Солнце, песок и камни / Sun, Sand, and Stone

      Рей научилась быть неподвижной.       Не бояться, точно угодивший в луч охотничьего фонаря олень, что с оцепенением глядел в дуло винтовки. Нет. Она исчезала, не оставив и следа, наблюдала, будучи готовой к удару. Она не шевелилась — ей негде прятаться в этом коричнево-жёлтом, бесплодном пейзаже, где единственным укрытием служила лишь тишина. Рей не обратила внимание на внезапный, разливающийся по пустыне холод, когда гневное рыжее солнце скрыло яркое, страшное сияние. Грузные спирали пыли окрасили воздух в цвета индиго, киновари, золота. Даже в зелёный, такой дивной красоты, что становилось больно.       Радиоактивное свечение.       Загрязнение.       Она ненавидела красоту. Ненавидела холод, когда наступал закат, потому что он заставлял трястись от озноба. А она не должна. Ведь тогда станет мишенью. Весь день её одежда впитывала пот из-за достигшей точки кипения температуры, а песок под ногами опалял кожаные подошвы сапог; когда она приседала близко к земле, кожа краснела от мерцающих волн зноя. Её тело изо всех сил пыталось себя охладить, вырабатывая драгоценную влагу — реакцию поистине бесполезную. Теперь, полностью липкая, она боролась с лихорадочной сменой жары на холод, боролась с дрожью.       Она не дрожала.       Просто не могла.       Нет, если хотела выжить.       А она хотела выжить. Всегда выживала.       Раньше было проще. Засаленные коробки из-под пиццы с мусорных баков, жирный затвердевший сыр — она соскребала его с картонных донышек. Иногда даже корочки попадались. Воровала мутировавшие продукты, которые праздные богачи заказывали к своим дверям, но до самого утра не заносили в дом, упиваясь собственным тщеславием лишь от того, что забирали ненужные, забракованные супермаркетами овощи, словно сострадали морковке в форме вилки или странным апельсинам с вмятинами, но только не людям вроде неё. Она брала то, что ей было нужно. Калории для поддержания сил.       В прошлом, когда существовало такое понятие, как «воровство», она терпеть не могла это делать. Её рот скривился в горькой усмешке. От холодного пота защипало на губах, но вытирать его она не стала.       Тогда. В прошлом. Словами невозможно описать. Мир рухнул, и он рушился так медленно, что она едва заметила, как это произошло.       Пока не началась борьба за существование. Вот тогда-то она и поняла, каково это.       Да, теперь приходилось спасаться, чтобы добыть мусор. Нынче никто в здравом уме не выкидывал коробку пиццы. Овощей больше не было. Растений практически тоже, есть абсолютно нечего, даже если бы она могла отрыть корешки. Повсюду разлит бензин. А ещё вода. Так мало воды.       Она скользнула языком по солёным, потрескавшимся губам, слизывая крошечные остатки влаги. Пот стекал с её рук, она бы и его слизала, если бы могла, прежде чем лишиться этих бесценных жемчужин, сверкавших на её коже. Но она не могла.       На западе, на самых дальних вершинах по-прежнему видна цветная рябь. Она должна быть неподвижной.       Рей начала считать. И в этом она хороша; десять секунд она выдержит всё что угодно. Ещё десять. Ещё. И ещё.       А затем…       Внезапная пустынная ночь замкнула в свои объятья. В идеальную, кромешную тьму.       Десять.       Она стояла, не отбрасывая ни намёка на тень, бёдра ныли, лодыжки разрывало от боли и они почти онемели. Но боль — это ничто. Она двинулась уверенно, беззвучно, перепрыгивала через валуны и иссохшую землю, стараясь не шуршать по песку сапогами; блёклая, дважды обёрнутая вокруг пояса ткань развевалась на воздухе; откинутая с головы и плеч прозрачная накидка обнажила потёртый серый жилет и похожую на тунику рубашку поверх свободных присборенных и обрезанных ниже колен штанов. Цвета на ней лёгкие, отражающие свет; подобная ткань предохраняла от солнечных ожогов в самые жаркие дневные часы. Она ощущала твёрдость шага, с трепетом порхала по песку, чувствуя силу в икрах и бёдрах, адреналин, что придавал пьянящую скорость после столь мучительной неподвижности. Быстрая, грациозная. Хищная. В конце концов, у неё был целый день, чтобы спланировать свой маршрут обхода. Рей держала на вытянутых руках перед собой посох из дерева, металла и кожи, который она крепила за спину. Её пальцы пробовали ночь на вкус, и она беззвучно, почти спокойно бежала к далёкой красной искре, к оку тлеющего уголька или бога-демона. Эти идиоты разожгли ночью костёр.       Рей не думала, когда сделала шаг, потом ещё один.       Страх, как и боль, тоже ничто.

***

      Отделанная кожей, что была снята с сиденья квадроцикла, его тёмная стёганая куртка сохраняла тепло тела, защищая от холода после наступления ночи. Днём он в ней задыхался — считал это очередным испытанием на выносливость, — но сейчас был благодарен. Он стоял позади света от костра, мерцающего у илистого, наполовину утонувшего в песках посреди пустоши пруда. Словно тень. Всегда обособленно, в стороне от других, глушивших дистиллированное самогонное дерьмо, что теперь выдают за спиртное. Он презирал их, презирал их потребность забыться в алкоголе. Потому что это слабость. Он всегда их презирал, даже перед началом конца, когда вместе носили военную форму, поддерживая натянутый братский дух, основанный лишь на обмундировании, которое пустыня превратила в лохмотья. Но сейчас они нужны ему: блондинка с короткой стрижкой, с засаленными паклями рыжий, чьи водянистые глаза смотрели слишком расчётливо, никогда не сгоравший на солнце парень с волосами точно стальная стружка, худощавый юнец, что едва вышел из подросткового возраста, с круглым лицом и приплюснутыми ушами. Никто не мог выжить в одиночку. Уже нет. Они последние, и как бы он ни хотел, они ему нужны.       Последние.       Хотя нет, не совсем так. Не последние. Палец поглаживал тяжёлый предмет на боку, ощущая лёгкий импульс металлического тепла. Он установил пусковые устройства в защитных системах против незваных гостей. Ловушки, самодельную взрывчатку, зарытые по периметру лагеря. Сперва он думал, что это шакалы, хотя никогда их не видел. Ночные хищники. Но теперь точно знал, что причина тревоги вовсе не в животных. Животные оставляли следы, приводили взрывчатку в действие. Животные воровали еду и воду.       Не горючее.       Фазма первая заметила бульканье в канистрах. Они наполнили ёмкости из последнего рабочего насоса за сотню миль отсюда, отправившись на своих байках в изнурительную поездку. Они сжигали топливо и собирали его вновь, чтобы в очередной раз сжечь во время следующего пробега в обстрелянный, точно сито, город, в шлемах и масках, блокирующих радиацию. Бессмысленный замкнутый круг, и они это знали.       — Твою мать, — пробормотала она утром, когда отправилась заправлять бак своего квадроцикла, и приподняла канистру, покачав ту в покрытой шрамами руке. — Послушайте.       Она была наполовину пустой.       — Ты наполнила её до краёв? — спросил расчётливый рыжий ублюдок по имени Хакс.       — А ты как думаешь? — огрызнулась она, возвышаясь над ним. Между их лицами было не больше дюйма. Они трахались время от времени, к их взаимной неудовлетворённости и отвращению Кайло.       — Не смей говорить со мной, как…       — Эй, я тут подумал… — начал было тщедушный паренёк, но потом замялся, не желая встревать в разгоравшуюся стычку. В конце концов, Фазма и Хакс по-любому займутся сексом, как и всегда. А это ещё хуже, чем все их ссоры. Бесполезная трата сил.       — Что? — Оба набросились на него взглядами.       — Мне опять снилось… — сказал юнец Митака, краснея от унижения ярче, чем от палящего солнца. Он всё ещё думал о прошлом. Мечтал о былых временах. — Я проснулся и пошёл отлить…       — Подотри уже свои сопли и слёзы, — вставила Фазма, а Хакс оказался рядом, скользнув рукой по её заднице.       — Мне показалось, что я что-то слышал. Но это глупо. Наверное, ты просто не наполнила канистру, — раздражённо заключил он в ответ, чувствуя, как горят уши.       — Что ты слышал? — спросил Кайло Митаку под спор стремительно избавлявшихся от одежды Хакса и Фазмы, которые перешли на следующую стадию выяснения отношений. Отвернувшись от мерзкого зрелища, медик Финн с хмурым видом принялся выслушивать Митаку.       — Да наверное, ничего. Нет там ничего. Я же не боюсь змей или темноты…       — Что. Ты. Слышал.       У парня дёрнулся кадык, отчего тощая шея затрепетала. Его накрыл неподдельный ужас. Для него Кайло был хуже любого ночного кошмара. Пацан явно не дурак.       — Дыхание. Чьё-то дыхание. Похоже, что… девушка.       Хакс с издёвкой усмехнулся.       — Это настолько очевидно, что…       Фазма треснула его по голове за то, что тот отвлёкся от своего занятия ртом.       — Что за девушка? — Кайло не спрашивал, почему Митака был так уверен. Иногда он просто хотел знать.       Знать, что не одинок, как бы далеко ни держался от других, пусть даже в собственной голове. Даже здесь.       Паренёк вздрогнул и пожал плечами, отводя взгляд.       — Я… я не знаю.       Кайло смотрел, как остальные надирались самогоном, и с остатками паршивого алкоголя к ним возвращалась хоть какая-то видимость командного духа. По одну сторону костра Хакс и Фазма о чём-то переговаривались, по другую — сидели в тишине Митака и Финн. Кайло бродил по периметру смастерённого из брезента лагеря, который они разбили рядом с единственным источником питьевой воды на таком расстоянии, чтобы их байки могли разогнаться, прежде чем показатель топлива упадёт до критического уровня.       Вода — это жизнь.       И кто-то ещё тоже жив. Где-то там.       Он ждал сегодняшней ночи. В этой тьме у костра он мог исчезнуть. Даже вечно бдительный, хмурый Финн потерял его из виду; в остекленевших глазах плясало отражение угольков, они смотрели на расстоянии добрых трёх ярдов от места, где выжидал Кайло. Он должен быть неподвижен. Кто бы это ни был, она не придёт, если он пошевелится. Девушка…       Кайло присел, а потом поднялся рывком, оглаживая пальцами висевший на бедре метал. Холод. Словно электрический разряд. Он прищурился, чтобы погасить во взгляде отблески костра, позволив глазам привыкнуть к темноте… Он должен заманить её глупыми обещаниями.       Только идиоты разжигали ночью костёр.

***

      Она уже достаточно близко, чтобы различить очертания свернувшихся во сне тел под невысоким брезентовым навесом, колья которого были воткнуты в землю. Они разожги костёр, что виден на много миль вокруг, и легли спать. Какая же дерзость. Сущая глупость. Ухмыляясь, Рей замедлила шаг, мягко ступая по выжженной земле, перепрыгнула растяжку гранаты, что поблёскивала в свете костра, и обогнула тревожный участок, который наверняка скрывал какую-то взрывчатку.       В тишине пустыни утробный храп звучал словно гром. Было так легко убить человека, что спал с открытым ртом и запрокинутой головой, обнажающей шею… но она не хотела.       Ей необходимо, чтобы эти дураки и дальше ездили за горючим в тот южный радиоактивный город. Она не знала его названия, не знала, в каком штате находилась, да и не хотела знать, чтобы помнить время, когда подобные вещи имели значение. У Рей были целые ярды ткани укрыть лицо — прикрывая нос, материя экономила влагу дыхания — и защитные очки двойного крепления, которые уберегали от песчаных дьяволов, когда поднимался ветер. Но от просачивавшейся, тошнотворной радиации, что лилась на её обнажённую кожу и повреждала лёгкие, заставляя блевать серой жижей, всё это становилось бесполезным. И чтобы защитить себя и выжить, ей необходим шлем.       Как у этих идиотов.       Наверное, это живущие в пустыне байкеры, хотя под брезентом не было видно транспортных средств. Она слышала квадроциклы за милю. Характерные звуки вибрации разносились здесь на большом расстоянии. А может, это военные, судя по логотипам на канистрах с бензином — стилизованное солнце или спицы внутри колеса с надписью шрифтом sans-serif «Собственность Первого Порядка». Да, скорее всего, военные. Какая банда байкеров додумалась бы до слова «порядок»?       Кем бы они ни были, ей нужно, чтобы те продолжали ездить в город, тогда она сможет и дальше качать у них бензин — ровно столько, чтобы поддерживать в рабочем состоянии свой грязный и ржавый точно ведро мотоцикл, попутно обогащая тайник с краденой жидкостью. Дабы она была готова. Готова сбежать в любую минуту. Бак у мотоцикла совсем небольшой, так что много она никогда не брала. Эти идиоты со своим храпом и согревавшим от холода костром даже ничего не замечали.       Если бы она только могла раздобыть шлем…       Она мусорщица, паразит, но отнюдь не глупая. Если бы Рей взяла нечто подобное, они бы точно её выследили. И убили. Как и она поступила бы с ними, отними у неё столь бесценную вещь. Да, за это вполне можно убить.       Когда-то ей пришлось это сделать.       Это была самозащита. Почти. Всякий раз она убеждала в этом себя, когда кошмары не давали уснуть. Глупо, потому что теперь всё — самозащита. Выживание. Но всему есть предел, даже если она презирала себя за это.       Сегодняшний день ничем не отличался от других. Очередная вылазка, которую она совершала неоднократно, но каждый раз по иному маршруту. Что же, в последнее время это самая обычная рутина, какая только могла быть. Необходимости убивать нет. Она уже месяц обкрадывала этих идиотов, и они всё ещё живы, разве нет?       Убивать нужды нет.       В дюжине ярдов от неё мелькали отсветы костра. Поправив посох — единственное оружие, которое она вверила себе носить, — Рей опустилась на живот. Ползти по песку и мёрзлой, вспученной земле было неудобно, и иногда здесь встречались скорпионы. Способ передвижения весьма неприятный и рискованный, но менее опасный, чем пробираться к огню, создавая блёклую тень на фоне темноты. Кроме того, наземные обитатели, такие как змеи и тарантулы, медленнее нападали на холоде, а укус скорпиона хоть и болезненный, но, как правило, не смертельный. По крайней мере, пока.       Последнего, что ужалил её, она проглотила, хрустя его сухим тельцем.       Здесь некому было высказывать свои замечания по поводу её манер. Она наконец-то научилась жевать с закрытым ртом, но только для того, чтобы сохранить в теле как можно больше влаги во время еды.       Она пробралась к свету. Канистры с бензином стояли на достаточном расстоянии от костра, чтобы малейшим неловким движением не пустить прахом тяжкий труд этих идиотов, превратив топливо в вонючее грибовидное дымное облако. Вдруг кто-то проснётся, чтобы облегчиться, как пару вылазок назад, когда её сердце чуть не выскочило из груди, стоило чему-то под брезентовым навесом зашевелиться поблизости от неё. Что же, ладно. Не такие уж они и тупые. Хотя не без этого.       Спокойно, спокойно.       Но, не успев что-либо сообразить, она вновь остановилась, прижавшись к выгоревшей земле; руки согнуты в локтях, мышцы спины напряжены. Её инстинкт завизжал. Он был сильнее мозга и рационального мышления, которое она пыталась не потерять, живя в пустыне. Она должна быть умнее змей, скорпионов и солнца. Но инстинкт надавил на неё, словно сапог на копчик.       Будь максимально тихой.       Затаи дыхание.       Исчезни.       Она не видела какого-либо движения. Но подняться не осмелилась, потому что знала. Она здесь не единственный хищник. Имея цепкие пальцы и посох, которым она орудовала до изнеможения, будто он был продолжением её руки, её воли, она не самое опасное существо в этой тьме. Откуда она могла знать… да просто прислушивалась к собственному телу, к поднимавшимся дыбом волоскам на холодных влажных руках и на затылке.       Тишина была слишком гнетущей. Будто немой. Что-то охотилось за Рей.       Или кто-то.       И если она не смогла бы исчезнуть…       Мозг вопил, чтобы она двигалась медленнее, тысячи вариантов событий проносились в её голове. Картинки менялись одна за другой. Но всё было тщетно. Если бы я… нет, не буду… я могла бы… я не смогу…       Крик тела становился громче, внутри нарастала сила, давление усиливалось, адреналин подстёгивал кровь и пульс. Если она не сможет спастись бегством, значит, нужно бороться.       Поднялась Рей быстрее, чем прежде опустилась на землю; плечи дёрнулись, чтобы перекинуть боевой посох в ладони. Она видела всё, каждую мимолётную звёздочку в далёкой, безмятежной галактике. А затем тьма будто развернулась, устремившись к ней в запредельной тишине, и превратилась в мощные руки, настолько большие, что легко раскололи бы ей череп. Высота становилась непомерно огромной, пока не исчезли звёзды и не остался один лишь зловещий ветер.       Мужчина — она поняла это по дыханию — поймал её сзади, прежде чем получилось взмахнуть посохом и встретиться взглядами. Он окружил её, и хотя Рей не была пугливой слабачкой, сейчас она боялась. Он не идиот, схватил концы её посоха так, что поймал в ловушку, и она оказалась зажата между ним и своим же оружием. Рей изо всех сил рванула вперёд, задыхаясь от собственного жезла, созданного для защиты. Нет, она не умрёт вот так…       — Я о тебе наслышан… — проговорил он сквозь зубы, будто они просто беседовали, и усилил хватку.       Думай, Рей. Включай свою чёртову голову.       Она сделала глубокий вдох, не обращая внимание на передавленную трахею. Глоток воздуха и острая боль немного прояснили сознание.       Вполне достаточно.       В его дьявольском росте был свой плюс: её макушка помещалась под его подбородком. Рей понадеялась, что это будет чертовски больно, и он переломает себе все зубы, поэтому решилась на прыжок. Движение вышло настолько глупым, что, казалось, он не ожидал чего-то подобного, ведь она даже не попыталась вывернуться из его хватки. Прыгнув, Рей ударилась головой о его подбородок, и ей почудилось, что она раскроила себе череп, но внезапно он стал задыхаться от удивления и боли. Она высвободила руки и врезала локтями ему по рёбрам, а когда он отшатнулся назад, бросилась за ним, пытаясь выдернуть посох. Рей подпрыгнула вверх, воспользовавшись свободным падением мужчины, чтобы подняться в воздухе, оттолкнулась от него в неловком кульбите и приземлилась на ноги.       А после Рей бросилась наутёк, пока его приятели приходили в себя после шума драки и удара приземлившегося тела. Её шатало, но она была быстрой — обязана ею быть! — ведь она, чёрт возьми, самая быстрая бегунья, какую только видел мир. И даже если Рей задыхалась от боли в шее, что же, вздохнёт как-нибудь позже. Адреналин — лучший анальгетик, а у Рей его в избытке.       Горючего она не раздобыла, но осталась жива. И она бежала.       Бежала, бежала и бежала. Казалось, что прошло несколько часов.       Голова немного кружилась, что неудивительно, потому что дышала она так тяжело, что поток кислорода захлёстывал мозг. Рей была переполнена им… она была жива. Только вот голова… всё же кружилась… адреналин зашкаливал, и у неё шла кровь, затылок и уши горели огнём…       Жива, повторяла она словно мантру, несясь так, что, казалось, лодыжки не выдерживали её веса, а резкие толчки от раскалённой солнцем почвы отдавали болью в коленях, бёдрах и голове. Жива.       Жива. Она пожалела, что у неё не было посоха… он пропал, остался в его руках, она не смогла вырвать своё оружие… сейчас бы оно стало опорой… сознание плыло, голова раскалывалась, словно в череп врезали топор… чёрт бы побрал его подбородок… она должна продолжать бежать… у них есть бензин и квадроциклы… она должна спрятаться, но прятаться негде…       Включи свою голову, Рей.       Я… я не… я… я…       Должна исчезнуть.       Она свалилась прямо на месте — единственный разумный вариант, потому что ноги отказывали. Рей не была даже уверена, в каком направлении бежала. Собственный мотоцикл… у неё была канистра, наполовину заполненная резервным запасом топлива, и она собиралась долить её у пруда… но мотоцикл сейчас у землянки… там бы Рей была в безопасности, но она под открытым небом… на земле…       Будь неподвижной. Будь камнем. Будь ничем.       Рей уставилась на звёзды. Они подмигивали в какой-то своей космической шутке, которая наверняка предназначалась ей. В конце концов, всё прекрасное в этом мире насмехалось над ней… солнце, звёзды… тьма поглощала.       Ты никто! — кричал ей чудовищный голос из ночных кошмаров. — Всем плевать, что с тобой будет, маленькая сучка. Ты — ничто!       С неимоверным усилием она заставила себя раствориться, стать водой на обожжённой земле, крошечным кусочком глины.       Да. Я… ничто.