fortunate son

      Майклу с его чуткими ушами всегда было легко прислушиваться к звукам шагов в доме. Особенно так поздно ночью, когда в доме, помимо него, был лишь один бодрствующий человек.       Майкл рассеянно смотрит в потолок, лёжа на спине, уши подёргиваются и вытягиваются вперёд, пытаясь уловить звук шагов отца внизу. Непонятно, чем он там занимается, но вскоре отец начинает медленно подниматься по лестнице, готовясь, скорее всего, ко сну. Это хорошо. Значит Майкл не зря ждал этого — пока он может подождать ещё немного и взять себя в руки.       Прошло слишком много времени — вот и всё. Всё труднее уловить свои мысли, всё страннее себя ведёт тело, которое невозможно контролировать, ведь Майкл недостаточно сильно наказал себя. Не настолько, насколько, по его мнению, должен был. Но это он сможет исправить в ближайшее время.       Майкл слушает. Лежит, сложив руки на животе и плотно сжав губы, мягко постукивая хвостом по матрасу и лежащим над ним одеялом. Отец медленно идёт по коридору, слабый скрип открывающейся двери спальни на мгновение отдаётся эхом и сразу затихает. Ещё шаги; вероятно, перед сном он проверяет, как там Эван и Элизабет — совсем не редкость для него.       Конечно же отец не останавливается у двери Майкла. Даже не задерживается снаружи на мгновение — шаги без остановки проносятся мимо. Майкл слышит предательски отчётливый звук открывающейся и тихо закрывающейся двери родительской спальни. И лишь тогда вздыхает с облегчением.       Он наклоняет голову, чтобы посмотреть на часы, после чего ждёт ещё полчаса и наконец осмеливается усесться и сбросить с себя одеяло, поёживаясь от слегка прохладного воздуха в своей комнате. Майкл останавливается возле двери, чтобы ещё раз прислушаться перед выходом из комнаты. Почти бесшумными шагами по ковру он спускается вниз в ванную для гостей.       Когда он попытался сделать это впервые, ему пришлось остаться в собственной комнате, потому случайно испачкал простыни в процессе. Майкл немного испугался при виде собственной крови, и инстинкты дали о себе знать. Однако, по крайней мере, боль отрезвила его и позволила привести себя в порядок. По сей день мама так и не в курсе о существовании этих пятен — Майкл очень усердно старался оттереть и собственноручно отстирать их с простыни.       На той самой простыне, на которой он спит прямо сейчас. Горькое воспоминание.       Но теперь Майкл стал более опытным в этом деле. Он останавливается у подножия лестницы, ещё раз прислушиваясь к посторонним звукам, затем проходит небольшое расстояние до ванной и заходит внутрь. Щёлкнув включателем, он зажигает свет в комнате: небольшое пространство заполняется ярким белым свечением, но это не беспокоит Майкла. К тому времени, как он закончит, никто даже не узнает, что он был здесь, внизу.       Все его принадлежности всегда лежат на месте, ведь семья нечасто пользуется этой ванной, лишь редко заходя сюда в течение дня — комната и вправду предназначена только для гостей. Майкл садится на пол напротив шкафчика под раковиной и открывает дверцу. Пальцы нащупывают прямоугольное серебряное лезвие, которое он приклеил ранее к верхней части шкафчика с помощью обычного скотча.       Как и всегда, он тщательно моет лезвие в раковине, а затем, усаживаясь поудобнее, кладёт его на столик. Прислоняется спиной к двери, приподнимая бёдра настолько, чтобы можно было стянуть пижамные штаны, оголяя свою кожу — она покрыта рубцами и всё ещё заживающими порезами, но на это Майклу плевать. Это то, что помогает ему хоть немного прийти в себя; порезы болят лишь некоторое время. Не такая уж и большая цена за частичку тишины и покоя.       Он отматывает немного туалетной бумаги от рулона и отрывает ее, аккуратно складывая и располагая её рядом со своей ногой. Под шкафчиком тоже есть маленькая коробочка с бинтами, на случай, если он не сможет полностью контролировать кровотечение.       Но Майкл уже успел наловчиться. У него было много времени, чтобы попрактиковаться.       Некоторые шрамы на его бёдрах выглядят неровно — это были шрамы от когтей, впивавшихся в его собственную плоть, пока она не разрывалась под их давлением, выпуская багровые бусинки под его ногти. Он перестал так делать лишь потому, что вычищать кровь из-под них было чересчур утомительно; когти не были достаточно острыми, чтобы облегчить этот процесс.       Лучше делать это лезвием. Гораздо лучше. Майкл всегда следит за тем, чтобы оно было острым.       Он делает глубокий вдох, поворачивая лезвие между пальцами, и немного ждёт, будто чуть позволяя себе перевести дыхание, прежде чем приступить к действу. Честно говоря, он очень устал. Он мог бы спокойно лечь спать и не заниматься этим сейчас, но лучше поздно, чем никогда, и, возможно, в ближайшее время у него больше не будет такой подходящей возможности.       Хватит медлить. Нужно покончить с этим, вернуться наверх, в постель, и просто постараться немного отдохнуть перед завтрашним днём. Завтра школа.       Майкл прижимает острый край лезвия к своей коже; прохладный поцелуй бритвы успокаивает — он проводит ею по коже, надавливая так, чтобы аккуратно раздвинуть плоть. Из пореза почти сразу же начинает выступать кровь, и Майкл останавливается, чтобы быстро вытереть её, после чего повторяет то же самое на коже чуть ниже.       Сначала чувствуется острая боль, затем — тупая. Майклу становится легче дышать после того, как на коже проступают уже пять багровых линий, кровь собирается в один большой пузырь, который он насухо вытирает. Несколько взмахов салфеткой — и он тянется за бутылкой спирта под столиком; признаться, жжение ощущается приятно.       Когда он сделал это впервые, он просто… Просто сделал это. Набросился на самого себя, вспоров когтями собственную кожу. Теперь же Майкл осторожен. Он не хочет, чтобы из-за случайно попавшей в рану инфекции он как-то обратил внимание на себя и на то, что он с собой делает. О, упаси Боже.       Спирт обжигает свежие открытые раны, но порезы нужно обязательно продезинфицировать, что он и делает, накладывая затем на них большую повязку с липкими краями. Майкл делает глубокий вдох и выдыхает, уголки его рта слегка приподнимаются — теперь можно спокойно посидеть в тихой ванной и позволить себе отдохнуть.       Когда он окончит старшую школу, его бёдра уже точно превратятся в месиво, но не то чтобы он слишком возражал. Всё равно их больше никто не увидит.       Покончив с этим делом, Майкл убирает бинты и спирт обратно под шкаф. Он тщательно моет бритву — так же тщательно, как и перед тем, как воспользоваться ею, прикрепляя её к верху шкафа и закрывая его дверцу. Свёрток окровавленной туалетной бумаги отправляется в унитаз, и он смывает его.       Поднявшись ровно и до конца натянув свои штаны, он оглядывается и убеждается, что не осталось ни единого признака того, чем он занимался. Вот и отлично.       Умывая руки в раковине, Майкл рассматривает своё отражение в гладком стекле зеркала. Отец говорил, что он выглядит довольно болезненно, и теперь Майкл видит это. На скулах выступил странный розовый румянец, который проявлялся всё больше и больше где-то в течение последних двух дней, но у Майкла не было других симптомов, которые могли бы указывать на болезнь. Возможно, что-то не так.       Ну и ладно, будь что будет. Если что, он поговорит с матерью и отцом, но если он просто подхватил какую-то там простуду, то позаботиться о себе он может и сам.       Майкл отходит от зеркала, чтобы посмотреть — или, по крайней мере, попытаться это сделать в небольшом отражении, — на себя со стороны. Зеркало опускается ровно до его торса; он складывает руки на груди, прикусывая нижнюю губу зубами и слегка морщась. Его клыки чуть длиннее и острее, чем у обычного человека, поэтому иногда возникает желание прокусить губу до крови, за что приходится поплатиться.       Честно говоря, ему повезло. У него есть родители, которые, по крайней мере, приняли его таким, какой он есть — приняли его как сына, которым они сначала его не считали, и как гибрида, которым он был с тех пор, как находился в утробе матери, — и они не выгнали его из дома за то, что он сделал с Эваном. Для большинства таких детей это просто мечта. Он живёт достаточно комфортно, его потребности полностью удовлетворяют, поэтому даже если родители отдалились от него, то какое это имеет значение? Какая разница, что его брат и сестра больше не доверяют ему?       Майкл сжимает переносицу и делает глубокий вдох. Может, ему пора перестать быть дебильным нытиком и просто—       Тихий стук в дверь заставляет Майкла вздрогнуть, рука прижимается к груди, из которой едва не выскакивает сердце.       — Майкл? Ты тут?       Дерьмо. Мама. Майкл глубоко вдыхает и наклоняется, чтобы до конца спустить воду в унитазе, крича в сторону двери.       — Да, э-э. Я выйду через секунду.       — Нет, всё в порядке. Не торопись. Я просто спустилась вниз попить воды и увидела горящий свет. — мамины шаги, мягкие и лёгкие, медленно удаляются от дверного проёма. Майкл проводит пальцами по своим волосам, слегка цепляясь за них в тщетной попытке успокоиться.       Значит всё в порядке. Он думал, что это отец, но… Что ж, хорошо, что это не он. Он замечает слишком много. Мама же не замечает вообще ничего.       Майкл ещё недолго стоит у раковины, притворяясь, что моет руки, после чего выходит из ванной, не смотря в сторону кухни. Вместо этого он бросается наверх по лестнице в свою комнату, закрывает за собой дверь и на мгновение прислоняется к ней, вглядываясь в темноту. Это всего лишь мама. Она даже не вспомнит об этом утром.       Не похоже, что она что-то заметила. Он ведь уже отмыл и перевязал себя, когда она спустилась вниз, так что вряд ли он спалился.       Расслабляющее ощущение лёгкой боли при каждом шаге снова успокаивает Майкла, он подходит к своей кровати, садится на край матраса и бросает взгляд прямо на дверцу своего шкафа. В последнее время он содержит комнату в идеальном порядке, так что родителям даже не к чему придраться. Иначе, если он оплошает, его могут отправить отсюда навсегда.       Места, куда можно отослать плохо себя ведущих детей-гибридов, существуют. Майкл знает о них всё, и он не хочет оказаться в одном из этих заведений.       Его взгляд скользит по краю дверцы шкафа. У него раздвижные двери, сам шкаф довольно большой, настолько, что внутри даже можно хранить самые разные вещи под одеждой. Может, он достаточно вместителен, чтобы можно было залезть в него, свернуться калачиком и уснуть — разве это не было бы здорово? Маленькое, тёмное, замкнутое пространство, которое принадлежит лишь ему и никому другому.       Ну и что это за херня. Ему точно нужно поспать.       И вот, наконец, Майкл забирается под своё одеяло, помещая его вокруг своей шеи и обнимая его, и переворачивается на другой бок, уставившись прямо в стену.       Он думает, что будет делать в тот неизбежный день, когда кто-то всё же зайдёт и увидит, как он режет себя, но сегодня, по крайней мере, — совсем не тот день.       Однако больше ему интересно, что придётся делать, если это увидит отец.

| | |

      В доме царит обычная утренняя суматоха. Майкл ползёт вниз по лестнице на первый этаж, натягивая толстовку через голову и проводя руками по волосам, чтобы достать их из-под тянущей их вниз ткани. В последнее время его волосы неплохо отросли, но каждый раз, когда мама начинает говорить о том, что их следует подстричь, Майкл отвечает, что хочет оставить их такими. Это модно, большинство парней постарше в любимых музыкальных группах Майкла имеют как раз длинные волосы. Сейчас иметь такие вовсе не по-девчачьи.       Иначе он, пожалуй, обрезал бы их настолько коротко, насколько было бы возможно.       Он делает себе два тоста с маслом и джемом и, стоя у столешницы, ест их со сложенного вместе бумажного полотенца, когда в комнату вдруг заходит отец. Майкл мгновенно напрягается, слегка морщась, его рука опускается вниз, чтобы разгладить переднюю часть своей толстовки. В последние дни его время от времени беспокоят странные спазмы в животе. Они не длятся долго, но живот как-то необычно болит.       И он совсем не хочет, чтобы отец знал, что с ним может быть что-то не так.       — Доброе утро, Майкл, — говорит отец ровным и слегка мягким тоном, готовя себе свежий кофе. — Как спалось? Хорошо?       Самый обычный разговор. Ничего сложного.       — Да. А тебе?       — Неплохо. Если бы вчера я проработал весь день, то, думаю, всё бы было намного хуже. — отец проходит мимо него к тостеру, и Майкл мгновенно отодвигается в сторону от столешницы, чтобы освободить место.       Он наблюдает за отцом краем глаза, стараясь делать это как можно менее заметно. Отец в последнее время тоже начал отращивать волосы, но не по своей воле; по его словам, он часто бывает слишком занят, чтобы утруждать себя походом в парикмахерскую, и Майкл совсем не винит его за это, учитывая, каким тяжелым испытанием всегда является запись на приём туда. Но они нравятся Майклу и длинными; отросшие каштановые локоны слегка завиваются к концам, как бы смягчая острую линию челюсти отца. Это неплохо сочетается с бледной, но выразительной голубизной его глаз, которая, кажется, всегда застаёт людей врасплох.       У Майкла такие же глаза. Люди говорят, что они очень друг на друга похожи, поэтому парень всегда молча наслаждается осознанием того, что для него не всё ещё потеряно.       Пялиться на отца — ну уж как-то слишком странно, поэтому Майкл возвращается к своему завтраку и поднимает взгляд только тогда, когда отец начинает говорить с ним, повернувшись спиной.       — Хочешь, подвезу тебя сегодня в школу?       — Хмм? — Майкл быстро пережёвывает кусочек тоста, проглатывая его намного быстрее, чем хотелось бы. — О, эм, нет, я могу дойти пешком. Я просто… Обычно слушаю музыку по дороге, так что…       Это для того, чтобы поход туда прошёл побыстрее, не по какой-то другой особой причине. Раньше он встречался с Джереми по дороге в школу, однако после вечеринки они перестали разговаривать, и Майкл сомневается, что когда-либо заговорят вновь. Пострадало, хотя и в меньшей степени, больше людей, чем лишь одна его семья.       Да и, если этого всё же можно избежать, он бы не хотел сидеть в одной машине с Элизабет и Эваном.       Отец поворачивается к нему лицом, прислоняясь спиной к столешнице, и ставит руки на её край, спокойно изучая Майкла. Под его глазами виднеются небольшие тёмные круги — должно быть, всё-таки он не так уж и хорошо спал.       — Батареек для плеера хватает?       — Да, — он потратил приличную часть своих карманных денег на то, чтобы батареек хватило ещё на какое-то время, потому что, даже до инцидента на вечеринке, приставать к родителям из-за этого казалось ему странным. — Это недолгая прогулка, тем более, что свежий воздух ещё никому не навредил. Я всегда вовремя выхожу заранее, чтобы успеть в школу.       — Как скажешь. Не буду заставлять тебя идти с нами. Просто подумал, что стоит предложить. — взгляд отца опускается на недоеденный тост, затем снова поднимается на лицо Майкла. Он выглядит так, словно хочет что-то сказать, но внезапно к ним присоединяется третий человек.       Эван тихо заходит на кухню с его тёмными, слегка взъерошенными после сна кудрями, и трёт глаза, громко зевая. Однако, когда он поднимает взгляд и видит, что оба они уже на месте, он замирает, его зрачки в глазах — голубых, но не настолько интенсивного оттенка, как у Майкла и отца — слегка расширяются. Они более тусклые. Темнее.       Когда он бросает взгляд на Майкла, парень вновь обращает своё внимание на тост, отламывает кусочек хрустящей корочки и отправляет его в рот. Он, честно, клянётся, что чувствует, как отец сверлит его своим взглядом, но отказывается снова поднимать глаза.       — Что такое, Эван? — наконец спрашивает отец, чей голос теперь стал мягче — в нём нет той резкости, которая, кажется, всегда имеет место быть, если дело касается Майкла.       — Просто зашёл взять сока и хлопья. — говорит Эван, и Майкл складывает свой тост, запихивая после этого его в рот, чтобы как можно быстрее выйти из комнаты. Нет. Он не собирается торчать в одной комнате с Эваном. Одно дело, когда они здесь всей семьёй, но когда здесь лишь Эван и отец, то…       Его рука чуть вздрагивает, и он вспоминает, как ещё тогда, абсолютно потрясённый, приложил ладонь к своей щеке, широко раскрыв глаза и открыв рот. Боль от пощёчины, отпечаток ладони, который сохранялся на его коже в течение нескольких дней. Об оставленном рукой следе никто не спрашивал, потому что новости о том, что сделал Майкл, крайне быстро распространились по их маленькому городку, и никто не думал, что дать пощёчину непослушному ребёнку-гибриду — это что-то страшное.       Тем более тому, кто чуть не погубил своего младшего брата.       — Я принесу тебе миску. — произносит отец; Майкл комкает бумажное полотенце, стараясь не рассыпать крошки по всему столу. Не хотелось бы устраивать беспорядок.       Пока Эван подходит к буфету, чтобы выбрать желанную на утро коробку хлопьев, Майкл заглядывает в холодильник за бутылкой воды и возвращается наверх. Вот уже около недели его мучает странная жажда, однако в питье простой воды нет ничего плохого, но едва ли он занимался этим в последнее время. Он пьёт уж слишком много газировки. Может, организм наконец решился дать ему отпор.       Он закрывает за собой дверь спальни, открывает бутылку с водой и быстрыми глотками выпивает половину содержимого, чтобы убрать сухость во рту после еды. Конечно, он бы предпочёл молоко или сок, но не хочется пачкать стакан, и, более того, нужно было как можно быстрее убраться с кухни. Подальше от отца и Эвана.       Майкл понятия и не имеет, как ему справляться со всем этим и жить в этом доме, пока ему не исполнится восемнадцать, но знает, что должен всё это преодолеть. Может, со временем станет легче.       Когда бутылка пустеет, Майкл выбрасывает её в мусорку рядом со своим столом и подходит к своему рюкзаку, чтобы убедиться, что всё находится внутри него и разложено по своим местам. Он достаёт свой плеер Walkman и открывает его, проверяя, какая кассета туда вставлена, а затем перебирает всю свою коллекцию, чтобы вставить другую.       Это — всё то, на что в основном он тратил свои карманные деньги. Он гордится ею.       Пока он выбирает кассету для прогулки до школы, раздаётся тихий стук в дверь. Майкл захлопывает плеер и немного откашливается. Несколько колеблясь, он бросает взгляд на дверь. Почему, кому и что от него нужно в такую рань?       — Входите.       Всё внутри живота слегка сжимается, когда дверь приоткрывает отец, прислоняясь плечом к её косяку, и оглядывает Майкла с головы до ног.       — У тебя всё ещё красноватое лицо. Уверен, что хорошо себя чувствуешь?       — Ничего необычного, как всегда, — лжёт Майкл. Лгать у него получалось всё лучше и лучше — теперь это уже привычное дело для его речи. — Я правда не думаю, что заболел, отец.       — Точно? — отец слегка наклоняет голову, и Майкл отводит взгляд; он не может слишком часто смотреть ему в глаза, особенно когда знает, что врёт. Но он и не думал, что отец вдруг будет вот так беспокоиться о нем. За это он действительно должен быть ему благодарен.       Тем не менее, он всё равно лжёт.       — Если бы я заболел, я бы не пошел в школу. Поверь мне. Наверное, это просто… Как-то связано с моим телом гибрида. Скоро ведь будет меняться погода.       — Полагаю, что так оно и может быть. Но всё же… — отец вздыхает, глядя на него, и Майкл снова поднимает взгляд. Что ему делать? Сказать отцу правду? Чтобы без причины его беспокоить? Слегка повышенная температура и периодические спазмы в животе — совсем не причина для беспокойства, так? — Я не хочу, чтобы Эван или Элизабет что-нибудь подхватили. Последнее, чего бы я хотел, так этого того, чтобы вы все заболели.       Ах. Ну, что ж. Тогда ясно. Это уже больше похоже на правду. Но Майкл всё же смущается, когда чувствует, как его уши чуть отводятся назад. Он знает, что отец это заметил.       — Обещаю, что скажу тебе, если что-то изменится.       На мгновение между ними повисает тишина, но отец прочищает горло и, поднимая руку, поправляет затянутый узел галстука. Глаза Майкла следуют за его рукой, блуждая по ней, но вскоре останавливаясь и фиксируясь на том, как его длинные пальцы перебирают ткань. У отца сильные руки — такими они и должны быть, ведь ему приходится выполнять свою трудную работу, хотя издалека они могут показаться даже довольно нежными.       Взгляд Майкла снова проносится наверх. Он следует прямо, линией, проходя по передней части горла отца, из-за чего во рту слегка пересыхает, а хвост начинает подёргиваться и немного мотаться позади него. Может, ему всё же стоило достать из холодильника вторую бутылку воды.       О боже, что за херня с ним происходит? Всё это вообще ненормально. Он отводит глаза, при этом даже не зная, заметил ли отец, что что-то не так. Может быть, всё-таки будет к лучшему, если в Майкле он не будет замечать вообще ничего.       — Ну хорошо, — отец начинает отходить от дверного проёма, но останавливается. — Ты точно уверен, что хочешь пойти туда пешком? Сейчас утром может пойти дождь.       — Тогда я возьму зонтик на всякий случай. Это же совсем недолгая прогулка. — более того, это утро уже достаточно сильно повлияло на настроение Майкла. Теперь он точно хочет побыть один.       Можно было бы предположить, что Майкл воспользуется любой возможностью провести время со своей семьёй, ведь они, кажется, несильно хотят иметь с ним что-либо общее, но это его вполне устраивает. Они не хотят, чтобы он был рядом; он знает и принимает это. Ему повезло, что он вообще всё ещё живёт тут, дома, учитывая то, что натворил, и повезло, что отец в тот вечер ограничился лишь одной пощёчиной. Всё могло бы быть и хуже.       — Как скажешь. — отец вздыхает, но на этот раз уходит и закрывает дверь.       Майкл некоторое время смотрит на дверь, после чего подходит к своей кровати и садится на её край, потирая руками наложенную повязку сквозь джинсы. Он чувствует её через джинсовую ткань, и при правильном надавливании на неё в бедре возникает жгучая и острая боль. Он тихо шипит, но продолжает давить до тупой боли, хоть и зная, что теперь по дороге в школу идти будет больно.       Хорошо. Это поможет ему сосредоточиться. Ему обязательно нужно сосредоточиться, ведь в школе ему и так уже приходится разбираться с издевательствами и травлей, так что времени на мысли о проблемах во всей его семье у него просто нет.       Майкл поднимает свой рюкзак, закидывает его на плечи и направляется вниз, чтобы надеть кроссовки и отправиться в школу пешком. Остальные члены семьи уже собрались на кухне, чтобы вместе позавтракать, поэтому Майкл особенно старается вести себя тихо; в воздухе витает насыщенный запах кофе. Не нужно привлекать к себе внимание. Надо просто собрать свои вещи и пойти в школу.       Зонты всегда хранятся в шкафу в прихожей; он тихо открывает дверь, достаёт свой и засовывает его в боковой карман рюкзака. Осталась только обувь—       — Майкл, — тихо подзывает его отец, и Майкл быстро поднимает голову, резко дёрнув хвостом от испуга. — Сегодня я планировал вернуться домой днём, поэтому, будь добр, не закрывай дверь на все замки, когда придёшь со школы.       Ну конечно он будет дома. Майкл кивает, переводя взгляд на дверь. Ага. Это он сделает.       — Хорошо. Спасибо, что предупредил.       — Хорошего дня в школе. — отец слегка наклоняет свою кружку с кофе в сторону Майкла, но в присутствии остальных членов семьи это больше похоже скорее на какое-то наигранное действие, чем на настоящую заботу. И в этом нет ничего страшного.       Майкл, пробормотав «спасибо», как можно быстрее натягивает свои кроссовки, после чего выходит из дома на прохладный утренний воздух. На выходе он сразу же замечает, что небо затянуто густыми и серыми облаками, поэтому, вероятно, сегодня утром во время его похода в школу и вправду пойдёт дождь. Не самое лучшее начало дня, но зато его остаток хотя бы украсит дождь. Его шум всегда был приятным для Майкла звуком, особенно в однообразные школьные дни.       Может, ему всё же стоило согласиться на поездку до школы. Однако… Майкл не знает, что сейчас у отца на уме, но зато он уж точно знает, что у него самого с головой сейчас тоже не всё в порядке. Придётся держать дистанцию некоторое время.       Он поправляет рюкзак на спине и отправляется в путь, всё ещё ощущая лёгкие покалывания в бедре при каждом шаге, помогающие ему сосредоточиться. Позволяющие ему сосредоточиться. Скоро у него контрольная, поэтому нужно убедиться, что он начал готовиться к выпускным и промежуточным экзаменам. Приближается конец первого семестра, поэтому он должен получить только хорошие оценки по этим тестам.       Даже если сейчас всё вокруг него — сплошная неопределённость, Майкл должен думать о своем будущем. Хорошие оценки необходимы для поступления в колледж, а колледж необходим для того, чтобы убраться к чёртовой матери из Харрикейна, из Юты. Может, так он добьётся чего-то в своей жизни.       Не обязательно налаживать свои отношения с семьёй, если он может просто бросить всё это и оставить их, что, возможно, и было бы к лучшему.