лишь слезы.

это был прекрасный день, все сидели на безграничной поляне, занимаясь своим делом. кто то решал сложные кроссворды в газетах, кто то помогал решать эти кроссворды, кто то вёл личный дневник, и писал там каждое свое действие, кто то же хрумкал что то, кто то спал крепким и сладким сном, кто то играл во всякое, а кто то пытался сжечь кухонный ножик… стоп. пытался сжечь кухонный ножик.?!.. хотя, что тут удивительного, курасан ненавидел кнайфа всей душой, словно собака кошку, чего можно было ещё ожидать от такого, как он. но тот сжигал достаточно далеко от поляны, и скорее всего внизу обрыва, чтоб не сжечь траву. Кнайф пытался хотя бы как то привлечь внимание, пищал, кричал, мычал, визжал, пытался выбраться, хотя даже когда тот усердно кричал, всем бы было всё равно, тут безлюдно, никто не услышит и писка отсюда. Курасан поднёс зажжённую огненую спичку к лицу кнайфа, а он же, пытался как то уйти от нее, брыкался, вжимался в не особо надежную палку за его хрупкой спиной, но из-за неаккуратных и резких движений кнайфа, курасан оставил маленький ожог на белёсой щеке кухонного ножа. — отброс кухни боится спичек и бензина? какая «жалость»! ха-ха-ха! — этот раздражительный, писклявый, будто сорванный голос и смех курасана. так… так… нравились кнайфу, что тот хотел его часами слушать, но, увы, тому приходилось показывать ненависть в сторону курасана, чтоб тот его хуже не стебал. *** Кнайф, с начала дружбы этих двоих, знал, что безразличным он к тому не будет. Да, именно так все и было. Кнайф во время крепкой дружбы между этими двумя, влюбился по уши в того, но никак не мог рассказать всю правду тому, как бы после он его не стебал, главное чтоб знал, но… ссора между ними. добила кнайфи, до горьких крокодильих слёз, и дрожжи в коленях и руках. кнайф от стресса тогда начал курить, и иногда пить. из далека по запаху дешёвого коньяка и сигарет можно было понять, что это кнайф. тому было очень трудно принять факт, что он упустил свой шанс, упустил своего курасана. А рогатого лишь забавили слёзы ножичка во время их глупой ссоры, буквально из-за ничего, но никто так и не помнит, почему же те поссорились. Курасан понял, что слезы кнайфа, лучше любого десерта, даже если бы это были кухонные ножи. эти слёзы. они были восхитительны. никто так не плакал, кроме кнайфа. кнайф особенный, курасан любит его слезы, а не самого кнайфи. круассан, начал во всю издеваться над тем, как угодно. принижать любым способом. сделать так, чтоб их ненависть, стала крепче любой любовной связи. только ненависть могла их хорошо связать. *** пока кнайф думал, курасан успел поджечь бумагу под ногами острого, кнайф начал очень громко визжать, как девочка, в скотч на его рту, который плотно прилегал к нему, плакать горькими слезами от резкого жару, тот боялся, что умрёт. но умрёт от рук любимого, ради которого убьет любую, любого. абсолютно только ради него. абсолютно всех, только ради него. пока кнайф брыкался, подул сильный ветер, и потушил огонь под ногами юноши. тот облегчительно «вздохнул» через кусок скотча на лице, а курасану жутко это не понравилось. — какой раз этот ветер срывает церемонию сжигания ножей! 1! — тот злился, и это выглядело очень мило. кнайф не отрывая взгляда на злящегося курасанчика, умилялся. не всегда увидишь курасана таким. Курасан обыскал все карманы и спичек у него не оказалось. — вот же чёрт! тебе повезло, упырь, спичек нету. — тот отвязал кнайфа, а он, в свою очередь, быстро сбежал от туда, курасан вздохнул, смотря ему в след. — завтра я помучаю тебе похуже, твои милые слезы точно выявяться! — тот убрал все, и сам ушел с места. Кнайф уже был на поляне, сидя в дали ото всех, думал только о этом рогатеньком мальчугане, о его прекрасном смехе, о взгляде, таком глубоком, казалось, что тонешь в кофе, о его голосе, таком хриплом, и одновременно достаточно звонком. о его прекрасной одежде. тёмно-коричневая футболка, чем то напоминающая грязь, или цвет грунта земли, такая же коричневая, но уже светлая, как латте, джинсовка, черные джинсы, будто чернила кальмара, белые, но грязные ботинки. его неряшлевый вид только больше влюблял в себя кнайфа. Кнайф, был тем ещё собственником, или же, яндере, когда видел чашечку рядом со своим любимым, рогатеньким курасаном, прям. хотелось наброситься на ту с острым, как копьё, ножом, но тот держался из-за всех своих сил, чтоб не нанести ей пару ножевых, и все в ее хрупкое, и глупое сердечко. Курасан, лишь не замечал этого, абсолютно, и, ставил свою подругу на волосок от смерти, на очень тонкий, как стекло, волосок, от любого лишнего движения, «стёклышко» сломается, и его лучшей подруге придет конец. сама чашечка, не особо заостряла внимания на чем либо, легкомысленная на первый взгляд девица, одевается абсолютно просто, проще чем юбка и блузка некуда, так же иногда неопрятно, но все же, достаточно она умная и ранимая, немногие замечали этого, но кнайф точно знал, что ее будет нелегко убрать из жизни его любимого кофейного курасанчика. курасан, спустя недолгое время, вернулся на поляну, и, как всегда, первая, которая прибежала к нему здороваться, была чаха. кнайфа, честно говоря, это очень раздражало, и сейчас настолько выбесило, аж до дрожи рук. тот поглядывал на чаху с курасаном, потом на свои руки, потом снова на эту «сладкую парочку». в мыслях кнайфа пробежалось лишь одна мыслишка… «я должен покончить с этим, во что бы мне это не стало! я ненавижу тебя, чашечка, и завтра же, окажешься на небесах, слощавая ты дрянь!» после своих мыслей, кнайф лишь ушел с поляны, в свой домик. да, у каждого был свой домик, а у кого то, домик на двоих. дом кнайфа был почти самым мрачным, но, к сожалению, или к счастью, дом кляксы, а то есть, нансенсу, выглядел ещё страшнее и мрачнее, на нем даже была паутина. нож, придя домой, осмотрел беглым взглядом свою халупку. ничем не примечательная прихожая, с зеркалом и тумбой для обуви, зеркало, кстати, целиком обклеено фотками курасана, но, к счастью, никто пока этого не видел. обои было серовато-розвого цвета, следом за прихожей была кухня с не особо большим столом и лишь одним, но слабым стулом, таким же ветхим, как и стол. кухня была почти стандартная, но без еды. кнайф, хоть и был кухонным ножом, все равно не умел готовить. к счастью, на поляну часто приносят еду другие обджекты, по этому кнайф не особо голодал. а на кухне стоит маленький, и естественно пустой, холодильник. хотя. там была миска, с подписью, «от лампчки! не голодай, найфи!» тот лишь вздохнул, тяжело, и слегка улыбнулся. она была единственной, кто с ним общалась, и очень регулярно. если бы не она. не знаю, что было бы с кнайфи. она знала, его нездоровую любовь, но никому не слова не говорила, ведь почти всегда забывала. это было достаточно глупо, и забавно. нож, закрыв холодильник, снова тяжело вздохнул. на кухне так же был нависной шкаф, пустой, раковина и плита с духовкой, больше ничего не было. кнайф, пройдя в спальню, плюхнулся на кровать. она была двухспальной, но достаточно жёсткой, кнайф не любил мягкие кровати. подушки было естественно две, тоже жёстких, а на другой половине лежал большой плюшевый медведь. так же в спальне была тумба, шкаф, и телефизор, единственное, что отвлекало его от плохих мыслей. включив телик, тот начал щёлкать каналы… новости, новости, программы скучные, новости…ужас. ничего нормального не показывают, твари! хотя, редко бывает, что показывают что то адекватное, кнайф даже слегка не удивлен. тот быстро отрубил телек, снова тяжело вздохнув, как никогда тяжело. обняв медведя, тот лишь забылся сладким сном, накрывшись своим любимым одеяльцем…