Языки любви

— Я хотя бы пытаюсь быть романтичным, — буркнул Такемичи, запихивая в рот один из покупных роллов. Они с Теттой в очередной раз препирались о чем-то незначительном — на этот раз о романтике — вместо того, чтобы наслаждаться скромным пикником вдали ото всех. — Если это, — Тетта неопределённо обвёл свободной рукой место, где они сидели, — по-твоему, романтично, то я просто гуру отношений. Возмущённо ахнув, Такемичи отвернулся, состроив по-детски обиженное выражение лица. Тетта не верил в его невероятно чувственную натуру! Такемичи искренне считал, что нет ничего более романтичного, чем позвать погулять нравящегося тебе человека и угостить купленной за собственные деньги едой — в конце концов, так делали все взрослые. Проведённое время вместе приносило спокойствие, он верил, что уделять кому-то повышенное внимание и заботу в и без того хлопотном мире — уже нечто особенное, а, следовательно, романтичное. Они обсуждали повседневные вещи, наслаждались, как могли, видами парка и валяли дурака — правда, дурачился в основном Такемичи, Тетта же закатывал глаза, пряча улыбку. Вдруг в мыслях щелкнуло: диалог! Конечно! На свиданиях влюбленные всегда воркуют, а они последний час только и делали, что обсуждали учёбу да буйных подростков в местных бандах, больше напоминая старых друзей. Хотелось влепить себе пощечину — настолько простая мысль совсем вылетела из головы. Такемичи посерьезнел и, развернувшись, уставился на рассматривающего красóты природы Тетту. На него уставились в ответ. — Ты прекраснее всех звёзд во Вселенной, — самым серьёзным из возможных тонов произнёс Такемичи. Он почти что увидел, как в чужой голове со скрежетом закрутились шестеренки. Тетта застыл, соображая, и когда смысл слов дошел до него, он скривился: — Фу, Мичи. Если твоей целью было вызвать у меня рвотные позывы, то ты почти справился, поздравляю. — Почему-у-у-у… — застонал он. — Это же комплимент! Комплименты романтичны. Что тебе не нравится? Тетта перевёл взгляд в сторону, размышляя. — Ну, возможно, у нас просто-напросто разные языки любви, — пожал плечами он. Теперь пришла очередь Такемичи недоуменно глядеть. — Ох… В общем… Есть разные способы оказать внимание, и у каждого человека он, ну, свой: слова, уделяемое время, помощь, физический контакт или подарки. Иногда из-за различий этих «языков» могут возникать серьёзные недопонимания. Поэтому полезно знать, каким способом твой партнёр или друг выражает любовь, иначе есть риск случайно оттолкнуть его. Понял? — Такемичи кивнул. — Какой ты умный. — Спасибо, — коротко улыбнулся Тетта, захватывая палочками последний дешевый ролл. — Как думаешь, какой у тебя? Такемичи откинулся назад, протягивая задумчивое «Хм». После недолгого, но тщательного размышления, он всё же ответил: — Наверное, время. Люблю разговаривать с тобой и что-то делать, прям как сейчас. Твоё внимание… — Такемичи замялся, подбирая слова, — радует. На остальное как-то плевать. — О. Это многое объясняет, — хмыкнул Тетта. — Например? — Например, то, что ты постоянно вьёшься вокруг меня со щенячьим взглядом, — усмехнулся он. — Неправда! — возмутился Такемичи, пихнув того в плечо. — Или твои вечные мольбы помочь с домашкой: «Ах, Тетта, помоги! Прошу! Посиди со мной рядом!» — Не было такого никогда! — А как же постоянные визиты на переменке, м? Пообедать с тобой? — Нет! — Поболтать? Прогуляться? Так и светишься, когда просишь. — Я тебя сейчас прибью! — вскочил Такемичи, чувствуя, как краснеет. — Ты не умеешь драться, дурень. — Ты тоже. — И что? Угрожаешь-то мне ты. — Замолчи. — Без проблем. Я и уйти могу, если хочешь. — Нет! — испугался Такемичи. — В смысле… Как же с тобой сложно, блин… — он сел на место, смущенно приводя себя в порядок. — Расскажи лучше о своём «языке». Тетта вдруг напрягся, молча отвёл взгляд, обняв колени. Такемичи не понял, что произошло, и, заглядывая парню в лицо, пытался найти ответ, будто мог прочитать его, как в книге. Не вышло — Тетта лишь сильнее избегал зрительного контакта. — Да ладно! — рассердился Такемичи. — Я же тебе рассказал, теперь твоя очередь. — Это не важно, — отмахнулся Тетта. — Важно! Кто жаловался, что я не романтичен, а теперь изображает из себя недотрогу? — Такемичи ткнул пальцем в Тетту. — Ты. И кто должен постоянно исправлять ситуацию?! — затем указал на себя. — Я. Так что будь добр, помоги. — Нет, — и отвернулся ещё дальше. Слова застряли поперек горла. Возмущение, казалось, наполнило до краев и грозило вылиться через край в любую секунду, а виновник тому не кто иной, как Кисаки Тетта, отказывавшийся отвечать по какой-то наверняка глупой, как уже успел посчитать Такемичи, причине, явно задевавшей кое-чье хрупкое самолюбие. По-другому просто-напросто не могло быть — Тетта всегда такой. И чем больше он не желал отвечать после повторных настойчивых просьб, тем сильнее его поведение подталкивало пойти «ва-банк». Тетта терпеть не мог прикосновения — и Такемичи старался держать это в голове, чтобы лишний раз не доставлять неудобства, правда, — но знание о соответственной нелюбви к щекотке и уединенность места играли злую шутку в его намерениях. — Раз не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Не дав возможности возразить, Такемичи резким движением руки опрокинул Тетту на спину. Он никогда не видел, чтобы у кого-то за раз сменялось столько эмоций на лице: от недоумения до осознания, что сейчас произойдет, — но поняла жертва слишком поздно. Такемичи уже задрал его футболку наполовину и запустил руки под ткань, победно улыбаясь. Тетта же побледнел от ужаса. Такемичи легко заскользил пальцами по его торсу, едва касаясь кожи, и каждое случайное прикосновение заставляло Тетту непроизвольно извиваться под чужими руками, безуспешно пытаясь защищаться — не получалось также сдерживать смех. Он продолжал щекотать, Тетта — пытаться выбраться, пока тот чуть ли не умоляя начал просить: — Прекрати! Прошу, Мичи! С-слишком щекотно! — Не прекращу, пока не признаешься, — и принялся водить руками с новой силой, ни капли не щадя. — Хорошо! Хорошо! Твоя взяла! — задыхаясь от смеха, наконец признал он. Такемичи остановился, однако руки убирать не стал, на случай если его решат перехитрить, и заинтересованно взглянул на старающегося отдышаться Тетту. Тот снова не хотел смотреть в глаза, но все же выдавил, слегка краснея: — На самом деле мне очень нравится физический контакт. Но только с тобой. Да. Такемичи тяжело вздохнул: иногда человек, лежавший сейчас почти под ним, бывал невыносим. Подобные моменты — тому доказательство. Сначала чуть ли не шипит на любого, пытающегося дотронуться, а потом даже вряд ли скажет, что, вообще-то, очень этого хотел, правда, только от кого-то особенного. И признается лишь под дулом пистолета. Ну, или угрозой щекотки. — Значит, на самом деле тебя все это время можно было обнимать? — скептически спросил Такемичи. — Только тебе, — кивнул он. — Твой язык любви — не прикосновения, а издевательства надо мной, знаешь? — Есть в этом что-то особенное, да? Такемичи устало свалился рядом, не в силах больше спорить. Он решил, что с него сегодня хватит, и, воспользовавшись бездействием Тетты, крепко прижал к себе, не давая возможности выбраться, — словно человек рядом мог раствориться в любой момент, и Такемичи останется совсем один со щемящим чувством в груди. Тетта хотел было по привычке выбраться, но, вспомнив, кто с ним рядом, позволил себе обмякнуть, закрывая глаза, позволяя сжать как можно крепче, — он не подозревал о преследующем желании объятий, в которых его никто заключал, эта неведомая жажда чужих прикосновений, — не просто чужих, а от особенного человека, — которую не хотелось признавать, наконец, отпустила. Надо было признаться раньше. — Какой же ты дурной, — шепнул Такемичи. — Взаимно, Мичи. Взаимно.