Примерочная

— Знаешь, мне немного неловко, — говорит Олежа, стаскивая футболку. В примерочной тесно, занавеска рядом трепыхается от движений, Антон справа — из-под шторы видны его дорогие туфли, — и от всего у Олежи болит голова. — Почему? — низко спрашивает Антон, и движения замирают. — Ну, — клацая пуговицами рубашки, отвечает Олежа, — ты ведь совсем недавно... пошёл на поправку. А тут я. Выпускной. Правда, не стоило ехать, я бы мог... — Не волнуйся, — прерывает Антон сбивчивый поток слов, и шорохи за шторами оживают. — Теперь я в порядке. Если б не мог, то не приехал. — И правда... — выдыхает Олежа. С металлическим лязгом раздвигаются петли, и ноги Антона уходят куда-то вбок. Олежа в последний раз оглядывает себя: разглаживает рубашку, осторожно снимает с вешалки дорогой пиджак, втискиваясь в рукава, чтоб не наделать складок. Смыкает горячие веки, медленно выдыхая, и пытается нацепить вместе с бабочкой восторженный трепет по пути к выходу. — О, — сдержанно выдыхает Антон, поднимает брови и отключается от реальности, не отрывая глаз. Олежа старается спрятаться, будто если посмотрит, то взгляд исчезнет, как мокрый снег с разметённых дорог, но не может перебороть щемящее любопытство. Антон тут же приходит в себя, резко моргает, смахивая с ресниц славное наваждение, и прочищает горло. Олеже становится стыдно: он не хотел уличать. — Что же это, — рассерженно пыхтя, бормочет Олежа. Бабочка не даётся, выдёргивает концы из неподатливых, полудрожащих рук. Антон сразу спешит вмешаться: — Я помогу, — и Олежа даже не успевает ничего возразить, когда крепкие руки обвивают его шею тонкой петлёй. Проходит минута, прежде чем Антон, наконец-то придя в себя, с осторожностью замечает: — Тебе идёт. Олежа отворачивается и утыкается в зеркало. Антон стоит справа, смотрит (не на себя — на него), но во второй раз Олежа решает не проверять. Цветастая бабочка заставляет гореть глаза. Между лопатками прячется колкое ощущение тяжёлой ладони. — Ты не обязан... — в последний раз возражает Олежа. — Это подарок, — отрезает Антон и хватает худое плечо. — Я подожду на кассе. А затем скрывается за бархатной проседью стен. — Тебе тоже идут, — осмелившись, выдыхает Олежа, протискиваясь в футболку и раскачивая мягкую штору. — Подтяжки. Но когда он опускает взгляд, дорогих чёрных туфель нет.