Мерцание светлячка

Было что-то завораживающее в вечности. В этом бесконечном молчаливом небытии. В наблюдении за солнцем, затерявшемся в каждой пылинке его нового мира. Нигде, ни в одной из сотен вселенных, в которых ему удалось побывать, Виктор не видел ничего прекраснее. Прекраснее, чем красота выжженного мира, ставшего единым целым внутри него. И вместе с этим в вечности было что-то пугающее. То, что рассмотреть удалось не сразу. Все его теории и предположения, все расчеты и уравнения оказывались верны только потому, что некому было их оспаривать. Как выяснилось, исследования были интересны, когда было, с кем ими поделиться. А любая развязанная задача не имела смысла, как только достигала решения. Виктор, сколько себя помнил, любил тишину, чистоту и человеческое отсутствие. Потом — тихое капанье в пробирках, потрескивание хекстека, бубнеж Джейса. Стерильная тишина оказалась обесценена, потому что больше ничего и никогда не могло ее прервать. Он сбился на подсчете миров, которые посетил, смертей, которые видел, вероятностей, множившихся от каждого шага вправо или влево. И только в одном крохотном кружочке, затянутом бледной пленкой, он увидел ее. Реальность, где все было точно так же и вместе с тем совершенно иначе. Реальность, где одна крохотная помарка жизни изменила Пилтовер и все, что его окружало. Ничего необычного, ничего, что должно было задержать его в этой вероятности дольше, чем в других. Но почему-то ноги в грубых ботинках, закинутые на его рабочий стол в лаборатории, показались Виктору неестественными. Он мог смириться с концом света, хаосом, жизнью и даже смертью. Но представить самого себя, который бы позволил кому угодно такое своенравие — не выходило. Ее звали Кейсо. Она не умела работать аккуратно, пачкала мазутом и какой-то дрянью все, до чего дотягивалась. Но тот Виктор смотрел на нее так, будто она была жизнью. От Кейсо несло Зауном, мерцанием и поджигателями. Ложью и лицемерием. Виктор знал, не сейчас, но скоро она предаст всех, кто верил в нее в верхнем городе. Не сейчас, но скоро Пилтовер загорится от ее ненависти и совершенно детской, упрямой мести. Но сейчас она сидела в лаборатории и поучала Талиса, пристроившегося рядом, каким-то нижнегородским премудростям. Виктор смотрел в прошлое и будущее. Там, много лет назад, Кейсо не погибла на самой первой революции. Вопреки суровой судьбе. Вопреки всему живому. Вопреки, потому что во всех других тысячах вероятностей она была мертва. В его реальности и в каждой последующей Кейсо не существовало, потому что пуля в лоб была к ней благосклонна. Именно что благосклонна, ведь, проглядывая эту другую реальность, как на перемотке, Виктор не понимал, зачем именно здесь девица так рьяно цеплялась за жизнь. Каждый ее год, каждый шаг был похож на проигрыш. Родители, беспризорники, Вандер, Бензо. Виктор видел, как все, на кого она поднимала полные надежды глаза, умирали. А когда Кейсо очутилась одна, у нее не осталось выбора, кроме как встать с земли и больше никогда не сдаваться. Потому что она была именно такой. Потому что боялась, что кроме нее больше будет некому. Драки и голодовки, стычки с миротворцами, взятый под крыло Экко. Поджигатели, которые в этом странном мире именовались светлячками. Бордель. Год за годом. Клиент за клиентом. Шрам за шрамом. Ее ненависти хватило бы на то, чтобы сжечь дотла весь мир, но она отчего-то остановилась только на Пилтовере. Виктор все разглядывал тот день. Совет, стоящий на коленях, отбросы из Зауна, рассекающие по башне на своих скейтах. Кейсо, которая презирала все, что было по эту сторону моста. Презирала и ровно настолько же дорожила. Просто она пока этого не знала. Чтобы смириться с этой мыслью ей понадобится еще не меньше пары лет. А пока она здесь, вдавливает шерифа лицом в пол, наслаждаясь его болезненным скулежом. Пока она здесь, и Виктор чувствует разочарование всех, кто присутствует в совете. И Кейсо — Кейсо питается этим разочарованием. Она — злобный сгусток всего, что представляет собой Заун. Она предана, обижена и вывернута наизнанку. Побита и раздета догола. Она ненавидит в себе все человечное, потому что это человечное заставляет ее сомневаться, наставляя револьвер на вылизанных до блеска обидчиков их Пилтовера. Виктор видел, как все вспоминали тот день — суд, устроенный над безымянным инженером из Зауна. Толковым инженером. Инженером, которому решили дать шанс. Тогда они не знали, что, если бы Кейсо не хотела попадаться миротворцам, они бы ее никогда не словили. Они еще многого не знали. Как и того, что, обокрав совет, она вернется к нему с повинной спустя жалкие несколько недель. Не знали, что, когда нижний город придет на мост, разгоряченный ее же идеями про революцию, Кейсо окажется по другую сторону. Встанет со стороны Пилтовера и сделает все, лишь бы остановить своих людей. Прошлое и будущее смешались для Виктора в единую массу. Эта реальность отталкивала его, выплевывала назад, чувствуя инородность. Ему здесь было не место. И все же Виктор цеплялся за этот мир с, казалось бы, давно утерянной жадностью. Будто где-то здесь мог крыться ответ на все, что он так долго искал в своем бесконечном одиночестве. Пилтовер процветал. Здесь, в этом крохотном окошке чужой жизни, хекстек так и остался для них загадкой без боли и крови. Светящейся магией, способной менять мир только к лучшему. Возможно, в будущем это изменится. Возможно, рано или поздно что-то пойдет не так, но сейчас Виктор смотрел на здорового себя, сидящего в совете, и не мог понять, как присутствие одного человека могло исправить его самого. Как он, жаждущий всего и сразу, мог поддаться какой-то безымянной девчонке из Зауна, которая ворвалась в его лабораторию с вихрем идей и утянула за собой? Виктор рыскал вдоль и поперек. Искал ответы, но ничего, кроме дурных шуток Кейсо, совместных ночей, проведенных за расчетами, и горьких, честных разговоров, — не находил. Возможно, проблема была не в реальности. Возможно, ответы были на самой поверхности. Например, вот в этом дне, когда тот Виктор шел под руку со Скай к чьему-то дому. Дому, пропахшему выпечкой, смехом и жизнью. В окнах этого дома всегда горел свет — Виктор почему-то это знал. Чувствовал нутром. Там часто играла музыка. Еще там регулярно билась посуда, скрипела кровать и эмоции обжигали одна другую, не зная, на какой остановиться. Этот странный дом был незнаком Виктору, но в нем, как ему казалось, по углам прятались ответы. Там, в ожидании гостей, танцевала Кейсо. Ну, как танцевала. Шериф — как ни странно, совершенно живой — кружил ее в незамысловатом танце, пока она перебивалась со смеха на незлые оскорбления. Что-то в этой картине казалось правильным. Естественным. Почти природным. Маркус, который когда-то возглавлял миротворцев, запомнился Виктору пренеприятнейшим человеком. Он не умел улыбаться и был всегда напряжен. Он ненавидел все вокруг и, кажется, даже самого себя. Здесь Маркус казался совершенно другим. Седина покрыла его виски, но даже с ней он выглядел моложе, чем в той, прошлой жизни. А еще он улыбался. И, Виктор мог с уверенностью сказать, был счастлив. Если прислушаться, можно было услышать тихое бормотание. Маркус бубнел ей что-то в шею, щеку, лоб — любой клочок кожи, до которого мог дотянуться губами. Какие-то глупости, совершенно бестолковые в своей несуразно подростковой искренности. Тот Виктор с той Скай сидели у них за ужином. Говорили о чем-то незначительном, а его взгляд все не отрывался от Кейсо. Над губой у нее пролегли морщины. Здесь она была старше и спокойнее, чем тогда, когда он впервые увидел ее с ногами на столе. Тревога, которая вгрызлась в ее тело, с годами стала понемногу отступать. Что-то странное витало между Кейсо и тем Виктором. Что-то призрачное, почти неощутимое, но все же существующее. Нечто, связывающее их крепкой, нераздельной нитью. Оставшееся далеко в прошлом, но не отпускающее даже сейчас. Когда луна взошла над блестящими крышами домов, Виктор ощутил чужую компанию. Он рассматривал дрожащие звезды, наслаждаясь городом, который в своей реальности давно разрушил, когда Кейсо вышла на веранду. Ветер ударил в лицо рваным потоком и запутался в ее волосах. Она подожгла табак в старой, надтреснутой трубке и шумно выдохнула дым, увлеченно вглядываясь в пространство перед собой. — Кто ты? — спросила она в пустоту, и Виктор замер. За все тысячи странствий никто не ощущал его. Никто не знал о нем. Виктор уже начал сомневаться, существует ли он вообще. — Ты не Виктор. Но очень на него похож. Она какое-то время молчала, прежде чем развернуться лицом прямо к нему. Кейсо смотрела куда-то между его губами и щекой, но не видела. И Виктора осенило: она вообще ничего не видела. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Человек с белыми глазами. — Я не Виктор, — медленно кивнул он, и Кейсо кивнула в ответ. Забавно. Ни единый зрячий человек о нем не знал. И только та, которая не могла видеть, отвечала ему, будто не было ничего странного. Будто она не вышла покурить во время дружеской встречи, а наткнулась на нечто, что существовать не должно было. — И все же я и есть он. Кейсо молчала и хмурилась. Забавно жевала губы, двигала глазами, будто это помогло бы ей лучше понять. Виктор рассматривал ее и видел годы их совместной работы бок о бок. Годы ссор, злости и обид. Недосказанных чувств, непонимания. Они вместе пережили столько, что впору бы и пожалеть, что Кейсо оказалась только тут. Только в этом мире, а не в его собственном. — Скажи, — начал Виктор, не зная, как к ней обратиться, — человек с белыми глазами. Я счастлив? Здесь. В этом доме. Как гость. Виктор так и не понял, почему она рассмеялась. В мире, где голос незнакомца на веранде ее дома должен был напугать, она выбрала смех. Кажется, он начинал понимать, почему Кейсо была исцелением. — Мы с тобой никогда не были счастливы по-настоящему. У нас не было «счастья» в заводских настройках, — наконец она нащупала взглядом его глаза. — Но мы всегда пытались искать то, чем нас обделили с самого рождения. Здоровье. Зрение. Счастье. Именно поэтому мы оба так упорно искали ответы в хекстеке, верно? — Но нас — тебя и того Виктора, который сидит у тебя в доме — спас не хекстек, разве не так? — Не хекстек, — она едва заметно улыбнулась и пожала плечами. — Просто, как оказалось, нас совсем не нужно было спасать. А счастье — счастье у нас уже было, просто мы разглядели его не сразу. — А если бы… — Виктор замер, когда она протянула к нему руку. Коснулась ладонью, которую он не ощутил, и прошла сквозь его пальцы. Только легкое покалывание. Что-то, отдаленно напоминающее, что однажды он все же был человеком. — А если бы ты узнала, что я… что тот, твой Виктор сделал что-то очень плохое?.. — Ты всегда делал что-то плохое, потому что стремился к хорошему. Но… — она замолчала, будто пытаясь посмаковать ответ, прежде чем его озвучить. — Но ты умел возвращаться к точке исхода. Находить ошибку. Неточность в уравнении. И искоренять его. Ты научился мириться с тем, что идеального решения не найти, и тогда все плохое, что ты уже сделал, просто стало твоей частью. Нет, не так, это всегда было твоей частью. Просто ты научился жить с этим. И впускать других в свою неидеальность. Она говорила так, будто знала намного больше. Будто ее не пугал фантомный голос. Будто она видела его насквозь. Жаль, что в его мире Кейсо не существовало. Жаль, что она не закидывала ноги на его стол и не показывала, что механизм с изъянами все еще может исправно работать. — С кем ты разговариваешь? — дверь на веранду хлопнула, и на улицу вышел Маркус, потирая глаза. Видимо, гости засиделись допоздна. — С призраками. — На лице Кейсо все еще играла улыбка, когда ее блуждающий взгляд остановился на небе. — Скажи им, что сегодня ты занята, — он уткнулся ей в шею под самые корни волос и глубоко вдохнул. Виктор видел: даже спустя столько лет любое прикосновение к ней вызывало в нем дрожь. Кейсо — испуганное, дикое животное, которое никогда не станет домашним, даже если вот уже который год просыпается у него под боком. Маркус до сих пор никак не мог впитать в себя ощущение ее присутствия. Насытиться. Поверить, что утром она не сбежит. — Сегодня у мира живых на тебя большие планы. — Значит, призракам придется подождать. — Да, светлячок, — он зарылся носом в ее волосы, — придется. Кейсо улыбнулась и позволила ему сжать себя в неловких объятиях, потянуть обратно в теплый дом. Маркус все еще цеплялся за нее, как за самую дорогую вещь в мире. Но теперь она была не против. Кейсо задержалась на веранде всего на мгновение дольше. Вытрусила табак из трубки. Повела нос по ветру, вдыхая запах приближающегося дождя. — Хекстек — это всего лишь камешек, не-Виктор, — шепнула она напоследок. — Настоящая магия происходила, когда ты забывал о работе и становился собой. Запомни это. Она вернулась в дом. Тот самый дом, пропахший выпечкой и смехом. Где было тепло. Где все были счастливы. И Кейсо, доверительно уложившая голову на плечо шерифу. И Скай. И даже тот Виктор, который в этом чудном мире смог понять, что хекстек — всего лишь камешек.