Секрет

— Обещай мне, что наш следующий переезд будет того стоить, — Олег приземлил огромную коробку на пол и устало потянулся, разминая спину и разглядывая полуразрушенный барельеф на стене. — Будет, — пообещал Разумовский. — В следующий раз переедем в огромный лофт. Или вообще в небоскрёб. — Обратно в Москву, что ли? — не понял Волков. Серый скривился. — Ни за что. Я лучше свой отгрохаю. — Ах, ну да, ты же у нас зарплату в долларах получаешь, а курс вырос а-аж до тридцати рублей, — усмехнулся Олег и одним ловким движением распорол скотч на коробке. Это было так неожиданно красиво, что на секунду Разумовский замешкался и парировал не сразу. — Через год-другой посмотрим на твой патриотический настрой, — съязвил он наконец. — И да, меня позвали сеньором в одну многообещающую команду. Скоро твой годовой оклад сравняется с моим месячным. — А как же твоя возня в Эппл с этой… — Напомни, когда это я сказал, что хочу завести унылый разговор про работу? — жёстко, с Птичьей сталью в голосе осадил его Разумовский. Олег насупился, нарочито небрежно швырнул канцелярский нож в сторону и поплёлся за очередной коробкой вниз. Серый клялся и божился, что своего внутреннего беса держит под контролем и новые таблетки помогают. Тревожность и правда ушла, он стал не в пример спокойнее. Особенно по сравнению с прошлым годом, когда… Зайдя на кухню, Волков сразу же опустил на пол пакеты с продуктами, которые держал в руках. Разумовский у окна изо всех сил изображал улыбку и пытался как можно ниже натянуть рукава домашнего свитера на пальцы. Это могло означать только одно... — Что, снова? — вздохнул Олег, подходя ближе к Сергею. С такого расстояния стало заметно, что глаза у него были влажные и покрасневшие. — Дай сюда. Тот отрицательно помахал рыжей головой и попытался спрятать руки за спиной. — Дай, я сказал, — Волков схватил его за предплечья и потянул на себя. Ещё с минуту Разумовский сопротивлялся, а потом позволил оголить запястья в кровавых подтёках. Под ногтями виднелась засохшая кровь. Олег выглядел недовольным, очень недовольным. Настолько, что Сергей, который так и не проронил ни слова, втянул голову в плечи. — Ну и чего ты испугался? Меня не было не больше часа, — голос Волкова звучал ворчливо, но мягко. Ещё более мягкими оказались прикосновения губ к разодранным запястьям. Он покрывал ласковыми поцелуями все царапины и пальцы, словно пытаясь выразить то, что никак не складывалось в осознанные предложения. «Боюсь за тебя. Переживаю за тебя. Береги себя. Люблю тебя». ...когда они ещё жили в Москве, и проклятый город, кажется, высасывал из Серого остатки жизни. «Кажется» — в этот сверхъестественный бред Волков, к счастью, не верил и догадался в свой приезд найти психиатра получше. И подороже, но оно того стоило. Серый изменился. Стал бодрее, оживлённей, наглее — в хорошем смысле. Вот только Птица никуда не подевался — вылезал в моменты, когда Олег того совсем не ожидал, а привыкнуть к этому было невозможно. Как и к тому, насколько выросло Серёжино либидо. — Ты серьёзно? — Олег замер с коробкой в руках. На большом плазменном экране, под которым стародревний комод смотрелся до жути странно, мелькала его собственная задница с неожиданного ракурса. Кончики ушей неприятно загорелись. — Когда… Как ты вообще умудрился… — Беспроводные технологии, — выдохнул Серый, с умиротворённым выражением лица глядя на самого себя в записи. Разумовский в телевизоре сладко стонал под Олегом и как бы невзначай поглядывал в камеру. — Ну и зачем? — Олег опустил коробку, подошёл к картинно развалившемуся на постели Разумовскому и, не удержавшись, запустил руку в длинные рыжие волосы, пройдясь ногтями по коже головы. — Тебе что, меня сейчас мало? — Затем! — тот вскочил и вцепился в Волкова, упираясь коленями в незастеленный ещё матрас. — Затем, что пока ты будешь в своей очередной командировке… Сири, когда там Олег снова свалит? — Не. Поняла. Вас, — механически ответила система, видимо, перебрав все подключенные словари и алгоритмы, но так и не найдя подходящего решения. — Ну и заткнись, тупица, — закатил глаза Разумовский и рухнул обратно на кровать ничком, совсем тихо и глухо проворчав: — Косячный кусок говнокода. — Ты же сам её русскоязычную пишешь, — Олег вернулся к шкафу, распаковал вторую коробку с одеждой и принялся методично её развешивать под шумное дыхание и влажные шлепки. Сергей фыркнул, приподняв взлохматившуюся голову. — Да если бы! Я сову на глобус натягиваю, пихаю костыли в лоскутное одеяло, которое нужно переписывать с нуля! А деплоить они хотят уже через полгода, — он швырнул свой айфон на прикроватную тумбочку, откуда тот не слетел лишь чудом. — Так напиши свой, — пожал плечами Волков. — И напишу! — воскликнул Сергей, с раздражением смахивая волосы с лица. — Добью этот билд, свалю от них и напишу. С нуля! Не знаю, зачем я вообще согласился мидлом на них батрачить. — Хотел первым в России покопаться в начинке голосового помощника яблофона, — напомнил Олег, разворачивая пуловер и складывая заново, ровнее. — Посмотреть, как оно устроено. Как раз чтобы потом… — Да, да, да, — ворчливо отмахнулся Разумовский. — Завязывай со службой, она превращает тебя в ужасного зануду. Олег бросил рубашку и вешалку, которые только взял было в руки, и в два шага — хотя их новая спальня была просто огромной — вернулся к кровати. Серого порой хотелось взять и… стиснуть за что попало, со всей дури прижать к любой поверхности. Олег обычно сдерживался. Как выяснилось однажды в постели — совершенно зря. Серый с готовностью отскочил к изголовью. — Не на голом матрасе же, — возмущённо заявил он. Блестящие глаза, впрочем, говорили другое: здесь, сейчас, хоть на голом матрасе, хоть на полу в куче пупырчатой плёнки. Иногда Олегу казалось, что Разумовский пытался наверстать все те годы безответной влюблённости, а не только командировки, в которых он пропадал. Серёжа на записи стонал с вызовом. Возможно, провокация и провалилась бы сейчас, если бы не звуки из динамиков. — У тебя три секунды на то, чтобы сменить дислокацию, — ухмыльнулся Олег, упираясь коленями в матрас. — Три, два… — Раз, — досчитал Серёжа, сползая с кровати по другую сторону. Вытащил из прикроватной тумбочки уже заботливо припрятанную там смазку, прошагал к окну, наполовину зашторенному рулонными жалюзи. — Такой подоконник широкий, — Разумовский проверил, прижавшись бёдрами к радиатору и дотянувшись до окна: как раз, чтобы лечь. — Только пыльный, — он пощёлкал пальцами, развернувшись ровно в тот момент, когда Олег подошёл вплотную. — Заодно и протрём, — тот опустил руки на бёдра Серёжи и под умоляющий скулёж с записи ощутимо их стиснул. — Мной? Нет, — отрезал Серый. Сполз вниз, одновременно стащив с Волкова штаны, и принялся за свою любимую игру: нарочно целовать где угодно, но не там, где хочется. — Можем твоей одеждой, — фыркнул Волков и следом шумно выдохнул, глядя на рыжую макушку у паха. — Тем более нет, — Серый почти демонстративно отстранился. — Серый, ты нарываешься, — предупредил Олег, притянув его обратно за волосы. Не слишком резко: делать Серёже больно так, как ему не понравится — табу. — Правда? — нарочито удивился Серёжа, даже не пытаясь прятать довольную улыбку. Но прежде, чем Олег успел бы ответить — сжал чужие ягодицы и взял член в рот, сразу насаживаясь глоткой глубоко и довольно наплевательски по отношению к своему чувствительному горлу. Волков застонал в унисон с собой же с видео, которое продолжало воспроизводиться на большом экране. — С этого и надо было начинать, — пробормотал он, не отрывая взгляда от Серёжи. Разумовский почти сразу разошёлся, хорошо чувствуя, как сильно возбудился Олег, и двигаясь в ответ с сопоставимым рвением. Но легендарное везение Волкова в такие моменты распространялось и на партнёра — поэтому спустя пару минут Серёжа (ожидаемо) поперхнулся, отдёрнулся и прокашлялся. — Ты как? — жёсткая хватка за волосы сразу сменилась нежным, осторожным прикосновением. Олег всегда помнил, насколько Серёжа боится тошноты. — Нормально, — выдавил из себя Разумовский и пихнул его в сторону кровати. — Ляг, так удобнее. — А как же голый матрас? — усмехнулся Волков. Вместо ответа Серый так на него посмотрел, что медлить тот не стал. Продолжил Серёжа уже спокойнее, придерживая ствол члена одной рукой, а другой, положив смазку рядом, гладя Олега по бедру. В стародревнем зеркале на потолке видно было их отражение — мутное, чуть искажённое. Волков чувствовал себя странно, видя происходящее как бы со стороны: рыжую макушку, бледную на фоне его кожи руку — напрягшуюся, чтобы приподнять ему ногу, согнуть в колене и отвести чуть в сторону. Потом он услышал за влажным причмокиванием и своим тяжёлым дыханием, как щёлкнул колпачок тюбика со смазкой. Потом — почувствовал то, что не чувствовал почти никогда: как холодное и скользкое коснулось ануса вместе с пальцами Разумовского. Волков моментально напрягся, вскидываясь на локтях. — Так мы не договаривались, — мотнул он головой. — Иди лучше ко мне. — Я только руками, — заверил Серый, неотрывно глядя на Олега, даже не моргая. Давно так договорились: порой по одному только взгляду можно было понять, кто перед тобой, Серый или Птица. — Тебе приятно будет, а не будет — перестану. Олег всё так же полулежал на локтях, весь как натянутая струна. Не все внутренние барьеры легко перешагнуть, да и Серого раньше всё вполне устраивало. И чего только на него нашло... Впрочем, Олег уже оставил попытки понять, что творится в этой рыжей и иногда такой бедовой голове. — Олег, ты мне доверяешь? — Да. Что он ещё мог сказать? Да и чёрт с ним. Главное будет вовремя остановить. Он рухнул обратно на спину, стараясь максимально расслабиться. С измазанными смазкой пальцами у очка это было максимально трудно, но Волков честно пытался. Да и по правде сказать, какая-то часть его сознания всегда знала, что однажды до этого дойдёт. Каждый раз Разумовский находил брешь в обороне его… Чего? Гетеросексуальности? Смешно, конечно, учитывая, что целоваться они с ним начали ещё в детдоме. Мачизма? Хрень какая, Олег никогда своей маскулинностью не бравировал, да и не мог в любом случае палец в жопе сулить ей угрозой. Нормальности? Тоже бред: это в детстве казалось, что мир делится на нормальных и ненормальных. Сам же Серёжа одним своим существованием эту концепцию из его головы со временем вытеснил: на «нормального» он, ну, не тянул, но посмей его кто назвать ненормальным — от Волкова же и огребал. Да и себя, чем старше становился, всё труднее было задвигать в тесные рамки нормы. Особенно когда тебе с подростковых лет нравится сосаться с нервным рыжим парнем-задротом. Ничего. Ничего, сейчас наиграется, и Олег скажет: «Хватит». Разумовский не дурной, у них всегда всё по обоюдному согласию. Серёжа тем временем легонько хлопнул по бёдрам, как обычно делал сам Олег, намекая на то, чтобы тот раздвинул ноги шире. Кончики ушей Волкова вспыхнули, но колени он развёл. Кажется, пора было вспоминать стоп-слово. Волков решил, что мысленно досчитает до десяти и попросит прекратить эту бестолковую возню. Успел досчитать до трёх — в какой-то момент действо вдруг и правда стало приятным. Олег не удержался и хрипло охнул. — Нравится? — как-то таинственно промурчал Серый и облизнулся. — Ты это, — воздуха в лёгких вдруг не хватило на фразу, — не останавливайся. Он там будто что-то массажировал внутри. И почему-то именно от этого становилось хорошо... Так нестерпимо хорошо, что это длилось ещё пару мгновений после того, как пальцы Серый уже вытащил. Олег даже пожалел, что всё закончилось, к великому своему удивлению. И обрадовался, когда тот снова коснулся ануса, но обрадовался ненадолго — быстро, очень быстро осознал, что это был уже не палец. — Ты сказал, что только руками! — Волков широко распахнул глаза. Серый улыбался одними губами — припухшими, потемневшими от усердия. — Да ну? — давление не прекращалось, и рука Разумовского неожиданно жёстко легла на плечо, прижав к кровати. — Он правда так сказал? — Так, стоять, — запротестовал Волков, и вторая рука метнулась к шее, надавливая больно, но не совсем удушающе. — Я не он, — напомнил Птица, — будешь дёргаться — сделаю больно. Не беси, пока я добрый, а? — Какого хрена? — прохрипел Олег, на всякий случай не двигаясь, но всем видом демонстрируя, что такое положение его не устраивает. Мысленно он уже просчитывал варианты, в которых Серого можно сбросить с себя, не покалечив. На такие эксперименты он точно не подписывался. Тем более с Птицей. А этот хищный взгляд и тон перепутать было сложно. Как только успел пропустить это превращение, в какой момент оно произошло… — Ну что ты как целка, — оскалился Птица и двинул бёдрами, выудив из Олега неожиданное для него «ах». — Ой, точно. Не «как». Не встретив сопротивления, шею он отпустил и вцепился теперь уже в ноги. Вторую руку широко, щедро облизал и принялся ему надрачивать. Волков стиснул зубы, еле сдерживая стон, и почему-то не отпихивая Серого, хотя мог. Лишь дёрнулся назад, пытаясь сделать так, чтобы член выскользнул. — Освоился, раз уже елозишь? — снова показал зубы Птица. — Нахера я тогда церемонюсь? Он задвигал бёдрами быстрее — на короткий миг стало больно, но почти сразу отпустило — и изощрённее, каждый раз проходясь членом по тому месту, куда до этого надавливал пальцами. Осознание, что у него были все шансы вывернуться и обезвредить Птицу, стыдливо пряталось всё глубже. Оставалось надеяться, что Серый не успел натыкать камер в новой квартире. — Прекрати, — голос прозвучал уже не грозно, а просто сдавленно. — Нет, — расхохотался Птица. — Тебе же нравится, волчонок. Расслабься и получай удовольствие. Птица выглядел абсолютно счастливым. Даже жутко было видеть его жёлтый взгляд в сочетании с таким блаженным выражением родного лица. Было в этом что-то неправильное. — Ну что? Остановиться мне? — он и в самом деле замер после очередной фрикции. Звук, который издал Волков, одновременно был похож на рычание и недовольный стон. Вместо ответа он вскинулся на одном локте, ухватил Птицу за волосы и одним движением намотал на кулак, чтобы грубо притянуть к себе. — А что, устал? Птица хмыкнул, наклонился ближе, прижался лбом ко лбу вплотную, заглядывая в глаза. — Ты ж мой хороший. Сейчас ещё лучше будет, давай только без фокусов, ладно? Со смачным звуком он вытащил член и толкнул Волкова в бедро. — Перевернись. Олег сделал вид, что разворачивается на живот, но в последний момент попытался рвануться в сторону... и был молниеносно пригвождён к кровати Птицей. Казалось, что Серый прибавил в весе, потому что скинуть его с себя у Волкова не вышло. — Я же сказал — без фокусов, сучонок. Птица впился когтями в спину до крови, оставляя четыре ярких полосы, и вошел до основания. Стон Волкова оказался неожиданностью для него самого в первую очередь. Он прогнулся в пояснице, подставляясь, почти рефлекторно. — Да? Нравится тебе? Нра-авится, ещё как, — чудом успевал выдыхать Птица, трахая ритмично, глубоко, как надо. — Так, как ты сам нас берёшь. Руки сместились на талию, и он с усилием подтягивал мощное тело навстречу каждому каждому движению. Потом обвил руками, прижался ближе, задвигал бёдрами чаще. — Нравится мне отдаваться? — хрипло зашептал в шею, прикусил. — Нравится отпускать контроль? Проглоченное «да» и упрямое «нет» где-то на выдохе стона. Зубы в отместку впились в загривок. — Врать нехорошо. Вместо ответа Волков уткнулся лбом в подушку. Положи сейчас руку на член — можно кончить моментально. Но что-то внутри хотело, чтобы это сладкое марево смешанного с болью удовольствия продолжалось. — Хорошо же, когда пожёстче? Влажные хлопки, одобрительное мычание. Птичий хриплый смех рассыпался на стоны. — Хочешь, я буду приходить чаще? Пальцы залезли во влажный рот — Олег их прикусил и получил оплеуху. — Кончай давай, волчонок, — почти ласково, в ажиотаже выдал Птица. И Волков, наконец, сдался.

***

Он был очень рад, что нашёл в себе силы встать с кровати и дойти до душа. Серый-то с блаженным выражением лица вырубился моментально и, скорее всего, собирался проспать полдня. Олег ему завидовал. Он проворочался почти до рассвета — мучимый дурацким ощущением, словно он изменил Разумовскому. Пусть чисто технически это и было невозможно. Положа руку на сердце, с Птицей он точно бы мог хоть как-то, но справиться. Но тогда почему-то хотелось думать, что нет. Не было у него никакого выбора, кроме как подмахивать задницей и несдержанно стонать... От неожиданного прикосновения Олег вздрогнул. Это был Серый — уже посвежевший, одетый. Значит, Волков всё-таки задремал. — Кофе будешь? — участливо поинтересовался он. Олег угукнул, спрятал лицо в голую подушку: вчера было уже не до наволочки. Тело было тяжёлым, ещё более тяжёлой казалась голова — будто он на Думской провёл всю ночь. Вернулся Серый быстро — кофе явно был сварен загодя. Олег прикрыл глаза, вслушиваясь в происходящее. Шурх, скри-ип — вот он присел на корточки рядом с кроватью; тихий стук — поставил чашку на тумбочку. А потом — запустил руки Олегу в волосы. От этого прикосновения в груди разлилась щемящая нежность напополам с горечью. Мысли натурально сталкивались друг с дружкой, путались, гудели. Признаться? Не признаваться? Психанёт? Рассмеётся? Решит повторить? И самое главное: какого хрена это было так хорошо? — Какой-то ты убитый, — заметил Разумовский. — М-гм, — неопределённо протянул Олег, приоткрыв один глаз. От Серого у него никогда не получалось скрыть ни единой эмоции. Но сейчас тот не всматривался в его лицо с привычной дотошностью: вообще смотрел не на него, а в сторону. — Мне такой сон снился... Олег тихо сглотнул. И снова прокрутил в голове вчерашнее: как Птица, отдохнув немного, снова набрал темп. «А знаешь, что самое сладкое во всём этом?» Как Волков стонал, чувствуя, как оргазм уже накатывает — мощный, странный, какой-то непривычный. Как дрожал голос у Птицы, взбудоражено шипящего, не дождавшегося ответа: «Ты такой… Только для меня. Серёжа… Не вспомнит!» Как он лежал и думал после: раз так, то не хочу, чтобы ты об этом узнал, Серый. Никогда. — Какой сон? — хрипло поинтересовался Олег, зная, что не стоит затягивать паузу в таких случаях. Да нет, глупости. Узнает ведь всё равно. Увидит расцарапанную спину и вспомнит. Не может же не вспомнить? Сердце бешено колотилось, и Волков лихорадочно вспоминал редкие приходы Птицы раньше. — Тебе бы не понравилось, — мечтательно протянул Серый, щекоча пальцами его живот. Осознание пришло, будто подушкой по голове огрели: может и не вспомнить. Если не уточнять, не разбираться, не заставить вспоминать… — Тогда не хочу знать, — выдавил из себя Олег, мысленно скрестив пальцы. Реакция была именно такой, на какую он рассчитывал: Серый резко переменился в лице. Видеть это было необязательно — даже воздух в комнате будто бы разом стал спёртым. — Ну, не очень-то и хотелось рассказывать? — будто сам у себя спросил Разумовский, быстро поднялся на ноги и скрылся у себя в кабинете. «Это для твоего же блага, Серый», — думал Олег и сгорал со стыда, слушая его раздражённые шаги. На самом деле — скорее, для очистки своей совести. Для того, чтобы не тратить силы на сложный разговор. Чем разговаривать о таком, проще марафон пробежать. В пустыне. Без воды. Нет, три марафона. Чем говорить о таком, проще удавиться. Кофе стыл на тумбочке. Из соседнего кабинета доносились обиженные, нарочито громкие щелчки клавиш макбука. Олег морщился: с каждым этим «тык-тык-тык» через них в голову вколачивались невидимые колья. Он растирал виски и обещал себе, что обязательно расскажет. Но — как-нибудь потом.