Вероятности

      Бумажная птичка, неведомо как отыскавшая в переплетении коридоров дорогу в Отдел Тайн, прилетела к Гермионе в самом начале февраля.       Министр Бруствер приглашал её на встречу.       Что ж, этот разговор давно должен был состояться. По официальной версии, Гермиона Грейнджер, лучшая выпускница Хогвартса за последние пятьдесят лет и самая яркая ведьма своего поколения, вот уже больше полугода прозябала в архиве, похоронив себя в бумагах, уставах и кодексах. Неудивительно, что Бруствер устал дожидаться, пока она придет к нему сама, и решил прояснить ситуацию. Понять его было можно, вот только что сказать теперь, чтобы выиграть еще хоть немного времени – всего-то какие-нибудь три месяца – Гермиона не знала.       Она обратилась за советом к единственному человеку, который мог его дать. За прошедшие месяцы их отношения со Снейпом едва ли потеплели настолько, чтобы называть его по примеру миссис Вандерблюм “Севушкой”, да и о чем-то выходящем за рамки работы они не говорили ни разу, но этот вопрос был из числа тех, на которые она рассчитывала получить ответ. -      А что говорят вероятности? - спросил Снейп, когда она коротко изложила ему свои сомнения. -      Если б они еще разговаривать умели, - зло буркнула Гермиона. - Можно только гадать, но предположительно мой путь рядом с Бруствером будет короче, чем в случае, если наши пути разойдутся. В первом варианте у меня всего два месяца, во втором – три. Разница невелика, но… -      Она огромна, - оборвал её Снейп. - Вот вам и ответ. Откажитесь от всего, что он вам предложит. -      Но как? - всплеснула руками Гермиона. - Бруствер никогда не поверит, что я мечтаю застрять в архиве на всю жизнь. А как выгадать время, не объясняя ему причины, я понятия не имею.       Снейп задумался, полностью уйдя в свои мысли, и Гермиона привычно, уже давно без того трепета, что он внушал ей, заскользила взглядом по своему наставнику.       Он никогда не рассказывал, как ему удалось выжить после встречи с Нагайной, но она оставила на нем свои следы. Снейпу было едва сорок лет, и по меркам волшебников – да и магглов, раз уж на то пошло, - он считался молодым мужчиной в самом расцвете. Однако его невозможно было воспринимать так даже в школе, а уж теперь, когда его длинные черные волосы превратились в абсолютно седые и коротко остриженные, он и вовсе казался человеком без возраста. Он весь был воплощением строгости и аскетизма, чему в немалой степени способствовали сюртуки и рубашки с высокими воротниками-стойками, которые он теперь носил в попытке скрыть страшные рваные шрамы, испещрявшие всю шею. Снейп игнорировал все вопросы о том, как он оказался в Отделе Тайн и при этом сохранил в тайне факт того, что он до сих пор жив, и избегал любых разговоров на посторонние темы – и, в частности, о Гарри, которому Гермиона по-прежнему хотела рассказать хотя бы об этом. Она даже пробовала исследовать линию его судьбы, хоть и знала, что это слишком личное, и она сует нос не в свое дело. Но увидела лишь нечто странное – точку пересечения Снейпа, Волдеморта и Нагайны, и развилку: жизнь или смерть. Тот путь, что обрывался смертью, был значительно шире, но по каким-то необъяснимым причинам, без чьего-либо вмешательства, его жизнь пошла по иному пути. Гермиона так глубоко задумалась о том, как мог почти мертвый человек сам, без чужой помощи, выжить и убраться из сгоревшей дотла хижины, что не расслышала тихого шепота Снейпа и была вынуждена переспросить. -      Простите, сэр?.. -      Я сказал, что целесообразнее всего будет сообщить Брустверу, что вы беременны, - терпеливо повторил Снейп. -      Я что?! - Гермиона аж подпрыгнула на месте от неожиданности. -      Боже, мисс Грейнджер, не вынуждайте меня объяснять вам очевидные вещи, - закатил глаза он. - Беременность. Такое случается у женщин, особенно если они вступают в отношения со столь плодовитой семьей, как Уизли. А там уж не до великих свершений – считается, что будущей матери нужен покой, режим и что там еще… -      Но, сэр, я ведь даже не замужем! - возразила девушка. -      Я слышал, что это вовсе необязательное условие, - холодно парировал Снейп. -      Но ведь это же заметно!.. То есть, должно быть заметно, - поправилась она, мысленно прикидывая сроки. - Я же не могу узнать об этом прямо сразу! А это значит, что к маю уже должен быть вполне заметный живот. Где я его возьму?! -      Мисс Грейнджер, вы волшебница или кто? - приподнял брови Снейп. - Наколдуете иллюзию, ничего сложного. -      Ну знаете, это уж как-то совсем…       Идея Снейпа показалась Гермионе дикой и безумной, но, чем больше девушка размышляла, тем соблазнительнее она становилась. В конце концов, она же сообщит об этом только министру – всем остальным знать вовсе необязательно, а там можно будет сказать, что беременность прервалась… Ничего особенного, так часто бывает. Зато вопрос отложится сам собой – сначала из-за её мнимого интересного положения, потом ей понадобится время, чтобы свыкнуться с потерей… Некрасиво, конечно, манипулировать такими вещами – но не все ли уже равно, если она в любом случае умрет через три месяца?..       Гермиона так и не решила окончательно, что сказать, поэтому перед назначенной встречей нервничала больше обычного. И по мере того, как Бруствер говорил, раскрывая ей свои реформаторские планы, её нервозность лишь подкреплялась тревогой и пониманием. То, что задумал Кингсли, было поистине революционным для волшебного мира, порядки в котором не менялись столетиями. Он же хотел полностью перестроить систему управления, разделив судебную и законодательную власти, существенно ограничить полномочия Визенгамота и кардинально изменить принцип его формирования на основе идей о выборности, ограниченного срока действия полномочий и репрезентативности всех групп населения. Учитывая, что должности в Визенгамоте сотни лет занимали исключительно самые видные – и притом чистокровные - волшебники, едва ли они так легко готовы были отказаться от власти и рычагов влияния. Вот она – та самая причина конфликта, который выльется в настоящую гражданскую войну. И Гермиона была бы не Гермионой, если бы не предприняла попытки все это остановить, но Кингсли её как будто не слышал. -      Именно поэтому мне так важно, чтобы ты подключилась к этой работе! - горячо возразил он. - Если весь Орден Феникса, победители во Второй магической войне, выступит на стороне перемен, у них не останется выбора! Пойти против в этом случае будет означать, что они поддерживают режим Сама-знаешь-кого, и до сих пор придерживаются его взглядов, а на такое никто не решится! -      А если решатся, Кингсли? - задала вопрос Гермиона. - Что тогда? -      На нашей стороне поддержка общества, сильнейших волшебников нового поколения и, в крайнем случае, аврорат! - решительно заявил министр. - Они не посмеют! -      А если посмеют? - продолжала настаивать гриффиндорка. - Развяжешь очередную войну? Нельзя недооценивать противника, это может стать ужасной ошибкой! -      Вот уж от кого не ожидал услышать, что установление справедливых порядков – это ужасная ошибка, так это от тебя, Гермиона, - разочарованно ответил он. - За что мы все сражались? За что ты сражалась? За что гибли наши товарищи? -      За мир, - просто ответила она. - Все то, что ты говоришь, правильно, и я с этим не спорю. Но это слишком радикальные перемены!.. Они многих испугают, и реакция может быть непредсказуемой! Если вводить все эти реформы постепенно, растягивая процесс на годы… -      Спустя годы воспоминания о том, до чего довели их заплесневевшие принципы, угаснут, а группа консервативно настроенных чистокровных наберет обратно все потерянное влияние и власть, и тогда мы уже точно ничего не добьемся. -      Значит, будем их убеждать! - предложила девушка. - Постепенно вводить в Визенгамот лояльно настроенных к реформам волшебников. Двигаться медленно, шаг за шагом… -      И сколько лет это займет? - скептически осведомился Бруствер. -      Это неважно! - воскликнула она. - Мы обязаны сохранить то, чего достигли! Волшебному обществу сейчас не нужен новый раскол и конфликты! -      Ты что, боишься? - поразился он. - Гермиона Грейнджер боится жалкой кучки жадных до власти и денег стариков? -      Далеко не все они старики, - покачала головой Гермиона, уже понимая, что все бесполезно. - Кроме того, у них есть родные, дети, друзья, должники. И все они выступят против тебя. -      Меня? - выгнул бровь министр. - Не нас? -      Прости, Кингсли, я не могу сейчас в этом участвовать, - вздохнула Гермиона, вынимая из рукава последний козырь. - В любом случае, это огромное количество работы, которое потребует от нас полной самоотдачи. А я сейчас не в том положении, чтобы… - она покраснела, и буквально заставила себя произнести заведомую ложь. - Прости, я понимаю, что подвела тебя, но все вышло случайно, мы не планировали… -      Ты о чем? - непонимающе нахмурился Бруствер. -      Я в положении, Кинг, - с видимым трудом призналась она. - И, откровенно говоря, в связи с этим сейчас совсем не в том состоянии, чтобы переворачивать мир с ног на голову. -      Что ж, если так… - он нахмурился, что-то прикидывая в уме. - Тогда все понятно. Конечно. Разумеется. Тебе надо было сразу мне сказать, тогда я, конечно, не стал бы… -      Все в порядке, - поспешила заверить его Гермиона. - Я уверена, что уже к середине осени буду в строю. Тем временем мы можем подготовить все проекты, не спеша, вдумчиво, заручиться поддержкой, возможно, провести кампанию в прессе… -      Да-да, конечно, - закивал Бруствер, но Гермионе показалось, что он её уже не слушает. - Что ж, тогда тебе и в самом деле лучше пока остаться в архиве. Но мне нужно знать сейчас, Гермиона – ты поддержишь меня? Пусть пока не как руководитель и двигатель этого проекта, но как героиня войны? -      Ну разумеется, Кингсли! - как можно искреннее воскликнула она. - Я целиком и полностью поддерживаю твои идеи, и считаю, что все эти реформы давно назрели. Если бы у кого-то хватило на это смелости раньше, у Волдеморта не было бы и шанса развязать войну. -      Я рад, что ты это понимаешь, - широко улыбнулся министр, и на этом разговор был окончен.       В Отдел Тайн Гермиона возвращалась с тяжелым сердцем. Она ясно понимала, что ей не удалось ни переубедить Бруствера, ни даже заронить в него зерна сомнений – зато она успешно пробудила в нем подозрения в свой адрес. Да еще наврала с три короба…       Первым делом она активировала артефакт, чтобы проверить, не изменил ли этот разговор что-нибудь. Может быть, он хотя бы задумается?..       Но никаких перемен не было. Только одна из её собственных линий стала намного ярче и отчетливее остальных – и по-прежнему обрывалась второго мая.