{Драбблы 13 карт} "Бескрылых тянет к небу"

Поток свежего морозного воздуха шумно задувал через оконную щель, стелясь по пыльному тёмному паркету, неприятно просачиваясь под лёгкое ватное одеяло, обволакивая влажным колющим холодом кожу. Сердце часто и тревожно билось в груди. Губы пересохли и сухо, до боли обветрились, став теперь наверное совсем тонкими. Девушка перевернулась на спину, неловко поправляя одеяло и сглатывая вставшую комом в горле усталость и боль. Как долго она позволила себе спать? Сколько давящих и напряжённых часов, а может даже суток прошло с тех пор, как она невольно врубилась, поступая на деле так бессовестно и поддаваясь изнеженной чувствительности, прямо на полу, перед этим, кажется, в очередной раз меняя повязку на Его груди... Глубокий порывистый вздох и только теперь Мим до конца осознала, что проснулась. Сейчас явно глубока ночь и все обитатели их тесной, продуваемой изо всех щелей коморки спят. Во всяком случае, не из соседней комнаты, где, по мрачным и раздражённым предзнаменованиям главного творца-писсимиста, суждено упокоится их могучему некогда спасителю, не из маленькой обшарпанной кухни, в которой все эти последние продолжительные дни ни разу, выходит, до этой самой ночи, не погасал свет, не доносится ни единого звука. В голову напрашивается неуверенная и тоскливая мысль, которую никто не может подтвердить или опровергнуть, - "а остался ли там, рядом с Ним, хоть кто-то?" Девушка, однако, и так не смогла бы высказать свои соображения, придерживаясь заядлых, назначенных самой её сущности, устоев. Сейчас следовало встать и самой наведаться к раненному, проверить его сердцебиение, температуру, внешние состояние и сохранность заветных, с таким трудом доставшихся им бинтов. Но голова казалась такой тяжёлой, а глаза закрывались сами собой и силы воли хватало лишь на то, чтобы продолжать болезненно дышать, судорожно заглатывая промозглый воздух, после всех тех непрекратимых моральных терзаний на протяжении нескольких суток. При одном воспоминании о любом из прошедших за этот месяц, спешных и всё нагнетающих горькие невзгоды дней хотелось плакать, поддавшись невольной, скопившийся в душе нестабильной безмолвной истерике. Мим, чуть приподнялась, вымученно глядя в одну точку и тщетно пытаясь сообразить, что остаётся делать: Чарли явно находится в своего рода депрессии, выражая своё состояние крайне агрессивно и в то же время неуверенно; Риккардо остаётся при собственных мыслях и стремлениях, сподвигая всех их лишь к ним, а в довершениии одерживая крах из-за собственных сомнений. Он будто хочет одновременно каждому угодить и достать их из этой вязкой и беспросветной дыры, спасти, уберечь, но и заставляет себя придерживаться суровых реалий, поддаваясь, наверное, всеобщему угнетению. Родеф, возможно, единственный пока остаётся при здравом рассудке, однако по нему мало что можно было сказать и в лучшее время. Джокер, перед которым стóит находиться в безмерной пожизненной благодарности, ведь именно он освободитель клонов, разбивший купол, теперь, в этом мире чуть ли не при смерти, периодами впадая в томительное беспробудное забвение и всякий раз заставляя их упорно стискивая зубы, лишь слепо надеется на пробуждение. С каждым днём ему будто становится всё хуже и хуже и они уже начинают сомневаться в полноценной сохранности его карты. При всём при этом, параллельно, их уверено преследует создатель, с неясными пока мотивами, но явно настроенный далеко не на мирный лад. А Мим удосужилась, в самый неподходящий ответственный момент заснуть, при чём так на долго. Если с Джокером успеет что-то произойти, если ему станет хуже в то время, пока она нежилась в постели, ничего не чувствуя, не видя его лица, да и вовсе не желая увидеть, она себе этого за всю оставшуюся, судя по всему, отнюдь не продолжительную жизнь, не простит! И, в сущности, Джокер... "Джокер?!" В чернильном мраке, вытянутой бесформенной тенью, у окна, стоял некто, силуэтом напоминая Джокера, того самого, здорового, экстазного и озорного Джокера, обладающего внеземной и заурядной силой, однако давящейся на протяжении вечности между пространством, не подчиняемый времени и медленно угнетаемый, загнанный туда, где никто не способен его достать, но откуда и сам он выбраться не в силах. Джокера, который с самоотверженной и бодрой улыбкой сгорал под ледеными белыми разрядами, без верного мотива и плана, истощая столь важную энергию практически в пустую, под безмолвным взглядом недостижимых звёзд. Мим вздрогнула, резко садясь в постели и с мнимыми усилиями, часто моргая, опасаясь что после продолжительного забвения у неё начинаются глюки. Фигура, однако, к леденящему ужасу девушки, так и не исчезла, оказавшись вполне вещественной, к тому же подвижной, направившись осторожно и крадучись, прямо к испуганной Мим. - Какая досада... - Послышался знакомый, тонкий и во многом, излишне темпераментный голос, а за тем девушка на конец смогла разглядеть длинные кудрявые волосы, в темноте теперь, чуть отливающие берюзой. Вытянутое лицо и большие фосфорически горящие, устрашая собой в ночи, апатитовые глаза. - Я боялся тебя разбудить, но кажется, ты сама проснулась почувствовав моё присутствие. Мим невольно покачала головой, про себя ужасаясь собственной выдержке в такой ситуации, словно Джокер и в правду совершенно здоров и просто зашёл под утро к ней в комнату, для того, чтобы забрать свою забытую здесь кружку или, к примеру, футболку. Взгляд её, должно быть, так и выражал горестное отчайное изумление, по тому названный гость присел на край кровати, протянув к подруге руку и ласково потрепал её за волосы, притягивая за тем к себе. Мим, так же неосознанно, поддаваясь лишь скрытому страху и гулкому изнеможению, легко ответила на его ласки, садясь на колени рядом с "полуночником" и прижимаясь к его горячей узкой груди. - Ну ладно, что ты... Я вполне хорошо себя чувствую. Во всяком случае, точно могу позволить себе навестить тех, кого так люблю. Мим передёрнула плечами, с укором и жалостью глядя на спасителя, но осталась не в силах действовать теперь так, как положено, наивно игнорируя требования ситуации, - не сумела отстраниться, отпустить, прогнать, только измотанно и доверчиво уткнувшись лицом в плечо Джокера и плотно смыкая веки, упорно переча наворачивающимся горьким слезам. - Трудно вам всем из-за меня пришлось. - С сожалением пробормотал мужчина, продолжая поглаживать подругу по голове, мягко трепля густые короткие волосы. - Ну, зато теперь будет полегче, я думаю. Всё должно получиться, я уверен. Последнее, будто, было произнесено в адрес самого себя, по тому Мим вопросительно посмотрела на своего утешителя. Тот ответил уже бодрее и самовольнее, играя интонацией, на сей раз не изменяя своим привычкам, заставив в глубине скомканной и измученной души девушки затеплиться слабому, до селе будто вовсе погасшему, огоньку надежды, побуждая колкую и болезненную настольгию по тем временам, когда всё ещё оставалось так несравнимо хорошо. - Я имею в виду ваше благополучие. Вы наверняка, со временем, освоитесь и найдёте в этом мире своё место и даже создатель, тогда, не сможет вам препятствовать. Мим не смогла бы воспротивиться, опровергнуть уверенные доводы "собеседника", даже если бы захотела, но теперь не посчитала нужным даже попытаться его вразумить, немо и бесстрастно наслаждаясь речами столь нужного и любимого ею человека. В сердце почему-то играло едкое ощущение нестабильности этой встречи, хотелось усомниться в некой её подленности, ведь, возможно, это просто тревожный сон в смутной горячей дремоте, но Мим полагала, что стоит только начать рассуждать подобным образом, всё развеется и она окажется в холодной скрипучей кровати одна, растрёпанная и больная. Она обняла Джокера в ответ, наверное, причиняя должный дискомфорт, стискивая того подмышками, но тринадцатый не подал виду, кладя подбородок на затылок девушки. - Сейчас, наверное, около пяти часов. По весне ещё светает поздно, так что думаю, ты ещё можешь поспать часов до восьми без всяких мук и невзгод. Твоё физическое состояние ухудшится, если ты не поспишь чуть дольше. Мим хотела отстраниться, дабы жестами задать столь пугающий её некогда вопрос, но спаситель будто предугадав его, тихо подметил: - Ты спала весь вчерашний день, что сказалось конечно на твоём моральном самочувствии. Промежуток времени почти в полутора суток пролетел для тебя так скоро, что восприятие всего, что успело произойти будет крайне пылким и нескоординированным. Останься в успокоении и забытье ещё хотя бы на пару часов, таких незначительных и быстротечных, перед тем, как придётся осознанно среагировать на прошедшие события. Последнее мужчина говорил словно издалека, нежно и из-за чего-то хрипло, в конец утратив ту юношескую театральную высоту тембра. Девушка ощутила собственное биение сердца, а может, чьё-то ещё, проваливаясь в пучину смутного тихого омута, где глушились посторонние звуки и затухали фонари. Комната поплыла и размазалась, сплошь почернев и в миг отдалившись. *** Утро настигло Мим так внезапно и чересчур резко, отчётливо отозвавшись в голове карканьем вороны, гулом машин с автострады, соседским радио на балконе лестничной клетки и чьим-то смехом. Она резко села в кровати, в один миг осознавая всё, что произошло. И первой мыслью её было "сколько времени". Порывисто и нервозно девушка обернулась к старомодному круглому будильнику, держащимуся еле-еле на двух ножках, заместо трёх и с волнением и горестью убедилась в собственной досадной правоте, - она проспала, уже почти одиннадцать часов утра. Это, конечно, не притушило её пыл и Мим неуклюжа выбралась из прогнувшейся в конец кровати, спеша переодеться, умыться и на конец понять, что там происходит с Джокером. В сердце затаилась неясная тревога. Мим пыталась отогнать неприятное навождение, - сейчас первенствовали ещё гораздо более срочные и насущные дела, на которых и стоило зациклиться, но что-то до сих пор не давало покоя. Что такое случилось с Джокером, из-за чего он сумел посреди ночи встать и благополучно, в полной темноте пробраться к ней в комнату, а может и ещё куда-то? Знают ли о его поправке остальные? А вероятно что знают, ведь этой ночью никто судя по всему, не дежурил у его кровати. И, в конце концов, не приснилось ли ей всё? Не было ли это лишь частью мирного морфея, трепетной и скрытой фантазией... Дверь позади девушки с протяжным скрипом отворилась, заставив её судорожно вздрогнуть и испуганно обернуться. На пороге замер Риккардо, с неуверенностью всё ещё сжимая дверной косяк и отчуждённо глядя в пол. На его лице играло мучительное смятение, - он будто хотел что-то сказать, поприветствовать на конец очнувшуюся "сестру", осведомиться о чём-то, но оставался не в силах выдавить ни единого звука. Девушка подметила его неровное дыхание, бледность и заспанность, наверное, он тоже только встал. - Мим... Пробормотал он наконец, так и не устремляя к девушке взгляд. Рука Де-Каррли невольно опустилась в изнеможении и тот встал застенчиво и ровно, сгорбившись и напрягшись. - Ты... Я... Я рад что ты проснулась, прошёл уже день и мы боялись... - Не суть важно, я только хотел... - Мужчина говорил быстро, желая разъяснить всё по существу, но боязливо запинался, словно опасаясь собственных слов. Мим подошла, коротко обняв говорившего за плечи и касаясь лбом его лба, оставаясь почти одного, с неудавшимся мафиози, ростом. Тут же отстранилась не позволяя себе вновь забыться, но этим мимолётным мягким движением привлекла его, вынуждая всё же посмотреть на себя. Несколько спешных, но аккуратных движений руками, безмолвных дёрганий, обозначающих, однако, нечто очень важное и нужно сейчас. Она сосредоточенно внимала лицо "собеседника", пытаясь разъяснить настрой и реакцию, ещё до его речи. Тот неуверенно, даже смущённо кивнул, вновь отводя взгляд. - Я понял, но... Ты не могла увидеться с ним, никак не могла, прости, понимаешь... Мим, Джокер, в ту ночь, когда ты заснула, умер.