А бога здесь нет

      Пересказывая эту историю уже, наверное, в пятнадцатый или двадцатый раз, Джейсон и сам начал сомневаться в её правдивости. Снова и снова он монотонно будто заученное стихотворение рассказывал о высадке, о КП, об убитых гражданских, древнем храме, крылатых тварях и подземном ядовитом царстве. Сменяющимся лицам из ЦРУ, ФБР, АНБ и других чёрт пойми каких подразделений было интересно почему-то абсолютно всё, что не относилось непосредственно к угрозе человеческой цивилизации: сколько их спустилось, какие отношения между членами группы, вступали ли в конфликты, какой бумагой подтирали зад во время поездки. Поездки. Будто на Канары, блять, смотались.       Колчек честно отвечал на всё — ни к чему лгать о своей неприязни полковнику с волевым подбородком, о его хуевом с самого начала плане, о погибших жуткой смертью товарищах и назойливых иракцах в лице капитана Дара и его верного лейтенанта.       Не рассказывал он лишь об одном. Джейсон хранил воспоминания, тщательно скрывая их ото всех. Нянчился будто со стыдливой покупкой из секс-шопа, которую и другим не покажешь и самому в руки взять совестно.       Джейсон не думал, что его отпустят. Что отпустят их всех насколько он понял, потому что любые контакты выживших между собой были запрещены. Он вернулся в штаты и ступил на родную землю, уже не чая оказаться на ней спустя год отсутствия. Как и не чаяла его мать, которую он тут же навестил. За эти месяцы ей стало хуже — если год назад лицо Джейсона с трудом, но ей было знакомым, то сейчас она считала, что к ней пришёл абсолютный незнакомец и обращала на него ровно столько же внимания, сколько уделяют горшку с растением в очереди к врачу.       Наперевес с дорожной сумкой и пыльными сапогами он вернулся во времени назад. В свою старую жизнь, умещающуюся в крохотной однушке на краю города, где в холодильнике всегда пусто, на полу валяется мусор, а стены украшают выгоревшие плакаты пин-ап.       Бросив сумку, Джейсон, не переодеваясь, сразу направился на кухню. Глаза резанул тусклый мигающий свет внутренностей холодильника. Полупустая бутылка пива, кусок сыра, погрызенная колбаса и давно заплесневелый хлеб вместо скудных, но горячих пайков.       Что ни говори, но он не думал, что сможет привыкнуть к жизни на гражданке после нескольких лет суровых будней, тренировок, ранних подъёмов, режима и дисциплины под дулом автомата или в прицеле врага. Джейсон не знал, куда себя девать.       Он исправно посещал групповые занятия для бывших участников военных действий. Оглядывая группу, он думал, что ему ещё повезло. Несмотря на то что из-за Эрика, мать его, Кинга и его выблядского «Целуса» им удалось пережить то, что он предпочёл бы забыть, ему в награду кроме пары царапин не осталось ни физических, ни душевных в общем-то увечий. Один за другим бывшие военные дрожащими голосами рассказывали, как на их глазах расстреливали товарищей, как они подрывались на минах, как неправильно устанавливали растяжки, которые потом отрывали руки и ноги. И когда наступало время говорить, Джейсон не знал, что ему поведать. И дело было не в подписанном о неразглашении документе, а в том, что он не мог просто рассказать то, что засело у него в голове занозой и впилось в мозг похлеще когтей крылатых вампиров.       Ему было едва за 30, а Колчек ощущал себя ветераном как минимум трёх войн.       «Это нормально, — говорил полноватый военный психотерапевт на индивидуальных сеансах, когда Джейсон делился своими мыслями, — те кто видели войну и то, что пережили лично вы, — тут он двусмысленно приподнимал широкие брови из-под дужек очков (врач был в курсе некоторых подробностей дела Колчека), — проходят подобное. Неприятие мирной жизни, кошмары, желание вернуться в зону боевых действий — со временем пройдёт».       Он устроился на работу. Может разнорабочий на складе не самое прибыльное занятие, но по крайней мере он был занят. А когда Джейсона нагрузили ещё обязанностями заведующего, он только обрадовался не столько повышенной зарплате (как раз хватало на стиралку за углом дважды в месяц), сколько возможности не думать о своём тщательно оберегаемом товаре из секс-шопа.       По вечерам устроившись на продавленном диване с банкой нагретого за день пива, Колчек тупо переключал государственные каналы в попытках зацепиться за что-то.       Жизнь на гражданке — дерьмо под красивой упаковкой.       В тот день Джейсон закрывал склад за полночь. Он не особо торопился домой, где его ждала давящая тишина, всё ещё непочиненный холодильник и незаправленная постель.       Он нажал на кнопку, чтобы закрыть ворота и собрался выйти на улицу, когда в проёме появилась фигура.       — Ты Джейсон Колчек?       Странный акцент, отметил он про себя.       — Что нужно?       Многолетняя выдержка дала осечку, и он едва вздрогнул, когда рука фигуры влетела вверх и в него уставилось дуло пистолета. Незнакомец шагнул вперёд и теперь, при тусклом свете потолочной ламы, Колчек рассмотрел его. Невысокий парень. Совсем ещё сопляк.       — Если решил грабануть на дозу, можешь хоть обыскаться, у меня нихера нет.       — Мне не нужны твои грязные деньги, бдан. Я пришёл отомстить за смерть отца.       «Бдан? Что-то новенькое». Колчек примирительно поднял руки вверх, пригнул голову, демонстрируя безоружность. Террорист с поясом шахида или пацан с трясущимися руками — они схожи в своей непредсказуемости.       — Парень, давай поговорим. Ты же видишь, у меня нет оружия. Всё нормально.       Навряд ли незнакомец хорошо видел его — Джейсон по случайности оказался в тени. Колчек принялся тянуть время, пока его рука медленно и незаметно опускалась.       — Заткнись, — пистолет в руках мелко затрясся. В голосе парня появились истеричные нотки. — Ты, все вы ответите за то, что сделали с отцом. Проклятые американцы.       Рука Джейсона замерла на уровне плеча. Он узнала этот акцент. Несомненно, ближний восток. Разглядеть лицо он не мог, нужно было заставить парня подойти ближе.       Колчек чуть выпрямился, и его уловка сработала — незнакомец тут же сделал шаг вперёд, полностью оказавшись в желтом кругу света.       — Зейн?       Короткий вопрос и тёмные глаза парня округлились.       — Откуда ты меня знаешь? — вскрикнул он. — Откуда знаешь, отвечай!       — Салим рассказывал о тебе. Вы с ним довольно-таки похожи.       — Не смей произносить имя отца, убийца.       Джейсон опустил руку ниже.       — Не знаю, откуда у тебя такая информация, но никто из моей команды его и пальцем не тронул.       — Врёшь!       Быстрым движением, Джейсон вытащил из-за пояса пистолет и наставил его в ответ.       — Бросай оружие, парень, — приказал он, держа Зейна под прицелом. — Ты не снял предохранитель.       Джейсон многозначительно постучал по рычажку.       На лице парня промелькнуло недоумение, которое быстро сменилось раздражением. Если он и вправду сын Салима, то ему должно хватить ума оценить расстановку сил.        — Спокойно, Зейн, — Джейсон шагнул навстречу. — У меня нет намерений причинять тебе вреда. Видишь, — он расставил руки в стороны, готовый, тем не менее, в случае чего тут же выстрелить. — Брось пистолет, я же вижу, ты держишь его в первый раз в своей жизни.       Кусая губу, парень исподлобья смотрел на Колчека и, пробубнив что-то под нос, протянул ему оружие.       — Вообще-то третий.       Осторожно Джейсон подошёл ближе, и только когда пистолет Зейна оказался у него в руках, расслабился.       — Что, вызовешь копов?       Колчек со знанием дела осмотрел оружие.       — Где ты его достал? — вместо ответа спросил он, пряча оба ствола за пояс.       — В Америке купить оружие проще чем тростниковый сахар, — презрительно произнёс Зейн.       Колчек сложил руки на груди.       — Ладно, парень, раз ты проделал ради меня весь этот путь, не уходить же с пустыми руками. Пойдем, — махнув, он пошёл вглубь склада, — поговорим, как я и предлагал.       Они молча прошли в заваленный всяким хламом кабинет Джейсона. Зейн осмотревшись аккуратно сел на низкий видавший виды диван. Почесав голову, Колчек достал из крошечного холодильника две бутылки пива. Он протянул одну Зейну, но замер, когда тот взял бутылку.       — Тебе ведь есть 21?       Парень покачал головой.       — Ну и насрать.       Колчек отпустил бутылку и уселся на стул спинкой вперёд.       Кабинет погрузился в тишину. Джейсон скорее делал вид что пьёт, поглядывая на Зейна. Тот жадно присосался к горлышку так, будто пришёл только из пустыни, где несколько дней бродил без воды. За внешним фасадом бахвальства парень явно наложил в штаны пока держал Джейсона на мушке, намереваясь выбить из него мозги, что было сомнительно, учитывая, что обращаться с оружием он не умел. Впрочем, даже случайная пуля, выпущенная неумелыми руками, могла стать роковой.       — Так значит, ты живешь в Америке? — начал неторопливо Колчек издалека.       Зейн покачал головой.       — Англия. Я учусь там. Приехал сюда, чтобы найти вас.       Настало время задать самый неудобный вопрос, от которого у Джейсона скручивало всё нутро.       Он покрутил в руках мокрую от конденсата бутылку.       — Ты назвал меня убийцей. Салим мёртв?       К его облегчению парень покачал головой во второй раз.       — Я не знаю. Отец так и не вернулся назад. Никаких следов.       Колчек кивнул.       — Откуда у тебя информация о нас? Всё засекречено.        Зейн коротко усмехнулся и отпил.       — Один из друзей немного шарит в компах. Покопался в вашей базе. Выудил пару адресов.       Ясно. Система безопасности США такая же надёжная как ультрафиолетовая херовина полковника.       — А как ты вообще узнал о нас? Салим рассказал?       Чуть поколебавшись, Зейн достал из кармана телефон и затем передал его Джейсону. Фотография иракской газеты — эти каракули Колчек теперь узнает из тысячи. Их группа во главе с полковником выходит из вертолёта. Качество такое себе — сразу видно, аппаратура для съёмок не самая навороченная, но лица при желании некоторые разглядеть можно.       Какой-то ушлый фотограф сделал снимок, который затем оказался в местной газетёнке.       Джейсон тут же узнал, где это было. Они только прибыли на место, якобы химоружия Хусейна. Если бы только они знали, чем развернётся охуенно разработанная операция, даже не сели бы в вертолёт в тот день. Нет, даже не ступили бы на землю Ирака.       — Жаль тебя разочаровывать, но, похоже, ты действительно прибыл сюда напрасно, — произнёс Джейсон протягивая парню назад телефон. — Как я уже сказал, никто из этих ребят не тронул Салима.       — Почему ты называешь его по имени?       Колчек пожал плечами:        — Он сам мне его сказал.       Повисло молчание. Зейн хоть и был скептически настроен, но всё-таки виновато посмотрел в глаза Джейсону.       — Прости. Я просто не знал, что мне делать. — он смущённо потёр шею. — От отца нет вестей с тех пор как вы отбыли.       — Это не похоже на него, — сказал Джейсон. — Он так хотел тебя увидеть. Постоянно говорил о том, как хочет вернуться.       — Правда?       Колчек серьёзно кивнул.       — Он выбрался из того ада, в который мы попали только ради тебя и понятия не имею, что могло произойти, чтобы он не дал о себе знать.       — Было несколько звонков. Может раза два кто-то звонил к нам домой, но, когда я поднимал трубку, там были лишь помехи.       Что ж, если это действительно был Салим, видимо, спецслужбы до сих пор висели у него на хвосте.       — Мне жаль, что так вышло, правда.       Фраза будто из дешевого американского боевика.       Зейн понимающе кивнул. Поверил. Припёрся в чужую страну, чтобы выбить из предполагаемого убийцы мозги и в итоге поверил ему на слово. Точно сын своего отца. Если не будет воровать и кидаться с пистолетом может даже доживёт до преклонных лет.       — Слушай, ты оставайся здесь на ночь, — Джейсон поднялся на ноги разминая затёкшие конечности. — Тут конечно не номер люкс, но есть радиатор. Не замёрзнешь. Домой к себе, прости, точно не могу пригласить — за нами до сих пор слежка.        — Понимаю. Всё нормально, спасибо, что не вызвал копов. И про отца рассказал.       — Да что там, — Джейсон почувствовал, как краснеют щёки и постарался занять себя пока доставал относительно чистое постельное белье. — Вот что я тебе скажу, парень. Возвращайся в свою Англию и выбрось из головы дурь. Старайся там, учись, чтобы папаня, когда явится, гордился тобой.       — Ещё раз прости, что так вышло. Что наставил на тебя оружие. Не знаю, что на меня нашло.       «Отчаянье», — тут же вспыхнуло в голове Колчека. Слова Зейна отдались в ушах собственным надрывным голосом.       Он положил руку на худое плечо парня и сжал его.       — Мы все совершаем ошибки. И не кори себя. Я бы на твоём месте поступил точно так же.       — Ты говоришь прямо как он, — впервые за вечер искренне улыбнулся Зейн.       Джейсон предупредил парня о том, что с утра не его смена и тому бы лучше заранее убраться подальше от склада, предварительно закрыв дверь и потушив лампы. То, что ему никто затем не трезвонил, указывало, что Зейн сделал всё, как он сказал.       Неожиданный визит сына Салима поднял целый пласт воспоминаний, о которых Джейсон предпочитал не вспоминать ещё полгода. Придя домой, он только почистил зубы и, не переодеваясь, рухнул в постель. Сон не шёл. Перед глазами стояли события минувших месяцев, когда они остались один на один с древними, ненасытными и жестокими существами. Как бы Джейсон хотел забыть, вырезать из памяти те сутки, чтобы никогда не переживать их, не просыпаться по ночам от кошмаров и одёргивать себя от мысли достать дозу.       Чёрт, он столько пережил не для того, чтобы возвращаться в тот пиздец.       Ему пришлось признаться, что прятаться за «нормальной» жизнью — это жалкая попытка сделать вид, будто ничего не было. Что не было Ирака, не было храма, не было вампиров, не было Салима.       Особенно Салима.       Джейсон долго ворочался, отгоняя от себя воспоминания, которые назойливо словно мухи роились в голове, отказываясь отпускать его. А может, он и сам этого не хотел, предпочитая снова и снова переживать произошедшее, в надежде так получить искупление.       И Джейсон был бы рад сказать, что всё дело в убитом Мёрвине, что ему снится напавшее демоническое существо, принявшее вид Джоуи. Да морда этих крылатых, блять, тварей была бы лучшим оправданием. Он мог бы часами рассказывать, лёжа в кресле психолога о том, как ему хуёво, что гибель товарищей настолько пошатнула психику, что он едва может налить себе кофе и не облиться из-за дрожащих рук.       Но правда в том, что всё было гораздо хуже.       Сейчас спустя время Джейсон думал, можно ли было этого избежать? Что тогда на них нашло? Вдохнули этой зелёной дряни, которая повсюду летала или просто разум не справился с нагрузкой? Ведь к тому, что их ожидало не учат ни в одном военном подразделении ни одной страны мира. Ответы он, наверное, никогда уже не узнает. Он хотел бы спросить самого Салима. Тот всегда был башковитым малым, наверняка нашёл бы слова для того, чтобы снять с Джейсона пласт вины, который мёртвым грузом тянул его на дно каждый раз с наступлением рассвета. Но Колчек сильно сомневался, что их пути пересекутся ещё раз.       В ту ночь он снова оказался в Ираке. Снова переживал трагедию на КП. Снова падал в рот каменного изваяния. Снова и снова видел перед собой гибель своих товарищей, широкую спину, мокрый затылок, ловил хриплое дыхание, не понимая, кому из них двоих оно принадлежит. В ухе среди помех не прекращал раздаваться голос Эрика: «Колчек. Лейтенант. С вами всё в порядке? Вы где, Колчек?»       — Колчек, вы с нами?       Его вырвал из воспоминаний настойчивый голос куратора группы поддержки. Только сейчас Джейсон понял, он выпал настолько сильно, что вся группа недоуменно уставилась на него.       Психотерапевт ободряюще-фальшиво улыбнулась ему.       — Вы хотите нам что-то рассказать, Джейсон? Не бойтесь. Вас поймут.       Они сидели в «кругу доверия» друг напротив друга словно в клубе анонимных алкоголиков. Хуевое место. Раньше их ходило человек пятнадцать, сейчас осталось восемь. Пятерых забрали родственники. А двоим стало лучше. Настолько, что одного нашли в петле, второго — в запертом гараже с работающим двигателем.       Никто, разумеется, об этом не распространялся. Делали вид, что не каждый способен вынести тяжкий путь к душевному выздоровлению. Джейсон и сам не знал, что его отделяет от обитой войлоком комнаты.       — Нет, пожалуй, воздержусь.        — Вы так редко делитесь с нами переживаниями. Джейсон, станет лучше, когда расскажите о том, что вас мучает.       — Я ещё не готов, — стоял он на своём.        Врач понимающе кивнула.       — Бездействие ни к чему не приведёт. Каждый в этой комнате, — она обвела рукой помещение — просторная белая комната, напоминавшая психиатричку с яркими лампами, из-за которых, казалось, вытекут глаза, стоит запрокинуть голову, — переживает то же, что и вы.       «Сильно сомневаюсь».       В любой другой день он напомнил бы этой светловолосой стерве о том, что он гражданин, мать его, соединённых штатов и конституция предоставляет ему право послать её нахуй и выйти отсюда, не отвечая ни на какие вопросы, потому что эта сука нарушает его права и вторгается в личную жизнь.       Но появление Зейна разбередило старые воспоминания и раны, которые нужно было срочно чем-то прикрыть, пока он не истёк кровью до смерти.       Поэтому спустя несколько секунд Джейсон заговорил.

***

      Они оказываются оторванными от группы. Если конечно кто-то вообще кроме них остался ещё в живых в этом аду. После покаяния у входа космический корабля — по-другому назвать этот огромный комплекс язык не поворачивается — они долго идут по покрытому зелёной дрянью полу. Острый запах формальдегида, по утверждению Салима, наждачкой трёт горло.       Джейсону кажется, что прошло несколько дней, хотя они оказались под землёй не больше 12 часов назад. Они с Салимом редко разговаривают. Идут, сами не зная куда. Несмотря на вдохновляющие речи, Джейсон чувствует, что в глубине души они оба смирились с тем, что больше никогда не выйдут на поверхность и Колчек видит краем глаза по лицу Османа, что тот, в принципе, принял свою участь. Им удалось забраться туда, где не ступала нога человека уже более 60 лет и судя по тому, что их лифт остался внизу — наверх археологи так никогда и не выбрались.       Они, не договариваясь, присаживаются у какой-то то ли стены, то ли металлической конструкции. Бесцельное брожение утомляло, а постоянное напряжение выматывало.       Джейсон пока плохо представляет себе, что они вдвоём могут сделать против армии вампиров, если здесь реально их гнездо. В распоряжении спасителей человечества автомат, три сменных магазина, два доисторических динамита и ржавая арматура которая, казалось, сроднилась с Салимом — вот и весь боевой комплект.       Он даже смеётся, настолько безумной теперь кажется его решимость спуститься сюда и положить конец этому кошмару. Салима привлекает его смех.       — Хорошо, что ты ещё не растерял расположение духа, — произносит он с акцентом, который уже не бесит Колчека по прошествии нескольких часов. — Это поможет нам выжить.        — Ты и правда веришь, что у нас есть выход назад?       Салим, глядя куда-то себе между ног, пожимает плечами.       — Но ведь лифт ещё работает.       Они сидят молча какое-то время. Здесь нет абсолютной тишины, которая закладывает уши до такой степени, что слышно, как кровь стучит по венам. Постоянно что-то щелкает, скрипит, стонет, свистит. Древний космический корабль и его обитатели постоянно находятся в движении. Сам воздух живёт своей жизнью.       Куда они идут? Зачем? Что будут делать? Джейсон уже не понимает.       — О чём будешь жалеть? — спрашивает он вдруг без особого интереса. Просто нужно разрядить обстановку. Переключиться на что-то.       Салим отвечает практически сразу, будто уже размышлял на эту тему.       — Что подвёл сына. Не увижу его будущего, и меня не будет рядом в трудную минуту.       — У тебя всё связно с ним, да?       Салим серьёзно смотрит на Джейсона.        — Зейн — главная гордость моей жизни. Я много чего хотел бы ещё, но он на первом месте.       Колчек кивает. Он слабо представляет, что такое дети, и насколько нужно к кому-то быть привязанным, чтобы даже в такой ситуации думать не про свой зад.       — Ну а ты, — возвращает вопрос Салим спустя несколько секунд.        Джейсон ложится на удивительно тёплый пол, сложив руки за головой.       — То, что не потрахаюсь перед смертью.       Произносит и сразу жалеет. Салим не похож на человека, который понимает грубые, сальные шутки. В его присутствии даже материться немного совестно, будто Джейсон оскорблял Иисуса, чёрт бы его побрал.       — Можно исправить. Если хочешь, помогу.       Джейсон вскакивает на ноги. В руки сам собой прыгает автомат.        — Что ты сейчас сказал? — угрожающе начинает он, нависая над всё еще сидящим Салимом. — Помочь? Спятил? Как тебе вообще это в голову пришло?       Его приводит в ярость не только сама мысль об этом, но больше выводит из себя спокойное лицо Османа.       — Нам отсюда не выбраться, Джейсон. Какая разница…       — Какая разница? Какая нахуй разница? — взрывается Колчек, не контролируя свой голос. — Блять, я не пидорас, чтобы… чтобы… — он запинается, — чтобы заниматься чем-то с мужиком. Если бы я знал, что ты из тех, я бы…       — Убил меня ещё в пещерах?       Салим поднимается.       — Слушай, не злись. Я просто предложил, ладно? И я, как ты выразился, не пидорас.       Джейсон ошалело смотрит на Салима. Он всё ещё не может поверить в реальность происходящего диалога. Он толкает Османа в грудь. Выходит слабо. Тот лишь делает шаг назад.       — Да что с тобой не так? Разве твоя религия не запрещает заниматься этим с мужчинами?       Выражение Салима в одно мгновение меняется. Становится непривычно равнодушным, отстранённым.       — Но здесь никого нет. Разве ты не чувствуешь...       Удушливый запах подтаявшего воска. Монотонным бубнёж десятка голосов. Палец матери с красным маникюром указывает на большое распятие. Такое же висит над кроватью Джейсона.       — Смотри, это сын божий. Он взял на себя грехи всех людей. Бог всё видит. От него ничего не скроется, даже самая маленькая непотребная мысль.       — ... бога здесь нет.       Колчек замирает. Злость и ярость прекращают бурлить. Он не знает, что его так поразило, глаза Салима, или его слова. Даже воздух вдруг, казалось, похолодел вокруг.       Осман проходит мимо. Джейсон так и остаётся на месте. Спустя насколько мгновений он отмирает и следует за Османом. До побелевших костяшек он сжимает автомат, будто тот мог его спасти от того, что происходит в голове.       Голос Османа раздаётся словно заезженная пластинка. Джейсон намерено прокручивает её. Цепляется, потому что боится себе признаться, что чем больше повторяет, тем меньше она кажется ему омерзительной.       И это пугает больше чертовых вампиров и химоружия.       — Ладно, — бурчит он под нос так тихо, что, иди они чуть подальше друг от друга, Салим вряд ли его расслышал.       Осман останавливается. И Джейсон едва не влетает ему в спину.       — О чём ты? — непонимающе смотрит он.       Колчек мнётся. Он никак не может подобрать слова.       — Ну это. Давай сделаем.       — Ты всё это время думал про это?       — Ну конечно блять, мне не каждый день такое предлагают!       Его здесь нет.       Они сидят в небольшом тупике из возвышающихся плит, куда даже при желании не достать. Джейсон прислонил к стене автомат, снял жилет. Осман временно расстался со своим ломом.       — Орел — я, решка — ты.       Джейсон демонстрирует потёртый четвертак. Крутит его между пальцев.       Монета на секунду оказывается в воздухе.       Колчек ловко ловит ее, переворачивает и накрывает ладонью. Слушает как громко стучит сердце в ушах.       Джейсон убирает руку.        Салим вздыхает:       — Мне никогда не везло в азартные игры.       Колчек смотрит на профиль Вашингтона и не может понять, стоит ли радоваться выпавшей не его долю ведущей роли или нет.       Он в принципе на дух не переносит всё, что связано с гомосексуализмом. Родной Техас — оплот традиций и староамериканской культуры, что в его семье ценили в квадрате. Отец — бывший военный до мозга костей с детства вдалбливал в голову Джейсону, что пидорасы это те, кто бегает по зелёной траве, мажет мимо ворот и живут припеваючи за счёт налогоплательщиков.       Но они одни.       — Я не пидорас, — поизносит Колчек в никуда.       — Я тоже.       Салим поднимается. Когда он касается ремня, Джейсон поворачивает голову в сторону так резко, что хрустят позвонки. Он краем глаза видит, как грязные, покрытые кровью и копотью руки Османа расстёгивают пояс, ширинку. Когда штаны начинают опускаться, он закрывает глаза. Слышится шорох одежды.        — Я готов.       Он всё ещё отказывается смотреть в сторону Салима, хотя чувствует его взгляд на себе.       Джейсон тоже встаёт. Он не спускает глаз с пола и своих ботинок. Немного поколебавшись, словно для них ещё есть шанс вернуться к точке невозврата, опускает руку вниз, расстёгивает ремень, достаёт член. Разумеется, совершенно вялый. Провести пару раз по стволу недостаточно. Джейсон громко сопит, когда попытки привести орган в рабочее состояние проваливаются. Только кожу натёр до красноты.        — Блять, может ты отвернёшься?       Осман молчит, наблюдая за его потугами и от этого становится только хуже. От стыда хотелось, чтобы тут появилась парочка вампиров и быстро разорвала его на куски.        — Хочешь, я помогу? — предлагает Салим учтиво.        И делает это так ненавязчиво и вовремя, что Джейсон соглашается.        — Не волнуйся. Если будет неприятно, скажи, — произносит Осман, глядя ему в глаза.        Джейсон молча кивает.        Рука у Салима большая и тёплая. Мозолистая.        — Только, — предупреждает Джейсон, — не смотри туда, ладно?        — Без проблем.        Так они и остаются стоять. Салим неторопливо надрачивает Колчеку, внимательно, будто дантист, следя за его реакцией.        — Чёрт, — выдыхает Джейсон, когда чувствует, что член отзывается на ласки. — Какого хуя?        Рука Салима двигается в непривычном для него темпе, осторожно, даже нежно, опускаясь до основания ствола и поднимаясь вверх, очерчивая ногтем под головкой. Может это новая техника, а может потому что это делает Салим, а может ещё кучу оправданий мог придумать Джейсон только факт на лицо — у него встал.        Колчек прикусывает губу и стыдливо отворачивается.        — Это естественная реакция организма, — словно ребёнку объясняет Салим. — А что естественно, как вы там говорите, не может быть плохо.        — Закройся.        Если бы его отцом был Салим, а не тот пьющий папаша, что оставил их с матерью в самом трудном для Джейсона возрасте, то скорее всего за безоблачным детством Колчека-младшего ждал диплом с отличием местного колледжа, а там, кто знает, может Гарвард даже, а не регулярные драки сомнительные компании, проводы в полицию и запись в армию от безысходности.        — Достаточно, — морщится Колчек, мягко отстраняя от себя Салима, — я готов.       Салим отступает к стене и отворачивается. Он чуть расставляет ноги, кладет руки на поверхность стены будто на расстреле. Джейсон на ватных ногах подходит к нему. Проводит рукой по спине Османа. Ткань под пальцами мокрая, шершавая. От него пахнет потом, кровью и порохом.       Колчек думает, есть ли у них дорога назад. Шанс свести это в шутку, сделать вид, что ничего не было.       Если черта когда-то и была, они пересекли её, как только спустились сюда.       Джейсон берёт в руку член и вводит его в анус. Вернее, пытается это сделать.       — Блять, ты можешь расслабиться? — шипит он сквозь стиснутые зубы, преодолевая сопротивление. — Сука, почему так туго.       Салим не возмущается. Не роняет ни слова. Свой дискомфорт он выражает лишь быстрым дыханием и скрежетом ногтей о гладкие стены.       Джейсону кажется, проходит целая вечность, прежде чем член продвигается немного дальше головки. Ещё немного усилий, и он полностью вошёл.       — Ты как? — спрашивает Колчек.       — Терпимо, — отзывается Салим, немного ёрзая бедрами. — Можешь, наверное, продолжать.       Всё, разумеется, идёт очень плохо. Стенки ануса не расслабляются, что причиняет боль им обоим. Джейсон старается двигаться коротко, чтобы как можно быстрее эта пытка закончилась.       На нескольо минут их окутывает тишина, наполненная негромкими хлопками кожу о кожу и глубоким дыханием. Постепенно, оба начинают привыкать к ощущениям и движения Джейсона становятся более смелыми, размашистыми. Он даже не замечает, как Салим начинает двигаться навстречу, каждый раз отставляя зад. Пальцы Джейсона впиваются в бёдра Османа. Он прикрывает глаза и кладёт голову Салиму на плечо.       На миг он оказывается вне эти серо-зелёных давящих стен. Выше сотни футов. Там, где есть жизнь, тепло и солнце. Он готов спорить, что даже чувствует влажный запах Рио-Гранде, куда их с матерью возил отец в один из своих трезвых и самых счастливых для Джейсона дней.       И ему вдруг так отчаянно хочется оказаться там снова. Увидеть палящее солнце, голубое небо над Сан-Луис, улыбку матери и её платье в жёлтые цветы, которое она надевала только в особо праздничные дни.       Джейсон четко помнит, что видел его три раза за свою жизнь.       Он стискивает зубы, чувствуя разрядку. Не замечает, как в ухе сквозь помехи и шипение прорывался голос полковника:       «Кочлек, вы где? С вами всё в порядке? Колчек, ответьте».        «Я занят, блять. Трахаю лейтенанта вражеской армии».       И ему становится смешно от нелепости и абсурдности ситуации.       Джейсон дёргается в последний раз, болезненно кончая. Выходит слабо. Будто нехотя. И хорошо, что последний раз не стал самым лучшим в жизни. Такого позора он бы не пережил.       Колчек упирается подбородком в плечо Салиму и смотрит. Член Османа оставляет влажные следы на стене.       Не спрашивая, Джейсон тянется и уверенно сжимает его.       Салим громко втягивает носом воздух. Ругается на арабском. Он закусывает губу, чтобы не издать ни единого звука и смешно жмурится.       Ему нужно всего несколько движений, чтобы кончить. Сперма брызгает на стену. Ноги Салима подкашиваются, и, если бы не Джейсон, он наверняка бы упал.       Они стоят какое-то время не шевелясь. Слушают дыхание друг друга. В голове пусто, будто вместе с оргазмом оттуда вымыло мозги.       Нехотя Колчек выходит из Салима. Он отходит назад, упирается о стенку и спускается вниз на пол. Штаны остаются расстёгнутыми. Джейсон прикрывает лицо руками, смывая пот.       Зачем он это сделал? Зачем они это сделали?       Свидетелей его поступка здесь нет. Бога здесь нет.       Но от взора единственного судьи ничего не скрыть.        Когда этот судья — ты сам. Рука Салима опускается ему на плечо. На его лице ни намёка на осуждение.       — Всё нормально.       Джейсону не нужно спрашивать, откуда он знает. Салим всегда всё понимает, может даже лучше его самого.       — Прости, — едва слышно выдыхает Колчек. — Прости, прости меня.       Потом они встречают Ника и оставшихся товарищей, поджаривают гнёзда вампиров, едва выживают во время внезапного затмения.       Джейсон до сих пор думает о том моменте, когда мечтал вырваться наверх только для того, чтобы снова оказаться в Техасе. Перейти вброд Рио-Гранде, заехать на старом отцовском пикапе в Санта-Фе попить местного пива и закадрить юную начинающую актрису.       Но жизнь редко складывается так, как нам бы того хотелось.       Когда он замолчал, в комнате висела тишина.       — Спасибо, Колчек, что поделились с нами своей историей, — произнесла психолог, когда стало понятно, что рассказ завершён. — Это было весьма увлекательно. Мы рады, что вы наконец-то дали волю чувствам. Ведь ради этого мы здесь и собираемся.       Разумеется, он рассказал совершенно другую историю. Пресловутое КП и случайно застреленная девушка с сумкой, в которой оказались продукты. Вот что он поведал группе, которая слушала его в пол уха. Но Колчеку было плевать. Рассказывая о том случае, он переживал другой эпизод, но чувства, что он испытывал, были схожи. И он не знал, сможет ли когда-нибудь справиться с ними до того, как над ним закроется крышка гроба. Он говорил Нику, что если они были неправы, то им придётся жить с этим до конца дней. Тогда всё было иначе, не было времени на сопли и сожаления. Но здесь, на гражданке, в мирное время, Джейсон понял, что у него много свободного времени на самобичевание.       Поэтому, когда он услышал следующие слова женщины, то поднял голову и удивлённо посмотрел на неё.       — Вы должны научиться прощать себя, Джейсон. Люди совершают ошибки, это нормально. Самое главное, что вы осознаёте свои чувства. Примите их и простите себя, только так вы сможете жить дальше без сожалений.       И она улыбнусь. Мягко так. По-доброму. Настолько, что Джейсону стало совестно за свои мысли о ней ранее.       Салим вещал устами этой женщины.       Тогда он сказал Колчеку:        «Прости себя, Джейсон».       Выходя из здания, где проходили сессии он, пожалуй, впервые за долгое время вдохнул полной грудью. Может Джейсон не до конца смог смириться с тем, что произошло, но чувствовал теперь более осязаемо, что у него есть шанс.       Телефон завибрировал, оповещая об уведомлении. На экране высветилось сообщение от неизвестного номера.       «Спасибо. С.».       Да, определённо, у него есть шанс.