормотал Кен, заметив, что единорог не двигался. – Они не причинят нам вреда. Он надеялся, что не солгал. Он убеждал себя, что они не смогли бы увести его насильно. Тимоти был крупнее любой из них. Если бы Кен захотел, он мог бы просто запрыгнуть Тимоти на спину и пуститься в бега. Тимоти вышел. Его серебристые копыта звякали по пластиковому тротуару. На ближайших улицах все еще было тихо и темно, но он заметил несколько Барби, выходящих из ближайших Домов Мечты, вероятно, чтобы выяснить, из-за чего раздавался шум. – Руки за спину, — скомандовала полицейская Барби. Кен подчинился. Вероятно, ему следовало бы спросить о причинах, но его охватило тревожное, предательское душевное оцепенение. Послушание пришло автоматически, как запрограммированная реакция на ужасающее чувство, что она им недовольна. Она кружила вокруг него. Только услышав щелчок, он оглянулся через плечо и понял, что она надевала на него пару розовых наручников с меховой подкладкой. Дыхание Кена участилось. Раньше на него никогда не надевали наручники. Такое случалось только с очень плохими Кенами. Тимоти взволнованно заржал и прижал уши. — Зачем ты надеваешь их на меня? – спросил Кен, стараясь унять всю панику, которая в нем поднималась. – Что я сделал? — Просто мера предосторожности, – она напряженно улыбнулась. Его дыхание становилось тяжелее. Кен бросил взгляд на Дом Мечты стереотипной Барби и увидел ее в спальне, все еще в розовой пижаме. Она стояла на краю этажа и смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами. Он посылал ей мысленные сигналы, молча умоляя о помощи. – Итак, вот как мы поступим. Я просто доставлю вас двоих в участок для допроса, — сказала полицейская Барби. — Как я уже говорила, у тебя нет никаких проблем. Пока нет. Как только мы получим необходимую информацию, мы просто попросим доктора быстро вас осмотреть, убедиться, что все в порядке, и… – Отпустите его, — велел Тимоти. – Тимоти. Все нормально, — прошептал Кен. – Вы не доставите нас в отделение. Снимите с него ограничения. – Следи за тоном, разбойник, — возмутилась ковбойша со своим техасским акцентом. Кончик рога Тимоти снова засиял белым. – Воу! Воу! Этот рог - оружие, — заявила полицейская Барби. – Нам придется его конфисковать. – Рог подключен прямо к моему мозгу. Его невозможно отсоединить, не причинив вреда. – Похоже, это твоя проблема, – полицейская Барби вытащила из кармана брюк большие розовые плоскогубцы и угрожающе щелкнула ими. У Кена кружилась голова. Он и подумать не мог, что все произойдет так быстро. Он думал, что, по крайней мере, утром у него останется время снова поговорить с Барби. — Я пойду с тобой, — выпалил он, безуспешно пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Я сделаю все, что ты захочешь. Только не причиняй вред Тимоти. Тимоти, не надо... не делай резких движений. Сохраняй спокойствие. Все нормально. Мидж продолжала наблюдать, выставив вперед теннисную ракетку, ее щеки пылали, глаза светились нервным предвкушением. Теперь собиралось еще больше любопытных Барби, топчущихся вокруг. Прошло очень много времени с тех пор, как в Барбилэнде производился арест. Среди толпы он заметил Пицца Кена. Их взгляды на мгновение встретились, и Пицца Кен отвернулся. Кену стало дурно. Неужели он…? В отчаянии Кен снова оглянулся на спальню Барби, но там никого не оказалось. Где она была? Его мысли стали оглушающе беспорядочны. В его голове зазвенела паника. Его глаза непроизвольно метались по сторонам, ничего толком не различая. Мир размывался. – Барби! – вскрикнул он. – Барби, помоги! – Я здесь! – Барби спешила к ним, босиком, с раскрасневшимися щеками, все еще в пижаме. — Офицер, в чем проблема? – Все, расходитесь! – полицейская рявкнула на собравшихся зевак и схватила Кена за руку. – Это не имеет к тебе никакого отношения, Барби. Не беспокойся об этом. Он выйдет к утру. – Подожди! Разве тебе не нужно… провести надлежащее задержание, зачитать права или что-то в этом роде? В смысле, нельзя просто приходить и забирать людей из фургонов, даже не объясняя причины. А еще это мой двор. Думаю, мне хотя бы положено объяснение. Скажи, почему ты здесь. – Его видели сегодня на пляже, когда он говорил с другими Кенами, – после непродолжительной паузы хмуро ответила офицер. – Видимо, он поднимал довольно неприятные и огорчающие темы. – Ну и что? – отрезала Барби. – Он имеет право говорить. – Это право действует только до определенного момента. – Перечисли, какие именно законы он нарушил, — потребовала она. — Или сними с него наручники немедленно. Офицер Барби колебалась. Она неуверенно огляделась вокруг. Забрать Кена - это одно, но она явно не ожидала, что ей придется объясняться перед другой Барби и убеждать ее. – Как я ему уже пояснила: мы просто собираемся провести допрос. — Ну, в таком случае не думаю, что он обязан идти с тобой. Ни один из них не обязан. – Не нужно говорить со мной таким тоном, Барби, — сказала полицейская. – Мы все здесь друзья. — Тогда уважай мое желание и уходи. – Ты только все усложняешь. Почему бы тебе просто не позволить нам заниматься своей работой? Он даже не твой Кен. —В смысле… не совсем, но он мой друг, – немного смутилась Барби. – Что ж, не имеет значения. У нас есть приказ. Мы его забираем. – Дело в Тимоти, не так ли? – продолжала стоять на своем Барби, выпрямившись и пристально глядя на офицера. – Речь идет о тех протестующих Барби, которые решили, что он им чем-то мешает. Ну, президент не на вашей стороне. И она обязательно узнает об этом недоразумении. — Вперед. Напиши ей письмо, – оскалилась в улыбке полицейская Барби. – Сделай так, чтобы твой голос был услышан, подруга. Мидж надвигалась на Барби, угрожающе перехватывая ракетку. Щеки Барби вспыхнули ярче, а глаза сверкнули сталью. — Не смей , — огрызнулась она на Мидж, которая замерла. Кен никогда раньше не видел ее настоящего гнева, и было немного головокружительно осознавать, что она злилась в попытке защитить его. Она боролась за него. При других обстоятельствах он мог бы растаять восторженной лужей. Но пока он чувствовал только сжимающий и удушающий страх в груди. Барби крепко взяла Кена за руку. –Пойдем со мной обратно в дом, – сказала Барби. – Тебе не обязательно идти с ней. – Вообще-то обязательно. Тимоти пошевелился, махнул хвостом и прижал уши к голове. Его красные глаза пульсировали светом. Его рог снова начал сиять. Ковбойша Барби раскрутила свое лассо. — Я позабочусь об этом мерзавце, офицер, — хмыкнула она. – Ты разберись с Кеном и занудной Барби. Рог Тимоти вспыхнул ярче. Он опустил голову, как бык, готовый броситься в атаку, фыркнул и ударил по асфальту копытом. – Вы его не заберете. Снимите с него ограничения. — Тимоти, — прошептал Кен. – Нет… Тимоти встал на дыбы и вскинул голову, он ржал, его копыта рассекали воздух. С сокрушающей силой он опустился на тротуар, рассыпая шквал искр, и все Барби отпрянули с испуганным криком. – Я знаю, что вы делаете с Кенами, которые бросают вам вызов! – Тимоти разбушевался. – Я не позволю вам разлучить нас! Я не позволю вам уничтожить его эмоции! Глаза офицера выглядели шокировано, но она быстро вернула самообладание, нацепив маску профессионализма. – Я не знаю, что он тебе наплел, но мы не намерены делать ничего подобного. Это мирное место. Ковбойша подступилась к Тимоти. Ее рука потянулась за розовым прутом, спрятанном в кобуре на бедре. Она вытащила его. Он жужжал в ее руках, как огромный злой шершень. Наконечник трещал от электричества. Барби бросилась к ковбойше и схватила ее за руку, заламывая за спину. Та вскрикнула от удивления. – Тимоти, Кен, бегите! – крикнула Барби. Тимоти снова склонил голову. Его рог светился. Раскалившись на мгновение, наручники щелкнули и упали с запястий Кена. – Забирайся на спину, Кен! Кен быстро вскарабкался в седло. – Нет! – завопила Мидж. –Не дайте им улизнуть! Тимоти опустил голову и бросился вперед. Толпа расступилась, как испуганные зверьки. Кен вцепился в руль, стиснув зубы. Тимоти свернул с городской площади в переулок. Вдруг Тимоти резко остановился, и его копыта процарапали тротуар, высекая еще больше искр. Торможение встряхнуло Кена до костей, и он ударился головой о металлическую гриву единорога. Мир закружился. Тимоти заржал, запрокинул голову и натянул веревку, которая теперь обвивала его заднюю ногу. Его зубы щелкнули в воздухе, когда он повернулся, пытаясь укусить узел. — Попался, — хмыкнула ковбойша, стискивая зубы. Она держалась за веревку обеими руками, пока Тимоти боролся. –Кен! – позвал Тимоти с небывалым беспокойством в голосе. – Тимоти, разрежь веревку лазером! Тимоти начал поворачиваться. Ковбойша накинула еще одно лассо, туго затягивая петлю вокруг шеи единорога. Он дернулся, громко фыркнув. – Мидж! — закричала ковбойша, прерываясь из-за тяжелого дыхания и усиливая хватку на веревках. – Я удерживаю… изо всех сил эту тварь! Возьми мой прут для скота! Встряхни его шокером! Большинство Барби разбежались по домам, и Кен нигде не видел полицейскую, но Мидж спешила к ним, поддерживая рукой большой живот. Затем она выхватила из кобуры прут. Мидж приближалась, а штырь опасно светился и устрашающе потрескивал. Недолго думая, Кен выскочил из седла и загородил от нее Тимоти. Мидж с ревом нанесла удар шокером. Раздалось оглушающее жужжание электричества, и его мысли заполнились белыми помехами. Мир исчез, а когда он очнулся, то лежал на тротуаре, на спине, задыхаясь. Он схватился за живот, корчась от боли. И было кошмарно больно. Так сокрушительно больно, как будто кто-то вонзил ему нож под ребра. Его тошнило, хотя внутри, конечно ничего не было. Над ним нависла Мидж, обеими руками крепко сжимая штырь, кончик которого потрескивал пляшущим серебристым током. — Проклятье, Мидж! Я имела в виду коня, а не его! – Он мешал! Кен изо всех сил пытался сесть, его зрение то прояснялось, то затуманивалось. – Лежать! – закричала Мидж, почти не похожая на саму себя. Ее глаза переполнились дикостью и безумием, а зубы были обнажены и блестели от слюны. Она выглядела как испуганный ребенок, как голодный зверь. Прут для скота снова начал опускаться к его животу. Тимоти пронзительно заржал. Его рог засиял ярко-белым и выпустил серию лазерных залпов, и в следующее мгновение голова Мидж полетела в воздух. Ее глаза округлились от шока, рот был открыт. Голова пересекла улицу и с глухим стуком ударилась о стену дома, словно сандалия шлепнулась об пол. Затем скатилась с лужайки на тротуар, слегка подпрыгнула и замерла лицом к Кену. Ее тело (шея теперь превратилась в тлеющий почерневший обрубок, из которого вился едкий дым) рухнуло с более громким звуком. Кен закричал. Голова Мидж лежала и взирала на него пустыми глазами. Затем зрачки снова сфокусировались, веки несколько раз дрогнули. Рот открылся и закрылся. – О Боже! — завыла она. – Это мое тело? Полицейская Барби теперь бежала по улице к голове Мидж. Ковбойша все еще тянула за веревки, а Тимоти отчаянно сопротивлялся. – Мой ребенок! — запричитала голова Мидж. – С моим ребенком все в порядке?! Полицейская Барби схватила голову и понесла ее к телу. С ворчанием она присоединила шумную часть Мидж к шее (или, скорее, попыталась). Похоже, голова не стыковалась. Пластик частично оплавился и искривился. — Ой, — всхлипнула Мидж. – Ой, ауч, ой! Кен с трудом дышал и едва мог пошевелиться. Голова гудела, живот болел. Все ощущалось пыткой. Он попытался встать, но ноги подгибались и не слушались. Полицейская Барби сдалась, оставила голову на тротуаре и достала из кармана рацию. – Мне понадобится скорая помощь! У нас здесь раненая беременная Барби! – Барби, — ошеломленно вспомнил Кен. Где его Барби? С ней все в порядке? – О Боже, моя шея расплавилась! Я умру! – Мидж заливалась слезами, задыхаясь в истерике. — Успокойся, Мидж, — сказала полицейская сквозь стиснутые зубы. – Мы обе знаем, что здесь не существует смерти. – Ты не можешь знать! Никто не знает! Офицер выхватила прут для скота из неподвижной руки Мидж. Глаза Барби были широко раскрыты, лицо бледным. Она приблизилась к Тимоти, затем отступила на несколько шагов, тяжело дыша. Шокер дрожал в ее руках. Кен все еще пытался прийти в себя и совладать с волнами боли, охватывающими его тело. Он не знал, что в мире существовала такая боль. Никто не должен был это почувствовать. Его снова начинало мутить, от чего он закашлял, а живот пронзило судорогой. Он ощущал, как его сознание угасало, как будто он беспомощно падал вниз. “Спасите”, — мысленно умолял он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Кен! Кен! Голос Тимоти казался тише и тише. Кен пытался держаться в сознании, но силы покидали его. Он увидел, как Тимоти упал на землю, копыта тряслись, а лассо все еще обвивалось вокруг его шеи. Затем тьма захватила его окончательно.