Save us

Эрик похож на побитую собаку. Только не скулит и хвостом не виляет. Растерянный, с опущенной головой, чертовски уставший. Перед этими уродами в химзащите строит из себя того самого полковника, по щелчку пальцев который может смести это место к чертям. Но, как только отпускают с очередного допроса, Ник видит: поношенный жизнью солдат. Даже если он там всего лишь какой-то «штатный гений». Эрика всегда держат дольше всех. Нику почти жаль его. Никто из выживших не говорит об этом, но очевидно, что именно он виноват в том, что земля под ними провалилась и все они едва не сдохли от вампиров. Подумаешь, Целус перепутал хранилище химического оружия Саддама с логовом древних существ, на ступень выше человечества. Эрик не виноват. Возможно, лишь отчасти. ЦКВС так не считает. Кто ж мог знать, что под землями Ирака скрывается настоящее зло, таившееся там хер пойми сколько лет. Ещё и не верят им — ублюдки давят слишком сильно. Эрика всегда держат дольше всех — хер знает, зачем, Ник не спрашивает. Наверняка, как командира отряда, вздрачивают до последнего, словно он неожиданно признается им в измене: перешёл на сторону Ирака, завербовал американцев, чтобы с, мать его, вампирами поработить всё человечество. Да, именно так. Нику жалко его — он готов признаться в этом. Им всем тяжело. Начиная от самого него, от Джейсона, которого мучают расспросами об объединении с вражеским солдатом, от Салима, застрявшего в американском плену, до Эрика, рвущего зад ради них всех. О Рейчел он пытается не вспоминать — упаси Господь её душу. Пытается исправить программу Целуса. Ник всё же узнаёт об этом. У Эрика вид побитой собаки, которая не может найти помощи в окружающих её людях. Если надо вообще. Ник не уверен, что тот позволит даже прикоснуться к нему. Он теперь сам себя, все люди для него здесь — всего лишь чужаки. Почти неловко. Нику всё же жалко его. Жена изменяла, операция провалилась, Целус неправильно сработал, жена умерла, сам чуть не погиб, а теперь будто в тюрьме с тщательным надзором и не может быть уверен, что его не решат убрать после всего. Ник думает, что ему самому очень сильно повезло. Ему досталось меньше всех. Может быть, стоило пойти в глубь к коконам — чтобы уж наверняка. Добить, скажем так, всех выживших и ублюдков в химзащите. Испоганить исследования своей смертью. Это заставляет почти что смеяться. Эрик похож на побитую собаку. Ник это точно осознаёт, когда они сталкиваются в коридоре; тот не сразу замечает его, устало опустив голову, просто сталкивается с ним и смотрит куда-то в пол. Ник не торопит. У Эрика едва отёкшее лицо, огромные мешки под глазами, растрёпанные волосы и чертовски уставший вид — будто уже спит на ходу, хотя в этом Ник не может сомневаться. Мужчина втупляет около минуты, прежде чем поднять сонные глаза на Ника. — Чего не спится, сержант? — без особого энтузиазма фыркает Эрик, но не отступает — между ними непозволительно мало места. — Да, полковник, — усмехается Ник, смотря как вышеупомянутый мужчина впадает в ступор, более не зная, как продолжить разговор. Эрик мотает головой и обходит Ника, следуя по левой стороне. — Ваша комната в другой стороне, полковник, — с прищуром говорит Ник, отмечая, как тот замирает всего на секунду, прежде чем окинуть взглядом мужчину. Это выглядит практически как приглашение. Ник не может от этого отказаться. Следует прямиком за Эриком, не совсем понимая куда — почему-то это напоминает о произошедших ранее событиях, когда они поехали под покровительством полковником. Кухня, комната отдыха. Или, скорее, что-то отдалённо импровизированное для здешних американских солдат, а теперь и для тех самых ублюдков из ЦКВС. Небольшой диванчик, невысокий столик, но зато большой и вместительный холодильник.  Ник останавливается около холодильника, кидая взгляд на усевшегося на мягкую обивку полковника — Эрик на секунду прикрывает глаза, его нещадно клонит в сон, голова почти заваливается набок, но мужчина вовремя берёт себя в руки, мигом просыпаясь, когда Ник кидает ему банку холодного пива — благодарно кивает. Они сидят достаточно близко, едва касаясь коленками, хотя это совсем необязательно. Просто будто какая-то поддержка, в которой они нуждаются — Эрик уж точно. Эрик устал. От всего. Прям совсем пиздец. Не говорит, но Ник чувствует, что тот хочет пустить пулю себе в голову, да смелости не хватает. Ссыкло. Джейсон бы над ним насмехнулся. Эрик почти не пьёт в отличие от Ника, усосавшего уже половину. Просто держит в руках, будто бы лёгкий холодок на ладонях отрезвляет его — только вот от чего совсем непонятно. Эрик молчит, но хочет сказать многое. Это видно по его напряжённым мышцам, по отстранённому взгляду, уставленному куда-то в одну точку, по поджатым губам. Нику хочется спросить, да самому страшно — будто знает, о чём тот молчит. Глупо откладывают неизбежное. — Это ведь ты, да? — совсем тихо произносит Эрик, а потом, спустя некоторое время, добавляет, — Рейчел так и не призналась. Ник поджимает губы, но молчит. Если он ответит «да» — изменится ли что-то? В тот день, когда полковник прибыл на их базу, Ник был уверен, что Рейчел должна была рассказать своему мужу о них. Теперь же он не уверен, думает, что должен был попросить её сделать перерыв. Эрика жалко. — Да, — выдыхает, кажется, спустя вечность Ник. Легче не становится, как он думал, когда все будут знать о пройденных интрижках. Не то чтобы до сих пор так тяжело, но на сердце немного отлегает. Эрик только едва заметно кивает, но не смотрит на него. С самого начала знал. Догадался без прямых подсказок. Штатный, блять, гений. Эрик невольно сжимает свой протез, впивается пальцами прямо в колено. Видно, что нервничает. Нику как-то отдалённо хочется посмотреть как оно выглядит — как протез аккуратно встаёт на место ампутированной ноги, как соединяется в одно целое с культёй. Эрик не позволит. Наверняка. Ещё, скорее всего, втащит ему за такую дерзкую попытку. Ник не пытается. Тогда они разговаривают по душам. Забывают о всех невзгодах, и в какой-то момент будто лучшими друзьями становятся — Джейсон бы ему такое точно не простил. Так много слов и разговоров, которые должны были умереть под землями Ирака, всё же всплывают наружу. Ник готов признать, что легче всё же становится. Будто тяжёлый груз сваливается с плеч. Он смотрит на Эрика, и думает только об одном — Рейчел та ещё сука. Эрику даже удаётся улыбнуться — это наверняка стоит огромных усилий после того, как на тебя давят со всех сторон не давая развернуться, когда твоё звание не стоит, по сути ничего, а под рёбрами всё сводит от боли. Эрик не ругается, но Ник готов вместо него произнести смачное отчётливо «блядь, пиздец полнейший». Вместо этого они молчат, допивают пиво в полной тишине, и полковник всё же идёт в свою комнату, чтобы поспать хоть немного. Ник кидает на него неопределённый взгляд, но также уходит к себе. Следующие дни проходят в изнуряющих спаррингах с Джейсоном. Нет, это отличный способ отвлечься и развлечься в этой дыре, когда отовсюду не слышатся шутки про мамок и заразительный смех. Но Нику так и хочется спросить — неужели Салим так сильно не утомляет его, что приходится оставшийся адреналин выплёскивать на взаимных побоях. Джейсон думает, что тщательно скрывает это — будто боится огласки и презрения со стороны друга. Хочется сказать, что всё в порядке, но Ник продолжает хранить молчание. Тщательно скрывает, но засосы, виднеющиеся из-за ворота футболки, и едва хромая походка выдают его с головой. Почти смешно. Удивительно, как человек, ненавидевший из-за войны целую нацию, так легко смог поменять своё мнение настолько, что прыгнул в постель к врагу. Салим, конечно, после всего врагом для них не является, но Джейсон, судя по всему, не скоро решит рассказать о том, что происходит между ними. Ник не видит Эрика почти четыре дня — никто ничего не спрашивает, все всё прекрасно понимают. Ник не понимает. Это ощущается почти странно и болезненно в груди. Осознаёт это после вопроса Джейсона, когда он слишком сильно сжимает меж пальцев сигарету, будто готов сломать её пополам. Задумывается. Не то чтобы они были все как на курорте тут — кроме полковника, конечно, — но им всем, даже Салиму, подписавшему договор о неразглашении и будущем получении американского гражданства, не так трудно здесь уже находиться. Джейсон толкает его в плечо, смотрит таким своим взглядом «я слышу твои мысли», выпытывает его, пытается хоть чем-то подцепить. Ник не обязан говорить, но это же Джейсон — сам себе не может помочь, но для других готов порвать всех вокруг. Он будто видит его насквозь. Это читается в его прищуренном взгляде и поджатых губах. Вообще-то, Ник не обязан говорить — Джейсон же до сих пор молчит. Это не игра, в которой первой разговориться, просто Ник не считает нужным воротить вокруг свои идиотские мысли, которые уже который день заставляют в нём всё бушевать. О Рейчел он молчал до самого последнего. И, честно, даже немного жалеет, что нашёл в себе силы рассказать. — Полковник, — и всё же твёрдо вырывает из горла он. Джейсон склоняет голову набок, выдыхает тихое «Воу». Речь не о Рейчел, с которой он крутил интрижку последние три недели до того, как земля под их ногами рухнула. Рейчел выбрала не Эрика, и Ник считает, что она была дура дурой. Джейсон понимающе ведёт плечом, отворачивает голову, будто становится стыдно, и кивает. Нихрена он не понимает, но от такой поддержки становится легче. Почти. Ник бросает недокуренную сигарету под ноги и придавливает носком ботинка. Продавливает в земле небольшую лунку. В пизду всё это. Он не обязан никому. — Сходи к нему, — выдавливает улыбку Джейсон, обхватывает пальцами его запястье — поддерживает. Нику поддержка, честное слово, нахер не сдаётся. Тёплый — почти что горячий — воздух в иракскую ночь обжигает кожу, песок устилает землю, вздымается вверх, обхватывая голени, проникая в ботинки, точечно впиваясь в нежную кожу ступней. Ника ведёт. Хрен знает от чего — то ли от усталости, то ли от непонимания происходящего вокруг, — плюётся рядом, почти ядовито. Отступает назад и оставляет Джейсона в собственных мыслях — если ему вообще такое надо. Сомневается. Эрика он находит всё в том же коридоре. При столкновении тот отводит взгляд, но уйти не спешит. Ник смотрит на него долго и выжидающе. Будто пытается проникнуть в самые глубины сознания, пытается узнать, что же таится в его гениальной голове и что его мучает — хотя для последнего даже размышлять не надо, и так всё предельно ясно. — Хочешь выпить? Ник должен отказаться — он не согласился привязаться только к одному из семейства Кингов, и это явно не Эрик. Но у того голос такой хриплый и уставший после очередных расспросов и попыток исправить Целус, что он просто не может отказать. Они почти не говорят. Вообще-то, не говорят совсем. Решают молча провести это время, наслаждаясь — с каких это пор — обществом друг друга. Ни лишних слов, ни лишних движений. Одна банка пива сменяется другой, и они уже не замечают, как последняя разделяется между ними. Это почти странно. Эрик пахнет чем-то своим: бумажной работой, кофе и поношенностью. Адская смесь плотно оседает на жестяном покрытии банки, это отчётливо чувствуется на собственных губах, когда он прикладывается к банке, делая очередной глоток, запрокинув голову. Чувствует на себе взгляд. Но не тот, который называют «пожирающим». Скорее, изучающий, пытающийся что-то понять. Ник старается не обращать внимание — не его это дело. Но что тот пытается найти? Понять, что чувствует? Понять, почему тот согласился с ним выпить? Что-то ещё. Всё это кажется таким неважным. Плевать. Абсолютно плевать. Пусть всё катится в жопу. Джейсон был прав. Не стоит лезть в кучку дерьма, если не сможешь из неё выбраться. Эрик засыпает у него на плече. Ник и сам не понимает, как это выходит, просто в какой-то момент он допивает остатки пива, которые точно не должны были ему достаться, и чувствует тяжесть на своём плече. Это заставляет замереть и не двигаться. Ник застывает, медленно переводя взгляд на мужчину, удобно устроившегося на нём — взгляд у того хмурый, брови сведены к переносице, но дыхание удивительно равномерное. Нику даже становится не по себе, разбудить его сейчас кажется худшим из грехов. И Ник позволяет отдохнуть на себе хоть немного. Он-то всё прекрасно понимает. В отличие от других ублюдков, которые не понимают, что людям тоже надо отдыхать, даже если они выбрались из ада и им ничто не страшно. Проходит около часа, два, может даже больше, прежде чем Эрик просыпается. Он ещё сонный, но лицо расслаблено. Моргает долго и медленно, вовсе не осознавая первые несколько минут, что происходит. Ник не торопит его, выжидает, с  наслаждением наблюдая, как умиротворённость сменяется растерянностью. Эрик дёргает головой в сторону, прокашливается, как после долгой неудачной затяжки, и трёт рукой шею сзади, не решаясь посмотреть на другого мужчину — выжидающе молчит. Каково это стать настолько близким с тем, кто спал с твоей женой? Ник и сам не понимает, как эта мысль возникает у него в голове, но прикусить свой язык стоит. Не то, о чём стоит думать — глумиться над человеком в такой сложной ситуации. — Я… извини, — хрипит и тут же кашляет, проводя языком по пересохшим губам. В ответ Ник только хмыкает. — Вам бы в своей спальне спать, полковник, — Ник выдавливает из себя максимально дружелюбную улыбку. Эрик только кивает, поднимается, останавливается — не оглядывается, но думает, будто другой мужчина сейчас встанет и пойдёт за ним. Согласился бы Ник, если бы тот попросил? Ответ на этот вопрос так и не удаётся найти, Эрик, пожелав ему спокойной ночи, выходит из комнаты отдыха. Ник ещё сидит некоторое время, уставившись в одну точку, банка в руке пустая, но всё равно прикладывается к ней из раза в раз, думая совершенно о чём-то отстранённом. Почти месяц их держат в этой глуши. Война войной, но им не дозволено даже выходить за пределы ограждённой вокруг дворца местности. Ник радуется тем редким моментам, когда его и Джейсона отпускают на перекур. Удивительно, но его встречи с Эриком становится частыми. Не каждый день, но достаточно, чтобы Джейсон начал что-то подозревать. Ник только хмыкает, отмахиваясь на простую случайность. Не станет же он говорить, что специально вылавливает поздно ночью те моменты, когда Эрика отпускают отдохнуть. Не признается, что ему тоже нужна какая-никакая поддержка. Без нежных объятий и взаимных лизаний — от этого он уже порядком устал. В тишине, попивая из банки пиво, наслаждаясь успокаивающей атмосферой, пока другой мужчина пытается урвать частички сна на нём; кажется уже чем-то родным. Вместо этого Эрик утыкается ему в плечо, тяжело вдыхает, будто готов заплакать, но этого не происходит. Ник удивляется тому, как образ ещё одной альфа-суки разбивается напрочь вместе с тем, как разбивается этот человек. Ник мнётся, прикрыв глаза. Позволить этому случиться — показать привязанность. В этот момент стоит оттолкнуть, свести всё в идиотскую шутку и быть тупой мразью всю оставшуюся жизнь. Ник обхватывает руками чужое тело, сильнее прижимает голову к своему плечу, успокаивающе гладит спину. Эрик благодарен, это чувствуется в лёгкой дрожи в теле — но сдерживает себя, не роняет ни единой слезы. Что ж, если ему надо просто постоять и пообжиматься — пусть так оно и будет. Ни больше, ни меньше. Но Эрик не отпускает. Точнее, отходит на приличное расстояние, кидая благодарный взгляд, и Ник почему-то решает, что будет чертовски классной идеей проводить полковника до его спальни. И когда они останавливаются около двери, то не решают разойтись, будто должны сказать другу другу последние слова перед разлукой. Ник находит это забавным. И ситуацию в целом, и Эрика, так и не поднявшего на него взгляд. — Спокойной ночи, полковник, — тихо произносит Ник, засунув руки в карманы, и собирается всё же уйти, пока рука Эрика не пытается удержать его за локоть. — Можешь зайти, если хочешь. Пиздец. Единственное, что могло бы слететь с его губ, но Ник покорно следует вперёд, пока дверь за его спиной — от собственного движения — не закрывается, пока Эрик не отходит к кровати, будто бы намекая. Простыни на ней скомканы, выглядят так, будто были вымочены в воде или, скорее, поту. И теперь, когда он окидывает картину в целом, то может понять, какой же Эрик… потерянный. Заебавшийся. Желающий скорее раздеться, завалиться в постель и больше не вставать. Его движения скованы — наверное, не очень чувствовать на себе пристальный чужой взгляд. А Ник и не может оторваться. Протез. Ник наблюдает, как Эрик жмётся и неуверенно стаскивает наколенник — резиновая манжета или что там ещё, он не особо разбирается, — и, о чёрт, как он кидает на него неуверенный взгляд, обхватывая ладонью ненастоящую голень. Ждёт. — Вам помочь? — вырывается из горла раньше, чем Ник успевает подумать и замечает растерянный взгляд. — Да, пожалуйста, — так тяжело, что Ник не уверен, скольких усилий стоит, чтобы согласиться на подобное. Он подходит к кровати и опускается на колени. Руки Эрика перемещаются на простыни, до побеления костяшек сжимая их. Ник хотел бы видеть сам в живую: как Эрик снимает протез, как трогает кончиками пальцев культю, при каждом касании вспоминая причину потери, как дрожит, чувствуя фантомную боль. Ник не знает, но почему-то чувствует, что всё именно так. Ник помогает. Отцепляет протез от живых клеток, откладывает в сторону — слышит, как у Эрика, внимательно наблюдающего за, казалось бы, неожиданной пропажей, сильно бьётся сердце. Боится или просто нервничает, чёрт его знает. У Ника рука тёплая, кожа под ней и выше покрывается мурашками. С секунду они таращатся друг на друга — Ник видит, как у Эрика расширяются зрачки, видит румянец, покрывший его лицо, видит трещинки в уголках всё еще сжатых губ. Это, вроде как, должно что-то значить, думает Ник, когда Эрик глазами на секунду опускается, коротко, как будто изучая послевкусие остатков пива, облизывается и тут же наклоняется ближе. Удобнее не становится, но суть не в этом: Эрик прижимается коленом к его боку, ладони неловко всё ещё сжимают простыни — Ник машинально придерживает его за талию, не давая завалиться, — и целует. На этот раз Ник кое-что соображает, что-то новенькое — соображает хотя бы ответить: податься вперед, прикусить за нижнюю губу, лизнуть от уголка до уголка — никакого привкуса пива, никаких медикаментов, только шершавое, тёплое, совершенно физическое ощущение. Эрик шумно выдыхает. Ник чувствует себя уверенно: будто он тот, кто первый поддался. В его руках мужчина выглядит миниатюрным и сжавшимся. Как представит это со стороны — аж тошнотворно. Эрик ощущается именно так, как он представлял: весь такой домашний, не тронутый войной, но до одури напряжённый из-за плотной сидячей работы. Под его ладонями тело расслабляется, всё мигом словно улетучивается, и Ник поддаётся вперёд, опрокидывая мужчину на кровать. У Ника много шрамов — Эрик может почувствовать каждый из них, касается пальцами, слегка надавливает, некоторые из них царапает немного отросшими ногтями, вызывая у другого затруднённое дыхание. Эрик цепляется за него, как за спасательный круг, пытаясь задержаться на спине как можно дольше, культя неловко скользит по обнаженному боку, пока целая рука отброшена в сторону, и самому Нику от этого становится как-то не по себе. Заглушать тупые ненужные мысли приходится поцелуями: напористыми, почти что нахальными, будто до сих пор на войне, где без агрессии на противника легко подохнуть от одной пули. От таких движений Эрик дрожит, и Ник не совсем понимает: то ли так хорошо, то ли сейчас расплачется. Пальцы Эрика сильнее впиваются в него. Блядь. Ник молится — лишь бы не разревелся всерьёз. Вместо этого — Эрик испускает тихий стон, когда зубы Ника смыкаются на его шее. Ладонь неуверенно опускается на голову последнего — хвататься там не за что, у него волосы куда короче, чем у Рейчел или Джейсона, но Эрика это не волнует, мягко поглаживает кожу, несильно давит, когда губы опускаются ниже. Ник расстёгивает на нём рубашку — в такую жару просто ужасно носить кофты, в которой тот приехал в первый раз, — и тут же утыкается губами в затвердевший от возбуждения сосок, Эрик выдыхает, упирается ладонями в плечи, сдерживая тихий стон. Пропасть между ним всё расширяется и расширяется — или, наоборот сужается, с каждой секундой, с каждым вдохом, с каждым движением рук, снимающих одежду с них обоих. Эрик весь сжимается, пальцы почти спазматически впивается в мышцы плеч. Нервничает. Ник нервничает не меньше. Оглаживает мягкую кожу на боках, несильно сжимая, круговыми движениями втирая  кончиками пальцев, пока руки не находят своё место на чужих бёдрах. Их глаза на мгновение встречаются, и Эрик смущённо пытается быстро отвести взгляд в сторону. Ник с прищуром внимательно следит за выражением лица мужчины, когда снимает с него штаны и почти собственнически сжимает прекрасную задницу полковника. Губы Эрика приоткрываются, с них слетает удовлетворённый стон. — Раздвинешь для меня ноги? Его губы растягиваются в улыбке, когда мышцы ног Эрика напрягаются на мгновение, да и сам он весь становится как тугой стержень, но колени всё же разводит в сторону, открывая вид на вставший член. Культя трётся о простыни, будто пытаясь скрыться, и Ник следит за этими движениями некоторое время, прежде чем наклониться и поцеловать — Эрик поджимает губы, вышепчивая измученное «чёрт»; скользит рукой чуть ниже, надавливая на шею — и тянет на себя. Ник послушно поддаётся, следует указаниям, пока не оказывается слишком близко к чужому лицу. Вести не позволяет: обхватывает челюсть, прижимает большой палец к нижней губе. Эрик сглатывает, это прекрасно ощущается по ходящему туда-сюда кадыку. — Ник… — выдыхает тот, и Ник не позволяет  ему не говорить ни слова, целует — почти отчаянно. Когда Ник отстраняется, то с удивлением замечает, как тишину в комнате нарушают их сбитые дыхания. Эрик определённо чувствует его эрекцию, когда он упирается пахом в его задницу — трётся, вжимается, делает круговые движения бёдрами. Эрик прикрывает глаза и почти сразу же распахивает, когда чужие пальцы касаются губ. Смотрит непонимающе, а потом будто выдыхает тихое «оу». Ник задумывается на секунду о том, что он тут вообще забыл и стоит ли ему прекратить прямо сейчас. Эрик не даёт, видимо, решается, обхватывает губами длинные пальцы, сосёт громко, причмокивая — как шлюха. Почему-то сносит крышу пиздец. Завораживает. Штаны неприятно давят на собственный член, желая освобождения. Ник, не отрываясь от изучения рта полковника, периодически сминая меж пальцев язык, свободной рукой стягивает с себя последние куски одежды. А затем видит, как Эрик наблюдает за ним из-под полуприкрытых глаз. Изучает, внимательно осматривает, но к шрамам на ногах не решает прикоснуться — будто боится получить отказ. Ник чувствует, что долго не протянет. Слишком соблазнительно. Вытаскивает из горячего рта пальцы, и ниточка слюны тянется между ними, которую Эрик сразу же забирает языком, обводит по губам, шумно вдыхает. Ник проводит пальцами по груди, животу, очерчивая пупок, по паху, опасно близко, но всё ещё не касаясь члена. Эрик сжимается, когда задницы касается что-то влажное, но расслабиться всё же пытается. Один палец проходит туго. Эрик хмурится, сводя брови к переносице, и отворачивается, прижимаясь щекой к подушке, пытаясь скрыть смущение и боль. Но Ник упорно продолжает массировать стенки, пока тот достаточно не расслабляется для второго пальца. Эрик успокоиться не может.  От давления в заднице тяжело — это почти больно. Но упорно молчит, терпит. Это продолжается мучительно долго и, когда наконец Ник нащупывает простату, Эрика буквально подбрасывает на кровати, вынуждая выгнуться в спине, открывая рот в немом стоне. Ник работает старательно, аккуратно, пытаясь сделать как можно лучше. Лицо у Эрика становится каким-то нечитаемым, почти даже отстранённым, будто где-то в другом мире. Ник  обеспокоенно оглядывает его. — Если  хочешь, можем  остановиться. Эрик вздрагивает от неожиданных слов, от горячего дыхания, пробирающего до самых костей — и смотрит на него своим затуманенным взглядом, мучительно медленно сам опускаясь на пальцы. Когда Ник ласкает чувствительную точку внутри него — оба уже на грани, это ощущается по сбитому дыханию, сжимающихся мышцах, стекающему по членам предэякуляту. Ник вытаскивает пальцы, внимательно наблюдая за эмоциями полковника: от нахмуренных бровей до искажённого от наслаждения лица. Кончиками он продолжает массировать края ануса, то проникая внутрь на одну фалангу, то полностью выскальзывает, заставляя сжиматься. Это уже кажется  издевательством для них обоих. Эрик сжимает губу между зубов, сильно жмуря глаза, когда Ник подхватывает его — одной рукой под коленом, другой под бедро, — раздвигая его ноги шире, ощущая, как головка члена касается его входа. — Расслабься, — только и произносит Ник, раздвигая ягодицы Эрика пальцами, и проникает внутрь — медленно и мягко, преодолевая тяжёлое сопротивление мышц. Внутри всё так туго, что крышу сносит невъебенно, он едва сдерживается от того, чтобы кончить прямо сейчас, вот так вот: только войдя. — Блядь, — ругается Эрик, это звучит почти крышесносно. — Больно? — хотя Ник спрашивает это — всё равно толкается глубже, вызывая тихое шипение. — Немного… просто… — Эрик шумно выдыхает, пытается обхватить тело другого мужчины ногами — выходит только одной. Ник, будто сжалившись над ним, придерживает культю рукой, слегка поглаживая, вызывая лёгкую дрожь. — Ага. Останавливается. Ждёт, пока хмурое выражение сменится на более или менее расслабленное. Выходит долго, но Ник не торопит, стенки прекрасно сжимаются вокруг него, не находя возможности раскрыться шире. Эрику трудно сделать это самому, будто что-то мешает, будто вспоминает все свои худшие кошмары, которые всё никак не могут вылетить из головы, которые тревожат его сон — в этом он даже, если честно, не сомневается. В помощь  гладит его своими широкими ладонями по оголённым ногам, напряжённым плечам, извёрнутой шее, медленно, но верно успокаивая. Его рука путается в чужих волосах, большим пальцем оглаживает взмокшую на лбу кожу. Во рту скапливается слюна, и Эрик тяжело сглатывает, переводя отстранённый взгляд на Ника. — Давай, — и шумно втягивает воздух, вновь проходясь языком по пересохшим губам. Ник едва сдерживается от одного, но не может сдержаться от другого: наклоняется, осторожно целуя, сминая губы, взаимно обмениваясь дыханием. Эрик целует в ответ охотно, прижимая к себе руками, утыкаясь лицом в изгиб плеча — находит в себе силы расслабиться. Ник делает пробный толчок, вырывая с чужих губ тихий стон — тут же ловит своими. А потом ещё, ещё и ещё. Толчки становится всё более резкими и жёсткими, с каждым разом выбивая весь дух и более громкие стоны. В этот момент становится плевать на всё. И на сраных вампиров, и на ёбанную Рейчел, променявшую лучшее на худшее, и на этих ублюдков из ЦКВС. Плевать. Просто сильнейше поебать. Эрик в его руках дрожит: от нежных прикосновений и сильных толчков, будто чувствует себя в безопасности, вдали от чужих глаз, не под напором чужой власти. Наконец с удовольствием отдаёт себя. Перед глазами вспыхивают звёзды, Эрик буквально повисает на нём, когда Ник приподнимается на руках для более удобного манёвра. Конечно, с огромным мужиком на себе двигаться не очень удобно, но в этот момент так всё равно. Ник опускает расплывчатый взгляд — обхватывает ладонью чужой член, двигает быстро и резко, вынуждая Эрика запрокинуть голову от стимуляции спереди и сзади. Вдобавок к этому Ник кусает открытую шею. Это доводит до экстаза настолько, что Эрик не выдерживает — несколько движений рукой доводят его до оргазма с громким стоном и ослепительным наслаждением. Ник держится не дольше — так восхитительно его сжимают, что и не стыдно кончить следом. Комнату вновь наполняет тишина, прерываемая тяжёлым дыханием. Ник валится рядом, оба уставляются в потолок, не в силах вообще что-либо сказать. Без всяких нежностей, без ласк, без того, чтобы убирать влажные волосы, прилипшие ко лбу, в сторону. Ник должен уйти. Прямо сейчас. — Можешь остаться, если хочешь, — Эрик тяжело сглатывает. И Ник остаётся. Их отпускают ещё спустя каких-то два месяца. Ник удивлён, что их вовсе не отправили под трибунал. Салим отправляется прямиком в Америку в Вашингтон, делать новое гражданство, куда остальные — хрен его знает. Хотя… Ник закуривает сигарету, смотря в спину уходящего иракца, Джейсон трётся рядом, переминается с ноги на ногу. Пытается сделать всё не таким очевидным. Поправляет лямку спортивной сумки у себя на плече. Ник сдерживает усмешку. Делает затяжку и хлопает его по плечу. — Да ладно, Джей, думаю, твоя одежда будет просто прекрасно смотреться мятой кучей на полу в комнате Салима. Почти смеётся. Джейсон облегчённо выдыхает, будто наконец смог раскрыть секрет, который был готов утащить с собой в могилу. Ник рад за него. Нет, действительно рад. Джейсон всю жизнь жил как в дерьме, и ему нужен был кто-то, кто поможет выбраться. Раз уж Ник не смог — то пусть это попробует кто-то другой. Они прощаются дружескими объятиями, а потом Джейсон, как торпеда, ускакивает в сторону скрывшегося в машине иракца. Одной сигареты кажется слишком мало. Затяжки большие, но всё ещё недостаточно торкающие. Он хочется забыться, уехать за сотни тысяч километров, проспать пару лет, а потом подписать контракт и пойти служить дальше. Да, был бы определённо неплохой план. Эрик притискивается около него слишком незаметно. Ник не хочет обращать внимание, но когда кто-то мнётся около тебя, то сложно этого не делать. Эрик прикусывает губу и глубоко вдыхает. Для того, кому досталось больше всех, он выглядит удивительно бодрым. — Если хочешь, можешь поехать вместе со мной. Эрик ведёт плечом, поправляет рюкзак на спине и отправляется в сторону своей машины. Ник думает. Бросает недокуренную сигарету. И послушно следует за ним.