сломанное

бак не видел эдди с двадцать девятого декабря, когда тот отработал последнюю смену в уходящем году после того, как объявил об уходе из их части. по правде говоря, он все ещё отказывался признавать тот факт, что эдди рядом больше не будет. это же просто нечестно, так? он обещал. они работали вместе двадцать седьмого, но никто из команды не сказал ни слова, будто речь диаза пролетела у всех мимо ушей, будто каждый день они будут возвращаться в прежнем составе: тушить пожары, снимать кошек с деревьев и вытаскивать застрявшие конечности из эскалатора. хен читала медицинский справочник, рави играл в приставку, бобби готовил лазанью, а бак не отводил взгляда от эдди, одиноко сидящего за обеденным столом и что-то разглядывающего в телефоне. тишина убивала, но, по крайней мере, она была знакомой. ему хотелось выдать тысячу и один факт про белых медведей, которые он узнал из документалки, но момент казался… неподходящим. они работали вместе двадцать восьмого, хен снова читала справочник, рави наблюдал за тем, как бобби шинкует овощи, а бак все ещё не отводил глаз от эдди, теперь уже одиноко сидящего в раздевалке и разглядывающего шкафчик. он не поехал с ними ни на один вызов, подразумевающий хоть нечто отдаленно опасное, и, когда узнал, что бак на одном из них поскользнулся, упал и ударился локтем, виновато улыбнулся и похлопал его по плечу здоровой руки. к вечеру их общий шкафчик был наполовину пустым. они работали вместе двадцать девятого, и бак не подозревал, что это станет последним хорошим днём. хен как-то рассказывала, что среди врачей есть эдакий миф о последнем хорошем дне, когда неизлечимый пациент внезапно чувствует прилив сил и желание горы свернуть. но только на один день. они смеялись за завтраком, будто ничего не происходит. играли в монополию во время перерыва, будто несколько дней назад сердце бака не разбилось на тысячи частей. все вместе готовили ужин, потому что бобби решил, что это отличная техника сплочения команды, даже если рави уронил нож и чуть не лишил хен пальца на ноге. когда бобби заполнял бумаги за обеденным столом, потому что не любил сидеть в одиночестве в своём кабинете, рядом с ним сидел эдди, а бак все также пристально наблюдал за ним, пока остальные коллеги вокруг него смотрели какой-то короткометражный фильм. к концу смены форма эдди, обычно попадающая в сумку с грязным бельём, лежала на скамье в раздевалке, а бирка с именем над вешалкой с курткой исчезла. но бак отказывался это видеть. тридцатого эдди на смену уже не вышел. *** на новый год бак отправил эдди сообщение с поздравлением, потому что все его звонки остались неотвеченными, хотя в душе до последнего теплилась надежда получить приглашение присоединиться к диазам, приготовить им панкейки с шоколадной крошкой или черникой, потому что эдди не любит кусочки шоколада в выпечке. зря. он прождал почти неделю. выходил на работу, надеясь увидеть этот нелепый огромный пикап, который эдди уже два года хотел продать и купить что-то более практичное. увидеть, может, забытые ключи на скамье, за которыми диаз возвращался через две минуты после того, как покидал станцию. вместо этого он видел только сочувствующий взгляд хен, «ободряющую» выпечку бобби — шоколадные кексы — и большие глаза рави, который не до конца понимал, что именно терзает его коллегу. бак, если честно, и сам не понимал. эдди ведь сделал это ради кристофера — лучшего ребёнка во всем мире. поступил так, как поступил бы любой любящий родитель. бак и сам бы так поступил, если бы его ребёнок сказал, что к следующему рождеству он уже может быть мёртв. да? возможно, он просто лгал себе. ведь когда эли сказала, что ей тяжело ждать его с работы и не знать, вернётся ли он, он отказался уходить. может, так было к лучшему? случись что с эдди, крис остался бы с ним. случись что с ним из-за упрямости, что было бы с мальчиком? да, он прождал почти неделю. а шестого января пятнадцать минут простоял под дверью диазов, не зная, имеет ли право воспользоваться ключами и зайти, или должен постучать. мягкий желтоватый свет пробивался сквозь закрытые занавески, а фонарь на крыльце не горел — лампочка лопнула ещё несколько месяцев назад, но, избавившись от осколков, чтобы крис не поранился, эдди так и не заменил ее. бак знал, что лампочки лежали в нижнем ящике под раковиной на кухне. знал, потому что сам раньше туда складывал новые, когда эдди забывал их купить. может, если бы он был рядом, лампочка на крыльце диазов давно горела бы ярким светом. звуков слышно почти не было. учитывая, что на календаре был четверг, крис должен был быть дома, но у него были каникулы, так что эдди мог запросто отправить его к абуэле. а бак попросту этого не знал. ещё недолго поколебавшись, он все же поднял руку и неуверенно постучал. несмотря на тёплый калифорнийский климат, ему казалось, будто все тело сковал холод. либо эдди сейчас откроет и поприветствует бака с улыбкой, позовёт криса, и они поужинают, как раньше, либо бак останется на пороге и… нет. нет. он не останется на пороге. чего бы это ни стоило, но он должен был понять, почему эдди решил не только уйти из 118-ой, но и из его жизни. почему звонки остались неотвеченными, а сообщения непрочитанными. почему рождественский подарок все ещё печально стоял посреди квартиры бака на кухонном столе, покрытый тонким слоем пыли, потому что бак боялся прикоснуться к нему. это же не бомба. все, что могло взорваться, уже давно сгорело. минута, ещё одна. для колебаний места не осталось. бак достал из кармана связку ключей и открыл дверь, тихо ступая по дому. из комнаты эдди раздавался шорох, в комнате криса тихо играла какая-то детская мелодия. бак решил начать со старшего диаза. — хей, я стуч… — он остановился на полуслове и замер, оглядывая творившийся вокруг хаос. эдди даже не вздрогнул, лишь взглянул на него краем глаза и коротко кивнул. — эдди, что ты делаешь? — бак попытался забрать из рук эдди футболку, которую тот упрямо запихивал в переполненную коробку с одеждой. таких коробок в комнате стояло немерено, часть уже была заполнена, подписана и заклеена скотчем, другая часть пустовала, ожидая своей участи. бак нервно сглотнул, оглядывая их, и подошёл ближе к другу. — на что это похоже? я собираю вещи, — эдди поднял с пола пустую коробку и, выхватив вещь у бака, бросил ее туда. — зачем ты собираешь вещи? — бак снова вытащил футболку, прижимая ее к груди, чтобы диаз опять не забрал. — мы уезжаем в техас, бак, — огрызнулся эдди, наконец, выпрямившись и глядя баку прямо в глаза. время вокруг них будто остановилось. баку казалось, что конечности налились свинцом и только ощущение ткани в ладонях заставляло его держаться на ногах. он не был религиозным человеком, но в эту минуту мысленно молился всем, кто готов был слушать, чтобы это оказалось шуткой и игрой его уставшего, тоскующего по эдди воображения. — что? — я уволился. мы уезжаем в техас. что именно ты не понял в моих словах? они стояли лицом к лицу, практически чувствуя дыхание друг друга, и бак готов был поклясться, что слышал, как в бешеном темпе бьется его сердце, готовое вот-вот вырваться из груди. а может это было сердце эдди. — почему? как… как ты можешь уехать? — повторяю: я уволился. продал дом. мы будем жить ближе к семье. все просто. бак крепче сжал в руках футболку, но эдди продолжил вытаскивать из комода остальные вещи и, не утруждаясь тем, чтобы складывать, бросая их в коробки. с каждой проведённой в молчании секундой баку все больше казалось, что это было импульсивное, поспешное решение. побег, своего рода. не просто попытка защитить кристофера от всей той боли, которую он пережил за то время, что они провели в лос-анджелесе. он пытался придумать хоть одну причину, по которой эдди, помимо увольнения, решил вдобавок сбежать из штата, сбежать от него, но на ум ничего не приходило. будь он рядом, может и знал бы, что у эдди на душе. — а как же я? — тихо спросил он, отводя взгляд от диаза. руки эдди замерли в воздухе, сжимая толстовку — бак был уверен, что раньше она принадлежала ему. судя по тому, как прищурился эдди, он тоже это понял и отложил вещь на кровать, хватаясь за другую, будто не планируя отвечать на вопрос. бак будто снова стал тринадцатилетним ребёнком, которому старшая сестра не могла объяснить, почему для неё важнее уехать в другой город с парнем, который никому не нравился, а не оставлять младшего брата наедине с родителями, от которых он «я тебя люблю» слышал разве что на десятый день рождения, когда горько рыдал. он будто снова стал четырнадцатилетним мальчишкой, сестра которого сказала, что не сможет приехать на рождество, потому что хочет встретить его вдвоём с дагом, оставляя подарок бака пылиться под елкой, украшенной им в одиночку, потому что родители были заняты. — эдди, а как же я? — повторил он громче, прижимая футболку к сердцу. эдди снова замер и повернулся к баку на несколько секунд, прежде чем вытащить из комода ещё несколько вещей и положить рядом с толстовкой — пара футболок, серые старые треники — вещи, которые бак оставлял у него, когда оставался с ночёвкой. по сердцу будто танком проехали. — а что ты, бак? — ответил он, в этот раз не поворачиваясь. — у тебя есть друзья, семья. девушка. если он и пытался скрыть яд в голосе при ее упоминании, то у него не очень получилось, но бак подозревал, что это было сказано намеренно. — да, а ещё у меня есть ты. был ты. как ты можешь просто уехать, ничего не сказав? мы же обещали друг другу… — мы много чего обещали, бак! как видишь, обещания не всегда исполняются. эдди достал ещё одну пару мягких спортивных штанов и положил их к остальным вещам на кровати. — это твоё, не забудь забрать. и ещё мне нужно, чтобы ты оставил ключ. он опустил одну из заполненных коробок на пол и начал обклеивать ее скотчем. бак все ещё стоял посреди комнаты, сжимая чужую футболку в руках и чувствуя от неё знакомый запах кондиционера, которым неизменно пользовался эдди. — эдди, а как же кристофер? у него здесь друзья, школа… — у него будут друзья и школа в техасе, бак. тема закрыта. — но если с тобой что-то случится? мне придётся мчаться в те… — ты прав! — эдди резко поднялся и закрыл дверь спальни, чтобы их голоса не тревожили кристофера. диаз смотрел на него почти в упор, и бак был уверен, что в уголках его глаз блестели слёзы. он хотел столько сказать, но все слова будто исчезли, собрались в огромный пузырь вокруг них, который вот-вот лопнет и уничтожит все, что ему дорого. — ты прав, — повторил эдди, не отрывая глаз. — тебе пришлось бы мчаться в техас! как я не подумал об этом? — эдди… — наверное, нужно что-то сделать, верно? например, не умирать! или, даже не знаю, снова изменить завещание? если в тот день, когда диаз заявил, что увольняется, сердце бака разбилось, то сейчас оно было просто уничтожено. в голове эхом звучали слова эдди снова и снова и снова, и бак боялся даже сдвинуться с места, вздохнуть, что-то произнести, потому что это значило бы, что он принял поражение. в этой схватке ему победителем точно не выйти. как бы ни дрожал голос эдди, как бы не тряслись его руки, сколько бы слез ни было в его глазах, взгляд был твёрд. я уволился. продал дом. мы уезжаем в техас. — что? зачем? — а чего ты от меня хочешь, бак? чтобы я остался здесь и потакал твоей новой и, наконец-то, идеальной жизни? чтобы внёс тейлор в завещание? — он горько рассмеялся, будто сам не верил в то, что сказал. — она вообще знает про него? знает, что если со мной что-то случится, тебе на голову свалится ребенок? и она готова к такому? потому что я очень сомневаюсь в этом. бак не хотел отвечать. слышал, как его мысли мечутся из стороны в сторону, потому что эдди был прав — она не знала про завещание. эдди был прав — она не будет готова воспитывать с ним чужого ребёнка. чужого для неё. для бака крис… он для него весь мир. он годами грезил о том, чтобы быть с ним (-и) в одном доме постоянно, вместе готовить завтрак и возить его в школу, смотреть диснеевские фильмы (и слушать жалобы эдди, что они смотрели коко слишком много раз). он грезил об этом и знал, что мечтам не суждено было сбыться, но сейчас, глядя на эдди, думал, что, возможно, пропустил что-то важное. — она здесь не при чем. закрыв глаза эдди снова рассмеялся и провёл ладонями по лицу, стирая слёзы, которые даже не пытался больше скрыть от бака. они несколько минут стояли в напряженном молчании, бак — с футболкой в руках, эдди — все ещё закрывая руками глаза, пока за дверью продолжала играть тихая музыка из комнаты криса, где мальчик, видимо, собирал свои вещи. бака внезапно озарило — если сегодня он выйдет из их дома, то, вероятно, это будет в последний раз. — эдди, что происходит? — услышал он свой шёпот. — ничего, — не открывая глаз ответил диаз, а потом сделал глубокий вдох и вернулся к комоду, где вещей оставалось совсем мало. — ты двигаешься дальше, я двигаюсь дальше. все прекрасно. я теряю тебя. снова. — эдди. тот даже не взглянул на бака, упрямо уставившись на скотч и пытаясь отклеить от него уголок. — эдди, чего ты хочешь? чего ты хочешь от меня? внезапно воцарившаяся тишина, когда даже музыка в комнате кристофера смолкла, послужила достаточным ответом для бака. эдди, наконец-то, был готов дать ему все то, чего он хотел так долго хотел. но теперь бак не был готов принять это. подходящий человек, неподходящее время. слов совсем не осталось. только треск лампочки в люстре, ветер, бьющий по окну ветку дерева, сигнализация машины на улице. беспокойное дыхание эдди, но не паникующее. шорох его футболки в руках бака, которую он не собирался отпускать. и его глаза. такие светлые, медового оттенка. бак никогда не видел таких глаз. больше всего на свете он хотел, чтобы эдди смотрел ими только на него, но они оба ошиблись со временем и теперь смотрели в разные стороны. — я хочу, чтобы мы не усложняли ситуацию. я хочу, чтобы мы остались друзьями. я хочу приехать в техас, написать тебе, что мы на месте, и получить в ответ… смайлик? я хочу знать, что, куда бы ни повернула жизнь, у нас все будет хорошо. у нас с тобой. — хорошо. бак кивнул и слабо улыбнулся. не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты. у входной двери он снова достал связку с ключами, снял с неё один и повесил на крючок на стене. может, рано или поздно у них действительно все будет хорошо?