Слуга со стальными веерами

Совершенство — редкость, дарованная Богами. Несовершенство — обыденность, окружающая и денно, и нощно. Казаться всем совершенством, но на самом деле иметь пороки — возможность поплатиться кровью. Достойные нынешнего Чосона законы, которые стали одними из крепких мостов, связывающих всех его жителей. Острые лепестки ранят нежные руки, а жестокие шипы — губят ядом. Хорошо ли жить в таком месте? Прекрасная девочка никогда не думала об этом, потому что в её уши всегда шептали другие вещи, не рассказывали, что будет, если ты — не такая уж и прекрасная. Они говорили: «Будь умницей, будь добродетельной, будь красивой. Совершенной. Даже если это не так. Скрывай своё несовершенство. Унеси тайну в могилу. Почему? Не для таких красивых ушек. Эти ушки только для таких же красивых украшений…». Девочка не была научена задавать вопросы. Да и девочкой себя уже не считала. Она жила со своим благородным мужем и двумя пухлощёкими здоровыми детишками, делала всё, о чём её просят, и всё ещё не знала бед. И каждый её порок, вырывающийся из груди, её несовершенство, девочка просто скрывала — уходила свои покои, плотно закрывала двери и отдавалась всему тому, что её портило. Единственный недостаток — иногда говорили родители. А у прекрасных созданий не может быть недостатков, поэтому эти же любящие люди говорили: «Не дай никому узнать…». И, как ни странно, даже её милый муж не знал, что с ней что-то не так. Потому-то, как ей думалось, они и жили так хорошо. Ладили, любили. Пока для остальных она совершенна, то ничего плохого случится не может. А затем наступил праздник — любимый праздник девочки, день, когда она когда-то родилась. В этот день она была в очень хорошем настроении, ведь дом посетили её родители, братья, сёстры и их семьи. Девочка и её муж радушно их приняли, разместили по комнатам и устроили настоящее пиршество. В объятиях матери, рядом с отцом и любимыми членами семьи, держа на руках своих детей, девочка улыбалась и была счастлива. Через много лет этот день покажется ей иллюзией, чем-то, чего никогда не было. Зато последующая ночь будет оживать каждый раз настоящим кошмаром. Ночью после празднований девочка проснулась от странного глухого звука, раздавшегося на первом этаже своего богатого дома. Она открыла глаза и во мраке сначала растерялась. Ей почему-то стало страшно, хотя девочка и не могла понять, почему же это чувство так неожиданно охватило её. Благородный муж не лежал рядом и не грел теплом и нежностью, наоборот — от пустоты рядом тянуло холодом. Предчувствие чего-то ужасного задержалось в груди, а затем… звук повторился вновь, но только теперь сопровождался вскриком. Крик с каждой секундой становился громче и отчаяние, и он не прекращался. Сердце гулко застучало, а в горле — пересохло. Эта девочка же такая маленькая, беспомощная. Красивый цветок с тонким стебельком, который так легко растоптать. Стало так страшно, что дыхание потяжелело. Она пролежала ещё несколько долгих минут под тяжёлым роскошным одеялом, вышитым золотом и серебром — подарок матери. Раньше оно казалось тёплым, но теперь же словно душило своим весом. Шёлк стал липким от пота. Девочка кусала губы, жмурилась и думала, что это одеяло убережёт её от всего. Она была всё ещё такой крошечной и наивной. Такой… всё ещё девочкой — признала она. Напуганным травоядным зверьком. Почему бы на такого не поохотиться? В коридоре послышались шаги. Сначала девочка обрадовалась. Ей показалось, будто это её милый супруг пришёл спасти её. Но затем она поняла, что не узнаёт эти шаги. Шаг благородного мужа был тихим и уверенным, а этот человек ходил твёрдо и тяжело. Не уверено. Самоуверенно. Его шаги становились всё громче и громче. Неизвестный, кажется, остановился перед дверьми. Девочка сжалась от ужаса. Она уже представила, как этот человек зайдёт и сделает что-нибудь страшное. Сейчас! Вот сейчас!.. Но человек не зашёл, потому что кто-то крикнул ему: — Свинья наконец-то заткнулась. Пришлось перерезать ей глотку! Демоны её дери… Он просил сделать всё тихо, но эта свинья!.. Девочка накрыла рот ладонью, едва успев подавить в себе крик. Голос был ей совершенно не знаком. А эти слова… про кого? Про кого он сказал? И не случится ли с девочкой то же самое? Эти люди сейчас отворят дверь и… Снова послышались шаги, но теперь они не приближались, а отдалялись. Двое незнакомцев ушли. В этот момент девочка поняла, что должна подняться и бежать. Они вернутся. Они не могли не вернуться! Девочка ведь маленькая, а значит, незаметная, может быть, у неё получится сбежать. Девочка не понимала, как ей хватило духа опустить голые нежные ступни на ледяной пол, который, казалось, своим холодом даже обжог кожу. Ей не к месту вспомнились дни детства, когда ей хотелось пробежаться босиком по мокрой траве, почувствовать пальцами ног капли росы и мягкую влажную землю, а мать запрещала, причитала, что юной деве не гоже оголять ножки, и одевала на неё неудобные, но такие красивые туфельки. Может, поэтому было так невыносимо странно от чувства холода, прилипающего к коже. Девочка тряхнула головой, желая избавиться от ощущения незащищённости, и её волосы разметались по плечам. Она сделала глубокий вдох и встала. Какое-то странное чувство смелости поднялось к груди, и девочка бесшумно выскользнула в темноту коридора. Каждый её шаг был настолько лёгким, будто бы она совсем не имела веса. Изящности её движений позавидовали бы многие танцовщицы. Как грустно, что это пригодилось ей не для того, чтобы радовать глаз, а для того, чтобы спастись. В коридоре было тихо. Девочке показалось, что её дыхание в этой тишине подобно грому, и потому едва дышала, задерживала воздух в лёгких так долго, как могла. Так она и спустилась вниз по скрипучей лестнице, которую впору было проклинать. К её счастью, никого поблизости не оказалось, и эти громкие звук никто не заметил. Может, проскользнуть на улицу и начать звать на помощь? Кто-нибудь обязательно откликнется. Кто-нибудь… спасёт её. Девочка не сдержала крика, когда заглянула в главный зал, где они с мужем всегда радушно принимали гостей и ещё днём угощали их вкусными блюдами. Теперь же их всегда счастливые гости… нет, родители девочки, братья и их жёны, сёстры и их мужья, их дети… все они окровавленными мешками лежали на полу, сваленные в кучу. Словно сор какой-то. Мясо, а не люди. Перерезанные глотки, разорванная одежда и остекленевшие глаза, полные ужаса — вот, что навсегда запомнила девочка. Она даже не сразу поняла, что увидела, думала, что всё это — просто кошмарный сон. Её затрясло, из глаз брызнули слёзы, а к горлу подступила тошнота. Она была в таком ужасе, что не могла сдвинуться с места — только лишь села на колени. Девочка, наверное, так бы и рухнула в спасительное беспамятство, если бы не услышала звонкие детские голоса и топот по лестнице. — Мамочка… Мамочка, что происходит? Точно… «Дети…» — наконец-то блеснула мысль в голове девочки. Её милые детки, такие хорошенькие и пухлощёкие детки. Они бежали к ней, протягивая нежные маленькие ручки. Девочке не хватило сил оттащить их подальше, чтобы они не увидели всего ужаса, хватило только крикнуть: — Нет! А ведь стоило всего лишь вытянуть руки, чтобы эти невинные светлые создания не запятнались увиденным. Их матери привиделось, что в момент, когда они заглянули в главный зал, на их белых одёжках появились пятна крови. Как будто в этот момент дети перестали быть детьми. Они сделали вдох и закричали. Было уже поздно. Девочка даже не понимала, что именно произошло. Не понимала, что свидетелей преступлений никогда не оставляют в живых. Не в этом мерзком королевстве.

***

Совершенство — редкость, дарованная Богами. Несовершенство — обыденность, окружающая и денно, и нощно. Казаться всем совершенством, но на самом деле иметь пороки — возможность поплатиться кровью. Быть совершенным, но вдруг потерять всё… Что же будет тогда? Законы, написанные ещё когда-то давно, но теперь такие явные в загнивающем мире, звучали в голове одного человека громко и непоколебимо. Вещи, которые так легко ломаются, выбрасывают за ненадобностью. Грустная истина. Что ж… если это она, Ёнбок не мог её принять. В комнате лекаря, куда его привели после нападения, повисло молчание, но взгляды говорили о многом — взгляды, направленные на слугу со стальными веерами, который — о Боги — лишился своих вееров и зрения в довесок! Ёнбок действительно ослеп, и совершенно ничего не видел, но кожей ощущал внимательные и вопросительные взгляды. Эти люди ничего не понимали и перекладывали ответственность за правду на слугу, но тот и сам был в растерянности и не знал ответы на немые вопросы. Он пока не мог разобраться, что было хуже — то, что его ослепили, или то, что украли веера. Перспектива никогда больше не прозреть была не слишком приятна. Потеря вееров — фатальна сама по себе, если бы Ёнбок не умел чувствовать своё оружие. Он мог отыскать его хоть на другом конце света. Но и здесь, как назло, вылезла проблема. Стальные веера Ли и не чувствовал вовсе! Как же всё было плохо!.. Если бы боль в глазах и голове отошла бы ещё хоть немного, может, Ёнбок смог бы что-нибудь придумать, но пока мысли были самой настоящей кашей. Слуга мог точно сформулировать один вопрос — что же скажет его господин? Он думал об этом, пока старик-лекарь продолжал своё дело: он ещё раз промыл слуге глаза, смазал их чем-то, а затем начал бинтовать. — Как же так… как же так вышло? — тихо бормотал старик. — Нехорошо… Ли и сам не понимал, как же так, но в то же время понимал, что да, нехорошо. За собственными болезненными размышлениями он не заметил, как его глаза уже были перебинтованы. Лекарь накрыл его голову тканью и оставил на съедение жаждущим всё разузнать людям. — Ёнбок… как? — всё же решился спросить генерал Пак и вдруг выдал нечто весьма эмоциональное: — Это не просто проблема! Это целая беда! О чёрт, да мы обречены, если веера не вернуть! Слышать это от Ханёля было настолько удивительно, что Ёнбок, на самом деле, больше от нервов, но чуть не рассмеялся. Вот бы было ещё более интересно — слуга всё потерял и делает то, на что, как многие считали, не способен — веселиться! Но ведь правда, забавно всё это: генерал Пак, который больше всех кичился своей силой и никогда не признавал слугу Его Высочества, оказывается, надеялся на него, возможно, даже больше, чем все остальные генералы. Но, похоже, его надежду растоптали. Ёнбок не знал, как на это реагировать. Он правда мало-мало что сейчас знал. — Я хочу дождаться своего господина, прежде чем обсуждать это, — нашёл в себе силы ответить Ли. — Мне нужно ещё немного времени, чтобы прийти в себя. Тогда я всё расскажу… Ханёль сжалился над слугой, решив всё-таки замолчать, пока не задавать вопросы и уж тем более — больше не выплёскивать свои эмоции наружу. Остальные тоже были тихи и молчаливы. Лекарь что-то перебирал на полках, а Юлин — жалась в углу, низко опустив голову. Это было уже лучше, да, лучше — Ёнбок надеялся, что до прихода своего господина сможет хоть немного собраться. К счастью или к сожалению, но Его Высочество не заставил себя долго ждать. — Ну и что же? Тон второго принца был тяжёлым, но распознать оттенки и полутона в нём было сложно — не то он злился, не то не понимал, что происходит. Его Высочество к тому же вошёл неожиданно и резко, сбивая с толку не только своих подданных, но и бедного слепого слугу. Лицо Ёнбока всё ещё было скрыто тканью, но он всё равно почувствовал желание скрыться за шляпой, которая, вероятно, осталась где-то в коридорах крепости. Ли хотелось, чтобы хоть что-то ещё скрывало его… стыд. — Ваше Высочество, Вы прибыли быстро, — генерал Пак сообразил мгновенно и поклонился, а затем кивнул Кёнмину, что стоял позади принца, в знак благодарности за то, что так скоро того привёл. — Да, — кивнул принц Со и посмотрел на своего слугу внимательным взглядом. — Кёнмин рассказал, что случилось. Ёнбок, на тебя действительно напали? Слуга ощутил невидимый груз на плечах, который придавил его настолько, что он невольно сгорбился. Ёнбок сделал глубокий вдох и заговорил: — Прошу простить мне мою неосторожность, мой господин. Я не мог предположить, что в крепости на меня могут напасть. Тем более — таким способом. — Каким это… таким? — Его Высочество сложил руки за спиной и глянул на лекаря, что всё ещё стоял в поклоне. — Старик, что с моим слугой? — Я сделал всё, что смог, Ваше Высочество… — Что с ним? — Похоже, что это звёздная пыль, Ваше Высочество. — Я не понимаю. Нельзя ли говорить сразу и по делу? Что за звёздная пыль? — Конечно, это не настоящая пыль от звёзд, — забормотал лекарь. — В горах на севере растёт один цветок. Если его высушить и перемолоть, то получится эта самая пыль. Нельзя допускать, чтобы она попала в глаза. Эта пыль ослепляет их. На некоторое время принц Чанбин замолчал, обдумывая услышанное. Он снова перевёл взгляд на слугу и долго на него смотрел, прежде чем задать вопрос: — Ёнбок ослеп? Старик заговорил ещё быстрее и невнятнее, желая побыстрее пояснить: — Это не навсегда, Ваше Высочество, не навсегда! Если каждый день промывать глаза и промазывать их, то Ваш слуга сможет видеть так же, как и раньше. Ли невольно облегчённо выдохнул, коснувшись ладонью перебинтованных глаз. Он страшился задать этого вопроса — будет ли снова видеть. Но оказалось, что будет. Это новость хорошая. — Сколько… сколько это займёт времени? — наконец-то и у Ёнбока нашлись слова. — Почём мне знать? Как Создатель наш велит, — выдохнул лекарь тяжко. Снова наступила тишина — пришло время немного обдумать случившееся. Ёнбок очень устал и всё ещё чувствовал боль в глазах и голове, и даже каждая мысль отзывалась болью. Он не знал, что думает его господин, но ему было волнительно — а что, если… Ли прижал вторую ладони к бинтам. — Я не знаю, кто мог напасть на меня, — сказал он тихо. — Мало кто решился бы на это. — Был ли кто-то, кто мог увидеть этого человека? — махнув рукавами ханбока, спросил Его Высочество. — Кёнмин сказал, что первой моего слугу нашла Юлин кисэн, — он наконец повернулся к девушке. — Юлин кисэн, ты видела, кто это был? — Я… Нет, Ваше Высочество, эта кисэн не видела, — не разгибаясь, ответила Юлин. Голос был тих, а руки — дрожали. — Эта кисэн искала Ынкэ и услышала топот, а потом, когда завернула за угол, увидела слугу на коленях. Больше ничего не видела, Ваше Высочество. Второй принц шумно выдохнул через нос и прикрыл глаза. — Всё это плохо. — Что хуже, Ваше Высочество, — снова эмоционально заговорил генерал Пак, — нападавший украл веера! — Что?! — казалось, привыкший ко всему второй принц и то был потрясён услышанным. — Как такое могло произойти в моей крепости? Ладно… Ёнбок, — обратился к слуге он, — ты же связан со своим оружием против демонов. Ты говорил, что можешь почувствовать, где оно. Разве нет? Ли кивнул и, чуть помедлив, ответил: — Я могу, но… сейчас я не чувствую. — Хочешь сказать, что ты потерял связь с веерами? — в голосе принца Со проскользнули нотки опасения, и сердце слуги сжалось. Он поспешил сказать: — Нет, это всё ещё моё оружие. Нельзя сказать, предатель ли это или прибывший недавно человек, но он, вероятнее всего, связан с вечно изящным георгином. — Почему ты так решил? — Это единственное, что я могу предположить. Вечно изящный георгин через этого нападавшего могла наложить на веера иллюзию, из-за чего я не чувствую их. Если это всё же вечно изящная, то можно сказать, что она не сможет долго удерживать свою иллюзию. У неё не хватит сил использовать её. Тем более, если наложила не напрямую. Скоро я снова почувствую веера. — Но тогда для чего всё это? — совершенно не понимал Чанбин. Ёнбок решил выдвинуть ещё одно ужасающее предположение: — Я думаю, это означает, что армия регента и георгины скоро нападут. Сейчас я слеп и безоружен, и никто не сможет им помешать. Принц цокнул и громко выругался. — Тогда нам нужно перерыть всю крепость, но найти веера! — Ваше Высочество, — генерал Ханёль сделал шаг вперёд и вскинул руку, — не сочтите за дерзость, но мне кажется, что затея плохая. Если обыскивать всех, это вызовет слухи и панику. Нам это на руку не сыграет. — И что же ты предлагаешь сделать, Ханёль? — сложил руки на боках Его Высочество, недовольно уставившись на своего генерала. Тот спокойно выдержал его взгляд и проговорил: — Достаточно проверять тех, кто выезжает из крепости, и вести тайное расследование. Веера не покинут стены крепости, и мы дождёмся, пока Ёнбок не сможет хотя бы чуть-чуть их почувствовать. Найдём, как выиграть время. Принц Со резко повернул голову к другому своему подчинённому. — Кёнмин, что ты думаешь? — Я могу провести расследование, — спокойно ответил тот. — И стоит отправить на разведку больше людей, Ваше Высочество. — Хорошо, тогда займись этим немедленно, — махнул рукой Чанбин. — А теперь все… Все! Выйдете и оставьте меня и Ёнбока одних. Без лишних слов все, кто был в комнате, включая лекаря, поклонились и удалились в коридор. Ёнбок продолжал сидеть неподвижно и едва дыша. Ситуация и правда была прискорбной, и Ли чувствовал себя… виноватым. Из-за его неосторожного поведения случилось то, что случилось. Его господин был вправе наругать его и наказать. Ёнбок был готов к этому, но ничего такого не ощутил. Он ощутил только руку, осторожно опустившуюся на его макушку. Принц Со лишь коснулся слуги, а затем убрал руку. Его Высочество долго молчал, прежде чем сказать: — Как ты себя чувствуешь, моя лилия? Ёнбок совсем тихо проговорил: — Простите, мой господин. Простите… Теперь я не имею ценности. — Ты всё ещё владеешь оружием против демонов. Мы вернём веера. И зрение вернётся. Сейчас ты должен бросить все свои силы на восстановления. Понял меня? — не меняясь в голосе, проговорил принц. — Я должен защищать своего господина. В крепости есть предатель, — покачал головой Ли. — Этот человек — трус. Иначе он не стал бы ослеплять тебя и убегать. Похоже, что он надеется на помощь георгинов. — А если же он не один? — Кёнмин — хороший воин. Какое-то время он послужит мне защитой. Когда же он будет заниматься расследованием и другими делами, следить за моей защитой будут лучшие воины Горама. Сейчас тебе самому нужна защита. — Это не так. Дерзость! Ёнбок не успел всё обдумать и выпалил первое, что пришло на ум, но это была именно дерзость. Ли бы не сказал этих слов, если бы ему не было так больно и… тревожно. Слуга не должен находиться под защитой своего господина. Ёнбок не мог так провалиться! — Это не так, мой господин… Его Высочество мягко проговорил: — Не надо столько беспокоиться. Пусть лекарь даст указания, а затем иди отдыхать. Понял? Ли поджал губы. — Да, мой господин. У него просто не осталось сил на разговоры.

***

Следующие дни после того, как слуга уже без стальных вееров пережил нападение и лишился зрения, проходили в сомнениях и смятении. О произошедшем умалчивали, но те, кто обо всём знал, испытывали неоднозначные чувства. Никому не было известно, что произойдёт дальше, и приходилось постоянно быть начеку. Какие ужасающие последствия могли их поджидать? Ёнбок и подумать не мог, что, на самом деле, в этой крепости являлся символом хрупкого мира, спокойствия и несомненной победы. Он никогда не придавал значения тому, что о нём говорят, а потому не слишком хорошо понимал, насколько на него полагались. Ли точно знал, что его боялись, знал, что весь Чосон говорил о нём, как о непобедимом слуге со стальными веерами. Знал, что его предпочитали сторониться. Что, малость, недолюбливали из-за тихого характера и абсолютного доверия к нему со стороны второго принца. Но теперь выходило всё так, что Ёнбок — это не просто часть сплетен, а крепкая стена, которую не преодолеешь. Ёнбок — тот, кто своим существованием вносил в души тех, кто рядом, спокойствие. С ним безопасно. С ним никогда не случится плохого. Ли сможет защитить. Вот такая была правда. Теперь же, когда всё так неожиданно переменилось, Ёнбок понял, что на него возлагали слишком много надежд. А когда надежды не оправдываются, то на смену чувства спокойствия приходит волнение, непонимание… Страх. Если это всплывёт наружу, то начнётся самый настоящий хаос, ведь слухи о нападении на крепость уже давно гуляли между её жителей. Именно поэтому пришлось предпринять некоторые меры, чтобы не дать разгореться пожару. Например, Ёнбок больше не мог выйти из своей комнаты просто так. Конечно, шляпа бы скрывала его забинтованный глаза, и Ли к тому же прекрасно мог передвигаться вслепую, но одно неверное движение — и кто-то, но заподозрит неладное. Слуга стал пленником в комнате с открытыми дверьми, не смеющим выйти наружу, в комнате, которую теперь охраняет стража. Какой стыд… Время стало течь медленнее, и каждый день казался неделей. Утром к нему заходил Кёнмин, чтобы рассказать, как проходит расследование. Днём — генералы, по-разному реагирующие на происходящее. Генерал Им приходил вместе с Сон Ёнджу, но ничего не говорил. Генерал Сон сказал что-то вроде: «Сильно хвалённое — да не имеет цены». Кан Гюнсан и Чо Хюнки лишь сочувствовали. Пак Ханёль оставался при своём мнении, что всё это — большая катастрофа. Че Горам сказал лишь одну вещь, но самую острую и правдивую: «Всё что ты, Ёнбок, можешь сейчас делать — вид, что всё хорошо». Ёнбок предпочёл никак не реагировать на любые слова. Вечером же к Ёнбоку наведывался До Ынкэ, который по поручению лекаря промывал ему глаза и наносил лечебные мази. Вместе с ним приходили и Чон Гаын с Юлин. Ынкэ всё рассказали, потому что он был помощником лекаря, а ещё помощником управляющего крепостью, а наставнице кисэн — чтобы следила за Юлин — та могла сболтнуть лишнего. И ни один визит ни утром, ни днём, ни вечером не приносил слуге покоя. Он много думал — особенно о тех, кто был рядом. С тех самых пор, как Ёнбока забрали из родного города в холод замка, где его нещадно тренировали и готовили стать георгином, он не чувствовал заботы ни от кого, кроме своего господина, но ведь теперь людей, желающих быть с ним рядом, стало больше. Слугу это сбивало с толку, но против он не был. Ещё недавно так и было, но с момента, когда слуга лишился зрения, он начал кое-что чувствовать. Самое худшее, что может испытывать сильный человек. Из-за этого чувства общество новых тёплых друзей начало тяготить. Гаын, Юлин и Ынкэ окружали заботой и пустыми весёлыми разговорами. Генералы — осуждением и сожалением. Целая вереница сочувствующих людей, разговаривающих с ним так, будто бы он немощный. И никогда за всё это время — его господин. Чувство было и правда чудовищным и разрушительным. Но сейчас Ёнбок был вынужден отвлечься от него, так как наступил вечер, и троица, которая уже давно приклеилась к слуге, снова собралась у него. — Глаза выглядят, как обычно, — с сомнением протянула Гаын, склоняясь над Ёнбоком. Тот сидел на кровати и покорно терпел лечение глаз, проводимое Ынкэ. Глаза продолжали болеть, а из-за мази — ещё и покалывать, но было гораздо лучше, чем в первые дни, когда от боли было невозможно спать. Ли не знал, как они выглядят, но Гаын сказала, что обычно. Хотя До согласен не был. Он цокнул и бросил наставнице: — Гаын, прошу, отойдите. Вы мне мешаете! — Ох, как заговорил, малец! — надула щёки женщина, но, сложив руки на боках, всё-таки отошла чуть подальше. — Но глаза как будто в порядке. — Ещё немного, и я начну сомневаться, кто в этой комнате слеп, — покачал головой Ынкэ. — Глаза слуги красные и будто под пеленой. Они далеко не в порядке. — У меня такие бывают, если я не сплю две ночи подряд, но ладно, малец, лучше скажи, долго ли Ёнбоку оправляться от этой беды? — поинтересовалась Гаын. — Это зависит от крепости его здоровья. Может, потребуется день, а может — долгие месяцы. Я не знаю, — пожал До плечами, смачивая глаза пропитанной лекарством тканью. — То же мне, лекарь! — фыркнула Гаын, на что Ынкэ топнул ногой, едва не задыхаясь от возмущения. Он очень резко поставил мазь на стол и насупился. Юлин в углу комнаты хихикнула. — Наставница, позвольте делать ему свою работу. Она сделала это тихо и неуверенно. Ли считал, что Юлин кисэн была всё ещё напугана случившимся. Она всегда была пугливой, неловкой и нежной барышней, так что не было удивительно, что от знаний о нынешней обстановке в крепости ей было не по себе. Впрочем, Ёнбок знал, что всё будет в порядке, пока рядом с ней её наставница. Ему было не до раздумий и беспокойств о чужих чувствах. Обстановка была довольно тёплой и дружелюбной, но Ёнбок от всего этого отстранялся. Он и вовсе практически не слушал разговоров, погружённый в свои глубины. — И всё же… — вздохнула Чон глубоко и на выдохе прокашлялась. — Кто же мог напасть на тебя, Ёнбок? Знаю, генералы запретили нам обсуждать это с тобой, но с другой стороны — не вижу их в этой комнате. Честно, я просто хочу сказать, что этот никчёмный человек — трус и подлец! — Обвинять можно, сколько угодно, — чуть помолчав, сказал Ынкэ, проведя пальцами по чужим глазам и потянувшись к свежим бинтам. — Но, наверное, нужно знать причины. Без понимания чужих причин судить нельзя. — Какие ещё причины? — хмыкнула Гаын. — Нет оправдания таким деяниям. Какой же наивный ты господин, Ынкэ! Ты просто не можешь осознать, насколько это большая проблема. И вообще… я тут подумала, откуда этот человек мог взять столь редкий цветок? Юлин охнула и прокашлялась. — Б-быть может, тот, кто его провёз, сообщил, что цветок для лекаря? — предположила она. — Разумно, — вздохнула наставница и наконец-то обратилась к слуге: — А ты что молчишь, Ёнбок? Не расскажешь, что думаешь? Ли не сразу понял, что вопрос был предназначен для него, а потому даже вздрогнул. — Я ничего не знаю, — ответил он спокоен. — Всё, что мы имеем, — лишь предположения. Наставница скривила своё красивое лицо и проговорила: — Ты, Ёнбок, как кораблик из листьев, плывёшь туда, куда ведёт тебя течение реки. Всё это — несправедливо. А ты даже не… — она недоговорила, потому что зашлась в кашле. — Доводишь меня, Ёнбок! Ёнбок пропустил мимо ушей эти слова и подметил: — Твой кашель становится всё хуже и хуже, Гаын. Вряд ли из-за волнений обо мне. — Я немного приболела после вечера с генералами. Там было слишком холодно, — ответила наставница, пожав плечами. — Ничего страшного. — Ладно, — кивнул Ёнбок, чуть подумал, а затем всё же сказал: — В этом мире много несправедливости. Если то, что со мной случилось, и есть несправедливость… то это не настолько важно, чтобы сокрушаться из-за этого. Гаын лишь снова тяжело вздохнула, но продолжать не стала. Она махнула рукой Юлин, сослалась на дела, и кисэн ушли, оставив Ынкэ заканчивать свою работу. Пока он перевязывал слуге глаза, ему вдруг захотелось спросить: — Слуга, а что для тебя значит справедливость? Ли удивил этот вопрос, и он как-то даже быстро на него ответил: — Ничего. — Как это… ничего? — руки Ынкэ замерли, и он уставился на Ёнбока. — Чёрных георгинов учат исполнять приказы, а не справедливости. Сейчас я не георгин, но я им когда-то был, — честно признался Ёнбок. — Привычка. — Но как можно жить без знания справедливости? — Ынкэ закрепил повязку, опустил руки и застыл на месте. — Мне справедливость заменяет мой господин. — А ты не думаешь, что он сам не знает, что это такое? — в голосе До звучали сомнения и неуверенность. — Мне всё равно, — коснулся повязки Ёнбок и склонил голову к плечу. — Я всегда буду следовать за ним. Ынкэ поджал губы и отвёл взгляд в сторону. — Получается… это твоя решимость? — Вероятно, что так, — кивнул Ёнбок. — Тебя что-то волнует, сын градоначальника? До вздрогнул от такого обращения и прикрыл глаза ладонью. — Уже нет, — он вдруг ярко улыбнулся, прекрасно зная, что слуга этого не увидит, и вдруг обратился к нему по имени: — Ёнбок, тогда я тоже буду решительным. Я буду верить в свою справедливость до самого конца. Ли подумал пожелать ему удачи с Юлин, ведь, похоже, в эту секунду он наконец-то избавился от сомнений, но До быстро попрощался и покинул комнату. До самой ночи разговор с Ынкэ не выходил у Ёнбока из головы. Нет, он не посчитал его достаточно важным, но вновь напомнил о тех временах, когда его учили быть георгином, о тех, когда он даже и не мог представить, что будет держать в руках оружие, а затем о тех, когда его наконец-то окружили друзья. И снова это вызывало отторжение. Это возвращало к мысли о самом отвратительном чувстве. Да, самое худшее, что может чувствовать человек сильный — беспомощность. Наставник Ёнбока учил его тому, что помочь себе мог только он сам. Он не должен был ни в ком и ни в чём нуждаться. Это в нём должны были нуждаться. А что теперь можно было взять, хоть и с воина, но слепого? Ёнбок думал, что в нём отныне нет ничего важного. Ценность георгина в умении сражаться. Значит, такова была его ценность всё это время? Но ведь этот слуга давно уже не георгин. Эти мысли мучили Ёнбока. Быть беспомощным, быть ненужным единственному человеку — единственному смыслу жить. Его господин не пришёл и сегодня. Потому что он бесполезен? Ли знает, что он сможет видеть, а веера слуга вернёт сам, как только почувствует их, но страх подбирался к, казалось, закалённому сердцу. В такие моменты Ёнбок ярче всего ощущал себя человеком. Это и наполняло его в эти дни. Впрочем, страх свой он никому не показывал, и все искренне верили, что всё происходящее его волнует не больше, чем всплывшая в пиале чаинка. Юлин восхищалась его храбростью, Ынкэ поддакивал и только Гаын молчала, словно всё понимала, читала слугу, как открытую книгу. Её молчание устраивало Ёнбока, он был ей благодарен за то, что та, хоть и волновалась, но не давила, не пыталась раскрыть всем его истинные чувства. Страх быть ненужным, на самом деле, был не таким очевидным. Ёнбок топил его глубоко внутри, потому что считал это лишь доказательством раздутого самомнения. Ли не должен думать о себе так много. Поэтому, лёжа на жёстких перинах, в очередную тихую ночь, он думал о своём господине, которому могла угрожать опасность. Нападавшего не нашли. Он может быть, где угодно. Он может напасть на принца, пока его слуги рядом нет. Беспокойство росло, и с этим беспокойством Ёнбок и забылся во сне. Сон у слуги всегда был чуткий — так надо было, ведь бой мог начаться в любое время. Но болезнь глаз, видимо, влияла и на остальное тело, а потому Ли даже не понимал, спит или не спит. Реальность мешалась со сном, и это выматывало сильнее, чем тренировки с веерами. Ёнбок был в полусне-полубреду, чувствовал, как берёт в руки веера, слышал голос своего господина, смех Гаын, видел силуэты георгинов — тех, с кем учился когда-то, — бежал по дороге к домику, где ждала его сестра. Потом он снова оказался на кровати. Ли слышал шаги — тихие-тихие. Ему чудилось чьё-то присутствие. Будто кто-то склонился над ним. Скрипуче выпустил из себя воздух. Шепнул тихое: «Прости…». Такой настоящий… сон. Ёнбок среагировал быстро — он вскинул ладонь и схватился прямо за лезвие кинжала, которым собирались пронзить его сердце. Лезвие впилось в мягкую кожу, но боли Ли даже не почувствовал. Он действовал, не задумываясь. Нападавший попытался надавить всем своим весом, но Ёнбок вскинул ногу и ударил свободной рукой по чужому запястью. Этот человек вскрикнул, завалился на бок и, судя по звуку, упал на пол. Кинжал остался в руках Ли, и он тут же им воспользовался. Ёнбок вскочил, навалился на мужчину, схватив его за горло, и вонзил лезвие в самое сердце. Тот снова вскрикнул, захрипел, и его жизнь очень быстро закончилась. Ли не знал, сколько прошло времени до того, как на крик всё же прибежала стража. В ушах звенело, и Ёнбок даже не разобрал, что двое мужчин говорили. Он поднялся и сел на пол, неровно вдохнув. Ли пришёл в себя окончательно в момент, когда на его голову накинули мягкую ткань. — Сейчас сюда прибудет Его Высочество. Ох, Ёнбок… не знаю, как я оказываюсь рядом, когда с тобой что-то случается, — поражённо выдал Ханёль, которого, похоже, позвал кто-то из стражи, когда он проходил мимо. — Ты… понимаешь, что ты только что сделал? Ли не понимал, что генерал имел в виду. Его голова почему-то кружилось, а тело было слабым. Он услышал женский крик, голоса мужчин, которые пытались кого-то оттащить, затем послышался голос Его Высочества. Это произошло за одну минуту или же между всем этим прошла целая вечность? — Что здесь произошло? — кажется, второй принц прошёл в комнату и оглядел произошедшее. Его тон стал холодным: — Демоны дери… теперь меня больше интересует, как это произошло? Вы должны были охранять его! — Простите, Ваше Высочество! Мы и подумать не могли… Этот человек ведь часто навещал слугу! — оправдывалась стража. Принц цокнул языком, наконец рассмотрев нападавшего. Он долго молчал, прежде чем обратиться к своему слуге: — Ты в порядке, Ёнбок? Что с твоей рукой? Услышав голос своего господина, Ли наконец-то расслабился. Его Высочество пришёл… наконец-то пришёл. Ёнбок проговорил: — Мой господин, всё в порядке. Это просто порез. — Его нужно обработать, — на выдохе ответил второй принц. — Можно… позвать Ынкэ? — тихо спросил Ли, но его господин напряжённо сказал: — Ёнбок… И всё встало на свои места. Знакомый голос и ощущения от нападавшего, которого к тому же знают и стражники, и генерал, и даже его господин. Ли тихо спросил: — Мой господин… кого… кого я убил? Второй принц не издал ни звука. Просто молчал какое-то время, словно не знал ответа. Поэтому Ёнбок осмелился повторить вопрос: — Господин. Кто это был? — Моя лилия, я знаю, что твоё сердце сложно ранить. И всё же принять тебе это будет сложно. — Мой господин, прошу, я должен знать, кого убил, — и без того прекрасно всё понимая, проговорил Ёнбок. Его Высочество глубоко вздохнул и всё же дал ответ: — Ты убил До Ынкэ.