{Драбблы 13 карт} "Бескрылых тянет к небу"

Шум ночного города глушит мой шёпот, - рокот и гудение двигателей, раздражённые автомобильные сигналы, гул толпы, отдалённое стрекотание больничного спасательного вертолёта над круглой взлётной площадкой, которая отсюда, с крыши высотного бизнес-центра, где на последних этажах, совсем недавно, расположился элитный клуб с открытой мансардой, похожа на мишень для метания дротиков. Мне приходится повториться, так же тихо и вкрадчиво шипя эти несколько неважных, уже не кажущихся нам смешными слов - "Буд-то бы сам ты когда-то любил..." Выпитый недавно алкоголь кружит голову, хотя я заядлый гурман и мог бы считать себя настоящим сомелье. Мы стоим достаточно близко, то и дело сталкиваясь нечайно локтями, но речь долетает до нас обрывками, ни то подавляемая свистом осеннего Нью-Йоркского ветра и танцевальной музыкой, чьи биты наверное шумнее самой милодии, из зала, ни то пьяным гулом в наших головах, от накопившихся всего за одну рабочую неделю забот. По следствию чего мы предпочитаем по большей части молчать, задумчиво и степенно куря, с должной скупой печалью созерцая слепящие полуночные огни центра Бруклина. - Мы не на столько близко знакомы, Ромео, чтобы ты знал, влюблялся ли я когда-то. - С детской, отчётливо уловимой обидой в голосе, отрезает он. Я мягко улыбаюсь, вспоминая себя в его возрасте, всё ещё до конца неуверенного, что мне нужно от жизни, но уже достигшего конкретных целей и вынуждаемый обстоятельствами стремиться к новым. Мы оба, я уверен, уже точно не помним как начался этот разговор и что мы изначально хотели обсудить, заговорчески удаляясь вместе на мансарду, к открытой нынче смотровой площадке и закуривая наедине, чего-то друг от друга ожидая, словно в типичной сцене из боевикового фильма перед нежданным значимым событием, - не хватает только непринуждённой, казалась бы, музыки, передающей атмосферу терпкой и недолговременной безопасности, сменяющейся постепенно, при разговоре персонажей, в протяжную и напряжённую. Поперёк улицы возникла тесная пробка, блокируя движение нескольких рабочих кварталов. Настойчивые упрямые сигналы и отрывистые ругательства стали слышны чаще, сгущая суету. Этот мир, кажется, никогда не дремлет, противореча малейшим неполадкам, оправдываясь гуманностью и её же, себе в угоду, формируя и всецело сосредоточен на мелочных повседневных задачах, лишь ими создавая и оправдывая жизнь. В такие вечера, шумные и живые, в окружении стольких людей, по большей части незнакомых тебе, но ровно так же далёких и безымянных друг для друга, в голову напрашиваются глупые и неприятные мысли, из-за своей едкости и пагубности, однако, кажущиеся правдивыми. - И всё таки мне стоит бросать пить... - Бормочет Пик и я сперва удивляюсь тому, что в принципе его слышу, а лишь потом до конца осознаю смысл сказанного. - Почему? Иногда излишняя вольность тебе к лицу... - Я протягиваю это невзначай, наставнически-ласково, но наверное он воспринимает мои слова как насмешку или намёк на собственную незадачливость. - Я без него бываю чрезмерно волен. А от выпивки только лишняя морока, во рту такая отвратительная кислая приторность, а на утро, в добавок, голова болит... - Ты сейчас говоришь, как неопытный малодушный студент, успевший за всю жизнь лишь раза два-три посетить большие клубные мероприятия. Он, пожалуй, им и является, - нет особой разницы, двадцать два тебе, или дридцать, во всяком случае для моего дорого друга. Я смеюсь и со крытым ужасом подмечаю в собственном голосе мерзкие нотки горькой сентиментальности и вовсе несвойственного мне, маразматичного простодушия. - Ладно-ладно, - Я пожимаю плечами, уступая его золотому негодующиму взгляду. - так что там со влюблённостью? Лично мне, как ты знаешь, это кажется только лишней потерей драгоценного времени и простой, вполне естественной, физической потребностью, но говорят, некоторые могут любить без всяких непотребств... - Не в этом дело... - Прерывает он меня и тут же взгляд его становиться извиняющимся. Удивительно, как быстро он может сменять эмоции, одновременно не теряя свои образы холодного и мрачного лидера, загадочного длинноволосого красавчика-байкера, так или иначе, внушая страх одним своим видом. - Я совсем не умею общаться с женщинами... Я в состоянии познакомиться с кем-то и заняться на конец нормальным сексом только по пьяни, в дальнейшем почти ничего не помня, но оставшись с этим дурацким ощущением стыда... А когда я осознал всё же, с кем конкретно хочу заняться чем-то подобным, всё стало совсем гадко... - Он тяжело вдохнул прохладный свежий воздух, словно, жадно и чувственно, заглатывая его, тут же закашлившись в резком ветрянном порыве. - Это глупо. Ты казался мне достаточно сильной и самоуверенной личностью, ни то чтобы способной на признание в "любви", а умело чарующей объект своих интересов. Подумать только что тот, кто употребляет пиво ящиками, носится на байке со скоростью под двести километров, попутно обстреливая условную погоню из гана, а за тем всё это вполне правдоподобно оправдывающий, не может уложить какую-то девчонку в постель.. Я намеренно его провоцирую, для пущей убедительности закатывая глаза и глядя на собеседника с жалостью и надменным разочарованием. Он замирает, слушая мои, возможно чересчур откровенные порицания с невольным и смешным обречением, сжимая в дрожащих белых пальцах бычок и поднеся его к самым губам. Я замолкаю и он тупо буравит меня несчастным, таким неуверенным и ошарашенным взглядом, теперь по правде становясь похожим на подростка, чьи убеждения в собственной правоте и позиции были вдребезги безжалостно разбиты и аргументов чтобы оспорить доводы обидчика уже не осталось. За тем, в той же манере среднестатистического влюблённого подростка, с "разбитым сердцем", раздражённо фыркает, не находя слов, отворачивается и расстроенно закуривает, провожая взглядом вновь несущиеся куда-то машины из уже рассасывающейся пробки. Я качаю головой, хлопаю его по плечу и тоже закуриваю, продолжая насмешливо пялиться на приятеля, в надежде вновь узреть его обиженное лицо. Возможно, я слишком жесток, но то для него и к лучшему. Невольно, мимоходом подмечаю, что его волосы вновь отросли и зави́лись, у корней став совсем чёрными, а кончики засеклись и выцвели. Старательно и густо подведённые снизу веки блестели в фонарных лучах. Пирсинг на нижней губе почернел, выявляя непрочность металла. Небрежно нарисованная точка на щеке стёрлась. Такие знакомые острые черты лица, вытянутая крепкая фигура, не смотря на мои ворчливые порицания, старомодный уже образ - он, наверное, никогда не откажется от этой Эмо-культуры, всё твердя про свои нулевые. Одной из его самых неприятных и закоренелых черт была ригидность. - Тогда.. - Твёрдо прогнусавил он - Тогда, Ромео. Послушаю эти наставления, доверяясь твоему "опыту" и скажу... - Он откашлялся и я с облегчением улавливаю в его голосе плохо сдерживаемый смех. - Давай уйдём в запой, засосёмся и переспим, а потом признаемся себе в своей гомосексуальности и начнём встречаться? - Ам-м-м... - Нерешительно протягиваю я - Давай, только в обратном порядке?