Дядя

      Если ему не изменяет память, после событий семичасовой войны прошло 5 лет, а это значит, что сейчас его сестре плюс-минус 5. Меттью же было тогда 12. Он запомнил всё до мельчайших подробностей. Рой воспоминаний ворошить нет желания.       Он ориентируется с трудом как во времени, так и в пространстве. На улицу они выходят нечасто, а дата изредка мелькает на больших экранах. Намного реже, чем трансляции с Брином. К сожалению, район достаточно тихий. Разве к сожалению? Наоборот! Если случаются рейды и обходы комбайнов, то исключительно по причинам из ряда вон выходящим.       Сейчас в подъезде слышно, как в соседнюю квартиру ломятся ЭТИ. Одно название Союза Вселенных вселяет в Меттью ужас и панику — он боится их, сильно, до слёз и остолбенения.       Нужно защищать сестру, а он способен лишь прижать её поближе к себе и закрыть пыльным одеялом, только и всего. Придут за ним — спрячет Шель, если успеет и не побоится. Полагаться самому на себя не стоит, не говоря уже о сестре. У них больше никого нет: отец погиб ещё во время инцидента в Чёрной Мезе, а мать… должно быть, Шель не помнит её. Когда её не стало, сестре было всего пару лет.       Едва ли малышка до конца осознаёт, что творится за дверью. Впрочем, Меттью и сам не уверен в том, что понимает. Однако, в считанных метрах от них беснуется вездесущий и всезнающий «порядок» в самом его что ни на есть отвратительном, изувеченном и больном облике.       Встать и посмотреть количество солдат не нужно: любопытством обделили с самого детства, хотя он и продолжает оставаться напуганным ребенком. Больше хочется спрятаться, вжаться в какую-нибудь стену или угол, чтобы, случись что, его с Шель не нашли.       Уходить в тесной однушке совсем некуда: соседние двери заблокировали еще давно из-за отсутствия жильцов в комнатах. Предметов мебели, за которые возможно укрыться также нет. Комната наполовину пуста: один несчастный пыльный диван, стол и большие не зашторенные окна. Ах да! Белая хлипкая дверь, на верхней части которой такие же хилые и тонкие стёкла. Деревянная масса еле как держится на старых, мерзко скрипящих петлях.       Вход запирать строго-настрого запрещено, но соседи, кажется, нарушили запрет. Хотя, вероятнее всего, офицерский состав ломится совершенно по другой причине — двери просто так никогда не запирают. Им либо есть, что скрывать, либо нет. А может, есть кого скрывать. Элементарно совершили преступление похуже.       В такое время любой неровный вздох будет восприниматься как угроза чуть ли не самим покровителям — кем бы они ни были — либо попытка сопротивления. Не важно! Не очень хочется задумываться по этому поводу. Главное его и сестру не трогают, на том спасибо. К ним обоим относятся не то чтобы нейтрально — их словно просто не существует. По крайней мере, пока не брыкаются.       Шель проспала момент, когда агитаторы выламывали дверь и выводили виновников. Когда вопли и голоса смешались, и стало настолько громко, что в закрытых ладонями ушах появился звон. Когда всё внезапно и пугающе грубо оборвалось. Стоило приоткрыть уши, как на улице эхом прогремел один единственный выстрел, он же ознаменовал конец конфликта. Потом вслед за этим шлейф шума с интенсивностью ходьбы значительно поутих. С зачинщиками расправились…       Стоит сказать о том, что солдатский взвод оставался на месте. Возможно, в поиске возможных свидетелей. Значит ли это…       Грохот стоял такой сильный, что казалось бы картонные (настолько тонкие) стены сотрясались так же, как Меттью трепетал перед силой Альянса. Кроме того, обычно неподъёмная сестра, которую пушечным залпом не поднимешь, с чего-то вдруг соскочила. Встала напротив двери и таращится на нее глазами-блюдцами. Эти её зелёные, как крапива, глаза, и на теперешнюю редкость внешний вид, заставляли почти каждого случайного прохожего, за исключением солдатов, неприлично долго провожать взглядом. Ещё бы! В самом деле как диковинка. Это — минус — привлекает внимание тех, кого не желательно привлекать. Здесь, в Сити-17, лучше ничем не выделяться. Скоро всё равно посереет. От чего-то ему так спокойнее. Но лишь бы она не выцвела силой и принуждением. Ей стоит понять самой, опираясь на несчастный опыт гражданских. А пока они будут по возможности стараться избегать общество.       Он, в сравнении с другими, всегда смотрит на неё с тоской. Шель — единственная ниточка, которая своим существованием продолжает связывать, удерживать этот мир вместе с прошлым. Когда была свобода, когда не было флоры и фауны инопланетного происхождения, когда не было захватчиков.       Сонный и растрёпанный вид не мог не согревать душу: пухлые щеки, заспанное лицо, и ни капли не испуганная — она привыкла. Но Меттью вздрагивает и как забитый щенок осматривается по сторонам при малейшем шорохе. Возможно от того, что он постоянно находится в напряжении от навалившейся на него ответственности за свою и чужую жизнь.       Жаль, что Шель останется такой не навсегда… когда-нибудь станет такой же, как и остальная серая биомасса. Это пока она не понимает и по чуть-чуть начинает познавать те остатки мира, что постепенно и неизбежно теряют свои краски. Но ей интересно буквально ВСЁ. На удивление, сестра растёт менее восприимчивой к Альянсу, чем Меттью. Может, она адаптируется куда лучше.       Главное, чтобы Шель жила, а там и не важно — почернеет мир или сгорит — он и без того блекнет вместе с любым золотом в сравнение с ней.       Он углубился в собственные мысли настолько, что не заметил пропажи малышки. Тело мгновенно сковал страх, но Меттью на автомате соскочил с места и ринулся к открытой двери.       Когда он опомнился, было слишком поздно: маленькие ручки уже дотянулись и обхватили патронную сумку на ноге солдата. По форме Меттью сразу узнал комбайна. Им как назло оказался командующий отряда. Офицер в тёмно-сером активно непрерывно передавал что-то по рации, держа одну руку возле шлема, а во второй угнездилась винтовка. Он загораживал обзор на узкий коридор. Стоит спиной к Меттью в метрах трёх, но это почти не мешает парню разглядеть ещё двоих солдат: один в дверном проеме, куда ранее вломились, второй напротив, чуть подальше. Они оба в белом, с баллонами за спинами — обыкновенные солдаты. Но с автоматами, одинаковые. Выглядят устрашающе. Каждый с ног до головы увешан оружием, боеприпасами, и кроме того, жутко экипирован броней, кажется, до мозга костей. А голоса… они пробирают до мурашек и заставляют колени дрожать, а сердце каменеть.       С её ростом чуть выше метра, Шель пришлось встать на носочки, чтобы наверняка ухватиться покрепче. Меттью словно в замедленной съемке наблюдал за происходящим из-за дверного проёма. Он только и может, что смотреть. Необходимо что-то немедленно сделать: отвлечь, позвать, приманить Шель в конце концов! Но он оцепенел. Страх пронизывал и сковывал каждую клеточку, каждый миллиметр.        — Докладываю: сектор успешно зачищен. Ожидаю дальнейших указаний, приём. — голос ординала звучит более металлическим и мёртвым среди прочих голосов. Он всё так же не замечает ребёнка, который буквально повис на нём. Возможно, он и видел её, но не обратил внимания или не предал особого значения. Чего ему стоит оттолкнуть, отбросить за шиворот? Он в десятки раз сильнее. Но Мэтью молился. Не веря в Бога, но молился неясно кому, чтобы ЭТОТ не навредил малышке.       Шель задрала голову вверх, открыла рот, собралась что-то сказать, но Меттью, вопреки собственным ожиданиям, зашипел. Сдавленно подзывает девочку по имени, заставляет вернуться, активно жестикулирует. Но всё бестолку! Шель одарила брата кратким взглядом, но мгновенно переключилась на прежнюю цель. Как он мог позабыть, что такой метод заставить её делать что-то, чего она не хочет, всегда заканчивается тем, что она делает всё в точности по своему! Ребёнок же! Меттью изменил тактику: стал ещё тише упрашивать, умолять её вернуться и отложить свой интерес на потом. Шель нельзя было обвинять, но она сбежала совсем-совсем ни к месту! Он не заметил, как по щекам скатываются слёзы, как они сначала щипали нос и наполнили глаза, но Меттью не оставлял попытки вернуть Шель. Жестикулировал более плавно, смягчил тон, но этого не достаточно! Она непреклонна, всегда была такой.       Всё против них, и Шель будто нарочно выждала, пока наступает короткая пауза между словами. В мёртвой тишине послышалось звонкое и по-детски невнятное:        — Дядя? — Меттью вздрогнул всем телом и всхлипнул, чудом сдерживая порыв взвыть.       Поочерёдно каждый опустил взгляд себе под ноги.       Молчат, и тут один из солдат, тот, что в дверном проеме, не среагировал дальше. На миг померещилось, что жизнь в нём по щелчку оборвалась. Сердце пропустило удар, а язык так предательски слился во рту.       И снова уверенное:        — Дя-я-ядя! — В чём, в чём, а в дотошности равных ей нет. Но лучше бы она донимала брата!       Метью послышалось, что он, комбайн, будто с усмешкой указал на Шель пальцем. Винтовка, которую солдат держал в руках, и с которой Меттью не отводил глаз, при движении слегка качнулась.       Командующий обратил своё, казалось бы, чёткое ко всему внимание, на девочку, что повисла на нём. Странно: обычно чрезмерно бдительны к малейшим шорохам, а тут он был видно сильно занят переговорами по рации.        — Разрешите доложить в нексус? — ближе к концу предложения комбайна перебил ординал, обозначив сложившуюся ситуацию одним словом:        — Незначительно, — про себя Меттью выдохнул, но факт остаётся фактом: он может и наверняка навредит Шель. Мгновение тянется слишком, слишком долго!        — Понял, жду дальнейших указаний! — ординал продолжает молчать, и медленно в пол оборота повернул корпус влево, уставившись на ребенка.        — Подтвердите статус гражданского! — стоит ли говорить, что он сжимается и вздрагивает чуть ли не от каждого слова?        — Субъект ничего не видел. Более того — слишком юн. — Меттью повторно судорожно выдохнул, вцепившись пальцами в деревянную раму. В мучительном ожидании парень забыл, как говорить и дышать.       Он ожидал чего угодно, что её оттолкнут, отбросят взашей, но никак не такого: ординал зацепил винтовку куда-то за пояс, и правой освободишься рукой потянулся к Шель. Офицер ещё с секунду в недоумении наблюдал за ней, а после…       Мощная рука аккуратно и плавно, точно отцовская, опустилась на голову девочки. Шель чуть прогнулась в плечах от тяжести. Она улыбается. Комбайну не составит труда убить её, но он не делает ничего ужасного! Ладонь громоздкая и раза в 2, а то и 3 больше головы хрупкой Шель. Он не треплет её по волосам, не отталкивает. Данность пугает Меттью с большей силой. Что ему ожидать? Что делать? Как заставить себя сказать что-нибудь? Как подойти и увести Шель как можно дальше? Подпускать ли? Побьют или что похуже?       Без видимых усилий, офицер подхватил девочку под руки за пояс. Если бы кто-нибудь из соседей выглянул из щелей, он бы набрался храбрости. Хотя, те вряд ли чем-то помогли бы. Никому ни до кого нет дела — боятся, вот и он такого сорта.       Шель тянет руки к солдату, тот не спешит отбрасывать её. Проще было бы пнуть или… Меттью встречную головой, стараясь игнорировать никчёмный поток мысли. Намеревается забрать её? Он слышал, что в каком-то городе есть фабрика, на которой для чего-то используют детей. Но тогда почему самого его не отправили туда?       Комбайн огляделся по сторонам: завидев на пол корпуса выглядывающего парня, он задержал взгляд и властно сказал что-то, что Меттью не расслышал, потому что спрятался… ОН, он — последняя защита младшей сестры, банально струсил.       За спиной отчетливый смех. Смех, от которого Меттью сдался до нытья в мышцах и суставах. Зажмурился и вжался в пыльную стену.       Чуть позже дошло, что обращались к нему, больше-то не к кому! Но что-то в нем словно оборвалось, и Меттью совершенно машинально, пошатываясь, вышел в коридор и обнаружил, как Шель куда-то уносят.       Он виноват, и больше никто: недоглядел, не доказал, не уберёг!        — Кретин, — брошенная фраза комбайном в белом как гвоздь в палец впилась в корешок мозга. Пожалуй, именно это привело его в чувство. Оказывается, ординал прошёл чуть дальше для того, чтобы осторожно усадить Шель на краешек старого комода.       Девочка успела каким-то непостижимым образом достать до кончика противогазе и вдоволь насидеться в чужих руках.       Меттью дождался, когда комбайны покинут это место, и пулей подбежал к сестре. Он шустро стащил растерянную Шель с комода, и под лицемерно осуждающие взгляды гражданских — убрался восвояси. Они сами-то решились бы высунуться?       Нужно преодолеть страх, пусть и не беспричинный. Он совершил ошибку, плохо, отвратительно! И этого недостаточно для того, чтобы спасти его Шель. В другой раз может не повезти.