Сомнамбула

Говорят, что первое впечатление самое верное, самое правильное, самое-самое. Эн, на минуточку, тоже, как и многие, придерживалась этого мнения. Впрочем, правила ведь для того и существуют, чтобы их нарушать? Сестра Тетчер начала новое следующее утро в палате Эн с того, что бережно, но уверенно открыла жалюзи, потом повернулась к потягивающейся и поворачивающейся к окну Эн и улыбнулась. — С добрым утром, сонная мышка. Эн закрыла правый сонный глаз, а левым уставилась на сестру Тетчер. — Мышка? Вроде говорят «птичка». По крайней мере, я слышала про птицу. Мисс Тетчер непринуждённо пожала плечами, загадочно улыбнулась и в конце концов предложила: — Почему бы сегодня не быть «мышке», а завтра я скажу «сонная птичка». С этими словами женщина потянулась к своей мешковатой сумке и достала из неё небольшой термос и поставила его на прикроватную тумбочку. Эн подтянулась, удобно подмяв под спину подушку, и указала пальцем на вещицу. — Святая вода? — с недоверием и сомнением уточнила она. Женщина сложила руки на животе, уместив их поверх пуговиц больничного халата, и заговорщически прошептала: — Кофе! — Ко-офе! — с трепетом и упоением повторила Эн, глотая слюнки. Затем она скуксилась и уже нормальным голосом, правда, расстроенным, ответила: — Мой вр-рач, док Кр-рейн, запретил мне пить кофе. Типа вредно для нервной системы, бла-бла-бла и всё такое. Тогда мисс Тетчер, слегка пританцовывая, подкралась к кровати, положила ладони на изножье и подмигнула. — Сейчас утро, а до отбоя ещё целый день. И я ничего не скажу твоему лечащему врачу. Эн прищурилась, и на её недоверие женщина припасла оправдание: — Я подметила, что ты с некоторой недоверчивостью ко мне отнеслась, а я очень люблю быть полезной, стараюсь наладить со всеми мир. При этом прекрасно понимаю, что психиатрическая клиника — не то место, в котором ищут себя и отдыхают душой и телом. И как раз я стараюсь помочь юродивым немного лучше себя чувствовать. На слове «юродивым» Эн скорчилась, но принесённый кофе всё-таки подкупал. Хм. А если это проверка? Типа Эн — хороший пациент или не очень? Ой, да кому какая разница? Эн не пять лет, а доктор Крейн ей не строгая мама! И в итоге оба как-нибудь переживут немного кофе на день грядущий. Эн тут же вылезла из-под одеяла, опустила босые ноги на пол и взяла термос. Боже! Там и правда кофе! С молоком! Эн сделала глоток. И с сахаром! Всё, этот день определённо будет прекрасным! Наплевать на все проверки, пусть хоть упроверяются, зато это же кофе! Напиток богов! Допив кофе и вернув термос сестре Тетчер, Эн подсела ближе к ней и заговорщическим шёпотом попросила — гулять так гулять, — глянув на всякий случай на дверь: — А принесите мне завтра бургер, м? И картоху фри! Если сестра Тетчер согласится, пусть тогда сколько угодно называет Эн юродивой, что бы это в итоге ни значило. Служительнице Господа типа виднее, а за бургер и картоху тем более. Женщина хохотнула, прикрыв ладонью рот. — Так и быть, — она убрала термос обратно в сумку, попутно то и дело посматривая на Эн. — А вообще… Мы могли бы ввести «добрые понедельники», чтобы познакомиться друг с другом. Я буду приносить тебе немного кофе и небольшой бургер, а ты взамен пообещай серьёзней отнестись к лечению. По рукам? Улыбнувшись, женщина протянула руку, а Эн, не колеблясь, пожала её и кивнула. — По рукам! Мисс Тетчер вышла из палаты, а она встала на пороге и посмотрела ей вслед. С чего вообще Эн сегодня дружелюбна с этой женщиной? «Почаще напоминай себе, что всегда лучше держать людей на расстоянии — во благо этих самых людей». А Эн одиночка, изгой. Ей бы прожить свою кривую, неправильно скроенную жизнь, а социум, увы, не для неё. Перебраться бы на окраину города или же в Нерроуз, где ей самое место, так тогда ведь мама запротестует. Да и не бросишь же её одну. А может, психушка — не самый плохой вариант? Сидеть тут и коротать отмерянные жизнью годы, а там видно будет. К тому же из всех посетителей тут только мама, медсёстры да лечащий врач. Ни с кем из них Эн не в близких отношениях. Ну, мама не в счёт. А в мир людей ни ногой. Вот бы все нездоровые головой люди были все такими же сознательными. Тот же Джокер, жил бы себе в Аркхеме и бед бы не знал. Точнее, в городе стало бы чуточку безопаснее. Вот Эн вроде как молодец — правда, она не до конца в этом уверена. — С добрым утром, Ханна? Вижу, тебе уже лучше? Эн повернула голову влево и без тени улыбки поздоровалась в ответ: — А, доктор Крейн, с добрым утром. Норм, считайте, что лучше и быть не может. Она вошла обратно в палату и села на кровать. Доктор прошёл вслед за ней, поставил перед кроватью стул и опустился на него, сразу же закинув ногу на ногу. — Как спалось? — открыв карточку, спросил он и посмотрел на Эн. Она пожала плечами. — Да вполне нормально. У него взгляд голубо-пронзительный. Морской. Но, думая про море, Эн имела в виду совсем не штиль и не райский уголок где-нибудь на юге Франции, не лазурный берег, а что-то… Какие бы слова подобрать? Хм. Точно! Взгляд доктора словно впитал в себя атмосферу неумного, неистового шторма. Бескрайние просторы девятибалльных вод. Замкнутое пространство между тяжело нависающим небом и морем. Пугающая глубина тёмно-серой пучины. Эн закрыла глаза и потёрла веки. — Голова болит? Эн уставилась на доктора Крейна, потому что её немного смутило то, что вопрос был задан без должной заботы врача о пациенте. Без напыления «сочувствую вам изо всех своих врачебных сил». — М, а должна? — она совсем не хотела огрызаться, но получалось как-то само собой. Наверное, из-за того, что оставаться в психушке всё-таки не хотелось, как ни огораживай мир от себя. А вот врач весь такой выразительный. У него всё выразительное: и глаза, и скулы. Интересно, если некоторые пациенты лежат тут месяцами, они влюбляются в своих врачей? В смазливого доктора тут, наверное, даже тараканы влюблены. Эн отвернулась, не зная толком, на что тут в палате ещё можно бесцельно попялиться. — Значит, прописанные мною медикаменты действуют, — как бы подытожил мужчина. — У тебя сегодня терапия со мной в четыре часа. Чёрт! Эн вскочила с места. У неё же групповая терапия сегодня! Надо её срочно прогулять! Затем она резко остановилась на месте и посмотрела на доктора, внимательно наблюдавшего за ней. — Док… То есть, доктор Крейн, обязательно ли ходить на групповую терапию? Могу я её официально проспать? Ну муть же все эти разговоры, — впрочем Эн не особо сопротивлялась, а спросила лишь для того, чтобы прощупать почву, на что можно уговаривать примерно своего лечащего врача. Доктор Крейн прикрыл глаза и покачал головой. — Нет, Ханна. Ты должна идти. Это часть твоего лечения. Перед уходом он ещё раз напомнил о вечерней терапии и ушёл, а Ханна дождалась, когда принесут завтрак, съела варёное яйцо, залила в себя сладкий чай и вышла в коридор. Сестра Тетчер уже обходила палаты и вела за собой собранных пациентов, будто агнцев. Вскоре Эн к ним присоединилась, и сестра проводила всех в просторный зал. Внутри уже были расставлены стулья по центру, Эн заняла один из них и сложила руки на груди. Вслед за всеми остальными в зал вошёл мужчина в белом халате и занял один из двух свободных стульев. Положив рядом блокнот, он представился: — Доброе утро! Меня зовут доктор Эзра, я буду вести у вас групповую терапию. Сегодня у нас есть новенькие, это Кайл Нильс, — он указал на мужчину лет тридцати, а потом показал на Эн, — и Ханна Бертран. Старожилы в ответ вслух поздоровались с новичками, Кайл поздоровался в ответ, а Эн просто кивнула, жалея что в честь такого сборища им не предоставили ни пива, ни сигарет. — Мы разбирали с вами в прошлый раз отношения с родными, и сегодня я бы хотел, чтобы Кайл и Ханна немного рассказали о себе. Кайл, начнём с тебя. Расскажи о себе. Кайл поёрзал на стуле и опустил глаза в пол. — В-всем ещё раз п-привет, — в моменты заикания он часто моргал. — Меня з-зовут Кайл, мне д-двадцать д-евять лет. Я ку-курьер, работаю в д-доставке продуктов. Доктор Эзра кивнул и спросил: — Как ты себя сегодня чувствуешь, Кайл? Мужчина снова поёрзал. — Ну, н-наверное, н-нормально, — он продолжал смотреть в пол. — Год назад умерла твоя мама, ты переживаешь её утрату до сих пор так же сильно, как и в первое время? — задал другой вопрос доктор Эзра. Кайл отвечал сразу, не подыскивая слова для ответа. — Н-наверное. Я, если ч-честно, редко записываю с-свои ощущения в д-дневник. Эзра покачал ручку между пальцев. — Мы же договаривались, что вести дневник ощущений обязательно. Пока находишься у нас, заполняй его каждый день, хорошо? Все перепады настроения, мысли, а на очной терапии мы будем говорить о твоих ощущениях. — Хо-хорошо, — согласила Кайл, не поднимая глаз. Затем Эзра обратился ко всем пациентам: — Помните, что дневник ощущений лучше всё-таки вести, это элемент самотерапии. Я не даю оценку вашим мыслям или вашим действиям, которые вы описываете. И все ваши записи не покинут стен нашей клиники. Никто, кроме ваших лечащих врачей, не будет знать о том, что вы написали. Тут Эн решила вклиниться в разговор. — В принципе, все свои ощущения я уже рассказываю своему лечащему врачу. Можно я не буду ничего писать? Доктор Эзра внимательно посмотрел на неё. — Может быть, тебя что-то смущает в общении с твоим доктором? По тону было как-то похоже, что доктору Эзре очень хотелось услышать в ответ «да», но Эн отрицательно покачала головой. — Да нет, всё вроде норм. — Хорошо. Ханна, ты посещала психолога раньше? — поинтересовался он. Она решила уточнить: — Психолога или психиатра? — Психолога, — уточнил доктор Эзра. Эн покачала головой. — Нет, ни того, ни другого. Ну, школьный не в счёт, наверное. Глаза доктора Эзры округлились. — Почему ты не ходила к психологу? Или ты отказывалась? Эн несколько раз в задумчивости покривила губы, затем указательным пальцем почесала около пазухи носа. — Ну-у… С этим отлично справлялась и до сих пор справляется моя мама. В смысле, по психологам бегает она. Рыжеволосая высокая девушка высунула вперёд голову и спросила: — В каком смысле «мама справляется»? Эн закатила глаза и вздохнула. — Она типа пытается быть хорошей матерью и быть со мной на одной волне. Или не, второе не совсем так. Вру. Моя мама ходит к психологу два раза в неделю вот уже лет… щас посчитаю… так-с… лет пятнадцать, наверное. Доктор Эзра поспешил уточнить: — Почему бы вам не ходить на семейные сессии? Мать и дочь, вам бы очень помогли разобраться в ваших отношениях. Эн выставила руку вперёд, давая понять, что это бесполезная трата времени. — Моей маме кажется, что она недостаточно хорошая мать, и к психологам она ходить, чтобы научиться быть хорошей. Ну, типа, вы ведь повесили на меня ярлык типа шизоидная дурочка с голосами в голове. Так вот, мама учится быть нормальной мамой, чтобы у её ребёнка не было голосов в голове, хотя их и так нет. Эн подняла показала пальцами кавычки. Мужчина ответил: — Но в одну сторону терапия так не работает. Вы обе должны посещать психолога. И ты, и твоя мама. — Я никого не хочу посещать, потому что бесполезная болтология мне не поможет, а мама пусть делает что хочет. Доктор Эзра что-то записал в блокнот. — У тебя проблемы со сном, так что с психологом есть что обсудить. Эн усмехнулась. Парень в голубых шлёпанцах обратился к Эн: — Я тоже плохо сплю, лекарства помогают мне спать по ночам, и я… Эн помотала головой и перебила его: — Я не хочу налаживать сон, потому что если я буду беззаботно спать, вокруг меня станут умирать люди. — Это как? — поинтиересовался всё тот же парень в голубых шлёпках. Эн развела руками и вытянула губы в линию. — Я могу убивать во сне. Вот так. Она откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и будто нахохлилась. Зачем мама её сюда запихнула? Чтобы что? Чтобы тут над Эн вволю понасмехались и повесили на неё ярлык а-ля «шизоидная психопатия»? — Мама думает, что так я привлекаю к себе её внимание, а шарлатаны вроде вас стригут с неё бабло и поддакивают, — Эн с презрением посмотрела на доктора Эзру и спросила у него: — Что мне нужно сказать, чтобы меня отпустили из психушки? Назвать себя психом или топить за то, что я здорова? Доктор Эзра снова покачал ручкой и спокойно ответил: — К сожалению или к счастью, это так не работает. Раз ты здесь, значит, помощь тебе определённо нужна, но наши методы подействуют, если ты пойдёшь нам навстречу. Эн всплеснула руками, недовольная таким ответом, но поделать ничего не могла. Дальше доктор Эзра перешёл к общению с остальными участниками группы. Некоторые из них высказывали мнение, что какими бы ни были родители, с ними нужно налаживать контакт, а контакт возможен через психолога. Эн старалась не слушать людей вокруг себя, рассматривая то зарешёченные окна, то зал. Здесь вполне уютно, если не брать в расчёт, что это психушка. Два больших окна, стулья вдоль стен. Просторно. Светло. И на окнах голубые полупрозрачные шторы, а не бездушные жалюзи. Так за разглядыванием зала и прошли полтора часа, и Эн наконец-то смогла ощутить хоть какую-то свободу. К тому через час после групповой терапии начался обед. Оказывается, Эн проголодалась. Она с удовольствием съела и суп с чечевицей, и пюре с кусочком рыбы. После наконец-то можно было побыть наедине с собой, не переживая о том, что вот-вот в личное пространство ворвутся врачи с их мозгоправством. Впрочем, без проблем не обошлось. Доктор Эзра попросил каждого нарисовать что-нибудь, связанное с семьёй, и принести послезавтра на следующий сеанс групповой терапии. Эн так и представляла с отвращением, чего от неё ждал этот доктор Эзра: «А нарисуй-ка ты маму за работой». И? Она типа правда должна нарисовать свою мать перед и ещё кучу непонятных мужчин, которых она когда-либо сопровождала куда-то? Или выбрать того, что посимпатичнее, но над фигурой написать что-то вроде: «Этого можете не запоминать, ведь моя эскортница, у неё таких мужиков много». Или вместо мужчины обвести человеческие контуры, как обводят на асфальте тела. Эн стукнула себя по лбу ладонью. В итоге отдохнуть в послеобеденное время так и не удалось, Эн не на шутку разозлилась и на саму себя, и на доктора Эзру с его тупым заданием. В итоге пришлось использовать простой карандаш, ручки так не нашлось по понятным причинам, и рисовать: одноэтажный дом, задний двор, на нём стоят мама и Эн, обе улыбаются, потому что Эн насрать на профессию мамы, а мама наконец-то просто научилась слушать и слышать дочь, а не выискивать всё новые и новые проблемы в себе. Так до четырёх в итоге Эн и пролежала потом на кровати, не сомкнув глаз. Она и рядом чёрно-белый рисунок, потому что цветные карандаши никто не выдал. Об этом Эн тоже написала, чтобы по угрюмым цветам ей не приписали ещё чего-нибудь лишнего. Без десяти четыре ей принесли яблоко и одновременно с этим пришла сестра Тетчер, чтобы отвести Эн в кабинет к доктору Крейну. Его кабинет выглядел весьма аскетично. Высокое узко окно напротив двери, посреди комнаты несуразный, но ненадоедливый тёмный ковёр в светлых ромбах. Перед окном одно кресло, перед ковром, а напротив второе — на ковре. Между ними, чуть в стороне, небольшой стеклянный столик. Справа на стене две картины с какими-то пейзажами — их разглядывание Эн оставила на случай необычайной скуки. Слева у стены невысокая пальма или что-то около, её Эн тоже оставила на потом, на случай «надо же какие интересные листья, вау, надо срочно их изучить!» Доктор Крейн сидел в кресле у окна, он жестом пригласил Эн сесть напротив, и она опустилась в светлое кресло. Положила на колени рисунок, который зачем-то принесла с собой. — Как прошла групповая терапия? — спросил доктор Крейн, глядя Эн в глаза. Эн нетерпеливо вздохнула, именно этого вопроса она и ждала, чтобы пожаловаться. — Кошмарно! Зачем мне туда ходить? Мы все такие сидели в кружочке, словно нам это всё вот прям надо! А мне вот оно на фиг не сдалось! — Это обязательная часть твоего лечения. Эн не выдержала: — Лечения чего? Или от чего? Доктор Крейн сделал указательный жест рукой. — Как раз это мы и пытаемся выяснить. Терапия не может занять полдня, как бы тебе того ни хотелось, на это может уйти неделя, а то и не одна. — Не одна?! — воскликнула Эн и упала на спинку стула спиной. Доктор перевёл тему: — Что ты принесла с собой? Эн выпрямилась и выставила перед собой рисунок. — Меня заставили нарисовать рисунок! Мою семью! Мужчина чуть заметно покивал. — Тоже не вижу в этом смысла, но таков метод доктора Эзры. А что бы ты нарисовала, если бы дали свободную тему? Хм. Эн задумалась. Это уже интереснее. Что бы она нарисовала? — Не знаю… Ну… Может… Что-нибудь из своих снов. Но до конца не уверена. Доктор Крейн одобрительно улыбнулся. — Может быть, что-то из того, что тебя пугает во снах? Эн снова задумалась. — Ну… Не меня, а тётю Тэмми, например. Мужчина сделал жест: продолжай. И спросил: — Как это работает? Твои сны. Эн поморщилась, так как за такими вопросами обычно следовали насмешки, что-то вроде: «Ха-ха-ха! Ты просто сложила дважды два и получила пять, а это значит, что у тебя ОКР». Ага, примерно такие слова мама передавала дочери от своих психологов. Поэтому Эн насупилась: пришло время разглядывать куст-пальму. — Тебе снится сон, что ты кого-то убиваешь, и вскоре этот человек умирает на самом деле? — доктор Крейн не стал уговаривать Эн, вместо этого он выдвинул теорию. Эн покачала головой. — Я никого не убиваю! То есть… Во сне убиваю не я, но да, человек наутро уже мёртв. — Если не ты убиваешь, тогда кто это делает в твоих снах? — уточнил мужчина. Говорить или не говорить? Это же всё будет выглядеть как детская страшилка в духе «страшный цирковой клоун заглянул в твоё окно». — Я знаю, что вы станете меня переубеждать, говорить, что всё это всего лишь фантазия, кошмары, которые рассеиваются с пробуждением, но для меня это не просто сны. — Так расскажи мне о том, как они работают, — предложил доктор Крейн. Эн ещё немного колебалась, но спустя некоторое время всё же решила рассказать: — Стоит мне узнать от кого-нибудь, чего тот боится, и почти всегда после этого мне снится это. Тётя Тэмми, например, посмотрела «Сайлент Хилл» и пересказала мне его, и фильм приснился мне, точнее, монстры. Они и убили тётю Тэмми и её мужа. Чем же вы мне можете помочь? Ну, заставите вы меня поверить, что всё сказанное мною — ложь, только я не перестану быть собой. Она поджала губы, не переставая глядеть на куст-пальму, ожидая, что доктор Крейн вот-вот начнёт насмехаться над Эн или говорить ей, что всё сказанное — бред из детских страшилок или детская травма. Мамины психологи тоже передавали такое. Хорошо бы прямо сейчас голова стала полой, набитой соломой, просто чьим-то черепом. Однако глаза Эн бегали по кусту-пальме, как будто у неё, у Эн, припадок. Но у неё не было никакого припадка, ей всего-навсего вдруг стало хреново от воспоминаний. Она подняла наконец глаза на доктора Крейна, мысленно моля его о помощи, чтобы он прекратил этот поток мыслей, ведь никогда раньше они не приносили ей столько боли, как сейчас. Но вместо утешения доктор Крейн назидательно произнёс: — На самом деле психология — это не про безопасность, а про боль и страдания. Проживая травмирующие события вновь, в своей голове, ты вскрываешь нарыв, и он болит. И это нормально. Через боль и страдания ты ищешь путь к себе, но пройти его придётся через терновник. Только после всей боли, после всех ран, что причинит тебе этот путь, ты выйдешь к настоящему выздоровлению. Эн аж съёжилась в кресле от услышанного. — А… можно как-то без этого? Ну, без нарывов там… Губы доктора Крейна изогнулись в усмешке. — Можно. Через страх. А именно через свои страхи. Только это не менее болезненный путь. Он без шипов, но страдать ты будешь не меньше. Эн отогнула ворот больничной рубашки, не зная и не понимая, что и делать при подобном выборе. — Я чувствую себя зайцем в свете фар… — поделилась она. — Как будто куда бы я ни прыгнула, нигде ничего хорошего меня не ждёт. — Так и есть, — ответив, доктор Крейн дёрнул бровями и загадочно улыбнулся.