Пролог: sound
Что такое звук?
Каждый день, каждую секунду мы слышим его повсеместно — куда бы мы не пошли, где бы мы не спрятались. Разговоры, пение птиц, шелест ветра или дрель соседа через стенку ранним субботним утром. Даже находясь в абсолютной тишине, в «тихой комнате», мы слышим собственный пульс, как по артериям струится кровь и как тяжело, со свистом, работают легкие. Но что же такое звук?
Физики говорят, что это физическое явление, представляющее собой распространение в виде упругих волн механических колебаний в твёрдой, жидкой и газообразной среде.
Достаточно научное и — несомненно — точное трактование этого термина, не правда ли?
Однако в древних Ведийских трактатах было сказано, что при сотворении Мира вначале появился Звук, и именно он породил известную человечеству материю — эфир, воздух, огонь, воду и землю. А из симбиоза этих первоэлементов был создан и сам человек.
Звук — есть начало всего сущего.
Память Клэр Уильямс тоже брала своё начало со звука. С приглушённого, словно доносящегося из-под толщи воды, но оглушающе высокого звука. То ли свист, то ли белый шум. Он словно пробирался в черепную коробку, выворачивал всё наизнанку и устраивал там свой порядок. Нет, не так. Он будто и исходил оттуда. Прямо из мозга, запуская по венам ток, заставляющий медленно сходить с ума. Подчиняться. Концентрироваться только на нём. С каждой секундой шум в ушах нарастал и охватывал всё больше пространства в голове. Он становился всё громче и отчётливее, покуда не достиг предела, если тот вообще существовал. Клэр не помнила, спустя сколько времени он превратился в искорёженный шёпот и его эхо, вторившее всего одно слово, звучавшее как мантра: «кричи, кричи, кричи»… И она не могла не кричать. Трусливо поддаваясь охватывавшему безумию, Уильямс с надрывом рвала голосовые связки, и от её крика вибрировали титановые стены. Сотрясаясь, они превращали её камеру в вакуум, удерживающий девичий клич отчаяния и не дающий вырваться ему за пределы дозволенного. От напряжения живот скручивало тупой болью, а сердце щемило в клетке рёбер. Неспособное справиться с агонией тело конвульсивно билось выпирающими костями о пол. Во рту появился металлический привкус. Сквозь дурман Клэр почувствовала медленно стекающую по щекам горячую кровь, а следом послышался влажный хлопок где-то поодаль от неё. Голос в голове приказал остановиться. Клэр, захлебнувшись солёной слюной, покорно замолчала, и всё закончилось. Противный шум перестал терзать барабанные перепонки, а тело — реагировать на сигналы мозга надрывать себя. Оно просто обмякло, будто кукловод перерезал все ниточки, за которые дёргал свою безвольную куклу. Стало спокойно и тихо. Только больно — во рту, в глазах, животе. Чтобы вздохнуть полной грудью и приоткрыть веки, потребовалось приложить недюжинные усилия — те последние силы, оставшиеся после этой кошмарной пытки. Спёртый воздух отдавал металлом и чем-то сладковатым, а картинка перед глазами раздваивалась и складывалась обратно. И если запах не вызывал никаких подозрений, то расфокусированный взгляд, подмечавший лишь бордово-красный цвет, вызывал вкупе с болью тошноту. Это кровь застила ей глаза или же комната была в крови? На то, чтобы настроить ясность зрения, потребовалось слишком много времени. Очертания предметов то теряли, то приобретали четкость, но, как оказалось, проблема была не в плохо работающем органе чувств. Осознание увиденного, так явно пытающегося ускользнуть от неё, отозвалось ещё одним спазмом желудка, затянувшегося в тугой узел. Останки чьего-то тела, превратившиеся в жуткое месиво, окропляли четыре стены камеры. Ноги, руки, бесформенные ошмётки кожи, склизкие внутренние органы и океаны крови — не осталось ничего, что можно было назвать цельным человеком. «Совершенное искусство, — подсказал внутренний голос, спустя, казалось, вечность затишья. — Апогей человеческого творения». К лицу, словно в замедленном действии, подкатились белёсые шарики. Клэр не шевелилась, но мысленно ужаснулась, увидев перед собой глазные яблоки, стеклянный взгляд которых посмертно запечатлел её пугающее отражение и ужас перед собственной кончиной. — Эксперимент номер триста девятнадцать прошёл успешно, — смутно раздался тот же голос, но уже не в голове, а где-то в другой комнате, и Клэр уловила краем уха включающийся диктофон. — Препарат PF-31 великолепно справился с задачей. Степень контроля и силы Банши растут в геометрической прогрессии. Можем приступать к последнему этапу операции «Sonus». Опять мёртвую тишину прервали, но уже тихие шаги сзади. Обессиленную, Ульямся грубо подняли под руки и усадили на мокрый холодный пол — лицом к кошмару, который она натворила. Острая боль пронзила участок кожи в районе шеи, и по венам заструилось какое-то вещество, по ощущениям не раз бывавшее в крови. Бешеный пульс замедлился, нагоняя ещё большую слабость, и веки сами собой начали закрываться. До последнего не отрывая взор от глазных яблок, Клэр снова погрузилась во тьму. Судорожный вздох заставляет её вырваться из оков кошмара. Клэр резко подрывается с кровати и, запутавшись в бесконечном ворохе одеяла, с глухим стуком падет на пол. Правый локоть и копчик ударяются о жёсткий ламинат, и даже плотный материал не спасает от болезненного столкновения. Сердце бешено стучит в груди, ударяясь о рёбра, и его пульс ощущается где-то в горле. На несколько секунд она теряет ощущение реальности и пространства; перед глазами, закутанными пеленой темноты, до сих пор мелькают те сцены из кошмара и слышится подчиняющий голос. Удушающая паника будто захлёстывает разум плетью, покрытой шипами, заставляет учащённо дышать и дёргаться в попытке вырваться из ловушки. И лишь когда наружу выскальзывают сначала руки, а потом уже всё лицо, Клэр с упоением вдыхает свежий воздух — не спёртый запах подвала — и мгновенно успокаивается. Она дома. Не в камере Гидры. Дома. С губ слетает тяжёлый выдох. Зажмурив глаза, Уильямс еле находит в себе силы, чтобы подтянуться к краю кровати, а затем она с нажимом проводит рукой по лицу. Каждый раз происходит одно и то же: кошмар, резкое пробуждение и полное непонимание того, где она находится и с кем. Сказать, что это выбивает из сил и совсем портит остаток ночи и предстоящий день, — не сказать ничего. Сколько себя помнит, уснуть после такого никогда не получалось. Страх снова оказаться в том месте, где её дух и плоть на протяжении долгих лет ломали с наслаждением фанатиков, намного превышает потребность в отдыхе. Правая рука по привычке скользит по постели в поисках чужой, хоть сама Клэр заведомо знает, что её там давно нет. Слишком давно. Нащупав лишь пустое пространство и влажные простыни, она вымученно выдыхает и смотрит на часы, одиноко покоившиеся на стене. Три часа, сорок семь минут. Как в доказательство царства ночи, из-за развевающихся штор робко выглядывает кривой полумесяц, подсветив маленькое пространство около подоконника своим тусклым светом. Крепкое ощущение дежавю снова пронзает Уильямс, не желая отпускать ни на минуту. Всё больше ей кажется, что она просто угодила в какую-то временную петлю, в которой проживает один и тот же день на протяжении месяца. Меняется лишь порядок действий, остаются всё те же лица, события и страхи. Клэр тяжело встаёт с пола, убирает упавшее одеяло обратно на кровать и поправляет простынь. Когда со своеобразной уборкой покончено, руки сами собой тянутся за телефоном на тумбочке и по памяти набирают единственный заученный номер. Долгие гудки отдаются трелью в висках, и спустя полминуты на другом конце провода слышится хриплый голос: — Да?.. Клэр сглатывает и прочищает саднящее горло. — Баки… Ты нужен мне… Секунда молчания. Шуршание простыни и какой-то глухой стук. — Скоро буду, — тихо отвечает мужчина и отключается. Телефон падает на кровать и, отскочив от матраса, приземляется почти на самый край. Клэр на выдохе опускается вниз по стенке и сжимает пальцами пульсирующие виски. Мигрень подступает медленно, но так сильно, что в голове появляется тонкий шум. Даже эта боль всегда появляется после звонка Барнсу. Чёртов день сурка.
Пока нет отзывов.