Белобрысый

На припорошеной снегом тропе тают следы массивных ботинок. Феликс настороженно хмурится и поднимает взгляд из-под ног, поправляя ремень колчана, перекинутый через плечо. Прохладный ветер гуляет меж стволов деревьев, облизывая голую шею широким шершавым языком, как старый пёс. Все серое. Грязный снег, слякоть с землёй и небо в облаках. Подняв голову, не сможешь даже понять, где Восток, из-за которого поднялось солнце, а где Запад, за который оно падает вечерами. Тишина лежит километрами в разные стороны, в лесу неуютно – не слышен даже треск беличьих когтей по веткам и пение поздних птичек, разве что уруруканье куропаток, не узнавших еще страх перед охотничьим ружьём, только глубже, не на опушке. Феликс, запинаясь о корень старого дуба, чертыхается под нос и шмыгает порозовевшим от холода носом. Здесь никого, на километры вперед лишь он и тишина. От апреля и до самого ноября подростки проводят здесь дни и ночи, в этом лесу. Такова культурная особенность его тихого города – у каждого второго мальчика тут есть свой лук, с которым он часто ходит и соревнуется с друзьями на меткость. Отец Феликса смастерил для сына оружие и научил стрелять раньше, чем он выучил таблицу умножения, мальчик славится в своем районе — да что там, во всем городишке – одним из лучших стрелков. Он не убивает животных ради забавы, но зато каждое дерево на опушке отмечено наконечниками его стрел. Личный почерк, так сказать. Юноша по истине талантлив в искусстве тетивы и стрелы, он видит в этом свою особенную эстетику. В то время как его сверстники ломают свои оружия, не ухаживают за ними должным образом, имеют совесть забрасывать их на чердаки, как только пропадёт интерес к "детской игре", Ли обращается с луком и стрелой, как музыкант со скрипкой и смычком, не находя в себе силы оставить любимое хобби в прошлом. Это не одна из фаз взросления, это его личная эйфория. То счастье, когда, спустя годы оттачивания своего мастерства, ты без колебаний попадаешь ровно в мишень с расстояния, на котором твои глаза способны видеть предметы, ни с чем не сравнишь. Счастье успеха, пусть и малого, пусть и повторимого, по-особенному греет сердце. Это его счастье и наказание. Возвышенное чувство ощущения победы в груди прямо пропорционально боли унижения при проигрыше, и в этом заключается вся соль. Пока Феликс держит планку, он чувствует себя лучше всех на свете – все так, как и должно быть, но когда находится кто-то, кто способен дёрнуть его за ноги и опустить на землю, он готов молить небо о том, чтобы вернуться назад во времени и предотвратить свое рождение. Он ненавидит это мерзкое, липкое, как древесная смола, чувство, когда кто-то оказывается талантливее, ловчее, лучше, кто-то стоит на шаг впереди него. После стольких его усилий и достижений, неужели может найтись человек, которого благословила судьба на лёгкую победу над ним? Разве может в этой реальности существовать тот, кто размажет его, как головку поганки сапогом, на его территории? От одной только мысли о своём поражении Феликса тошнит и коробит. Серебряный ветер играет с хвостиком юноши, завязаным тугой резинкой для волос. Феликс подпрыгивает с пригорка и хватается рукой за крепкую ветку, чтобы, держась за неё, подняться на пологий скользкий склон. На носках ботинок остается грязь и летающий снег, но это не страшно. Дальше Ликс идёт увереннее. Здесь, на равнине, негде подскользнуться даже, разве что в лужах у корней дубов. Он поднимает с земли мокрую шишку и разглядывает, поворачивая в разные стороны. Пустая. Значит, белки здесь ещё не повымерли. Ли беспокоился на этот счёт из-за того, что летом мальчишки из параллели ниже хвастались тем, что ходили нарочно стрелять грызунов ради забавы. Феликс замахивается и кидает шишку изо всех сил подальше, а в следующий миг чуть приседает и вскрикивает. Ровно в шишку попадает чужая стрела. Еще через секунду ветер приносит Феликсу неприятный раскатистый смех из-за дуба, к которому он направлялся. – Волков бояться – в лес не ходить, белобрысый, – рокочет в нескольких десятках метров насмешливый голос. Хёнджин выходит из своего укрытия, зачесывая пятерней свои волосы, которые каскадом спадают вниз, обрамляя его лицо. Вот она, тварь, отбирающая все его лавры. Чем бы ни был занят Феликс, Хёнджин всегда делает это лучше – в учёбе, в стрельбе и в прочей деятельности Хван на шаг впереди. Пусть разница между ними может быть и не велика, но она всё ещё есть. Обиднее ещё то, что он увлёкся луком позднее Феликса, а всё-таки скоро стал новым лидером среди всех юных лучников, наследников своих отцов-охотников и дедов-ремесленников. В шишку попал. Метров с двадцати. Поганец остроглазый, Феликс посадил свое зрение года два назад, в этом и есть его слабость по сравнению с остальными лучниками городка. – Грёбаный сталкер, – фыркает парень и подходит ближе, потирая корпус своего лука, – что тебе от меня нужно? – Мне? От тебя? – хмыкает Хван и вальяжно облокачивается на ствол древа, снисходительно глядя на младшего, – Знаешь, есть одно... Но ты не согласишься. – Ещё бы. Фел отводит взгляд и уходит в сторону, слыша, как Хёнджин шагает по слякоти и подбирает свою стрелу, выдергивая её из шишки. – Тебе даже не интересно узнать, что это? – спрашивает Хёнджин. – Иди к чёрту. Нет. – шипит Феликс. – Не ври сам себе, Ликс. Весь город знает. – О чём? – встревоженно вопрошает мальчик и смотрит в глаза Хёнджину. – Ты знаешь. Феликс настороженно хмурится и чуть склоняет голову в бок. – Ты издеваешься. – Да, издеваюсь. Фел сжимает кулак и прикрывает глаза, стараясь держать себя под контролем. Спокойно. Спокойнее и тише, чем снег в безветрие. Это всего лишь его главный противник и враг, которого он презирает за его напущенность и гордыню. Всего лишь Хван Хёнджин. – Всё, чего я хочу, это заставить тебя пожалеть о том, что ты выбрал в качестве своего соперника меня, – произносит Ли и вынимает стрелу из-за спины, отводя взгляд от Джина, – ты сам знаешь, что между нами напряжённые и далеко не дружеские отношения. Я хочу разрушить твою иллюзию вечного победителя. Хёнджин, не ожидавший от обычно отмалчивавшегося Феликса такой глубокой речи, рассмеялся от души и согнулся пополам, чем привел младшего в недоумение и вогнал в краску. Позорище, своей угрожающей репликой сумел лишь рассмешить. – Ты... боже, – Джин поднимает голову и бегает по его лицу сверкающими глазами. О, небо, он плачет, что ли, от смеха? От этого еще стыднее, – Это вызов? Ты прямо сейчас просто взял и бросил мне вызов? Ты сумасшедший. – Не более, чем ты. – Так я прав, ты хочешь сделать это? Феликс в напряжении облизывает обсохшие губы и пару раз кивает головой. – Да, хочу. Давно никто не осмеливался показать тебе, где твое место, ты совершенно забылся, – фыркает он, как хорёк, и крутит пальцами стрелу, чувствуя, как она скользит на мокрых пальцах из-за вспотевших ладоней. – Этот лес слишком тесен для двоих стрелков, верно? – хмыкает Хёнджин и подходит ближе, сокращая расстояние между ними, – Раз уж ты та-ак сильно хочешь поставить меня на место, то давай добавим перца и поставим условия победы и проигрыша. – Что? – хмурится Ликс и опускает руку. – Если я выигрываю, – парень проводит кончиком языка по верхнему ряду зубов, отчего его скулы становятся виднее, а под губами видится движение языка, – то ты отдаёшь мне свой лук без права попросить его назад. Он будет полностью в моем распоряжении. Твой черёд. Феликс так и обморозился. Что несёт этот поехавший? Споры спорами, но это уже чересчур. Он сам, как лучник, должен иметь хоть каплю солидарности к нему, несмотря даже на их непримиримость. Человек не должен терять своего достоинства таким образом, это так низко и грязно, что у Феликса не хватает развитости его эмоционального интеллекта, чтобы понять, что он чувствует больше, отчаяние или гнев. – Пошёл к чёрту! – шипит он и разворачивается, собираясь уходить, но Хван тут же подбегает к нему и хватает за запястье. – Ты не можешь вот так уйти, ты не посмеешь. Ты уже дал слово, так сдержи его, как мужчина! Феликс рассерженно рычит и выдергивает свою руку из его цепких тёплых пальцев. Если бы он был животным, а не человеком, то обязательно бы вздыбил шерсть и оскалился на него, настолько Хёнджин раздражает своей надменностью. Хуже всего, на самом деле, то, что Джин в полной мере осознает, что он обходит Феликса по многим критериям, и не то что бы ему это не нравилось. Хван абсолютно доволен нынешним положением дел и своим статусом. Феликс, хоть и надеется на победу, все же постепенно остывает, понимая, что погорячился и повёлся на его провокацию слишком глупо и быстро. Прямо в капкан ногой. Феликс вздыхает. – Если я... Если ты проиграешь, – парень сглатывает слюну и проводит кончиком языка по губам, – Я даже не знаю, что придумать. Я не стреляю на желания. – Ладно, тогда придумаешь потом, так даже интереснее, – отвечает Хван и давит свою фирменную ухмылку, от которой Феликсу хочется изобразить рвотный позыв, чтобы поломать ему настрой, но ему храбрости для этого не достало. – И куда мы будем стрелять? – Сейчас найдём, – пожимает плечами Хёнджин и убирает с лица пряди, которые треплет ветер. Парни, скрепя сердце, направляются вглубь леса, чтобы найти подходящую мишень. Феликсу сильно хочется предложить стрелять друг в друга, но страх быть раненым пересиливает желание покалечить Джина. Спустя некоторое время хождения среди деревьев и маленьких заледенелых сугробов Хван отыскал максимально примитивную вещь, идущую обычно на роль мишени – жестяную банку от колы. Он решил, что наилучшим решением будет поставить её высоко-высоко, на ветку дерева, чтобы было интереснее. Ликс не отважился забраться наверх, зато Хван довольно ловко забрался по стволу и крепким ветвям туда, где можно установить их цель. Он так нелепо выглядит с трепыхающимися чёрными волосами, постоянно поправляет их. – Почему ты не пострижёшься? – А? – Почему ты не стрижёшься, если тебе неудобно!? – кричит Феликс, и Хёнджин от его ревущего на крике голоса чуть не остается и не падает на мокрую землю. – Не хочу, – отвечает он и отряхивает одежду от кусочков древесной коры, а после заправляет волосы за уши. – Позорник. – Я хотя бы не выгляжу прилизаным, будто не мою голову, – парирует юноша и подходит к своему луку, который он оставил на снегу, вынимает из колчана стрелу и ставит на тетиву, отходя назад. Выглядит сосредоточенным. Волосы снова в глаза лезут, как на зло. И Феликсу на счастье. Он ухмыляется, наблюдая за тем, как он отмечает носком ботинка черту, и становится за ней, агрессивно пытаясь сдуть волос с глаза. – Боже, какой ты тупица, – вздыхает младший и приближается к нему, снимая свою резинку и становясь у него за спиной. – Что ты делаешь? – нервничает Хван и поворачивает голову, но Ликс настойчиво заставляет его повернуться обратно, перевязывая его волосы в высокий хвост. – Я не настолько мудак, чтобы играть с неравными шансами на победу. Ничего же из-за своих патл не видишь, – шипит он и больно затягивает хвост, отчего Хван жмурится и прикусывает кончик языка. – И то верно. Спасибо, – негромко выдаёт он и улыбается, целясь в банку между высоких ветвей. Феликс усмехается. То-то же, вот это называется солидарностью. Пусть его хотя бы совесть помучает за то, как он поступает с Феликсом. Ли дёргается, когда Хван отпускает тетиву, и стрела летит вверх. Напряжение сковывает все тело. Мимо. У него еще есть шанс. Феликс дернул уголком губ и встал за чертой, отчерченой Хёнджином. Он с пафосным видом смотрит вверх, прищуривается и понимает, что он слишком обнадёжил себя. Правда, слишком. Банка расплывается. Вот тут-то он впервые и задумался о наставлениях матери, которая твердила ему все держать телефон подальше от лица и не читать книги в темноте. Досмотрелся, дочитался, в самый важный момент он подвел сам себя. Ликс сглатывает и несмело ставит стрелу на тетиву, бросая осторожный взгляд на Хвана. – Ну что ты? – фыркает Джин и складывает руки на груди, – Кишка тонка? – Пошёл к чёрту. – Вот дрянь. Ли стиснул зубы и заметно разгневался. Он прикрывает один глаз и смотрит на наконечник натянутой стрелы, но не решается отпустить тугую упругую нить. Прямо сейчас он либо на правах победителя попросит Хёнджина пожрать земли и оставить стрельбу в прошлом, став единственным лучшим лучником города, либо не сумеет до конца жизни отмыться от позора. Нужно правильно настроить себя, чтобы всё получилось. Неожиданно, сконцентрировавшись на банке, Феликс не замечает вовремя шагов позади и в один момент чувствует, как чужие пальцы касаются его руки на рукояти лука и пальцев, держащих хвост стрелы. – Тс, доверься мне, – ушную раковину опаляет дыхание парня, и Феликс перепуганно вздрагивает, а руки его слабеют, – дождался, наконец, – шепчет Хван и кладет подбородок на плечо Ликса, отчего последнему приходится отклонить голову на бок, чтобы не соприкасаться хотя бы щеками. – Ты что вытворяешь? – шипит младший и боится пошевелиться, потому что Хван уже вцепился в оружие и может не отдать его в случае чего. – Говорю, доверься мне, – повторяет тот и слабо улыбается, после чего отпускает тетиву. И стрела пробивает банку. Обомлевший Феликс завороженно смотрит на банку, в которой застряла стрела, а Хёнджин отпускает лук и поднимает руки вверх, крича радостное "уху!". – Смотри, ты победил! – смеётся Хёнджин, – Ты смог, Феликс. Отличная работа! Фел медленно поворачивается и глядит на Джина так затравлено, что, кажется, прямо сейчас из его глаз брызнет яд. Хван под его тяжёлым взглядом даже перестаёт ликовать и делает вид, что ничего не понимает. – Ты... ты нарочно это делаешь? – негромко произносит Ликс и опускает руки, разворачиваясь всем телом к нему. Он выглядит бесконечно обреченным и отчаянным, – Что, мало тебе было этих нескольких лет, ты решил окончательно добить меня и в грязь втоптать? Юноша агрессивно сжимает кулаки и уверенно идет вперёд. Хёнджин пятится, но Фел догоняет его и толкает в грудь, отчего старший с болезненным шипением врезается лопатками в ствол дерева. – Ты отравлял мою жизнь всё это время, а теперь смеёшься надо мной!? В тебе нет ничего святого. Из всех людей в этом городе ты выбрал именно меня, и изо дня в денб ты продолжаешь мешать меня с грязью, – срывающимся голосом выкрикивает белобрысый в лицо Джину и бросает на снег лук, а затем скидывает с плеча колчан со стрелами, перекинув ремень через голову, – Доволен? Он твой, можешь хоть сжечь его, мне плевать, – рычит юноша и продавливает череп Хёнджина самым сердитым из своих взглядов, а после срывается с места и быстрым шагом уходит прочь. Хёнджин, опешивший от такой острой реакции Феликса, поворачивается и поднимает лук, спеша следом за ним. – Феликс, подожди! – Пошел к чёрту! – Ликс впервые за несколько лет освободил все свои обиды на него и рявкнул, что есть мочи, так, что во всем лесу прозвучало звонкое долгое эхо, а старший вздрогнул и замер на месте. Стыд. Стыд. Стыд. Феликс срывается и вытирает горячие слёзы рукавом, скользя по пологому склону на подошве ботинок. Он шумно всхлипывает, поднимая глаза к небу, и понимает. Хуже всего не то, что Хёнджин осознает свой статус. Хуже всего на свете то, что Феликс осознал и принял свое перед ним поражение и сбежал, как трус. Отец не будет доволен, когда узнает, что Феликс швырнул другому парню свой первый и единственный лук, который отец вытачивал для него несколько дней, чтобы он не сравнится с чужими, как палку, гнилую и поросшую мхом. Парень возвращается домой тогда, когда на улице начинает темнеть – в то самое время, когда уже не светло, но еще недостаточно темно. Ужасное время, самое мерзкое из всех времён зимнего дня. Юноша незаметно проходит в коридор, скидывает обувь, расстегнув молнии, вешает куртку на крючок и скрывается в своей комнате, отказываясь от ужина. К чёрту все и всех. Феликсу не до еды, он только что сам отказался от смысла своей жизни, хуже уже ничего не будет. Не может быть. Феликс достиг предела кошмарности. Он больше не сможет вести себя так же, как раньше. Ли сам лично разделил свою жизнь на "до" и "после", как неудачник. Он сам сделал свой выбор. Лучше быть никем, чем вторым после кого-то иного, он выберет неучастие в игре вместо проигрыша. Кто не рискует, тот ничего не приобретает, но ничего и не теряет. Наверное, это, пусть и больное, самое надёжное решение из всех, что он принимал за последнее время.

***

Родители Феликса серьёзно обеспокоены тем, что их сын не выходит из дома. Прежде его невозможно было найти на улице, дозвониться до него, а теперь они не ошибутся, сказав, что он в своей комнате, в любой момент времени. Этот декабрь отчего-то стал таким тоскливым для него, госпожа Ли задумалась над тем, чтобы найти в ближайшем крупном городе квалифицированного психолога, но муж уговорил её повременить с крайними мерами и прежде поговорить с ним лично, как семья. Вот только Ликс, как дикий тигрёнок, никого к себе не подпускает, фырчит и запирается изнутри, прогоняя обоих родителей и уверяя их, что он всего лишь не в настроении – ну, подросток же, это пройдёт. Феликс лично сделал в спальне перестановку, прогенералил комнату и выставил в коридор коробку со старыми ненужными вещами, которые можно отдать младшим кузенам или выбросить, дочитал все книги, которые планировал проглотить еще в прошлом году, пересмотрел свой любимый фильм. Дважды. Телефон его был отключён дня четыре. Он знал, что друзья начнут интересоваться, где он, что с ним, допытываться, что случилось, или, если они уже в курсе последних событий, то, может быть, даже дразнить его за такой лёгкий проигрыш. Вчера, практически в средний день декабря, Фел включил смартфон. Одно новое сообщение от Абонентской службы, два уведомления из игры. В социальных сетях куда шумнее – на нескольких чатах горит цветная точка с числом внутри, уведомляющая о количестве непрочитанных сообщений. Есть даже один пропущенный. Номер неизвестный. Может, рискнуть? Мало ли, что это мог быть, вдруг это его классный руководитель? В его школе каникулы начались довольно рано, но Ликс пропустил достаточно много уроков и накопил вагон долгов, с которыми он пообещал себе разобраться в январе. Чем чёрт не шутит. Парень нажимает на зелёную трубку напротив номера и считает гудки. Первый. Второй. Третий. Сбросить ли?.. Ответ последовал перед четвёртым гудком. – Алло? Феликс обмораживается, слыша до одури знакомый голос. – Феликс? Собственное имя из динамика оглушает. Юноша шумно вдыхает воздух, словно только что вынырнул из-под воды, и нажимает на красный значок "сбросить вызов". Нашёл его. Хван Хёнджин нашел его номер и позвонил. Не написал в мессенджере, хотя состоит с ним в одном групповом чате, не нашел его в твиттере или инстаграме, а именно позвонил. Ему было принципиально услышать его голос? Значит, он был с друзьями и хотел опозорить его ещё сильнее. Надо же, Ли ни за что бы не подумал, что этот парень может опуститься до такого. Пока Феликс усиленно думает, на телефон снова поступает звонок с этого же номера, только теперь он не медлит и тут же отклоняет его. Кошмар. Как идиот сидит и тыкает по телефону, то звоня, то отключаясь. С этими навязчивыми и приставучими, как репейник, мыслями, даже позабыл о том, что собрался закрыть окно после проветривания из-за холода. Юноша поворачивает ручку вниз, прижимая раму покрепче. За окном кружится воздушный пух огромными хлопьями, похожими на куски ледяных зимних облаков. Он задергивает шторы и облизывает губы, включая режим "не беспокоить" и убирая телефон на стол. Вот теперь его никто не потревожит: ни Хван Хёнджин, ни кто угодно другой в этом мире. Феликс по привычке захватывает волосы левой ладонью в хвост, перекладывает в правую, чтобы собрать оставшиеся пряди, и стягивает с правого запястья... Точно. Он же отдал в тот день свою резинку Хёнджину. Это была последняя из его набора, остальные либо растянулись, либо растерялись, либо раздались подругам. Тяжкий вздох. Придётся всё-таки попросить у мамы новые резинки.

***

В комнате гуляет сквозняк, стучит в окно, будто лапами, и бегает по полу, холодя босые ступни. Всё, кажется, налаживается. Вчера за ним пришли одноклассники, к двери подошла мама, а Феликс, услышав знакомые голоса со двора, мигом вылетел на первый этаж, перескакивая через ступени, и вцепился в мамину руку, умолял её шепотом сказать, что он болен лихорадкой, что уехал к родственникам в город – любая версия, только бы он не выходил на улицу. Ему так стыдно будет смотреть в глаза своим др... друзьям? Женщина, хоть и перепугалась знатно, но уступила сыну и соврала ребятам о том, что мальчик уехал к бабушке, и только после, когда мальчики ушли, повернулась к Ликсу и погладила его по голове. – Что же с тобой творится? – ласково шепчет она и поджимает губы, – Не поговоришь со мной? – Я не хочу, мам. Это моя проблема, – выдыхает юноша. – Ничего криминального, я надеюсь? – чуть понижает тон голоса мать. – О, боже, за кого ты меня принимаешь? Нет, конечно. – Твоя руководительница сообщала мне о твоих прогулах, Феликс. Парень закатывает глаза. Только не учёба. – Я всё наверстаю, мам. – Я верю тебе, но постарайся больше не пропускать занятия, тебе всё ещё нужно готовиться к экзаменам. Феликс с теплотой улыбается, глядя на потускневшее за последние дни лицо мамы. В отличие от него, она работает, не покладая рук, и отпуск у неё начнется только через несколько дней, прямо перед тридцать первым декабря. И, несмотря на свою усталость, она старается помочь ему, даже не зная, в чём корень его проблемы. Феликс бесконечно ей благодарен за это, хочется вслух сказать о том, как ему повезло с семьёй, но он, к сожалению, не решается сказать это. Ликс редко говорит людям о том, как они дороги ему, но может показать свою преданность поступком. – Там, эм... с кухни пахнет чем-то, ты готовишь? Я могу помочь? – спрашивает белобрысый и облизывает губы, получает утвердительный мамин ответ и с улыбкой направляется за ней. Любовь Феликса прямо пропорциональна его ненависти, но выражает он их по-разному. В порыве негативных чувств он находит тысячу и одно слово, чтобы каждый понял, что не стоит трогать его. Внутри Феликса – шторм, играть с ним рискованно. Но свои теплые эмоции он выразить в устной форме не может, это не его стихия. Оттого другим он может показаться острым и жёстким, как лезвие ножа, потому что люди охотнее запоминают слова, чем действия, к сожалению. Это сильно расстраивает. Ликс поднялся в свою комнату после того, как поужинал вместе с родителями свежеприготовленным овощным рулетом, потянулся и упал на кровать. В голове белый шум. Ветер полностью оккупировал комнату и стал вылизывать руки и ноги даже на постели. Феликс раздражённо подгибает колени и усаживается у изголовья кровати, беря в руки телефон. За всю свою недлинную жизнь Феликс не может вспомнить ни одного такого длительного и глубокого выгорания, последняя неудача сломала его пополам с треском. Даже после небольшого времени, проведённого с мамой и папой, легче не стало, наоборот, вернувшись из тёплой светлой кухни в свою унылую ледяную комнату, он почувствовал ещё большую собственную немощность. Он добровольно отказался от того, что было его вдохновением и отрадой, он бросил в пекло камина свою скрипку со смычком и покинул сцену с высокими соснами и дубами, которой дышал, которая давала ему нужное успокоение. Феликс чувствует себя так, будто он плывёт на плоту среди бесконечного океана, и не видать ему ни берега, ни дна, ни корабля, ни даже облака на небе. Вот так. Вокруг лишь вода и воздух, и сколько бы он ни плыл, у него больше шансов сдохнуть от голода, чем добраться до берега. Неожиданно Ликс давится солёной водой бесконечного океана, услышав стук по стеклу. Он мгновенно бледнеет и поднимается на ноги, подходит к окну и поворачивает ручку вбок, чтобы отворить раму. Хёнджин шатается на хлипкой деревянной стремянке, стуча пальцами по его окну. И как только узнал, где его комната? Вот придурок. Хочется толкнуть его, чтобы он сломал себе что-нибудь, но за это придется понести ответственность, поэтому Ли не рискует. – Какого чёрта ты творишь? – шипит парень и отходит назад, позволяя парню стряхнуть снег с волос и залезть на подоконник, кряхтя и крепко держась за окно. – Прости, просто через дверь... кхм... ну, я тут же это самое... Да вот, посмотри, – отвечает он и, скинув на пол свои мокрые ботинки, встает ногами в махровых носках на пол и снимает с плеча лук. Феликс в полутьме даже не понял сразу, что он пришел не с пустыми руками. Юноша прикрывает рот дрожащей ладонью, не веря своим глазам. Хёнджин держит в руке самый настоящий лук для стрельбы, подозрительно напоминающий его старый. Он аккуратно касается плеча оружия и проводит пальцами по лакированной поверхности. – Это твой, – неловко шепчет Хван и протягивает ему следом колчан новых стрел, – я не мог пройти через дверь, потому что меня могли встретить твои родители, вопросов бы было не избежать. – Зачем всё это?.. – растерянно спрашивает мальчик и забирает лук, крутя его в руках. Даже тетива на нём новая, чистая. Хёнджин расстегивает куртку и мнёт её рукава пальцами, кусая пухлую нижнюю губу. Феликс сфокусировал на нём взгляд и впервые осознал, что прежде не пытался даже посмотреть на этого человека иначе, чем на соперника. – Твой лук совсем затёрся, я подумал, что было бы неплохо сделать тебе подарок на праздник и полатать его. Я немного отполировал его, покрыл защитным лаком и поставил новую тетиву, – юноша слабо улыбается, – я ведь знал, что ты не отдал бы мне его добровольно. Блондин медленно опускается на край кровати и кладет орудие рядом с собой, облизывая пересохшие губы. – Я не понимаю твоих мотивов. Ты слишком сложный. Подарки делают друзьям, а не врагам. Хёнджин качает головой и заламывает брови, с сожалением отводя от него взгляд. – Я никогда не считал тебя врагом, – Хван трусит и не сразу осмеливается сесть рядом с ним, – так считаешь только ты. Может быть, я вёл себя ужасно по отношению к тебе, но, когда это началось, когда я стал так себя вести, никто не сказал мне об этом. Я считал, что поступаю правильно, но это не так. Я занялся стрельбой только потому, что это делал ты. Ты выглядел очень крутым среди остальных мальчиков, знаешь, как элита, и я захотел стать, как ты. Ты был моим первым примером для подражания. Фел слушает старшего с замиранием сердца, стремительно краснея. Не может быть. Не может такого быть, чтобы он ошибался такое долгое время. Неужели Ликс действительно неправильно понимал всё с самого начала? – Я усиленно тренировался наедине с собой, чтобы достичь тех же высот, что и ты. Я даже не планировал стать лучше тебя, мне хотелось хотя бы приблизиться к твоему успеху. Всё сложилось иначе. Когда я понял, что мои навыки на уровень выше твоих, когда ты начал смотреть на меня... – Хван мечтательно улыбается, – Мне так нравилось, когда ты смотрел только на меня. Я и подумать не мог, что это зависть, а не заинтересованность... Ох, я был так ослеплён. А когда ты начал язвить и поддевать меня, я совсем съехал с катушек и стал отвечать тем же, всё ещё думая, что ты всего лишь скрываешь симпатию. Младший стыдливо закрывает лицо руками, уперев локти в колени, а Хёнджин нервно кусает щеку изнутри, глядя на свой правый пример для подражания и единственный объект симпатии. – Я был глупым. Я был уверен, что ты флиртуешь со мной. – Как можно было спутать соперничество с флиртом, недоумок? – вопрошает Ликс и вздыхает, открывая глаза, – Боже, а я не сомневался в том, что тебе доставляет удовольствие умывать меня каждый раз, когда мы стреляем в одной компании. – Мне жаль, – повторяется Джин, – а когда я встретил тебя в тот день, меня будто осенило. Я мечтал привлечь твое внимание, и у меня это получилось, но нужно же еще и сделать первый шаг. И я это сделал. Я подумал, это будет выглядеть романтично... Я уже осознал, насколько унизительно это было для тебя, Феликс. Я готов тысячу раз извиниться за это дерьмо, мне ужасно стыдно за этот поступок. Ох, и кстати, – он снимает с запястья чёрную резинку и аккуратно собирает волосы Ликса в невысокий конский хвостик, – я должен был вернуть её тоже. Фел уже чувствует себя горящим, как свечка, и не знает, куда деть себя. Стыдно, стыдно, стыдно... Ему так стыдно за то, что за несколько лет он так и не смог увидеть самое главное, то, что лежало, по сути, на поверхности. Как говорится, хочешь что-то спрятать, положи это на видное место – людям свойственно искать ответ глубже, чем они видят. – Я был слеп. – Я тоже. Парни синхронно поворачивают головы, и Ликс аккуратно усаживается поудобнее, поворачивая колени в сторону Джина. – Думаю, после таких откровений мы должны помириться, – шепчет Ли и смущённо смотрит на Хёнджина с распущенными тёмными волосами и в махровых носках. – Только если ты хочешь этого. Феликс поднялся на ноги в тишине и поставил лук на подставку, которую когда-то ему на стену прибил папа. Колчан встал в угол за дверью, где он раньше и стоял. Мальчик аккуратно поправляет свой светлый хвостик и улыбается, стоя спиной к нему. – Я чувствую смешанные чувства. Я рад, что ты рассказал мне всю правду, но это непривычно, я так привык чувствовать себя правым... Теперь я чувствую вину перед тобой, – произносит он и разворачивается, плавно подходя к нему. Белобрысый усаживается рядом со своим бывшим заклятым врагом, осторожно касается его холодной, покрасневшей после вечернего мороза, руки и чувствует дрожь под кончиками тёплых пальцев. Джин улыбается, смотря в глаза младшего и несмело подаваясь вперед, чтобы поправить его выпавший из хвоста локон. – Всё в порядке, мы оба дел наворошили. Я больше, – хихикает он, – я прощаю тебе всё. Не хочу, чтобы между нами остались затаённые обиды. – Тогда я тоже прощаю тебя, – улыбается мальчик и часто моргает, боясь заплакать от трогательности момента. Они не могут сдвинуться с места, боясь снова сделать друг другу неприятно. Фел лишь положил свою ладонь поверх его, но дальше не зашёл. Так странно улыбаться своему врагу. Их борьба была такой бессмысленной. И хуже всего в ситуации то, что ни один из них не додумался прежде поговорить, как человек с человеком. – Я так долго мечтал об этом моменте, – шепчет Хёнджин и словно не дышит, – я так люблю тебя, Феликс. Мальчик еще гуще краснеет и опускает голову ему на плечо. – Может, я и не хотел быть тобой. Может быть, я... Просто хотел быть с тобой, – шепчет он и улыбается, – я плохо разбираюсь в своих чувствах. Феликс впервые ласково обнимает Хёнджина после того, как он снимает куртку и вешает её на спинку компьютерного кресла. – Добавь мой номер в контакты, хорошо? – Хорошо, Хёнджин-а. – Впервые назвал меня по имени, – улыбается старший, прижимая его к себе. – И ещё много раз назову. Давай будем чаще разговаривать, ладно? Я больше не хочу ссориться с тобой. Хёнджин пропускает белокурые пряди Феликса между пальцев. Он его больше не потеряет.