Хеппи бёздей, Кисаки

Ханма достаёт зажигалку и свечка загорается благодаря ловкому движению огня. Парнишка, поднимая взгляд полной боли на каменную плиту, вчитывается вновь в символы, чтобы убедиться, что он тут, он не один, он точно тут, в келье гробовой, он не стоит рядом с ним, но всё же с ним, хотя осознания, что он рядом чертовски мало, хочется прикоснуться и почувствовать его тепло, а не холод плиты. — Хеппи бёздей ту ю, — тихо низким охрипшим голосом с трудом пропивает Шуджи, — хеппи бёздей ту ю, — с каждый словом в горле скапливается ком и говорить не то, что петь, чертовски сложно, — хеппи бёздей Кисаки, — держаться не получается, по щекам текут слёзы, а ведь он уже сжал кулак до крови, чтобы не разрыдаться, — хеппи бёздей ту ю, — и он тянет английское ты, выдавливая из себя улыбку, не такую яркую, когда с ним был Тетта, но всё же улыбку, он должен улыбнуться, ведь это день рождения его Кисаки. Тёмноволосый задувает свечку вместо своего погибшего единственного друга и вытирает слёзы рукавом, а после в него бубнит, не смея смотреть на могилу заплаканными глазами, словно вот тут стоит всё таки Кисаки, а не каменная плита, на которой находится его имя. И Шуджи бы отдал всё, что у него есть, чтобы вернуть единственное дорогое в его проклятой жизни. — С днём рождения, Кисаки, — заключает свои мысли парень, кусая кекс, жадно съедая, ведь он не ел несколько дней, не то чтобы нечего, не хочется, не хочется ровным счётом ничего кроме как увидеть того единственного, кто смог разукрасить его жизнь и подарить что – то необычное, возможно даже азартное. Шуджи ест, а по щекам всё же вновь скатываются слёзы от осознания того, что если бы не тот случай, то они бы съели этот кекс вместе, да Ханма бы торт купил, лишь бы Кисаки был счастлив, лишь бы хоть на секунду вернуться в прошлое и вспомнить, как они были счастливы. Парню напоминало о Тетте всё вокруг. Однажды он сказал младшему: — С тобой мой мир обретает краски и превращается в цирк. Вот только сейчас он понимает, что его миру не хватало Кисаки, он дополнял его маленький ничтожный мирок, а Шуджи главный клоун, он и превратил то, что ему было дорого в цирк. — Скажи, Кисаки, — вдруг начинает Ханма низким голосом, он знает, что ему не ответят, но всё равно добавляет дрожащим голосом, — э – это я убил т – тебя? Его глаза полны безумства, ему казалось, что мир выцвел и максимально затускнел и нет смысла оставаться в четырёх стенах холодного дома, хотя на улице нетеплее, наоборот. Снежинки опускаются на его макушку и тёмноволосый устремляет взор в небеса, на котором рассыпалось множество звёзд, и ему хочется, чтобы небосвод обрушился на него, но он подставляет лицо под ветер, чтобы взбодриться, но Ханма вздрагивает и вновь прячется в куртке, не желая контактировать с миром, ведь он ничтожен без Тетты, ведь ему не хочется видеть мир без него, он не хочет существовать, где его нет. Он так за последнее время привык к этому яркому миру, а ведь мир стал подобным из – за Кисаки, это он придал всему смысл и заставил его стараться ради цели Тетты, да Ханма был его пешкой, нет не пешкой, он был как минимум королевой в этой игре, ведь именно он делал всё возможное, чтобы защитить парня, он слишком силён из всех марионеток Кисаки, но сейчас это не имеет смысла. Шуджи поднимает взор, всматриваясь в заветные символы, сил нет говорить, в голове пустота, ни одной безумной мысли, что могла бы разукрасить сегодняшний день. — Если бы ты был жив, — начинает тихо Ханма, он знает, что Кисаки его не услышит, больше никогда не словит от него тупую шутку или сумасшедшую мысль и от этого по щекам тёмноволосого вновь скатываются слёзы, — я бы устроил тебе самое лучшее день рождения, Кисаки, — добавляет в конце имя, чтобы хоть как – то призвать умершего, чтобы тот хотя бы как – то услышал его и улыбнулся из – за этой глупой мысли, что уже никогда не сбудется. Уже не будет такого дня рождения Кисаки Тетты, где будет лишь смех, и они не вспомнят о боли, это лишь в голове Шуджи, такого уже не будет никогда и брюнету нужно эту принять, нужно понять, что пора двигаться дальше без Кисаки. А старший не очень хочет, но другого выбора ведь нет, как бы не хотелось сегодня ещё подольше остаться, он хотел бы вернуться в прошлое, где они счастливы, задержаться бы на несколько секунд рядом и быть может сказать спасибо за всё, сказать что любит больше всего на свете, но Тетта уже умер, не зная ничего, и теперь Ханма ничего не исправит. Теперь ему нужно отпустить чувства к покойнику, оставить их на этом кладбище, чтобы продолжить жить, но увы он не очень хочет продолжать тусклеть в темнице своих страданий, он хочет быть клоуном, смешить Кисаки, быть до жути поехавшим, но таким искренным, и ему кажется, что он не сможет вновь стать таким без Тетты. Кто знает, что будет завтра. Быть может Шуджи встретит нового такого же поехавшего, но замкнутую строгоую к себе личность, но зато интересную, которая возможно ему заменит Кисаки, но а вдруг не сможет, вдруг Ханма будет лишь видеть в нём покойного друга и он не сможет сдержать слёз, не сможет и слов проговорить, быть может это лишь сделает ему больнее, но разбираться в своих чувствах так не хочется, это муторно и темноволосый считает неинтересно. Его мир стал тусклым и брюнету кажется, что уже никто не сможет его вытащить из темноты отчаяния, но ему не нужна чужая жалость, хотя своих сил ему не хватит, он подавил гордость, он готов сгнить вместе с крысами в подвале, только уснуть и быть может хотя бы во сне увидеть лучшего друга.