You know

Ночь. На Катамарановск неторопливо опускаются мягкие хлопья снега. Звезды тоскливо мерцают в небесной вышине, поглядывая на дом под номером сорок восемь, где горит свет в одном-единственном окне. Это первая ночь за долгое время, когда жители дома могли отоспаться: в квартире молодых музыкантов тишь да благодать. С самого утра ни гитары, ни барабанов, да и вообще никаких звуков. Гений работает. Когда Роза работал над хитярой, его настроение скакало, как на батуте. Одну песню он мог писать только на каком-нибудь дешевом квартирнике, другую только в поле душистых ромашек, где жучки-паучки всякие, а за третью отказывался браться, пока не навернет пельменей. А тут вышло иначе. Утром Розка поднялся, чмокнул сонного Яшу в лоб и скрылся в другой комнате, прикрыв дверь. Шершанский, зная Розу, не последовал за ним. Накануне они обсуждали, что их альбому не хватает одной хитяры вселенского масштаба, так что было логично, что этот день будет посвящен именно ей. А если Роза намерен уйти в работу с головой, ему лучше не мешать. Поэтому Шершанский решил сегодня не куролесить. После их воссоединения Роза относился к нему особенно трепетно и заботливо, и Яша не мог не ответить ему тем же. Да и подрывать доверие, которое только-только крепчало, не особо-то хотелось. Первым делом с самого утра он решил сделать уборку. Раньше он занимался этим только с Розой или в той адской тюрьме-плену, в который он сам себя и загнал, позволив буквально посадить на поводок. А теперь заняться было особо-то и нечем, а вот порадовать любимого гитариста и поддержать их семейное гнездышко в чистоте хотелось. К тому же, не все же время Розе прибираться. Натирая плиту, Яша насвистывал под нос какую-то нехитрую мелодию и ощущал небывалый душевный подъем. Как, оказывается, приятно делать что-то не потому, что тебя могут избить или придушить огромной лапой, а потому что за стенкой тихо бренчит гитарка и мурлыкает любимый мужчина. Через пару часов он тихонько прокрался в комнату, застав Робота за столом согнутой позе над листом бумаги. Рядом валялось еще с десяток таких же, только мятых. Яша вздохнул: ну вот, опять бумагу идти покупать. Хотя, учитывая то, какие хитяры выдает Роза, никакой бумаги на него не жалко, в принципе. Шершанский оставляет на столе большую кружку чая и тарелку с бутербродами, а сам ласково тычется губами в лохматую белобрысую макушку, слыша в ответ довольное фырканье, но на большее и не рассчитывая. Когда гений молчит, лучше его не перебивать. Яше кажется, что он испытывает микроинсульт, когда смотрит на то, как забавно дергаются уголки губ Розы, когда он прикусывает кончик карандаша, как невинно хмурятся его брови, как выступают жилки на руках, когда он с силой зажимает в руке карандаш. И чтобы не мешать, чтобы сдержать внезапный порыв тактильности, Шершняга тактично скрывается за дверью. Ближе к вечеру, когда дела закончены, а мыслей о том, что можно сделать еще такого, чтобы и не шумно, и полезно, нет, Шершанский не выдерживает. Разогревает на сковородке творожную запеканку, щедро поливает вареньем и снова плетется в комнату, где его прекрасный принц корпеет над своим новым творением. Тихонько приоткрыв дверь, видит целую кучу бумажек, среди которых умостился, обхватив голову руками, Роза. Видимо, дела у него не очень, раз всё еще не слышно радостных восклицаний о том, что это разрыв всех чартов вселенной. Словно большой рыжий кот Яша ныряет в объятия Робота, пока тот не успевает ничего сообразить, усаживается аккуратно на колено, чтобы обнимать было удобнее, а сам перебирает между пальцами прядки его волос. – Р-роз, поешь, п-пожалуйста, – мурлыкнул он на ухо, кидая взгляд на другую тарелку, на которой всё еще покоились нетронутые бутерброды. – Т-так же совсем нельзя, ты себе все ж-желудочки испортишь, блин. А ч-чего я без тебя делать буду, если ты в б-больничку п-поедешь? – Шершень, блин, никуда я от тебя не поеду, не парься, пельмешек-орешек ты, блин, мой, – Роза как будто выпал из оцепенения и наконец-то по-человечески обнял своего барабанщика, придерживая поперек спины. Его губы мягко коснулись щеки где-то около носа, чуть выше усов, а потом в это же место Роза уткнулся своим носом, осторожно потираясь. – Я сегодня как тухлая селедка, ю ноу? Ни одной стоящей темы для песни не придумал, сижу, блин, окисляюсь. – Да н-ну, Роз, всё нормально, и хитяры у т-тебя бомба всегда, ю-ноу? Взять хотя бы электрические ж-жирафы, блин... – Погоди, чего ты сказал, нахрен? – отстранившись, Роза внимательно заглянул в глаза Шершанскому. Тот смутился. Дома они ходили без очков, потому что скрывать свои глаза не было смысла. Рядом самый близкий и самый важный человек, так к чему переживания и секреты? – Эл-лектрические ж-жирафы, – неуверенно начал Яша, слегка смутившись. – Не-не-не, Шершняга, Шершень, не это. Ю ноу. – Чего? – рыжие бровки взметнулись вверх. – Того, орешек-пельмешек, – Роза аккуратно прикоснулся кончиком пальца к носу барабанщика. – Ю ноу. Это же, блин, наше кредо по жизни, нахрен. Плечо к плечу, рука к руке, усишки к усишкам. Мы, блин, столько времени вместе провели, теперь одной только фразой можем объяснить друг другу что угодно. Пальцы Робота легли на щеки Шершанского, мягко огладили подушечками, спустились к нижней губе. – Р-роз, к чему т-ты, блин, клонишь? – сердечко забилось сильнее, Шершанский ловил в глазах возлюбленного счастливые блики, а сам цеплялся за чужие плечи и блестел глазами в ответ. – К тому, блин. Надо написать хитяру о нас с тобой, Яш, – на губах Розы игривая улыбка. – Т-ты серьёзно, блин? – его ладошки сползли к основанию шеи, любовно погладили, пока Яша любовался тем, как красиво изгибаются обкусанные губы Розы. – Конечно, блин, какие тут шутки? – он приблизился, их носы коснулись, и Робот ласково потер их кончики друг о друга. Затем почувствовал, как с чужих губ сорвался вздох, и прильнул к ним своими. Лёгкое покалывание усов, мягкие прикосновения, ладони под одеждой и тихие вздохи. Голова кружится, коленки трясутся, и Яша не представляет, как можно быть настолько везучим, чтобы отхватить любовь Робота. Они отстраняются, и Шершанскому приходится сделать глубокий вздох, чтобы не задохнуться случайно от любви к этому прекрасному человеку. – Ладно, блин, нахрен это всё, – он подхватывает Яшу на руки, и тот тихо ойкает, покрепче обнимая, чтобы не свалиться и не переломать последние костяшки. – Пойдём, нахрен, на диванчик. Они перемещаются на мягкую поверхность, где Яша подтягивает к себе ноги, скинув с них мягкие тапочки, и натягивает на них мягкий плюшевый плед. А Роза берёт запеканку со стола, листы бумаги и карандаш, подсаживается рядом и принимается за работу. Так они и сидят весь вечер. Поедают запеканку, марают листы, прерываются на приступы нежности и тактильности, однако всю ночь не смыкают глаз и засыпают только под утро. А рядом лежат два листа, на которых ровным почерком выведено «You know».

***

Зал взрывается. Это первый концерт их тура, и он, кстати, подходит к концу. Роза выхватывает микрофон со стойки. Его волосы взмокли, дыхание сбито, а малышка-гитара крепко сжата в руке. Позади Яша. У него дрожат пальцы, грудная клетка часто вздымается, а сил остаётся не так много. Второе дыхание уже на исходе. Роза оборачивается. Стягивая с носа очки, он больше всего на свете мечтает увидеть в эту секунду любимые голубые глаза, улыбнуться им и увидеть ответную улыбку. Шершанский повторяет это действие, и уголки его губ ползут вверх. Между ними искрит. Они заряжаются, словно батарейки, и Яша кивает, придавая сил гитаристу. – Ну чего, блин, аудитория, не устали? – спрашивает Роза, обернувшись на публику. Толпа взрывается радостными возгласами, и Робот усмехается себе в усы. Не устали значит. – А мы, блин, очень устали. Да, Шершняг? – дождавшись невнятного бормотания, он продолжает, – Так что, блин, давайте заканчивать. Я бы хотел, чтобы в финале, нахрен, прозвучала наша главная супер-мега хитяра. Нет, блин, не "Электрические жирафы" и не "Сон купца", а, блин, хитяра "You know". Мы с Шершнягой написали её вместе, и, блин, она самый что ни на есть настоящий гимн нашей дружбы. Как вы знаете, блин, мы чуть не развалились, нахрен, совсем недавно, но, как говорится, если это твоё, то оно обязательно вернётся, да? А Багровый Фантомас – это, блин, точняк наше. И вот, сидя дома, мы поняли, что хитяра должна быть такой же родной, как и вся наша группа. Роза ударил по струнам, Яша взял в руки палочки, и музыка полилась. Толпа взревела. Робот обернулся на Яшу: – You drink your acid in the morning to fly You leave you burning footprints in the sky Oh, oh, oh You are the Lord of Ginger Paradise Его взгляд игриво скользит по барабанщику, пока тот улыбается себе в усы. Всё ещё не может принять то, что им восхищаются и любят. Смущается, переживает, все-таки не пел никогда на большой сцене. Он делает вдох и его голос льётся на весь зал: – You wear cobra’s skull right on your ring You spikes are danger and your petals blink Oh, oh, oh You are the Grandpa of the Dark Sunrise! Блин. Ему едва хватает дыхания на то, чтобы пропеть, но Роза безумно гордится тем, к чему они в итоге пришли. – Last independent demons of the world Eternal wonder timeless shiny gold Oh, oh, oh No one can stop us we are нахрен grate, – улыбается Роза, ощущая, как на губах трепещет триумф. Они вместе. Они едины. Их союз нерушим. Они не могут друг друга отпустить и жить друг без друга не смогут. – Yeah! I lick the moon dancing with the stars – I lick the moon dancing with the stars too, – подстроился Яша, мягко пропевая нотку за ноткой. – We lick the moon dancing with the stars Together! Вместе. Иного выхода у них нет. – I break your mind with the power strike Some people’s lives pierced by fire pike Feel alive Another world of the greatest beats Out of control be my crazy, please I’m your beast Wow! Зал начинает подпевать. Их руки тянутся к потолку, глаза горят, они превращаются в единый организм. Роза ловит кайф. – I know! You know! I will show you You can feel in every bit of my flow I know! You know! You repeat it Fifty thousand billion times in a row I know! You know! You’re flying like a hornet ’round a big crimson rose I know! You know! И Роза оказывается рядом в пару секунд, притягивает Шершанского к себе за шею и целует на глазах у многотысячной толпы. Они ставят точку в слухах, мнениях и спорах. Они пишут свою историю и им плевать на то, как отреагируют другие. Пока Роза целует Яшу, целый мир подождёт. Making History of Rock I suppose.