In a dream

Солдату снится, что он гуляет в каком-то саду. Его руки какие-то странные, и одна из них — не металлическая, что здорово пугает. Солдат привык к ней. Это — его лучшее оружие, его гордость, его сила… Так говорили люди в белых халатах, когда он очнулся. Солдат согласился. Кивал, показывая, что он понял. Но всё равно чувствовал, что что-то не так. Руки ещё мальчишеские. Аккуратные, с идеально подстриженными ногтями и кремового цвета, ни на полтона темнее. Одежда на нём дорогая, красивая — как сказали бы кураторы, но не видно своего-чужого лица, и Актив впервые ощущает лёгкую досаду, когда приходит в себя. Когда его вынимают из криокамеры, он не говорит об этом ни слова. До прошлой заморозки он слышал разговор двух подчинённых, которые говорили, что сны — это самое личное, что может быть у человека. Солдат знает, что он не человек, но всё равно об это молчит — почему-то, не говорить об этом никому кажется верным решением. Чуйка, или шестое чувство, не дающее попасть под лишние пули на миссиях сигналит о том, что это правильно.

***

Во время следующего сна в криокамере человек во сне играется цветами, сорванными с какой-то клумбы, и вдевает розу себе в петлицу пиджака. Солдат не знает, почему, но он уверен, что этот красный цветок — роза. При упоминании этого странного слова в голове проносится чей-то тихий красивый смех и смущённые ахи и охи. Солдату это не нравится. Но избавиться от снов он не может, а рассказать — тем более.

***

Во время следующего сна он видит небольшой пруд, где на воде лежат белые-белые кувшинки. Они кажутся хрупкими, но когда чья-то рука -Солдат так и не выяснил, чья- срезает канцелярским ножиком цветок, то он не рассыпается на пылинки. Кувшинка продолжает белеть и на деревянном столе, на который падает свет из окна, только потом начинает вянуть. Солдат не знает, его это, или нет — но при виде завядшего цветка ему грустно. Больше человек-из-сна цветы не срывает, только гладит лепестки и зарисовывает в небольшом блокноте карандашом. Солдат думает, что это глупо — нарисованные цветы никак не помогут при какой-то опасной ситуации. Однако, позже он видит какие-то уравнения сзади, с другой стороны блокнота, и он немного успокаивается. Значит, этот человек не настолько глуп, как кажется — решает он. Солдат не понимает, почему он вообще это видит, раз за разом находясь в криокамере, но он по-прежнему молчит и не доносит техникам.

***

Джеймс —уже не Солдат, но и не Баки- когда приходит в себя после снятия программы, видит аккуратную повязку на запястье левой руки. Воины Ваканды поясняют, что он один из немногих, у кого есть vtoraya polovinka — как забавно выразилась Айо. Джеймс ничего не понимает, но когда он засыпает, то вновь видит мир во сне глазами неизвестного, сидящего за кухонным столом и что-то обсуждающего, то и дело кидающего взгляды на расстрёпанного мальчишку с горящими глазами, вместо обеда поглощающего книгу, а не еду. Джеймсу кажется это забавным — а после он вспоминает о ленте на протезе-руке, и с удивлением обнаруживает будто выдавленное слово на металле — Гельмут. Когда он смотрит на руку вновь, на запястье уже ничего нет, только несколько царапин в том месте, где было имя — позже он находит в интернете, что имя на запястье появляется с рождения и становится невидимым до тех пор, пока он не придёт время. Барнс считает это глупым. Но информация о том, что имя никуда не пропало, лишь потеряло цвет на его руке, почему-то успокаивает и внушает уверенность. Он решает, что не будет намеренно искать свою родственную душу — у неё, или него, вроде как, есть сын, и этому человеку уж точно не нужен вояка, который учится снова жить.

***

После он видит жену — красивую молодую женщину в цветастом платье и с широкой улыбкой, будто сошедшей со страниц модных журналов — и понимает, что его соулмейт — мужчина. Это не приносит ожидаемой паники или отрицания. Он решает просто смириться с этим, ведь они точно никогда не встретятся — по крайней мере, Джеймс не хотел бы этого. Он не желает рушить счастливый брак этого человека.

***

Джеймс не то чтобы хочет видеть сны о своей половинке, но сны о этом мужчине настигают его раз или два в месяц. Джеймс считает, что хорошо, что сны о чужой жизни снятся ему не часто. Он не хотел бы стать свидетем чего-то слишком личного. Впротивовес его мыслям, следующий сон идёт о том, что мужчина, и, по всей видимости, его жена, лениво целуются лёжа на каком-то диване. Барнс думает, что если бы он мог покраснеть -он точно не хотел никуда влезать- он бы покраснел, но тело, привыкшее в вечному холоду заморозки этого сделать попросту не может.

***

На некоторое время сны пропадают. Джеймса заставляет это напрячься. Если нет снов — значит, родственная душа не спит. Он не признаётся, но он привык купаться в спокойствии и уюте, когда где-то раз в месяц смотрит на мир глазами другого человека.

***

Когда сон вновь приходит -а это значит, что с его соулмейтом всё хорошо- он совершенно другой. Все его надежды рушатся, и засыпая, он видит мёртвые тела той женщины и её ребёнка на руках, труп мужчины, по всей видимости, попытавшегося их прикрыть — и пыль, грязь, да обломки домов. Барнсу очень-очень грустно из-за того, что его соулмейт морально раздавлен, и разбит, и он до безумия хочет ему помочь, но не знает как.

(В ту ночь Гельмуту, известному как барон Земо, снится мотоцикл, скорость, точно превышающаяя все ограничения, и ветер в лицо. Он ошарашен, и даже отрывается от скорби по ушедшим — он не мог подумать, что у него есть соулмейт, что это не его мёртвая жена, и что характер у его родственной души такой волевой. Это ненадолго его отвлекает. А после всё крутится с такой скоростью, что много думать не о том, и скорбеть не выходит.)

***

Его соулмейт упорно добивается чего-то. Возможно, мести. Барнс мало чего понимает из схем и набросков зданий во сне, из лёгкого привкуса виски и художественно заточенного карандаша, без устали пишущего что-то на разных языках на клочках бумаги. В любом случае, решает он, те, кто это сотворил, определённо должны быть наказаны. Он ходит на задания вместе со Стивом, как новый мститель, и определённо не видит связи. Джеймс за это время успевает припособиться к жизни в новом мире, и крепкому кофе по утрам.

(Откуда ему знать, что просыпаясь, практически каждое утро Земо чувствует во рту кофейную горчинку и слабо улыбается про себя?)

***

Он чувствует лёгкое покалывание в груди, когда видит торжествующего заковианца с усмешкой и мёртвыми глазами. Его заключают в Рафт после раскола Мстителей. Пожизненно. Джеймс не может избавиться от ощущения, что он что-то делает неправильно.

***

Позже, его вновь настигает чужой сон — но немного другой. Наполненный скукой, строчками из стихов и не улёгшейся печалью. Стив ушёл от Джеймса — тот расстроен. Расстроен сильно, чуть ли не до слёз, и в тот момент его посещает мысль — а грустят они вместе. (На следующий раз, во сне он видит нарисованные на бумаге цветы, мягкие движения рук, вырисовывающие их — и чью-то тихую, аккуратную, боязливую заботу.) Джеймс не считает себя тем, о ком нужно заботиться, но он позволяет такому сну окутать его, и просыпается в приподнятом духе. Сэм странно смотрит на него, когда он встаёт к десяти утра, не матерясь и не выглядя полностью разбитым, умиротворённо цедящим кофе, втихую наблюдая за маленькими племянниками Уилсона. Он отвечает на безмолвный вопрос многозначной ухмылкой, и постепенно успокаивается — смиряется и принимает ту мысль, что Стива с ним больше нет.

***

Сэм принимает решение отдать щит кэпа правительству — и его одолевает глухая злость и обида. Он находит спасение в чужих снах, постоянных и по-кошачьему ленивых, и позже расплачивается со знакомым-незнакомцем той же монетой — во сне для его соулмейта есть только смех, распитие слабоалкогольных коктейлей, и тихие отзвуки джаза. Это, похоже, оценивают, и после уже Джеймс видит во сне русскую классику поэзии и тихие звуки песни на неизвестном мягком языке.

***

Свобода для его солумейта является дорогой машиной, вишней и лукавыми улыбками. Джеймс щурится и на пробу заставляет родственную душу видеть во сне блики на железной руке — и имеет удовольствие увидеть потерянного, но пытающегося это скрыть Гельмута Земо. У него зародилась догадка — и полностью подтвердилась чужой реакцией. Джеймс Бьюкенен Барнс усмехается и привычным жестом потирает запястье левой руки, где находится уже разгаданное имя.

***

У барона Земо просто невероятные неверящие карие глаза, и растерянность на лице. Взгляд прикован к одному — надписи, так вовремя появившейся на руке Джеймса. Барнс улыбается чуточку насмешливо, торжествующе рассматривает будто акварелью написанное, аккуратное небольшое «Джеймс» на руке, и подтверждает ещё одну догадку — у Гельмута на губах вечный привкус конфет и вишнёвого чая.