Скрипач

Хаосит ненавидит в этом мире достаточно многое: оперу, чай, агрессивных людей и другие не самые приятные вещи. Но раннее пробуждение первого сентября оказалось неожиданным ударом под дых. А учитывая, что проснулся он из-за звонка от адвоката, — всё стало ещё хуже. — Давид? — обыденно раздаётся в трубке. Хаосит пропускает лохматую чёлку сквозь пальцы, чуть приглаживая. Затем смотрит на время. Шесть утра, мать вашу. — Да. Вы кто? — Сергей. Адвокат Кости, — Хаосит невольно смотрит на Серёгу, спящего на кровати напротив. Мужчина хмурится во сне, а на лбу выступают крупные капли пота, словно он только что вернулся с марафона. — Извини, что так рано. — Есть что-то? — обеспокоенно спрашивает Хаосит, опираясь на локти. Осеннее солнце из окна слабо бьёт по глазам. — Да. Есть новости. Одна хорошая, другая плохая. С какой начать? — Коваль перестал удивляться неформальному общению этого мужчины с клиентами, когда впервые встретился с ним. Все адвокаты, которых он ранее видел, были солидными и до тоскливого ужаса душными людьми. Но этот оказался довольно добродушным. Он относился к тому самому тип добрых, но хитрых людей, который, казалось бы, должен был вызывать недоверие, но всё происходило с точностью да наоборот. — Давайте с хорошей, — робко просит Хаосит, пытаясь скрыть утреннюю хрипотцу. — «Если долго мучиться, что-нибудь получится». Шанс того, что дело удастся выиграть очень велик, — Хаосит кивает, до сих пор пытаясь вернуться в реальность и врубиться в происходящее. — Хорошо… А плохая? — Сейчас ему светит условный срок. Предвижу твой вопрос, а потому отвечаю: около месяца. Может, меньше, — Хаосит вновь кивает, пытаясь принять слова адвоката. — Домашний арест? —спрашивает Коваль. — Нет, —отвечает Сергей. — Твою ж… — Хаосит выдыхает и, нажав на кнопку отбоя, откидывает телефон на подушку, не в силах больше слышать голос адвоката. Блять, буквально за день до учёбы Костя слился! Ещё и таким уебанским образом. Сукин сын. Хаосит стискивает зубы и устало роняет голову на подушку. Он только проснулся, а по ощущениям уже чуть ли не подыхал от изнеможения. Интересно, как себя чувствует Никита, если Хаосит находится в подобном состоянии? Они—то вдвоём чуть ли не с рождения знакомы, а Хаосит прибился к ним лет пять назад. Это безусловно тоже довольно долго, но не так много, как четырнадцать лет. — Хаос? — Хаосит поднимает заёбанный взгляд на дядю. Серый обеспокоенно смотрит на него из-под прикрытых век. — Всё нормально. Спи дальше, — мужчина не сопротивляется и покорно ложится обратно. Хотя, судя по звукам, проснулся он далеко не от разговоров своего племянника. Серж хрипит и покашливает, словно задыхаясь. — Всё хорошо? Ты как? — Я… — Серый шумно сглатывает и ещё несколько секунд молчит, приходя в себя, — в норме. Температура, видимо, подскочила, — мужчина с трудом переворачивается на живот и достаёт из-под кровати белую баночку. — Градусник принести? — Не нужно, — Хаосит замечает, что Серж с каждым днём постепенно оправдывает одно из своих прозвищ. Кожа словно посерела, глаза выцвели, а прежняя энергичность в них сменилась на тоску и какую-то боль. Он мог по-прежнему шутить и делать вид, что всё в порядке, но Хаосит всё чувствовал. Парень не замечал, когда именно родственник лгал ему. Он просто ощущал это, явно представляя ранее жизнерадостного Серёгу каким—то раздвоенным. С одной стороны был прежний Сергей — с сединой на виске, с извечной искрой в глазах. Сергей, который был бесконечным генератором идей и энергичности. Сергей, который тогда, почти пять лет назад, принял своего племянника как родного сына. Объяснил невиновность и поддержал. Сергей, который каждый вечер предлагал посмотреть какой-то сериальчик, а после весь вечер хрипел из-за переизбытка эмоций. Сергей, который сперва стал Серёгой, затем Сержем, а несколько месяцев назад чуть ли не отцом, готовым поддержать своего «сына» в любых начинаниях. Предупреждал, иногда отгонял, но поддерживал. С другой стороны был другой Сергей. Бесцветный Сергей с блестящей лысиной, которая уже даже перестала быть объектом шуток. Пугающе-лаконичный Сергей, ограничивающийся парой фраз, а не целыми триадами. Холодный Сергей, который изо всех сил пытался казаться таким же тёплым и мягким, как и прежде. Расколотый Сергей, пытающийся отчаянно склеить трещины этими странными таблетками. Хаосит смотрит на то, как Серый закидывает в рот таблетку и судорожно проглатывает её, морщась от боли. — Серёг, — мужчина поднимает измученный взгляд на племянника. Он выглядит ужасно. Настолько ужасно, что всё внутри сжимается и хочется плакать. Выглядит так… — Да? — Коваль сглатывает. Он даже мысленно боится заканчивать собственную догадку. Наркомана он видел в своей жизни лишь однажды. И во время ломки тот выглядел точно так же, как и Сергей сейчас. — Ты подсел на наркотики? —тихо спрашивает Хаосит. В его голосе звучит хриплая отрешённость и нежелание принимать собственную догадку. — Я отчётливо вижу, что тебе хуёво. Ты не такой, как раньше. Совсем не такой, каким был в начале лета. Что изменилось за три месяца? Что? — мужчина закручивает крышку банки и ставит её обратно под кровать. Он словно постарел на десять лет. — Нет. Я… — Сергей стискивает одеяло, — Я не подсел на наркотики. Это обезболивающее. — Ты подсел на обезбол? — Хаосит рывком садится на кровати, неверяще уставившись на Серёгу. На его Серёгу, который, казалось бы, совсем недавно принял его в свой дом. Только теперь он совсем другой. — Ты серьёзно не понимаешь? — Хаосит практически умоляюще мотает головой, забив на то, что шею может защемить. Он просто хочет узнать ответ. — Давай вечером. Прошу. Я не готов сейчас. — А я готов, — Хаосит садится на край кровати. — Я ведь узнаю. Я всё равно узнаю. Рано или поздно. Но я узнаю. Зачем ты тянешь до последнего? Скажи мне сам. Я не потеряю к тебе доверия, если ты скажешь сам. Я помогу и поддержу. Просто… — Хаосит запинается, чувствуя, как на глазах выступают слёзы. Он утыкается лицом в ладони, пытаясь скрыть страх. Единственное, что ему сейчас хочется ощутить, — это тёплые объятия Сержа. Уткнуться носом ему в грудь и прореветься, подобно маленькой девочке. — У меня лейкемия третьей степени, — наконец хрипит Сергей. Сердце словно на долю секунды прекращает биться. Хаосит открывает ладони от лица и неверяще смотрит на дядю. Хочет найти в его глазах хоть что-то, что дало бы наводку. Это шутка? Нет, о таком не шутят. Но всё же? — Нет, —шепчет Хаосит. Сергей поджимает губы и отводит взгляд в сторону. — Этого не может быть. Нет. Нет… — Может. Вполне… — Может, это что-то другое? Нервы шалят? Или капилляры слабые стали… — продолжает отрешённо шептать Хаосит. — Рак… Но это невозможно. У мамы был рак. У дедушки был рак… Каков вообще шанс?! — Наследственность, — коротко поясняет мужчина. Он с явным трудом садится на кровать, что вызывает в груди Хаосита ещё большую боль. — Это практически невозможно. Этого не может быть. — Может. Я вылечусь, Хаос. — Каким образом, блять?! Каким?! — Хаосит вскакивает с кровати. Истошные разъярённые крики стрелами пронзают гробовую тишину квартиры. — Я хожу на химиотерапию уже как три месяца, — оправдывается Сергей с явной неохотой, что выводит из себя ещё больше. — А почему Я, — парень больно тычет пальцем в собственную грудь, словно желая пробить рёбра, — узнаю об этом только сейчас?! Какого хуя, сука?! Ты обо мне подумал, что я буду испытывать, когда узнаю лишь через несколько месяцев?! — Я не знал, как сказать об этом. — Тебе тридцать с лишним лет, мать твою! Взрослый дяденька, способный очень даже здраво мыслить! Побоялся сломать мне психику или что? Я уже давно не ребёнок! Я имел право знать о том, что тебе плохо. Что тебе больно. Что тебе необходима помощь! — Всё образумится. Я вылечусь. — Твой довод стоит не больше блядской пуговицы! Пап, я не хочу твоей смерти! Не хочу! — Хаосит чувствует, как по щеке скатывается первая слеза, а хриплый крик срывается на сип. Он застывает, понимая, что сейчас не способен хоть на что-то адекватное. Ни на что. Хаосит отстраняется, а спустя пару секунд молчания выбегает из комнаты. Единственное, что сейчас ему нужно — это скрипка. Парень вбегает с студию и запирает дверь. Он знает, что Сергей за ним не побежит, но так спокойней. Хаосит не хочет испытывать ничего. Не хочет размазывать слёзы по щекам в отчаянной попытке понять этот мир. Хочет просто свернуться клубочком где-то в углу и полежать без эмоций день-два, пока не придёт в себя и не будет готов вновь решать всю ту хуйню, резко свалившуюся как снег на голову. Хаосит буквально впивается пальцами в чёрный чехол. Сквозь грубую ткань он чувствует струны и гриф. Рядом с ними смычок. Расстёгивает молнию и, лишь приложив инструмент к подбородку, тут же отстраняется, выронив его из рук. Стойкий запах ванили напоминает об Андрее так сильно, как ничто другое. Напоминает об их первом занятии. Напоминает об их первой неофициальной встрече в доме. Напоминает о вчерашнем признании Андрея. Хаосит отрешённо падает на пол, глотая слёзы. Сердце словно разваливается на части, стремительно заменяясь на какую-то колючую стеклянную фигурку. С виду крепкую, но на самом деле ещё более хрупкую, чем плоть. Хаосит смотрит на скрипку, безвольно валяющуюся на полу подобно брошенному котёнку. Он хочет взять её в руки, но что-то отталкивает. В следующую же секунду парень прижимает инструмент к груди и с силой обнимает. Царапает заднюю часть корпуса ногтями, будто это чем-то поможет. Как же он, блять, хочет простых человеческих объятий.

***

— Наш план на этот год довольно сложен, а потому я попрошу вас вложиться на полную. Всё, что мы будем изучать в этом триместре — вы должны нести с собой через всю жизнь. — Хаосит накидывает капюшон на голову и утыкается носом в толстовку. Прошло три месяца, и он уж точно не соскучился по этому введению, которое Иваныч зачитывал в начале каждого года. — Будет много контрольных, экзаменов и зачётов, но вы справитесь, — Хаосит знает, что не справится. Сжимает предплечье от всепоглощающего отчаяния, продолжающего крошить сердце на куски. — Коваль, с вами всё в порядке? —Хаосит безразлично поднимает руку в воздух и машет, давая понять, что жив. —Прекрасно. Самый непутёвый ученик тоже тут. Ну, раз уж на то пошло, то пройдёмся по списку, — раздаётся шелест страниц, и внутри всё привычно сжимается. Обычно этот шелест был слышен в аудитории, когда Иваныч доставал из стола журнал, отмечая учеников. — Староста? — Тут, — раздаётся откуда-то с третьего ряда. — Почему так далеко сел? — студент не находит, чем ответить, но и с места не двигается. — Все сегодня? — Константина нет. — Это какого? — Хаосит не видит — он буквально чувствует, как Иваныч поправляет очки на переносице, вчитываясь в журнал. — У нас только один Константин в группе, —отвечает староста. Хаосит стискивает зубы до пульсирующей боли в висках. — А. Ратьковский что-ли? А чего это с ним? Коваль. — Его не будет где-то месяц по уважительной причине, — сипло выдаёт Хаосит, желая сжаться до размера атома. Стать незаметным, и чтоб все отстали хотя бы на время. — Что за причина? — Коваль знает, что это обязанность преподавателя: узнать, кто отсутствует, и передать информацию администрации колледжа, но всё равно находится на грани срыва. Почему всё вокруг напоминает о вчерашнем дне? — Коваль. — Он в тюрьме, — отвечает кто-то рядом. Хаосит поднимает взгляд и ошарашенно смотрит на Никиту. Если обычно тот выглядел не очень, то сейчас его вид был что-то с чем-то. Никитос сейчас больше напоминал какого-то призрака: поникший, с синяками под глазами, кожа бледная, как мел. Капилляры в глазах полопались, словно он не спал всю ночь. Хотя, скорее всего, так и есть. С начала класса раздаётся ошарашенный вздох. Хаосит вновь роняет голову на парту. В классе наступает гробовая тишина. — Хорошо… — Хаосит сжимает ладони в кулаки. «Чего тут хорошего, блять?! Чего?!» —хочет вскочить и заорать он, но сдерживает себя. — Ещё кто-то? — Остальные на месте, — тихо говорит староста. Видимо, и его не предупредили о том, что произошло. — Тогда начнём. Надеюсь, вы взяли тетради в клетку и с нотным станом, потому что писать нынче мы будем очень много.

***

Хаосит буквально вываливается на улицу и чуть не падает с широкого крыльца колледжа. Чтобы придти в себя после сложного дня понадобится время. Но он сможет собрать себя по частям и за пятнадцать минут. Нужно просто терпение. Никита молча садится рядом. Кладёт ладонь на плечо и слабо сжимает в качестве немой поддержки. — Только начало года, а я уже хочу сдохнуть. — Ничего нового, — отвечает Хаосит, — Хотя обычно у тебя это начинается через неделю после начала учёбы, — Никита убирает руку с плеча друга и делает глубокий вдох. — Я хочу тебе кое-что рассказать. — Удиви, — Хаосит думает, что всё самое ужасное за сегодня, что только могло произойти, уже произошло. Осталось только помереть. — Я курю. — Ты долбаёб? — Хаосит даёт другу подзатыльник, надеясь, что это вправит ему мозги обратно. — Как давно? — С начала лета, — Никита не выглядит так, словно правда приносит ему облегчение. Скорее наоборот. — Блять, — Хаосит вздыхает. Сил ни на что не осталось. Хочется просто убежать куда-нибудь подальше от этого всего и больше никогда не возвращаться. Но он не может так поступить и бросить их. — Это не всё. — Ну вот теперь-то ты меня точно добьёшь, да? Смерти моей желаешь, я понял, —пытается отшутиться Хаосит, но получается плохо. Никита поджимает губы и отводит взгляд в сторону. — Мне нравится Костя, — Сердце будто останавливается во второй раз за сутки, а затем вновь начинает биться. Хаосит хочет, чтобы третий раз стал последним. В голове не вяжется. Никита, который всю школу так упорно поддерживал гомофобные взгляда Хаосита, втюрился в Костю? В эту агрессивную шпалу без чувства самосохранения? Он свихнулся? — У тебя крыша едет, да? Чел, если он в тюрьме, то это не значит, что ты обязан ему эмоциями. Это просто дружба. Тебе кажется. — Мы встречаемся уже два года, — Хаосит надеялся, что третья секундная остановка сердца будет похоронной, но это, к сожалению, не так. Парень переводит взгляд на друга. Никита отворачивается. — Ты должен был знать раньше, прости. — Я не должен был этого знать вообще, блять. Не должен был с вами знакомиться, — его лучшие друзья оказались лишь жалкими ошибками природы. Хаосит смотрит на ладонь и понимает, что столько раз уже здоровался с этими парнями. А они оказались обычными ошибками. — Это ничего не меняет, Хаос. — Это меняет всё. Что мне дальше думать? — Ничего. Просто прими. — Просто принять, что вы две жалких ошибки? Вы люди, которых я знал пять лет. Люди, которым я доверял даже больше чем себе. Люди, которых я искренне любил и считал друзьями, оказались какими-то педиками?! Ты себя-то хоть слышишь?! — с каждой фразой Хаосит повышает тон, к концу уже срываясь на крик. — А ты себя слышишь? — Никита переплетает пальцы и укладывает на них подбородок. — Мы не неправильные. Пока ты не знал, ты не думал об этом, так ведь? Так почему после признания, мы для тебя резко поменялись? Что изменилось во мне? — Никита указывает на своё лицо, словно приказывая найти различия. — Думаешь, после этого я буду тебя хотеть? Нет. Ты для меня друг. Друг, блять, понимаешь? А Костю я люблю. Люблю как личность, люблю как человека, люблю как друга. И от этого ничего не меняется? За все два года я хоть раз приставал к тебе? Ни разу такого не было. Потому что в этом плане ты мне неинтересен. — Причём тут я? Я про… — Потому что ты боишься только за себя, блять. Тебе страшно только то, что к тебе будут приставать. И что ты резко согласишься. Ты видел как на тебя вчера пялил Андрей? А помнишь, как ты нам про него рассказывал? — Никита рассказывает за двоих: за себя и Костю. Хаосита передёргивает. — Помнишь? Ты был искренне восхищён им. Даже влюблён, я бы сказал. И что поменялось после его признания? Лишь твоё отношение к нему и твой страх. Твои. Он признался и исчез из твоей жизни, а ты ничего не сделал, чтобы вернуть его. Потому что думаешь, что он тебе не нужен таким. А мы тебе такими нужны? Ты знаешь нас пять лет. Так что изменилось за эти несколько минут нашего разговора? — Хаосит застывает в нерешительности, пытаясь осмыслить происходящее. — Я надеялся, что вы нормальные, — наконец выдыхает он. — Вокруг одни пидоры, блять. — Хаосит встаёт с крыльца и делает несколько широких шагов. А затем останавливается и кидает через плечо: — Я не хочу больше знать ни тебя, ни твоего «парня», —Коваль делает пальцами кавычки в воздухе и уходит.

***

Квартира больше не кажется ему такой дружелюбной, как раньше. Больше не кажется его собственным островком безопасности в бесконечном потоке проблем, сомнений и прочей херни, то и дело появлявшейся в жизни. Хаосит не включает свет. Просто идёт в студию. Переступив порог комнаты парень чувствует, как колени подкашиваются, и он безвольной куклой падает на ковёр. Что ему делать? Стоит ли ему действительно принять друзей и Андрея? Пойти против своих принципов, чтобы вернуть всё, как раньше? Он сможет? Хаосит зажимает рот ладонью, чувствуя, как к горлу подкатывает болезненная тошнота. Он закрывает глаза и понимает, что вновь плачет от безысходности. Что ему делать? Парень вытаскивает телефон из кармана и быстро ищет чей-то номер, про который думал, что никогда в жизни не наберёт этому человеку. Он ещё давно будто поставил себе табу на этот контакт. Хаосит захлёбывается в слезах, продолжая зажимать рот ладонью. Он не хочет слышать собственных жалких всхлипов. Не хочет чувствовать боли в груди. Гудки. Хаосит прикладывать телефон к уху. — Ало? — спустя пару секунд раздаётся женский голос из трубки. Парень знает, что сейчас только эта женщина сможет помочь ему разобраться в себе. — Тётя Инна, здравствуйте. Это Давид.