Наши ночи стали такими долгими (В сердце каждого разбитого человека есть доброта)

      Каз проснулся окоченевшим, как часто бывало по утрам. Некоторое время он лежал в постели, позволив боли захлестнуть его тело, не делая попытки встретить наступающий день. Его много раз исцелял во время войны его гриш, но были некоторые раны, которые он получил, когда поблизости не было Целителей или же были дела поважнее, чем лечить его. Большая часть войны была долгими, затянувшимися периодами ожидания и планирования, а затем быстрыми действиями, когда все его лучшие планы рушились вокруг него.       А теперь он не мог не проснуться, не вспомнив всего этого; его история написана через боль в его теле. Это было уместно. Он всегда носил свою мотивацию и боль в своей хромоте, желание уничтожить Пекку ощущалось в каждом его шаге; имело смысл носить на коже и другие его потери.       Заставив себя встать с кровати, Каз начал переодеваться в мантию советника. Он не стал задерживаться на многочисленных шрамах на своем теле. Он уже почти не замечал их, если не считать царапин от когтей, когда Ничевья Морозова добралась до него. Но он заметил, что они и шрам, который они оставили ему на лице, всегда причиняли боль. Он задавался вопросом, было ли это последствием мерзости или память всё ещё держала его в своих когтях, вспоминая боль, пронизывающую его.       Потянувшись за перчатками, он снова подумал о мерзости. Ладони его рук почернели от этой мысли, кончики пальцев выглядели так, словно были покрыты углём. Он быстро потер руки, вспомнив Николая и то, что мерзость сделала с ним. Он задавался вопросом, какова будет его судьба, хотя и сомневался, что всё, что с ним случится, сделает из него такого же безмозглого монстра, каким стал Николай. Как бы то ни было, ему было всё равно, потеряет ли он разум или тело из-за мерзости, главное, чтобы он выполнил свою миссию.       — Последняя работа, — мрачно сказал он себе, натягивая перчатки, чтобы скрыть следы магии, которая отправила его в прошлое.       Протянув теперь уже одетые в кожу руки, Каз обвил тени вокруг пальцев. Как и всегда, когда он призывал тени, он испытывал чувство неправильности. Это напоминало ему момент затишья во время ограбления, как раз перед тем, как всё вот-вот должно пойти не так и будет нажат тревожный звонок. Дрожь пробежала по его рукам, когда это болезненное чувство в животе дало ему понять, что что-то не так. Он задавался вопросом, был ли призыв таким для каждого гриша, или для него всё было по-другому, потому что магия знала, что она ему не принадлежит. Неважно, как и всё остальное — он обманывал, жульничал и крал на своём пути к обладанию, и теперь это принадлежало ему.       Повернувшись к тумбочке, он потянулся за металлической скобой, которую сделал для него Давид. Хитроумное изобретение устранило необходимость в трости, но Каз всё ещё пользовался ею. Его трость была ещё одним творением Давида, искусно скрывшим лезвие в рукояти. Даже те, кто знаком со скрытыми лезвиями, вероятно, не заметили бы этого. В своей роли советника он носил скобу, скрытую под одеждой, и обходился без трости. Это была не та должность, в которой любые проявления недостатков могли бы принести ему какую-либо пользу. Но в другой своей менее известной роли, в которой он совершенствовался, как подающий надежды криминальный авторитет, он использовал трость. И как скрытое оружие, и как притворную слабость, чтобы лучше заманить ничего не подозревающих врагов поближе к его клинку.       Одетый таким образом для предстоящего дня, Каз размышлял о том, чтобы позавтракать с детьми. Было бы быстрее и проще поесть в кабинете, но он знал, как много это будет значить для них, если он присоединится к ним.       Когда-то, в другой жизни, он бы отрицал какие-либо чувства к кому бы то ни было. Он держал людей на расстоянии вытянутой руки и говорил себе, что всё, что его волнует, это месть. Но позволял он это или нет, он заботился о людях; он заботился о своих воронах. И когда он потерял Джеспера и Инеж на войне… Это снова был Джорди. Отчасти поэтому он беззвучно повторял про себя их имена, свою версию молитвы. Напоминание о том, что он потерял, и о том, что он пытался сохранить на этот раз.       Он не стал бы снова лгать себе об этом; ему было глубоко не всё равно. Приняв решение, он направился обедать вместе с детьми. Это сделало бы их счастливыми, и сейчас это стояло довольно высоко в его списке приоритетов.

***

      Дети действительно вели себя хорошо. Время от времени у них случались моменты озорства, но личные истории каждого из них привели к тому, что они чрезмерно жаждали его одобрения. Каз знал, что трапезы, которые он не делил с ними, были более шумными, но как только становилось понятно, что он будет есть с ними, они соответствующим образом корректировали своё поведение. Но на светском мероприятии они были бы как минимум неуместны. На самом деле Каза не волновало, что у них плохие манеры, но он гордился мыслью, что его мнение так много значит для них. Втайне их мнение тоже много значило для него.       Он знал, что было бы легко заручиться их лояльностью, как одной из немногих взрослых авторитетных фигур в их жизни, которая могла бы предложить им безопасность, возможности и некоторую степень независимости. Но явное уважение и любовь, которые они питали к нему, было совсем другим. Когда они впервые переехали к нему, большинство из них опасались его разозлить, ходили на цыпочках в его присутствии и отчаянно пытались делать то, что он хотел. Теперь, однако, их желание получить его похвалу росло не из страха быть брошенными или оказаться полезными. Это была долгожданная перемена.       Алина развивала свои способности гриша и выглядела куда здоровее, чем когда Каз встретил её в детском доме. Она наслаждалась своими уроками, не только теми, что касались призыва, но и всеми остальными. Каз никогда не знал, что ей нравилось учиться ради знаний, и он задавался вопросом, была ли это та часть её самой, которую старшая версия Алины выжгла как маловажную для военных действий. Он старался найти книги, которые понравились бы этой младшей Алине, и был так же рад подарить их ей, как и она получать их.       Мал тоже претерпел изменения. Благодаря поддержке Каза и новому пониманию самого себя и своих способностей усилителя Мал начал обретать уверенность. Пока ещё маленький (он, несомненно, вырастет широкоплечим и сильным мужчиной), он стал выше ростом и чаще высказывал своё мнение. Каз вспомнил, как война, казалось, лишила Мала всего мягкого, пока не остался только воин. Он был полон решимости сделать так, чтобы Алине и Малу больше не пришлось воевать. Он не ожидал, что они будут заботиться о других так же сильно, как он; они никогда не дружили, будучи взрослыми. Но теперь он подчинит само время своей воле, чтобы эти дети никогда не познали такого рода страданий.       Матиас был зол, когда Каз впервые привел его в Равку, и он испытывал Каза на каждом шагу. Он боролся как с пребыванием в другой стране, так и с признанием того, что убеждения, с которыми он вырос, были неправильными. Алина, очевидно, гриш, приложила все усилия, чтобы убедить его в том, что его подготовка как дрюскелля была неправильной. Старший мальчик хотел цепляться за веру в то, что гриши были злыми ведьмами, но, столкнувшись с Алиной, которая даже без призыва была воплощением солнечного света, он неизбежно признал своё поражение. Это на какое-то время выбило Матиаса из колеи, он боролся с мыслью, что всё, что он когда-либо знал, было ложью и что он никогда не сможет вернуться во Фьёрду, если они убьют гриша. Каз сделал всё, что мог, чтобы собрать мальчика заново и дать ему новые цели, к которым нужно стремиться. Он испытывал немалую гордость, видя, как мальчик начинает избавляться от обиды и сомнений и вместо этого берёт на себя роль защитника других, младших детей. Казу было ясно, что Матиас всегда считал себя стражем, воином, который использовал насилие для защиты других. Это было основой его личности, как взрослого, так и, по-видимому, ребёнка. Он был рад, что эта младшая версия Матиаса нашла смысл в том, чтобы заботиться о других и вести себя как старший брат. Каз не сомневался, что как только он найдёт способ заполучить Нину, Матиас будет заботиться о ней также, как пытался это сделать более старший он.       Проще всего было разыскать Джеспера. Колм, его отец, беспокоился о Джеспере после смерти его матери. В сочетании с плохим контролем Джеспера над своими способностями гриша из-за горя потребовалось совсем немного, чтобы убедить Колма позволить Казу взять Джеспера с собой. Пообещав обучить мальчика и заплатить ему за изготовление вещей, а также заверив, что Джеспер будет писать отцу каждую неделю, Джеспер покинул ферму своей семьи с благословения отца. Верный своему слову, Каз позаботился о том, чтобы Джеспер писал своему отцу, а также следил за его письмами в поисках любой информации, которая была бы опасна для Колма. Но Джеспер никогда не писал ничего компрометирующего, даже по ошибке. Несмотря на покаяние мальчика за игривые шалости, он был достаточно умён, чтобы знать, что скрывать, и достаточно надёжен, чтобы заботиться об интересах Каза. Каз, конечно, уже знал это о нём, будучи взрослым, Джеспер взял на себя роль милого шутника, но под этим скрывался один из самых преданных людей, которых знал Каз. Он был убит горем, но рад видеть те же черты в этой более молодой версии своего друга.       Другое дело — Инеж и Яш. Найти Инеж было достаточно просто, но потребовались значительные ресурсы и хитрость Каза, чтобы найти Яша. Тем не менее, всё это стоило того, чтобы увидеть, как эти двое воссоединились, поскольку они никогда не были вместе в будущем, которое Каз знал. Облегчение, которое Каз испытывал каждый раз, когда он видел Инеж с её братом, зная, что Инеж из этой временной шкалы никогда не придется испытывать горе от его потери, невозможно было измерить. Яш загорался каждый раз, когда видел Каза, преклоняясь перед героем, человеком, который его спас. Инеж была немного более сдержанной. К сожалению, она стала свидетельницей того, как Каз убил Хелен; увидев его буквально с кровью на руках, она поначалу отнеслась к нему настороженно. Однако её настороженность постепенно сошла на нет, особенно после того, как по настоянию Яша Каз сыграл с ними поистине невероятное количество карточных игр. Но иногда она бросала на него прищуренные взгляды, когда он выходил из дома, очевидно, полагая, что он делает что-то опасное и незаконное (честно говоря, так оно и было). Частично он подозревал, что вскоре она начнёт преследовать его в какой-нибудь глупой попытке защитить его. Даже будучи маленькой девочкой, и учитывая то, какие она брала уроки, она начинала напоминать Призрака воронов. Он начал навязчиво проверять углы и крыши, чтобы убедиться, что она не следит за ним, когда он отправлялся в более тёмные районы города.       Джорди… Каз за всю свою жизнь столько раз представлял, как спасёт его, но он всегда знал, что это всего лишь фантазии. То, что он действительно сделал это, повергло его в недоумение. Каждый раз, когда он видел своего брата, ему приходилось напоминать себе, что это было на самом деле, а не во сне. Джорди, со своей стороны, принял случайного, незаконнорожденного старшего брата с отчаянием, которое противоречило тому, насколько близок он был к тому, чтобы быть подавленным. Без необходимости заботиться о своём младшем брате или пытаться заработать деньги Джорди расцвёл. Он показал, что любит искусство и хорошо разбирается в нём. Каз не помнил этого о своём брате. Или, что более вероятно, он никогда не знал об этом. У Джорди никогда не было ни времени, ни денег на художественные принадлежности, он был слишком сосредоточен на том, чтобы сохранить им обоим жизнь. То, что Каз смог предоставить ему безопасность и ресурсы для занятий своим искусством сейчас, было привилегией. Каждый рисунок, который мальчик дарил ему, он хранил в ящике стола в своём кабинете, чтобы вытаскивать и просматривать их наедине, когда никто не увидит, как его руки дрожат от облегчения и любви.       С Казом, то есть с более молодой версией самого себя, общаться было странно. Он узнавал себя в мальчике, но это было всё равно, что смотреть в искажённое зеркало. У мальчика не было ни одной из резких черт, которые, как знал Каз, были у него самого сейчас. Он также был слишком доверчивым, но Каз изо всех сил старался задушить свои инстинкты, которые вопили о том, что нужно научить мальчика быть более циничным. Хорошо, что у мальчика всё ещё была невинность, и если бы Каз добился своего, он бы никогда не стал таким, как Каз.       И, конечно же, теперь была ещё и Женя. Добавление её к детскому дому Каза было немного импульсивным поступком. В отличие от других детей, он никогда не знал её взрослого двойника, так как во время войны она была пленницей Дарклинга. Однако он довольно хорошо знал её мужа. Давид был отличным вороном, несмотря на то, что в нём не было криминальной жилки. Он выполнял все задачи, которые ставил перед ним Каз, и благодаря своим гениальным изобретениям не раз в одиночку спасал Каза и его воронов во время войны. За это время Каз много слышал о Жене и пообещал Давиду, что спасёт её от Дарклинга. Он сдержал свои обещания, даже в прошлом, когда никто не мог привлечь его к ответственности. Жене никогда не придётся бояться злой хватки короля, а Морозов не станет её эксплуатировать, пока Каз мог ещё дышать.       Он оглядел собравшихся за столом, увидёл всё, что было ему дорого в этом мире, в целости и сохранности под его защитой, и почувствовал удовлетворение. Ему ещё многое предстояло сделать, чтобы защитить будущее, но он достиг своих величайших целей. Дети были счастливы и находились в безопасности.       И всё же его работа не была закончена. Был ещё один ребёнок, которого ему предстояло забрать.