Пропасть обречения. Или же спасение?

Дума за думой, волна за волной —

Два проявленья стихии одной:

В сердце ли тесном, в безбрежном ли море —

Здесь — в заключении, там — на просторе,

Тот же все вечный прибой и отбой —

Тот же все призрак тревожно-пустой.

Ф.И. Тютчев «Волна и дума».

      Все мы когда-то падаем в пропасть. Пропасть, что пожирает нас внутри, изнуряет, не дает выбраться, сжигает. И выбраться ты не сможешь, пока тебе не помогут. Но что, если эта пропасть не только внутри? Что, если пропасть еще и снаружи? О, ученому из Зауна это давно известно. Его грызет изнутри, его грызет собственная нога в протезе, вечно болящая и не дающая спокойной жизни. Его поглощает. Но внутреннее поглощение прекращается, когда после «небольшого» инцидента он становится ассистентом Джейса Талиса, молодого таланта. Однако внешняя боль поглощает все также. Хотелось кричать. Кричать о собственной беспомощности. — Виктор, все хорошо? — Обеспокоенное лицо молодого ученого перед его собственным заставляет калеку удивленно похлопать ресницами. Точно. Он, кажется, снова находился в полуобмороке. Такое часто случалось, либо от того, что он много работает, либо от боли, что отдавалась где-то в ноге и еще глубже. — А… Да. Да, все хорошо, не беспокойся, — Вик отмахивается, отодвигается от парня на стуле и шумно сглатывает. Снова кашель накатывает. И он кашляет, выкашливает кровь на стол и боится, что это заметят. Талис, конечно, замечает, вздыхает шумно и опускается перед напарником на колено, руку укладывая на стуле, чтобы тот не укатился на нем. — Вик, ты был у врача? — Кивок. — И что? — Ничего. А что он сделает? У меня шансов то ноль, что он сделать может? Внезапно сказать, что, ого! — рвано вдыхая воздух, продолжает более спокойно, — я излечен, я больше не обречен на смерть? — Он снова злится начинает с ничего, взгляд уводит. Собственное положение его удручало. Теплая рука уже-давно-не-друга укладывается на больное колено, массирующими движениями поглаживает, заставляя снова обратить на себя внимание. На глаза так и просятся слезы, но Виктор шумно вздыхает и потряхивает головой, прогоняя эти эмоции прочь. — Вик, успокойся. Я обещал, что найду выход, и я это сделаю. Не важно каким путем, но я сделаю, слышишь? — Кивок, после которого на щеке теплая ладонь укладывается, гладит большим пальцем. Сам Джейс укладывает голову на колени ученого, который склоняется к нему, за голову обнимая. Слышится совсем тихий шепот: «Я тебя спасу». И это вызывает на губах такую неуверенную, но благодарную улыбку. Вряд ли у него выйдет. Вряд ли получится. Но если Джейс сдаваться не хочет, то и Виктор тоже. Он давно справился с внутренней бездной, пропастью, старается верить в лучшее, надеяться на что-то. Только вот внешне он не правится совсем, а так хотелось. Очередной кашель Вик уводит в сторону, капает кровью на пол и прерывисто вздыхает. Чувствует руки уже на спине, которые поглаживают нежно, поцелуй где-то на виске. И когда тот успел подняться? — Тебе стоит отдохнуть. Не перетруждайся, — Сильные руки отрывают калеку от стула, несут на небольшой диван, где тот точно поместится, и накрывает своим пиджаком. — Я расскажу свои находки в хэкстеке позже и приберусь, хорошо? Поспи, — Виктор лишь кивает и, кажется, глаза слипаются слишком быстро, чем хотелось. Он обычно наблюдал за возлюбленным перед тем, как уснуть, это было так увлекательно, как он метается по кабинету, пытаясь найти нужное, как черкал что-то на доске или бумаге, творил что-то с изучаемой ими энергией. Но сейчас не тот случай, видимо.       Просыпается он через довольно длительное время, как сам же и думает. Не знает даже, сколько прошло, но поднимается на локтях и осматривает помещение. Он явно не в лаборатории, но и не дома, и слава кому угодно, что не в больничной палате. Со стороны слышится тихое постукивание пальцев по поверхности, черкания по бумаге. Возле кровати его костыль. Заботливо. Подхватывая свое орудие передвижения, Вик идет к чужому столу и аккуратно обнимает свободной рукой за плечо человека за ним. Тело вздрагивает, от неожиданности наверное, а после выдыхает спокойно. — Доброе утро, — Шепчет Вик, ибо голос не слушается. — Сейчас вечер, но доброе. Как чувствуешь себя? — Джейс оборачивается, сажает парня на свои колени и улыбается. — Неплохо. Нога даже не болит, ты постарался? — Легкий прищур, лишь бы правду выудить. — Так заметно? — Кивок. — Я просто решил немного… ммм, не знаю как назвать. В общем, в обычные твои лекарства добавить пару веществ. Было немного неудобно в твоем сонном состоянии заставлять принимать таблетки, но я справился. Еще я немного поработал над чертежом твоего нового протеза. Есть идея добавить туда хэкстек, немного поработать с его свойствами ииии… — Он показывает Зауновцу чертеж, наблюдая за его реакцией. А Виктор глазам поверить не может, рассматривает чертеж завороженно и поглядывает иногда на свою больную ногу. Неужели он действительно думает не только о всеобщем благе, но и благе своего возлюбленного? — Ты… Ты же не мог придумать это за те часы, когда я спал, правда? Когда ты успел? Давно? — Я разрабатывал это… ммм… С того момента, когда только понял, что влюблен в тебя. Хотел облегчить твои муки. У меня куча старых отвратительных разработок. Эта превзошла все. Осталось только собрать протез, этим я хотел заняться завтра. Ты не против, если я не появлюсь ближайшие пару суток в лаборатории? — Виктор лишь согласно кивает, удобнее устраивается на чужих коленях и целует. Робко так, не сразу набирая обороты, но целуя нежно, аккуратно, как он любил.       И Виктор понимал, что проблема его обреченности не решена, но если уж Джейс нашел способ облегчить страдания его ноги, то, может, найдет и его спасение? Он не мог знать наперед, просто верил в то, что так действительно будет. И так постепенно, понемногу все его проблемы решались. Проблема с ногой была решена в ближайшие сроки, протез был прекрасен и даже Хеймердингер дал свое разрешение на использование камня в целях протезирования Виктора. Все постепенно налаживалось и Вик искренне был благодарен Джейсу за возможности, что тот ему дал. И свою благодарность он всегда выражал в различных других вещах, которые сейчас, наверное, даже и не важны. Главное лишь то, что калека наконец выбирается из той пропасти, что была уготована ему еще давно в Зауне.