fortunate son

      — Прошу за него прощения. Ему на самом деле не терпелось увидеть Майкла, — мужчина, переступивший порог дома, должно быть, Скотт Бишоп. Он протягивает руку для рукопожатия, и Уильям быстро и крепко пожимает её, не сводя глаз со своего брата и сына. — Кажется, это первый раз, когда мы вообще разговариваем друг с другом? Я Скотт.       Уильям немного кивает головой и закрывает входную дверь, обращая своё внимание на мужчину и быстро оглядывая его. Скотт Бишоп — высокий, простой и довольно невзрачный мужчина по сравнению с тем, кого Уильям ожидал бы увидеть рядом со своим братом. Он одет в белую рубашку на пуговицах, заправленную в чёрные брюки с ремнём в тон, ботинки начищены до блеска. Волосы насыщенного чёрного цвета слегка растрёпаны и резко контрастируют с его ярко-зелёными глазами; на подбородке виднеются следы ещё не отросшей щетины. В целом… Он совершенно обычный парень.       И сразу даже не поверить, что это тот самый мужчина, по которому Винсент сох так сильно, что переехал к нему ещё подростком. Скотт красив по-простому, да, но разве подобное во вкусе его брата?       — Приятно наконец с вами познакомиться. — говорит Уильям, хотя и знает, что его слова звучат неубедительно. Если б он следил за своей семьёй лучше, эта встреча никогда бы не состоялась.       Скотт кивает и засовывает руки в карманы брюк, лениво оглядывая гостиную, прежде чем его взгляд останавливается на Винсенте и Майкле.       — Милое у вас тут местечко. Винс сказал мне, что вы делаете аниматроников?       — Да, — Уильям складывает руки на груди. У него нет причин расстраиваться из-за того, что Винсент крепко обнимает Майкла или что Майкл, кажется, обнимает его в ответ. Им стоит поладить, если они собираются провести вместе целую неделю. — Я также владею рестораном. Его совладелец. Скоро открываем ещё один.       — Видимо неплохо всё окупается. — Скотт наклоняет голову в сторону пустого стула, и Уильям кивает. Пусть садится. В его доме им рады.       И это означает, что он, вероятно, должен вести себя так же доброжелательно, как и они.       — Может что-нибудь выпьете? У нас в доме трое детей, так что всяких разных напитков полным-полно.       — Если не возражаете, то предпочту чай, — говорит Скотт, и Уильям слегка выгибает бровь. В его доме, конечно, пьют чай, но он не думал, что большинству американцев он так уж нравится. — Уверяю вас, это всё дело рук Винсента.       Ах. Тогда понятно. Какая… Увлекательная информация.       — Я могу сварить и кофе, если хотите, — беспечно говорит он, и на мгновение Скотт поднимает на мужчину взгляд, после чего почти сразу же возвращается к Винсенту. Как-то отстранённо Уильям задаётся вопросом, вызывает ли всё это у Скотта такое же беспокойство, как и у него. Они оба будто не в своей тарелке. — У нас есть и то, и другое. Поверьте, мне совсем нетрудно.       Скотт поджимает губы, затем слегка смеётся и качает головой.       — Нет, правда, чай тоже подойдёт. Но спасибо за любезное предложение, Уильям.       — Тогда хорошо. Я буду на кухне, если понадоблюсь.       Небольшая дистанция сейчас — это именно то, что Уильяму нужно. Побыть с собой наедине всего минутку.       Взгляд мужчины возвращается к брату и сыну, и он идёт на кухню, чтобы поставить чайник, наблюдая, как Винсент откидывается назад и хватает Майкла за щёки своими руками в перчатках. Он, очевидно, так и не добился своей мечты о высоком росте, поэтому Уильяму так и хочется слегка ткнуть его этим в лицо — теперь официально именно он низкий ребёнок в семье из них двоих, однако мужчина решает промолчать.       Нравится ему это или нет, Винсент оказывает ему услугу. И он должен вести себя благодарно и уважительно, чтобы Винсент не передумал.       А вообще, разве было бы плохо, если б Майклу в конечном итоге не пришлось уезжать?       Эта мысль твёрдо и решительно подавляется Уильямом, забиваясь обратно в дальний уголок его сознания. Какая уже теперь разница? Он принял это решение и приложил все усилия, чтобы довести дело до конца, и теперь он не собирается отступать.       Уильям наполняет чайник водой и ставит его на плиту закипать, потирая лицо руками и делая медленный, глубокий вдох. Совсем не так он ожидал увидеть Винсента снова, во плоти. Не ожидал, что на него так набросятся, как только брат войдёт — нет, запрыгнет — в дом через дверной порог; от колючего чувства вины мужчине становится немного не по себе.       То же самое он всегда чувствовал во время их нечастых неловких телефонных звонков, когда Винсент предлагал встретиться, а в ответ Уильям разбивал его надежды.       Снова погружённый в свои мысли, Уильям не замечает, что кто-то вошёл вместе с ним на кухню, пока этот кто-то громко не прочищает горло, и он, подняв глаза, видит Винсента, стоящего всего в паре футов от него. Гораздо ближе, чем он мог бы подкрасться, не будучи услышанным, при всей своей лисьей лёгкости. Господи, Уильяму нужно сосредоточиться.       — Уже убегаешь от меня, младший братец? — спрашивает Винсент ровным голосом.       — Я отошёл заварить чай, — если б он только знал, что Винсент собирается загнать его в угол, он, возможно, подумал бы лучше о том, что следовало сказать. — Разве тебе не следует сейчас разговаривать с Майклом? Полагаю, вам двоим нужно получше узнать друг друга.       — Скотт помогает загрузить ему вещи в машину, так что у нас уже на одну проблему меньше перед отъездом. К тому же, я хотел увидеть тебя. — Винсент улыбается ему, и Уильям изо всех сил старается не закатить глаза на эти слова.       Но он знал, не так ли? Что Винсент попытается начать эту тему. Что он долго мог избегать своего брата, но рано или поздно эта встреча бы произошла.       — Ну и чего же ты тогда хочешь? Будешь упрекать меня за то, что я не звоню тебе чаще? Скажешь мне, что я у тебя в долгу за то, что ты так быстро забрал Майкла по моей просьбе?       — Нет, — Винсент выдыхает, и челка падает ему на глаза. Фиолетовая, из всевозможных цветов. Уильям мог догадаться; это всегда был его любимый цвет в детстве. — Я не собираюсь тебя пилить. Это же работа твоей жены, так?       Челюсть Уильяма слегка дёргается.       — Ты не знаешь Клару. Я бы не сказал ей такого.       — Единственная причина, по которой я её не знаю, — это то, что мой младший брат держал меня подальше от своей жизни настолько старательно, насколько это только возможно, — Винсент протягивает руку, чтобы слегка убрать прядь волос со лба мужчины, и Уильям сдерживает себя, неподвижно стоя на месте. Должно быть, некоторые волосы вылезли из хвостика. — Ты намного выше, чем был, когда я видел тебя в последний раз.       — А ты вот совсем не вырос. — Уильям не может удержаться от колкости, но аккуратно поглаживающего его по щеке Винсента, похоже, это не особо беспокоит.       Ох, значит, он до сих пор такой же тактильный, каким и был всегда. Теперь всё ясно; у него есть партнёр-человек, о котором он заботится так сильно, что решил взять его фамилию — и это объясняет, почему Майкл в последнее время был так физически привязан к нему. Скорее всего, это просто такой процесс полового созревания, которое делает гибридные повадки Майкла более заметными в его поведении; хорошо, что Винсента удалось привлечь как раз вовремя. Если Уильям что-то проглядит, то это точно заметит его брат.       Винсент легонько похлопывает его по щеке.       — Так неприятно признавать, что я скучал по такому засранцу, как ты. И вот, я наконец-то снова тебя вижу, а ты относишься ко мне хуже, чем к незнакомцу. И всё потому, что я ушёл из дома ещё тогда?       — Ты оставил меня одного с матерью и отцом, — говорит Уильям, и Винсент плотно сжимает губы, переставая улыбаться. — Они не стали добры ко мне лишь потому, что ты ушёл. И были жестки со мной. Знаю, ты это помнишь.       На что Винсент усмехается.       — О, поверь. Я очень хорошо помню их обоих.       — Тогда, уверен, ты можешь себе представить, какими строгими они были после твоего ухода. Хотели убедиться, что я не стану таким же, как ты. — голос Уильяма звучит резко, горько, но у него есть полное право на подобное недовольство. Винсент, конечно, не мог взять Уильяма с собой, но, Боже, неужели обязательно было доставлять их семье столько хлопот?       — Если бы я мог забрать тебя с собой, Уилл, я бы это сделал. Но не думай, что жизнь, которую я вёл, чтобы уехать из Англии, тоже была ко мне очень добра, — Винсент опускает руку, и в его взгляде на мгновение появляется ледяной холод, прежде чем он откидывает голову назад. — Как ещё мне, по-твоему, удалось перебраться в США в девятнадцать лет? Давай, ты же всегда был умным парнем. Как, по-твоему, я это сделал?       Уильям открывает рот. И закрывает обратно. Винсент прав; он всегда был умнее из них двоих, и вряд ли нужно быть гением, чтобы понять, что может предложить восемнадцатилетний парень-гибрид, чтобы получить достаточно наличных для переезда в другую страну. Тем не менее, от этого у Уильяма сводит желудок, и он прислоняется спиной к стойке, сглатывая полный рот желчи.       Винсент упирает руки в бока, изучая своим расчётливым взглядом лицо брата.       — Я так понимаю, ты всё понял. Да и, к тому же, ты тогда ещё был несовершеннолетним, поэтому выдвинутые уже в суде против меня обвинения за то, что я взял бы тебя с собой, были бы… Скажем так, серьёзными.       — Я знаю, что ты не мог, — Уильям действительно знает это. Даже будучи ребёнком, он знал это. — Но это не значит, что я должен быть доволен тем, во что превратились наши родители после твоего ухода. Мне пришлось пережить с ними ещё шесть лет, Винсент. Шесть.       — И ты выдержал. И посмотри, как далеко ты зашёл, — Винсент снова тянется к нему; Уильям отталкивает руку брата. — Если бы я мог повернуть время вспять и сделать другой выбор, я бы его сделал. Не думаю, что удалось бы долго скрываться, и, вероятно, тогда я бы сидел в тюрьме за похищение, но я действительно сожалел, что оставил тебя.       Конечно он сожалел. Было бы проще, если бы было наоборот. Тогда Уильям, возможно, смог бы лучше обосновать свои собственные чувства по поводу этого всего.       — Я и вправду не хочу втягивать тебя в свои проблемы. Мне неплохо жилось и без тебя. И до сих пор живётся нормально.       — Почему? Мы же были так близки. Почему ты не хочешь сблизиться снова? Чёрт возьми, мне казалось, ты обрадуешься, когда я скажу тебе, что мы переезжаем в Юту, и всё же… — Винсент замолкает; Уильям вспоминает тот телефонный звонок. Майкл в то время был ещё малышом, и Уильям повесил трубку, даже не ответив.       Может быть, следовало ответить. Может быть, он зря держится за прошлое.       — Они причинили тебе боль, я понял, — говорит Винсент, и теперь настаёт очередь Уильяма стиснуть зубы — он не желает обсуждать это. Даже годы спустя для него это остаётся больной темой, и каждый раз, когда Клара упоминает его родителей, он вежливо просит её помолчать. — Прости меня. Правда. Я надеялся, что они оставят тебя в покое, как только я уйду из дома. Учитывая, что ты был обычным человеком и то, что их претензии и недовольства были направлены по отношению ко мне… Прости, я был неправ.       Извинения — это совсем не то, чего хочет Уильям. По правде говоря, он и сам не знает, чего хочет. Он никогда по-настоящему глубоко не задумывался об этом, хотя, возможно, следовало это сделать, перед тем как позвонить Винсенту. Наверное, тогда он был бы лучше подготовлен к личной встрече со своим братом.       Винсент отводит уши назад; Уильям вздыхает и внутри появляется чувство вины, знакомое и скручивающее его внутренности кренделем.       — Не нужно извиняться, — говорит он; голос звучит мягче, нежнее, чем хотел мужчина. Винсент поднимает взгляд, навострив уши. — Это не твоя вина. И никогда ею не было.       — Ты тоже не виноват в этом. Но, полагаю, это ты и так знаешь. — Винсент наклоняет голову, и Уильям кивает. Конечно он знает, что это не его вина.       Их родители были ужасными людьми. Всегда были такими на протяжении всей их жизни. Он никогда не встречал родственника, ответственного за то, что в ДНК Афтонов вплелась эта гибридная генетика, но это не помешало Винсенту родиться более чем человеком. И сколько Уильям себя помнил, его родители всё равно ненавидели Винсента за то, кем он был, однако, тем не менее, оставили его у себя.       Они говорили, что им пришлось пережить позор. Несли какую-то херню о религиозной травме, будто это грех. Поэтому, когда Уильям покинул дом, чтобы переехать в Штаты и поступить в колледж, он остался атеистом.       И как же он надеялся, что станет лучшим человеком, чем были его родители. Когда родился Майкл, Уильям не смотрел на него как на ошибку, как на какое-то проклятие. Он видел в нём лишь своего ребёнка, поэтому оставил и сохранил его. Годы спустя, когда Майкл с любопытством спросил, как бы Уильям назвал его, если бы тот родился мальчиком… Уильям почувствовал, что в его жизни произошел какой-то странный поворот судьбы. Будто ему дали второй шанс.       Так какого хера он так ведёт себя по отношению к своему брату? Почему он не может просто забыть прошлое и впустить Винсента обратно в свою жизнь таким, каким он хочет быть?       Винсент щёлкает пальцами перед лицом Уильяма, и мужчина моргает, возвращаясь к реальности. Снова теряется в своих грёбаных мыслях.       — Вся эта ситуация с мальчиками выбила тебя из колеи. Ты, кажется, совсем не высыпаешься.       — Мне снятся кошмары, — признаётся Уильям быстрее, чем хотел, и глаза Винсента слегка расширяются. — Я говорил тебе об этом по телефону. Если бы меня там не было, Эван бы… И иногда мне снится именно это.       — Ты говорил об этом с доктором? — тихим голосом спрашивает Винсент.       — Нет. Не было времени. Я много работал, а до этого помогал Кларе ухаживать за Эваном. Много раз ездил в больницу. — это были долгие ночи, проведённые у постели Эвана, когда Уильям, обхватив голову руками, задавался вопросом, из-за чего Майкл повёл себя подобным образом, и что же он сделал не так со своим старшим сыном.       Рука Винсента ложится ему на плечо, но мужчина не отталкивает её.       — Я беспокоюсь о тебе, Уилл. Ты очень стараешься вернуть всё на свои места, и это достойно восхищения, но ты ведь делаешь себе больно.       Делаю себе больно?       — Ну, если ты возьмешь Майкла к себе на некоторое время, это немного облегчит ситуацию. Просто… Мне нужно немного времени, чтобы разобраться со всем в семье, и я не могу куда-то отправить Эвана. Майкл в последнее время стал отстранённым, с ним трудно общаться. Я не понимаю, где допустил ошибку. Мне нужно разобраться в этом.       — Я поговорю с ним. Посмотрим: может, он посвятит меня во что-нибудь, я ведь классный дядя, а не его скучный папаша, — Винсент показывает язык, и Уильям пристально смотрит на него в ответ. — Но только если ты пообещаешь быть с ним помягче, чего бы я у него ни узнал. Ситуация довольно дерьмовая, и я не виню тебя за то, что ты расстраиваешься из-за этого всего, но если он действительно не хотел этого делать… Будет тяжело, конечно.       — О, поверь, я знаю. Это в принципе самая тяжелая ситуация из всех, в которые я когда-либо попадал. — гораздо хуже, чем у их родителей. Гораздо хуже, чем проникшее в их прошлый дом одиночество, когда Винсента не было рядом, чтобы оживить это место.       Он ушёл прочь, забрав с собой частичку Уильяма.       На этот раз, когда Винсент касается его щеки, Уильям не отворачивается. Он всегда был тактильным ещё в детстве, и не раз этого прикосновения было достаточно, чтобы ободрить и успокоить Уильяма, когда он был расстроен.       — Даже представить себе не могу. Так что переставай быть мудаком и пытаться разрешить это всё самостоятельно.       — Ладно, — Уильям закатывает глаза, и Винсент легонько гладит его по лицу, а затем благоразумно отступает на шаг назад. — Спасибо. Думаю, для Майкла важно иметь в своей жизни того, кто мог бы помочь со всеми этими гибридными делами. Честно говоря, есть некоторые вещи, которые я просто не знаю или не понимаю, и сейчас я осознаю, что не смогу узнать всё это достаточно быстро, чтобы как-то ему помочь. Боже, он так быстро вырос, что я даже глазом моргнуть не успел.       Винсент прислоняется бедром к кухонной стойке, наблюдая, как Уильям достаёт поднос, который они держат над плитой, чтобы поставить на него чистые чашки и чайник с заваренным чаем.       — У него уже была первая течка? Ты хотя бы представляешь, как она будет проходить?       — Его что? — Уильям поднимает взгляд, слегка поражённый словом, которое решил использовать Винсент. Он, конечно, слышал об этом и раньше, но в отношении определённых животных. Но никто ведь не говорит так о гибридах, и он никогда не слышал, чтобы кто-то обсуждал это в подобном контексте. — Я не в курсе, что это. У тебя было это в его возрасте?       Прежде чем Винсент успевает ответить, Скотт внезапно заглядывает в дверной проём кухни.       — Мы перенесли его вещи в багажник, дорогой. Будем уже готовы, когда нам нужно будет уезжать.       Винсент поворачивается на голос Скотта и улыбается ему; оставив Уильяма, он проскальзывает с кухни и обвивает руками шею своего мужчины. Его хвост, того же совершенно идиотского фиолетового оттенка, начинает вертеться из стороны в сторону от очевидного счастья, и он издаёт странную трель, которую Уильям никогда раньше от него не слышал.       Затем его старший брат оставляет поцелуй прямо на губах Скотта, и Уильям кивает сам себе. Ну да. Ничего удивительного.       — Спасибо, малыш.       Хотя Винсент не раз давал понять по телефону, что у них со Скоттом были романтические отношения — очевидно, достаточно романтические, чтобы подать документы на смену фамилии, — Уильям на самом деле до сих пор не видел всего этого вживую. И, несмотря на то, что его расстраивает вся эта ситуация, видеть своего брата счастливым — своего рода бальзам на душу. Не то чтобы он не хотел, чтобы Винсент был счастлив.       Он и сам не знает, чего хочет. Возможно, если бы всё было наоборот, было бы проще.       Уильям, закатив глаза, протискивается мимо влюблённых, и идёт в зал, чтобы поставить поднос с готовым чаем на столик. Майкл сидит на диване, зажав руки между коленями, и Уильям, не задумываясь, садится рядом с ним. Одна из его рук находит руку Майкла, и он нежно сжимает его пальцы; в ответ Майкл смотрит на него снизу вверх, слегка приподнимая уши.       Это хорошо. Он в приподнятом настроении.       — Итак… Что думаешь?       — Он классный, — с воодушевлением говорит Майкл, и Уильям слабо улыбается. — Но я понимаю, почему вы двое не очень ладите. Он очень энергичный. Но, отец, он такой классный.       — Рад, что ты так думаешь. Я хочу, чтобы вы двое поладили. Это будет полезно для тебя. — Уильям переплетает свои пальцы с пальцами сына, и, как и прошлой ночью, что-то в этом прикосновении успокаивает.       Если бы он был ближе с Винсентом, он, возможно, спросил бы у него о странном поведении Майкла прошлой ночью. Но Уильям этого не сделал; он прижимает сына к груди и решает, что в его голове это останется просто хорошим воспоминанием, которое он не хочет портить каким-то до неприличия простым и скучным объяснением поведения гибридов.       Наконец, Скотт и Винсент возвращаются к ним. Долго же они там стояли.       Скотт снова садится на стул, который он ранее занимал, а Винсент устраивается у него на коленях, явно не испытывая никакого настоящего стыда. Мужчина наливает чай им обоим, протягивая Скотту дымящуюся чашку, а затем берёт свою собственную, осторожно придерживая её чёрными кожаными перчатками.       Дома он тоже одевался нелепо. Похоже, некоторые вещи никогда не меняются.       — Я уже упоминал, что у нас есть гостевая спальня, — говорит Винсент, слегка подув на свой чай, прежде чем сделать глоток. — Так что у тебя будет своя личная комната, Майкл. И если тебе что-нибудь понадобится, мы будем прямо по коридору. У тебя, кажется, проблемы со сном? Смотрю, у тебя тёмные круги под глазами, так что предполагаю, что так оно и есть.       Майкл наливает себе чашку чая, но не отпускает руку Уильяма.       — Иногда трудно заснуть, да. Но ничего страшного.       — Можешь попробовать попринимать мелатонин, если хочешь, — говорит Скотт, бросая взгляд на Уильяма; мужчина приподнимает бровь. — У Винса была ужасная бессонница, когда мы впервые встретились, но эта штука очень помогла. Можно было бы начать с, очевидно, совсем маленькой дозировки.       — Очевидно, — Уильям также не утруждает себя тем, чтобы убрать руку, наливая себе чашку чая; глаза Винсента на мгновение останавливаются на их руках, но затем он снова поднимает взгляд, и выражение его лица не выдаёт ничего особенно примечательного. — Я не возражаю, если Майкл вдруг захочет попробовать.       — А что за мелатонин такой? — спрашивает Майкл, крепко сжимая руку Уильяма.       Пока Скотт рассказывает подробности, Уильям попивает чай и старается не вслушиваться в разговор. Вот и всё. Какими бы приятными ни были эти любезности, в конце концов Майкл собирается уехать. Его не будет всего неделю, так что всё будет в порядке. Уильям должен смириться с мыслью, что его старший сын ненадолго покинет дом, чтобы придумать, как успокоить свою семью и убедить их, что Майкл совершенно безобиден, несмотря на то, что произошло.       Люди совершают ошибки. Иногда ужасные ошибки. Но они могут оправиться от них, и нет никаких причин их семье из-за этого разваливаться. Эвану нужна их поддержка, и он её получает, однако Майкл нуждается в ней точно так же.       Поначалу он даже не обращает внимание на то, как Майкл начинает выводить круги большим пальцем на тыльной стороне его ладони, но вскоре Уильям замечает это. Мужчина бросает взгляд на своего сына, размышляя, что тот чувствует и о чём он думает. Или, возможно, он просто нервничает из-за своего отъезда, как и Уильям из-за того, что его придётся ненадолго отпустить.       — В общем, вот этим я и занимался, когда мы впервые встретились. — говорит Скотт, и Уильям понимает, что снова отключился и пропустил весь разговор.       — Звучит скучно, — говорит Майкл, подёргивая одним ухом и меняя свою позу, сильнее прижимаясь к Уильяму. — Отец работал над аниматрониками с тех пор, как я себя помню. Видел их когда-нибудь?       Скотт качает головой. Теперь он удобно откидывается на спинку стула, держа чашку в одной руке. Другая рука обнимает Винсента за талию, прижимая ладонь к нижней части его живота, а голова мужчины покоится у Скотта на плече. Как романтично.       — Должен признать, что не видел, но слышал, как Винс рассказывал о них.       — У них есть аниматроник-лиса, — говорит Винсент, и губы Уильяма слегка подёргиваются. Значит, он знает и об этом. — Что именно вдохновило тебя на его создание, Уилл?       — Я, — встревает Майкл, прежде чем Уильям успевает ответить. — Рисунок с ним всё ещё хранится у отца в его кабинете на первом этаже. Это была моя идея. Вот почему Фокси — пират.       Винсент мягко улыбается.       — Как мило. Значит, он твой любимец?       — Конечно. — Майкл улыбается в ответ, и Уильям с облегчением вздыхает.       Он спокойно пьёт чай, медленно осушая чашку и краем глаза наблюдая за Майклом. К его облегчению, похоже, румянец, который украшал щёки его сына, словно горячее клеймо, почти сошёл; значит, температура у него, должно быть, почти спала. Видимо, это была всего лишь небольшая осенняя простуда или что-то такое. Лучше бы ему не болеть, ведь если бы Майкл плохо себя чувствовал, Уильям, возможно, оставил бы его дома.       И ему предельно ясно, что это именно то, что нужно Майклу. Неделя вдали от дома с такой спокойной парой. Винсент, возможно, не самый любимый человек Уильяма в мире, но он знает, что может доверить своему брату благополучие Майкла.       Вечер плавно перетекает в сумерки, и Уильям бросает взгляд на настенные часы. Он сказал Кларе по возможности не приводить Эвана и Элизабет домой до ужина, а затем заскочить в их закусочную за пиццей. Он бы хотел держать ребят подальше от этого, зная, что им будет нелегко, тем более, что он также бы не желал, чтобы Клара встречалась с его братом. Она бы точно строго его осудила.       И даже при всех своих недостатках, подобного Винсент ни от кого не заслуживает.       — Что ж, я бы сказал, что нам пора выдвигаться, — Винсент спрыгивает с колен Скотта и ставит пустую чашку на поднос. — Спасибо за чай, Уилл. Ты почти так же хорош в его заваривании, как и я. Вы двое хотите поговорить наедине?       Уильям ставит свою чашку на стол.       — Да, было бы славно.       — Мы будем в машине, Майк, — Винсент поворачивается, чтобы поднять Скотта. — Пойдём, любимый.       Мгновение спустя они вдвоём выходят из дома, и как только входная дверь закрывается, Майкл ставит свою чашку на столик. Выражение его лица меняется с беззаботного на какое-то более задумчивое. И прежде чем Уильям успевает заговорить, Майкл отпускает его руку и поднимается на ноги, проводя пальцами по волосам. Он распустил их, поэтому все непослушные локоны рассыпались по его лицу. Они идут ему гораздо больше, чем длинные волосы Уильяму.       Мужчина поднимается на ноги медленнее, его рука перемещается к плечу Майкла и аккуратно сжимает его.       — С тобой всё будет в порядке, Майкл?       — Думаю, да, — Майкл поворачивается к нему, и его взгляд становится… Странно напряжённым. Есть в нём что-то такое нерешительное. Неопределённое. — Обещай мне, что не будешь пить и отключаться на диване. Ложись лучше спать вместо этого.       Выражение лица Уильяма слегка смягчается, и он поворачивается лицом к сыну. Подняв свою руку, он убирает несколько локонов с лица парня назад, чтобы добраться до его щеки. Всё ещё тёплой, но не настолько, как раньше.       — Хорошо. Как насчёт семи часов для наших ежедневных разговоров? Не слишком рано и не слишком поздно.       — Сойдёт. Семь подойдёт, — ноздри Майкла слегка расширяются, и Уильяму становится интересно, что же он учуял, прежде чем сын внезапно подходит к нему ближе и обвивает руками талию мужчины, крепко прижимаясь к нему чуть ли не до боли. — Не забывай. Даже не вздумай забыть.       Господи, этот мальчик его погубит.       — Конечно не забуду. — Уильям обнимает Майкла за плечи, поднимая вторую руку наверх и запуская её в волосы парня, после чего прижимается лицом к его макушке.       К тому времени, как он вернётся домой, Уильям уже во всем разберётся. Должен разобраться.       Так они стоят некоторое время, пока Майкл не начинает немного ёрзать в его объятиях, но не отстраняется. Вместо этого он поднимает голову, и Уильям слегка вздрагивает, когда чувствует, как нос Майкла снова касается его подбородка и его горла, как прошлой ночью. Даже несмотря на то, что его воспоминания затуманены алкоголем, Уильям помнит это.       Он слегка отстраняется назад, чтобы посмотреть на сына сверху вниз.       — Скоро увидимся.       — Да. Всего… Семь дней, — Майкл облизывает губы, и его зрачки кажутся… Неестественно большими. Тёмными на фоне голубизны его глаз. — А потом я вернусь домой. Как ты и обещал.       — Как я и обещал, — соглашается Уильям, и его голос смягчается. — Я люблю тебя, Майкл.       Майкл, точно так же, как и Винсент ранее, поражает своей скоростью. Он двигается так быстро, что Уильям даже не успевает осмыслить происходящее, пока не становится слишком поздно, а затем он пытается понять, что произошло. В какой-то момент Майкл стоит перед ним, глядя снизу вверх, и его взгляд просто невозможно разобрать.       А затем, в следующее мгновение, он приподнимается на цыпочки, прижимаясь губами к уголку рта Уильяма. Так он никогда раньше не делал, и Уильям несколько раз моргает. Что это такое происходит? Ещё одно проявление той же гибридной привязанности? Винсент всегда любил целовать его в щёки в детстве.       Но Майкл задерживается дольше, чем Винсент, и, отступив назад, его лицо снова кажется Уильяму ярко-розовым.       — Я тоже люблю тебя, — говорит он, быстро хватая свой плеер со столика. — Увидимся через неделю. Пока.       Секундой позже он слышит отдающийся эхом звук закрывшейся за ним входной двери.       Уильям протягивает руку к уголку рта и медленно садится обратно на диван, едва слыша звук открывающейся дверцы машины, двигателя и скрипящих шин, выезжающих с подъездной дорожки. И вот, он остаётся один в доме, прекрасно понимая, что пройдёт много времени, прежде чем он снова увидит Майкла.       Некоторое время Уильям просто сидит на диване, уставившись в пустоту. А затем наклоняется, поднимая свою руку к лицу и крепко прижимая пальцы к горящим от подступающих слёз, которые он не проливал годами, уголкам глаз.       Всего семь дней. Он сможет продержаться семь дней.       Должен сделать это ради своего сына.